Электронные публикации

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНАГО И БОГОНОСНАГО ОТЦА НАШЕГО, ИГУМЕНА СЕРГИА ЧЮДОТВОРЦА. СПИСАНО БЫСТЬ ОТ ПРѢМУДРѢЙШАГО ЕПИФАНИА

ЖИТИЕ ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО, ИГУМЕНА СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА. НАПИСАНО ПРЕМУДРЕЙШИМ ЕПИФАНИЕМ

Слава Богу о всемь и всячьскых ради, о нихже всегда прославляется великое и трисвятое имя, еже и присно прославляемо есть! Слава Богу вышнему, иже въ Троици славимому, еже есть упование наше, свѣт и живот нашь, въ негоже вѣруем, вън же крестихомся, о немже живемь, и движемся, и есмы![1] Слава показавшему нам житие мужа свята и старца духовна! Вѣсть бо Господь славити славящая его и благословяти благословящая его, еже и присно прославляет своя угодникы, славящая его житиемъ чистым, и богоугодным, и добродѣтелным.

Слава Богу за все и за всяческие дела, за которые всегда прославляется великое и трисвятое имя, которое и вечно прославляемо! Слава Богу вышнему, в Троице славимому, который упование, свет и жизнь наша, в которого мы веруем, ради которого мы крестились, им мы живем, и движемся, и существуем! Слава показавшему нам жизнь мужа святого и старца духовного! Ведь Господь знает, как прославлять славящих его и благословлять благословляющих его, и он всегда прославляет своих угодников, славящих его жизнью чистой, и богоугодной, и добродетельной.

Благодарим Бога за премногу его благость, бывшую на нас, якоже рече апостолъ: «Благодать Богу о неизреченнѣм его дарѣ!»[2] Паче же нынѣ длъжны есмы благодарити Бога о всем, еже дарова намъ такова старца свята, глаголю же господина преподобнаго Сергиа, в земли нашей Русстѣй, и въ странѣ нашей полунощнѣй, въ дни наша, въ послѣдняя времена и лѣта. Гробъ его у нас и пред нами есть, к нему же вѣрою повсегда притекающе, велико утѣшение душам нашимъ приемлем и от сего зѣло пользуемся; да поистинѣ велико то есть намь от Бога дарование даровася.

Благодарим Бога за великую его благость, сошедшую на нас, как сказал апостол: «Благодарность Богу за неизреченный его дар!» Ныне же мы должны особенно благодарить Бога за то, что даровал он нам такого старца святого, — говорю о господине преподобном Сергии, — в земле нашей Русской, в стране нашей полунощной, в дни наши, в последние времена и годы. Гроб его находится у нас и перед нами, и, приходя к нему с верой всегда, великое утешение душам нашим мы получаем и большую пользу; воистину великий это нам от Бога дар дарован.

Дивлю же ся о семъ, како толико лѣтъ минуло, а житие его не писано. О семъ съжалихся зѣло, како убо таковый святый старець, пречюдный и предобрый, отнеле же преставися 26 лѣтъ преиде, никтоже не дръзняше писати о немь, ни далнии, ни ближнии, ни большие, ни меншие: болшие убо яко не изволяху, а меншии яко не смѣаху. По лѣте убо единѣм или по двою по преставлении старцѣвѣ азъ, окаанный и вседръзый, дръзнух на сие. Въздохнув къ Богу и старца призвавъ на молитву, начяхь подробну мало нѣчто писати от житиа старьцева, и к себѣ вътайнѣ глаголя: «Азъ не хватаю ни пред кым же, но себѣ пишу, а запаса ради, и памяти ради, и ползы ради». Имѣях же у себѣ за 20 лѣтъ приготованы таковаго списаниа свитки, в нихже бѣаху написаны нѣкыя главизны еже о житии старцевѣ памяти ради: ова убо въ свитцѣхъ, ова же в тетратѣх, аще и не по ряду, но предняя назади, а задняя напреди.

Удивляюсь я тому, сколько лет минуло, а житие Сергия не написано. И охватила меня великая печаль, что с тех пор, как умер святой старец, чудесный и предобрый, уже двадцать шесть лет прошло, и никто не дерзнул написать о нем, — ни далекие ему люди, ни близкие, ни великие люди, ни простые: известные не хотели писать, а простые не смели. Через один или два года после смерти старца я, окаянный и дерзкий, дерзнул сделать это. Вздохнув пред Богом и имя старца призвав в молитве, начал я подробно кое-что записывать о жизни старца, себе втайне говоря: «Я не возношусь ни перед кем, но для себя пишу, про запас, и на память, и для пользы». Были у меня за двадцать лет приготовлены с записями свитки, в которых написаны были некоторые главы о жизни старца для памяти: кое-что в свитках, кое-что в тетрадях, хотя и не по порядку, начало в конце, а конец в начале.

И сице ожидаюшу ми в таковаа времена и лѣта, и жадающу ми того, дабы кто паче мене и разумнее мене описалъ, яко да и азъ шед поклонюся ему, да и мене поучит, и вразумитъ. Но распытавъ, и услышавъ и увѣдавъ извѣстно, яко никтоже нигдѣ же речеся не писаше о немь, и се убо егда въспомяну или услышу, помышляю и размышляю: како тихое, и чюдное, и добродѣтелное житие его пребысть бес писаниа по многа времена? Пребых убо нѣколико лѣт, акы бездѣленъ в размышлении, недоумѣниемь погружаяся, и печалию оскръбляяся, и умом удивляяся, и желанием побѣждаася. И наиде ми желание несыто еже како и коим образом начяти писати, акы от многа мало, еже о житии преподобнаго старца.

Так я ждал в то время и в те годы, желая, чтобы кто-нибудь значительнее меня и разумнее меня написал, а я бы пошел поклониться ему, чтобы и меня он поучил и вразумил. Но, расспросив, я услышал и узнал точно, что никто нигде так и не собрался писать о нем; и когда я вспомню или услышу об этом, то думаю и размышляю: почему такая тихая, и чудесная, и добродетельная жизнь его оставалась не описанной столь долгое время? Пребывал я несколько лет как бы в безделье и в размышлении, погружаясь в недоумение, в печали скорбя, умом удивляясь, желанием обуреваем. И объяло меня страстное желание хотя бы как-то начать писать, пусть немногое из многого, о жизни преподобного старца.

И обрѣтох нѣкыя старца премыдры въ отвѣтех, разсудны и разумны, и въпросих я о нем, яко да препокоят мое желание, и рѣх има, аще достоит писатися. Они же отвѣщавше, рекоша: «Якоже бо нелѣпо и не подобает житиа нечистивых пытати, сице не подобает житиа святых муж оставляти, и не писати, и млъчанию предати, и в забытие положити. Аще бо мужа свята житие списано будет, то от того плъза велика есть и утѣшение вкупѣ списателем, сказателем, послушателем; аще ли же старца свята житие не писано будет, а самовидци и памятухи его аще будут преставилися, то кая потреба толикую и таковую плъзу в забытии положити и, акы глубинѣ, млъчанию предати? Аще не писано будет житие его, то по чему вѣдати не знавшим и не вѣдавшимь его, каковъ былъ, или откуду бѣ, како родися, и како възрасте, и како пострижеся, и како въздръжася, и како поживе, и каковъ имѣ конець житию? Аще ли будет писано, и сие нѣкто слышавъ, поревнуеть въслѣд житиа его ходити и от сего приимет ползу. Пишет же Великий Василие:[3] “Буди ревнитель право живущимъ и сих житие и дѣание пиши на сердци своемь”. Виждь, яко велит житиа святых писати не токмо на харатиах, но и на своем сердци плъзы ради, и не скрывати и ни таити: тайна бо царева лѣпо есть таити, а дѣла Божиа проповѣдати добро есть и полезно».

И нашел я неких старцев, премудрых в ответах, рассудительных и разумных, и расспросил я о Сергии, чтобы они успокоили мое желание, и спросил у них, следует ли мне писать. Они же в ответ сказали: «Насколько плохо и насколько не подобает о жизни нечестивых спрашивать, настолько не подобает жизнь святых мужей забывать, и не описывать, и молчанию предавать, и в забвении оставлять. Если мужа святого житие написано будет, то от этого будет польза большая вместе с утешением писателям, рассказчикам, слушателям; если же старца святого житие не написано будет, а знавшие и помнившие его умрут, то зачем такую полезную вещь оставлять в забвении и, как пучине, молчанию предать? Если не будет написано житие его, то как узнать не знавшим и не ведавшим его, каков он был, или откуда происходил, как родился, и как вырос, и как постригся, и как воздержанно существовал, и как он жил, и каков был конец жизни его? Если же будет написано житие, то, услышав о нем, кто-нибудь последует примеру жизни Сергия и от этого пользу получит. Ведь пишет Великий Василий: “Будь подражателем праведно живущим и их жизнь и деяния запечатлей в сердце своем”. Видишь, как повелевает он жития святых писать — не только на пергамене, но и в сердце своем пользы ради, а не скрывать и не таить: ведь тайну цареву следует хранить, а дела Божьи проповедовать — дело доброе и полезное».

И оттолѣ нужда ми бысть распытовати и въпрашати древних старцовъ, прилежно свѣдущих, въистинну извѣстно о житии его, якоже святое глаголет Писание: «Въпроси отца твоего, и възвѣстит тебѣ, и старца твоя, рекут тебѣ».[4] Елико слышах и разумѣх — отци мои повѣдаша ми, елика от старець слышах, и елика своима очима видѣх, и елика от самого устъ слышах, и елика увѣдах от иже въслѣд его ходившаго время немало и възлиавшаго воду на руцѣ его, и елика другаа нѣкаа слышахом и от его брата старѣйшаго Стефана, бывшаго по плоти отца Феодору, архиепискому Ростовьскому;[5] ова же от инѣхь старцевъ древних, достовѣрных бывших самовидцев рожеству его, и въспитанию, и къниговычению, възрасту его и юности даже и до пострижениа его; друзии же старци самовидци суще и свидѣтели неложнии и постризанию его, и начатку пустынножителству его, и поставлению его еже на игуменьство; и по ряду прочим прочии възвѣстители же и сказатели бываху.

И поэтому пришлось мне допытываться и расспрашивать древних старцев, хорошо сведущих, поистине знающих жизнь его, как говорит святое Писание: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, и старцев твоих, и они скажут тебе». Все, что я услышал и узнал, — отцы сказали мне, кое-что от старцев слышал, и кое-что своими глазами видел, и кое-что из уст самого Сергия слышал, и кое-что узнал от человека, прислуживавшего ему немалое время и лившего воду на руки его, и кое-что еще слышал от брата его старшего Стефана, который был родным отцом Федора, архиепископа ростовского; иные же вещи я узнал от других старцев древних, достоверных очевидцев рождения его, и воспитания, и обучения грамоте, возмужания его, и юности до самого пострижения его; а другие старцы были очевидцами и свидетелями правдивыми и пострижения его, и начала пустынножительства его, и поставления его на игуменство; а о других событиях у меня были другие повествователи и рассказчики.

Ино къ множеству трудов старьчих и къ великым исправлениемь его възирая, акы безгласенъ и бездѣленъ в недоумѣнии от ужасти бывая, не обрѣтаа словес потребных, подобных дѣянию его. Како могу азъ, бѣдный, в нынѣшнее время Серьгиево все по ряду житие исписати и многаа исправлениа его и неизчетныя труды его сказати? Откуду ли начну, яже по достоиньству дѣяниа того и подвигы послушателем слышаны вся сътворити? Или что подобает пръвие въспомянути? Или которая довлѣет бесѣда к похвалениемь его? Откуду ли приобрящу хитрость да възможна будет к таковому сказанию? Како убо таковую, и толикую, и не удобь исповѣдимую повѣмь повѣсть, не вѣдѣ, елма же чрез есть нашу силу творимое? Якоже не мощно есть малѣй лодии велико и тяшько бремя налагаемо понести, сице и превъсходит нашу немощь и ум подлежащая бесѣда.

Но на множество трудов старца и великих дел его взирая, я был как бы безгласен и безделен, находясь в недоумении от ужаса, не находя слов нужных, достойных деяний его. Как могу я, бедный, в нынешнее время все житие Сергия по порядку написать, и о многих делах его и бессчетных трудах его рассказать? Откуда начну, чтобы по достоинству обо всех деяниях его и подвигах рассказать слушателям? Или что подобает прежде всего вспомнить? Или какие слова нужны для похвалы ему? Где найду мудрость, нужную для этого рассказа? Как такую, трудно передаваемую повесть расскажу, не знаю, — не будет ли это свыше моих сил? Как не может маленькая лодка удержать большой и тяжкий груз, так не может вынести наше бессилие и ум этого рассказа.

Аще бо и побѣжаеть нашу худость, но обаче молимся всемилостивому и всесилному Богу и пречистѣй его Матери, яко да уразумит и помилует мене грубаго и неразумнаго, яко да подасть ми слово въ отвръзение устъ моих,[6] не моего ради, глаголюще, недостоиньства, но молитвъ ради святых старець. И самого того призываю Сергиа на помощь и съосѣняющую его благодать духовную, яко да поспѣшникъ ми будет и слову способникъ, еще же и его стадо богозванное, благо събрание, съборъ честных старець. К ним же смирениемь припадаю, и самѣх тѣх подножию касаюся, и на моление призываю и принуждаю. Зѣло бо тѣх молитвъ повсегда требую, паче же нынѣ, внегда сиа начинающу ми начинание и ко ейже устремихся сказаниа повѣсти. И да никтоже ми зазиратель на сие дръзающу будет: ни бо аз самь възможнѣ имам, или доволенъ к таковому начинанию, аще не любовь и молитва преподобнаго того старца привлачит и томит мой помыслъ и принужает глаголати же и писати.

Хотя и свыше наших сил этот рассказ, но мы все же молимся всемилостивому и всесильному Богу и пречистой его Матери, чтобы он вразумил и помиловал меня, грубого и неразумного, чтобы он дал мне дар слова, который раскроет уста мои, — не ради меня, недостойного, но ради молитв святых старцев. И самого этого Сергия я призываю на помощь, и осеняющую его духовную благодать, чтобы он был мне помощником и поддержкой в рассказе, а также его стадо, призванное Богом, благое общество, собрание честных старцев. К ним я со смирением припадаю, и касаюсь их ног, и на молитву их призываю и побуждаю. Ведь очень в их молитвах я всегда нуждаюсь, особенно же сейчас, когда я начинаю это начинание и стремлюсь повесть эту рассказать. И пусть никто не осуждает меня, дерзающего на это: я сам не имел бы возможности и сил начать писать, но любовь и молитва преподобного старца влечет и томит мои помыслы и принуждает рассказывать и писать.

Достоит же яснѣе рещи, яко аще бы ми мощно было по моему недостоиньству, то подобаше ми отинудь съ страхом удобь молчяти и на устѣх своих пръстъ положити, свѣдущу свою немощь, а не износити от устъ глаголъ, еже не по подобию, ниже продръзати на сицевое начинание, еже чрез свое достояние. Но обаче печяль приат мя, и жалость поят мя: толика и такова велика старца свята, пресловуща и многословуща житие его всюду обносимо, и по далним странамь, и по градом, мужа явленна и именита всѣм того исповѣдающим — и за толико лѣт житие оставлено и не описано бяше. Непщевах сиа молчанию предати, яко въ глубинѣ забвениа погрузити. Аще бо не писано будет старцево житие, но оставлено купно без въспоминаниа, то се убо никако же повредит святого того старца, еже не получити ему от нас въспоминаниа же и писаниа: ихже бо имена на небесѣх Богъ написа,[7] симъ никаа же потреба от человекь требовати писаниа же и въспоминаниа. Но мы сами от сего не плъзуемся, оставляюще толикую и таковую плъзу. И того ради сиа вся събравше, начинаем писати, яко да и прочии мниси, яже не суть видали старца, да и тѣ прочтут и поревнують старцевѣ добродѣтели и его житию вѣруютъ; «блажени бо, — рече, — не видѣвше вѣроваша».[8] Пакы же другойци другаа печаль приемлет мя и обдержит мя: аще бо азъ не пишу, а инъ никтоже не пишет, боюся осужениа притчи оного раба лѣниваго, скрывшаго талантъ и облѣнившагося.[9] Онъ бо добрый старець, чюдный страстотръпець, без лѣности повсегда подвигомь добрым подвизаашеся и николи же обленися; мы же не токмо сами не подвизаемся, но и того готовых чюжих трудовъ, еже в житии его, лѣнимся възвѣстити писаниемь, послушателемь слышаниа сиа сътворити.

Следует яснее сказать, что хотя бы я, недостойный, и мог писать, но мне все же следовало бы со страхом молчать и на уста свои перст наложить, зная свою немощь, а не произносить устами слова, какие не подобает, и не следовало бы дерзать на дело, которое выше сил моих. Но все же печаль отягощает меня, и жалость охватила меня: жизнь такого великого старца святого, знаменитого и прославленного, всюду известна — и в дальних странах, и в городах об этом муже, известном и славном, все рассказывают — и за столько лет житие его не было составлено и написано. Я думал это молчанию предать, как будто в пучину забвения погрузить. Если не будет написано житие старца и оставлено без воспоминания, то не повредит это святому тому старцу, если не останется у нас воспоминаний и писаний о нем: ведь тем, имена которых на небесах Богом написаны, нет надобности в писаниях и воспоминаниях людских. Но мы сами тогда пользы не получим, пренебрегши таким полезным делом. И поэтому, все собрав, начинаем писать, чтобы и остальные монахи, которые не видели старца, прочли этот рассказ и последовали добродетели старца и поверили в его жизнь; ведь сказано: «Блаженны не видевшие и уверовавшие». Более других одна печаль сокрушает меня и обуревает меня: если я не напишу и никто другой не напишет жития, то боюсь быть осужденным согласно притче о рабе ленивом, скрывшем талант и обленившемся. Ведь добродетельный старец Сергий, чудесный страстотерпец, без лени всегда в подвигах добрых пребывал и никогда не ленился; мы же не только не стремимся к подвигам, но даже об известных чужих трудах, которыми славна жизнь Сергия, ленимся сообщить в повести, рассказать об этом слушателям.

Нынѣ же, аще Богъ подасть, хотѣлъ убо бых писати от самого рожества его, и младеньство, и дѣтьство, и въ юности, и во иночьствѣ, и въ игуменьствѣ, и до самаго преставлениа, да не забвена будут толикаа исправлениа его, да не забыто будет житие его чистое, и тихое, и богоугодное. Но боюся усумняся прикоснутися повѣсти, не смѣю и недоумѣю, како бы сътворити пръвѣе начатокъ подписанию, яко выше силы моея дѣло бысть, яко немощенъ есмь, и грубъ, и неразумиченъ.

Теперь же, если Бог поможет, хочу уже приступить к рассказу, начиная от рождения Сергия, и поведать о его младенчестве, и детстве, и юности, и об иноческой жизни его, и об игуменстве, и до самой кончины его, чтобы не забыты были великие деяния его, чтобы не забыта была жизнь его, чистая, и тихая, и богоугодная. Но сомневаюсь, боюсь приступить к написанию повести, не смею и недоумеваю, как начать писать, ведь свыше сил моих дело это, ведь я немощен, и груб, и неразумен.

Но обаче надѣюся на милосердаго Бога и на угодника его, преподобнаго старца, молитву, и от Бога прошу милости, и благодати, и дара слову, и разума, и памяти. И аще Богъ подасть ми, и вразумит мя, и наставит мя, своего си раба неключимаго, не отчаю бо ся милости его благыя и благодати его сладкыя. Творит бо елико хощет и может, могый даровати слѣпымъ прозрѣние, хромымъ хожение, глухым слышание, нѣмымъ проглаголание. Сице может и мое омрачение просвѣтити, и мое неразумие вразумити, и моему недоумѣнию умѣние подати да убо о имени Господа нашего Исуса Христа, рекшаго: «Без мене не можете творити ничто же; ищите и обрящете, просите и приимете».[10] Сего Господа Бога, Спаса помощника на помощь призываю: тъй бо есть Богъ нашь великодатель, и благых податель, и богатых даровъ дародавець, премудрости наставникъ, и смыслу давець, несмысленым сказатель, учай человека разуму, даа умѣние неумѣющимь, дая молитву молящемуся, даяй просящему мудрость и разумъ, даяй всяко даание благо, даай даръ на плъзу просящимь, даай незлобивымь коварьство и отроку уну чювьство и смыслъ,[11] иже сказание словесъ его просвѣщает и разумь дает младенцем.

Но, однако, надеюсь на милосердного Бога и на молитву угодника его, преподобного старца, и у Бога прошу милости, и благодати, и дара слова, и разума, и памяти. И если Бог даст мне это, и вразумит меня, и научит меня, своего раба недостойного, то не отчаиваюсь я получить милость его благую и благодать его сладостную. Ведь он может творить все, что хочет, может даровать слепым прозрение, хромым исцеление, глухим слух, немым речь. Так и мое помрачение ума он может просветить, и мое неразумие поправить, и мое неумение умением сделать во имя Господа нашего Иисуса Христа, сказавшего: «Без меня вы не можете ничего сделать; ищите и найдете, просите и получите». Господа Бога, Спаса и помощника на помощь призываю: он есть Бог наш, великодатель, подающий благо, дарователь богатых даров, наставник в премудрости и дающий разум, неученых учитель, учащий людей разуму, дающий умение неумеющим, дающий молитву молящемуся, дающий просящему мудрость и разум, дающий всякое дарование благое, дающий дар на пользу просящим, дающий незлобивым хитрость и отроку юному чувство и ум, произнесение же слов его просвещает и разум дает младенцам.

До зде убо окончавше предисловие, и тако Бога помянувше и на помощь призвавше его: добро бо есть о Бозѣ начати, и о Бозѣ кончати, и къ Божиим рабомъ бесѣдовати, о Божии угодницѣ повѣсть чинити. Начнѣмъ же уже основу слова, имемся по бесѣду, еже положити начало повѣсти; и тако прочее житие старцево о Бозѣ начинаемь писати сице.

Здесь кончаю предисловие, Бога вспомнив и на помощь призвав его: хорошо с Богом начать дело, и с Богом кончить его, и с Божьими рабами беседовать, и о Божьем угоднике повесть писать. Начнем уже самое главное, возьмемся за повествование, чтобы приступить к началу рассказа; и вот уже о жизни старца с Божьей помощью начинаем писать так.

НАЧАЛО ЖИТИЮ СЕРГИЕВУ

НАЧАЛО ЖИТИЯ СЕРГИЯ

Благослови, Отче! Съй преподобный отець нашь Сергие родися от родителя доброродну и благовѣрну: от отца, нарицаемаго Кирила, и от матере именем Мариа, иже бѣста Божии угодници, правдиви пред Богомь и пред человекы, и всячьскыми добродѣтелми исплънени же и украшени, якоже Богъ любит. Не попусти бо Богъ, иже таковому дѣтищу въсиати хотящу, да родится от родителю неправедну. Но прежде проуготова Богъ и устроилъ таковаа праведна родителя его и потом от нею своего си произведе угодника. О прехвалная връсто! О предобраа супруга, иже таковому дѣтищу родителя быста! Прежде же подобаше почтити и похвалити родителей его, да от сего яко нѣкое приложение похвалы и почьсти ему будет. Понеже лѣпо бяше ему от Бога дароватися многым людем на успѣх, на спасение же и на пльзу, и того ради не бѣ лѣпо такому дѣтищу от неправедных родитися родителей, ниже иным, сирѣчь неправеднымъ родителем таковаго не бѣ лѣпо родити дѣтища. Но токмо тѣмъ единѣмь от Бога даровася, еже и прилучися: паче и снидеся добро къ добру и лучьшее къ лучьшему.

Благослови, Отче! Преподобный отец наш Сергий родился от родителей благородных и благоверных: от отца, которого звали Кириллом, и матери, по имени Мария, которые были Божьи угодники, правдивые перед Богом и перед людьми, и всякими добродетелями полны и украшены, что Бог любит. Не допустил Бог, чтобы такой младенец, который должен был воссиять, родился от неправедных родителей. Но сначала создал Бог и предуготовил таких праведных родителей его и потом от них произвел своего угодника. О достохвальная чета! О добрейшие супруги, бывшие такому младенцу родителями! Сначала подобает почтить и похвалить родителей его, и это неким добавлением будет к похвалам и почестям ему. Ведь нужно было, чтобы дарован был Сергий Богом многим людям для блага, для спасения и для пользы, и поэтому не пристало такому младенцу от неправедных родиться родителей, и другим, то есть неправедным родителям, не пристало бы родить это дитя. Только тем избранным родителям Бог его даровал, что и случилось: соединилось добро с добром и лучшее с лучшим.

И бысть же и чюдо нѣкое прежде рождениа его: прилучися нѣчто сицево, егоже не достоит млъчанию предати. Еще бо ему въ утробѣ матерьнѣ носиму, въ единъ от дний дневи сущу недели мати его вниде въ церковь по обычаю, въ время, егда святую поют литургию. И стояще с прочими женами въ притворѣ, и внегда хотяху начати чести святое Евангелие, людем млъчащим, тогда абие внезаапу младенець начят въпити въ утробѣ матернѣ, якоже и многым от таковаго проглашениа ужаснутися о преславнѣмь чюдеси, бывающемь о младенци семъ. Пакы же, егда преже начинаниа еже пѣти херувимскую пѣснь, рекше: «Иже херувимь», тогда внезаапу младенець гласомь начя велми верещати въ утробѣ вторицею паче прьваго, яко и въ всю церковь изыде глас его, яко и самой матери его ужасшися стояти, и сущим женамь стоящим ту, и недомыслящимся в себѣ, глаголющим: «Что убо будет о младенци семъ?» Вънегда же иерѣй възгласи: «Вънмѣмь, святаа святым!», тогда пакы младенець третицею велми възопи.

И свершилось некое чудо до рождения его: случилось нечто такое, что нельзя молчанию предать. Когда ребенок еще был в утробе матери, однажды — дело было в воскресенье — мать его вошла в церковь, как обычно, во время пения святой литургии. И стояла она с другими женщинами в притворе, а когда должны были приступить к чтению святого Евангелия и все люди стояли молча, тогда внезапно младенец начал кричать в утробе матери, так что многие ужаснулись от этого крика — преславного чуда, совершившегося с этим младенцем. И вот снова, перед тем как начали петь херувимскую песнь, то есть «Иже херувим», внезапно младенец начал вторично громко кричать в утробе, громче, чем в первый раз, так что по всей церкви разнесся голос его, так что и сама мать его в ужасе стояла, и женщины, бывшие там, недоумевали про себя и говорили: «Что же будет с этим младенцем?» Когда же иерей возгласил: «Вонмем, святая святым!» — младенец снова, в третий раз, громко закричал.

Мати же его мало не паде на землю от многа страха, и трепетомъ великым одръжима сущи, и ужасшися, начя в себѣ плакати. Прочая же вѣрныя оны жены приступльши к ней, начаша въпрашати ю, глаголюще: «Имаши ли в пазусѣ младенца пеленами повита, егоже глас младенческый слышахомь, въ всей церкви верещающе?» Она же в недоумѣнии от многа плачя не можаше к ним ни провѣщати, но вмалѣ отвѣща им: «Пытайте, — рече, — инде, аз бо не имамъ». Они же въпрашаша, пытающе промежю собою, и поискавше, и не обрѣтоша. Пакы обратишася к ней, глаголюще: «Мы въ всей церкви поискавше и не обрѣтохом младенца. Да кый тъй есть младенець, иже гласом проверещавый?» Мати же его, не могущи утаити бываемаго и испытаемаго, отвѣща к нимь: «Азъ младенца в пазусѣ не имам, якоже мните вы, имѣю же въ утробѣ, еще до времени не рожена. Сий провъзгласилъ есть». Жены же рѣша к ней: «До како дасться глас преже рожениа младенцу, въ утробѣ сущу?» Она же рече: «Аз о семь и сама удивляюся и вся есмь въ страсѣ, трепещу, не вѣдущи бываемаго».

Мать же его чуть на землю не упала от сильного страха и, ужаснувшись, в великом трепете, начала тихо плакать. Остальные же благоверные женщины подошли к ней, стали спрашивать ее, говоря: «Что это — не ребенок ли у тебя за пазухой в пеленках, а мы его детский крик слышали, раздававшийся по всей церкви?» Она же в растерянности из-за обильных слез не могла ничего им сказать, но только ответила: «Ищите, — сказала она, — в другом месте, а у меня нет ребенка». Они же допытывались, спрашивая друг друга, и поискали, и не нашли. Снова они обратились к ней, говоря: «Мы по всей церкви искали и не нашли младенца. Кто же тот младенец, который кричал?» Мать же его, не в силах утаить того, что произошло и о чем они спрашивали, ответила им: «Младенца за пазухой у меня нет, как вы думаете, но в утробе у меня ребенок, еще не родившийся. Он и кричал». Женщины же сказали ей: «Как может быть дарован голос до рождения младенцу, еще находящемуся в утробе?» Она же ответила: «Я тому и сама удивляюсь, вся объята страхом, трепещу, не понимая случившегося».

Жены же, въздохнувше и бьюще в перси своя, възвращахуся кааждо на свое мѣсто, токмо к себѣ глаголющи: «Что убо будет отроча се? И яже о немь воля Господня да будет». Мужие же въ церкви сиа вся слышавши и видѣвши, стояху безмолвиемь ужасни, донде же иерѣй святую съвръши литургию, и съвлечеся ризъ своихъ, и распусти люди. И разидошася кийждо въсвояси; и бысть страх на всѣх слышащих сиа.

И женщины, вздыхая и бия себя в грудь, возвращались каждая на свое место, так говоря про себя: «Что же это будет за ребенок? Да будет с ним воля Господня». Мужчины же в церкви, все это слышавшие и видевшие, в ужасе стояли молча, пока иерей совершил святую литургию, снял ризы свои и отпустил людей. И разошлись все восвояси; и страшно было всем, слышавшим это.

Мариа же, мати его, от дне того, отнеле же бысть знамение таковое и проявление, оттолѣ убо пребываше до времене рожениа его и младенца въ утробѣ носящи яко нѣкое съкровище многоцѣнное, и яко драгый камень, и яко чюдный бисеръ, и яко съсуд избранъ. И егда в себѣ сего носяше и симъ непразднѣ сущи ей, тогда сама съблюдашеся от всякыя сквръны и от всякыя нечистоты, постомъ ограждаяся, и всякыя пища тлъстыя ошаявся, и от мяс, и от млека, и рыбъ не ядяше, хлѣбомъ точию, и зелиемь, и водою питашеся. И от пианьства отинудь въздръжашеся, но вмѣсто питиа всякого воду едину точию, и то по оскуду, испиваше. Начастѣ же втайнѣ наединѣ съ въздыханиемь и съ слъзами моляшеся къ Богу, глаголя: «Господи! Спаси мя, съблюди мя, убогую си рабу свою, и сего младенца носимаго въ утробѣ моей спаси и съхрани! Ты бо еси храняй младенца Господь, и воля твоа да будет, Господи! И буди имя твое благословено въ вѣкы вѣком. Аминь».

Мария же, мать его, с того дня, когда было это знамение и происшествие, с тех пор пребывала благополучно до родов и носила младенца в утробе как некое бесценное сокровище, и как драгоценный камень, и как чудесный жемчуг, и как сосуд избранный. И когда в себе ребенка носила и была им беременна, тогда она себя блюла от всякой скверны и от всякой нечистоты, постом ограждала себя, и всякой пищи скоромной избегала, и мяса, и молока, и рыбы не ела, лишь хлебом, и овощами, и водой питалась. От пьянства совершенно воздерживалась, а вместо различных напитков одну только воду, и ту понемногу, пила. Часто же втайне наедине вздыхая, со слезами молилась Богу, так говоря: «Господи! Спаси меня, соблюди меня, убогую рабу твою, и младенца этого, которого ношу я в утробе моей, спаси и сохрани! Ты, Господи, охраняющий младенца, — да будет воля твоя, Господи! И да будет имя твое благословенно во веки веков! Аминь!»

И сице творя, пребываше даже и до самого рождениа его; велми же прилежаше паче всего посту и молитвѣ, яко и самое то зачатие и рожество полно бѣ поста и молитвы. Бяше бо и та добродѣтелна сущи и зѣло боящися Бога, яко и преже рождениа его увѣдавъши и разумѣвъши яже о нем таковое знамение, и проявление, и удивление. И съвѣщаша с мужемь своим, глаголя яко: «Аще будет ражаемое мужьскъ полъ, обѣщаевѣся принести его въ церковь и дати его благодетелю всѣх Богу»; якоже и бысть. Оле вѣры добрыа! О теплоты благы! Яко и преже рожества его обѣщастася привести его и вдати благых подателю Богу, якоже древле Анна пророчица, мати Самоиля пророка.[12]

И делая так, жила она до самого рождения ребенка; усердно постилась и молилась, так что само зачатие и рождение ребенка произошли в посте и молитве. Была она добродетельна и весьма богобоязненна, так как уже до рождения ребенка поняла и уразумела такое знамение и явление, достойное удивления. И советовалась она с мужем своим, говоря так: «Если родится у нас мальчик, дадим обет принести его в церковь и отдать его благодетелю всех Богу»; что и сбылось. О вера славная! О любовь благая! Еще до рождения ребенка обещали родители привести его и отдать дарователю благ Богу, как в древности сделала Анна-пророчица, мать Самуила-пророка.

Егда же исплънишася дние родити ей, и роди младенца своего. И зѣло непечално рожество приимши, родители же его призваста к себѣ ужикы своя, и другы, и сусѣди, и възвеселишася, славяще и благодаряще Бога, давшаго има таковый дѣтищь. По рожении же его, внегда и пеленами повито бысть отрочя, нужа всяко бяше еже и к сосцу принести. Да внегда аще случяшеся матери его пищу нѣкую вкусити еже от мяс, и тою насыщенѣ быти и полнѣ утробѣ ея, тогда никакоже младенець съсцу касашеся. И сие случашеся не единою бывати, но овогда день, овогда два младенцу не напитатися. Иже отинудь о семъ ужасъ вкупѣ и скръбь обдръжаше рожшую и сродникы ея. И едва разумѣша, яко не хощет младенець еже от мяс питаемѣ питателнице его быти тѣмь млеком напаятися, но точию от поста и не раздрѣшатися. И уже оттолѣ пища матерня въздръжание и постъ бяше, и оттолѣ младенець повсегда по обычаю питаемъ бываше.

Когда настал срок родов, родила она своего младенца. И, весьма радостно рождение его встретив, родители позвали к себе родных, и друзей, и соседей, и предались веселью, славя и благодаря Бога, давшего им такое дитя. После рождения его, когда в пеленки был завернут младенец, нужно было к груди его приносить. Но когда случалось, что его мать ела некую мясную пищу, которой она насыщала и наполняла свою плоть, тогда младенец никак не хотел грудь брать. И это случалось не один раз, но иногда день, иногда два дня ребенок не ел. Поэтому страх вместе со скорбью овладевал родившей младенца и родственниками ее. И с трудом они поняли, что не хочет младенец пить молоко, когда мясом питается кормящая его, но согласен пить, только если она не будет разрешаться от поста. И с той поры мать воздерживалась и постилась, и с тех пор младенец стал всегда, как должно, кормиться.

И исплънишася дние обѣщанию матери его: яко бысть по днех шестих седмиць, еже есть четверодесятный день по рожествѣ его, родители же его принесоста младенець въ церковь Божию, въздающе, яко же и приаста, якоже обѣщастася въздати его Богу, давъшему его; купно же иерѣеви повелѣвающа, яко да крещениемъ божественым съвръшити и. Иерей же, огласивъ его, и много молитвовавъ над нимь, и с радостию духовною и съ тщаниемь крести его въ имя Отца, и Сына, и Святого Духа — Варфоломѣя въ святомъ крещении нарекъ того имя. Възвед же его абие от купѣлныя воды крещениа благодать приимши богатно святого Духа, и провидѣвъ духомь божественым, и проразумѣ, съсуду избранну быти младенцу.

И пришел день исполнения обета его матери: после шести недель, то есть когда наступил сороковой день после рождения его, родители принесли ребенка в церковь Божью, отдавая то, что получили от Бога, поскольку они обещали отдать ребенка Богу, даровавшему его; к тому же иерей повелевал, чтобы ребенок получил крещение божественное. Иерей же, приготовив ребенка к таинству и много молитв сотворив над ним, с радостью духовной и старанием окрестил его во имя Отца, и Сына, и Святого Духа — именем Варфоломей в святом крещении назвав его. Он вынул ребенка, принявшего обильно благодать Святого Духа, из купели, и почувствовал иерей, осененный духом Божьим, понял, что сосудом избранным будет этот младенец.

Отець же его и мати разумь имуща Святого писаниа не худѣ, и та повѣдаста иерѣови, како, носим сый въ утробѣ матерни, въ церкви трикраты провъзгласи: «Что убо будет сие, мы не вѣмы». Иерѣй же, именем Михаилъ, разсудень сый книгам, повѣдаше има от Божественаго писаниа, от обою закона, Ветхаго и Новаго, сказа, глаголя: «Давиду въ Псалтыри рекшу, яко: “Несъдѣланное мое видѣста очи твои”,[13] и самь Господь святыми своими усты учеником си рече: “Вы же яко искони съ мною есте”.[14] Тамо, въ Ветхом законѣ, Иеремѣя пророкъ въ чревѣ матерни освятися,[15] здѣ же, в Новѣм, Павелъ апостолъ въпиаше: “Богъ, отецъ Господа нашего Исуса Христа, възвавый мя изъ чрева матере моея, явити сына своего въ мнѣ, да благовѣствую въ странах”».[16] И ина множайшаа от святыхь повѣда има Писаниа. О младенци же рече к родителемь: «Не скръбите о сем, но паче радуйтеся и веселитеся, яко будет съсуд избранъ Богу, обитель и служитель Святыя Троица»; еже и бысть. И тако благословивъ отроча и родителя его, отпусти а в дом ею.

Отец его и мать хорошо знали Святое писание, и рассказали они иерею, как их сын, еще находившийся в утробе матери, в церкви три раза прокричал: «Не знаем мы, что означает это». Иерей же, по имени Михаил, разбирающийся в книгах, поведал им из Божественного писания, из обоих законов, Ветхого и Нового, и сказал так: «Давид в Псалтыри сказал, что: “Зародыш мой видели очи твои”; и сам Господь святыми своими устами ученикам своим сказал: “Потому что вы с самого начала со мною”. Там, в Ветхом завете, Иеремия-пророк в чреве матери освятился; а здесь, в Новом завете, Павел-апостол восклицает: “Бог, отец Господа нашего Иисуса Христа, воззвавший меня из чрева матери, чтобы открыть сына своего во мне, чтобы я благовествовал его в странах”». И много других вещей поведал иерей родителям из Святого писания. О младенце же сказал родителям: «Не скорбите о нем, но, напротив, радуйтесь и веселитесь, ибо будет ребенок сосуд избранный Бога, обитель и слуга Святой Троицы»; что и сбылось. И вот, благословив дитя и родителей его, он отпустил их домой.

Потом же по времени, малым минувъшим днем, о младенци пакы чюдодѣйствовашеся другое нѣкое знамение, странно нѣчто и незнаемо: в среду бо и в пяток не приимаше[17] ни от съсцу, ни от млека кравья, но отинудь ошаятися ему и не ссати, и не ядущу пребывати ему в весь день. Кромѣ же среды и пятка въ прочая дни по обычаю питашеся; аще ли будяше въ среду и в пятокъ, то алченъ младенець пребываше. Се же не единою, ни дважды, но и многажды прилучашеся, еже есть по вся среды и пяткы бываше. От сего нѣкым мняшеся, яко болно бѣ дѣтище; о сем же убо мати его скръбяще сѣтоваше. И съ другими женами, съ прочими кормителницами, расматряюще бѣаше, мняше, яко от нѣкиа болѣзни младенцу приключашеся сие бывати. Но обаче обзираху повсюду младенца, яко нѣсть болно, и яко не обрѣташеся в нем явленыя или не явленныя знамение болѣзни: ни плакаше, ни стъняше, ни дряхловаше. Но и лице, и сердце, и очи весели, и всячьскыи младенцу радостну сущу, яко и ручицами играше. Тогда вси видящи, и познаша, и разумѣша, яко не болѣзни ради в пятокъ и въ среду младенець млека не приимаше, но проявление нѣкое прознаменашеся, яко благодать Божиа бѣ на нем. Еже проявляше будущаго въздержаниа образ, яко нѣкогда въ грядущаа времена и лѣта въ постном житии просиати ему; еже и бысть.

Потом, через некоторое время, по прошествии немногих дней, другое некое знамение чудодейственное было младенцу, нечто странное и невиданное: в среду и в пятницу он не брал грудь и не пил молока коровьего, но воздерживался, и не сосал груди, и так без еды оставался в течение всего дня. А кроме среды и пятницы, в прочие дни как обычно питался; по средам же и пятницам оставался голодным младенец. Так было не один раз, не дважды, но много раз повторялось это, то есть каждую среду и пятницу. Поэтому некоторые думали, что ребенок болен; и об этом мать его с прискорбием сетовала. С другими женщинами, с иными кормящими матерями, она думала об этом, считая, что от какой-нибудь болезни происходило это с младенцем. Но, однако, осматривая младенца со всех сторон, они видели, что он не болен и что на нем нет явных или скрытых признаков болезни: он не плакал, не стонал, не был печален. Но и лицом, и сердцем, и глазами младенец был весел, и всячески радовался, и ручками играл. Тогда все увидели, и поняли, и уразумели, что не из-за болезни по пятницам и средам младенец молока не пил, но это проявилось некое знамение того, что благодать Божья была на нем. Это был образ будущего воздержания, того, что когда-нибудь, в грядущие времена и годы, младенец прославится постнической жизнью; что и сбылось.

Другойци же мати его привожаше к нему жену нѣкую доилицу имущу млеко, дабы его напитала. Младенець же не рачи приати никако же от чюждиа матери питатися, но точию от своея си родителница. И сие видѣвше, прихождаху к нему и другыя жены, таци же и доилици, тѣм подобно тако же творити, якоже и пръвие. И тако пребысть своею токмо питаем материю дондеже и отдоенъ бысть. Се же сматряют нѣции, яко и се знамение бысть, яко дабы добра корене добраа лѣторасль несквръным млекомь въспитанъ бывъ.

В другой раз мать его привела к нему некую женщину-кормилицу, у которой было молоко, чтобы она его накормила. Младенец же никак не хотел от чужой матери питаться, но только от своей родительницы. И когда это увидели, приходили к нему и другие женщины, такие же кормилицы, и с ними было то же самое, что и с первой. Так он питался только молоком своей матери, пока не был выкормлен. Некоторые думают, что и это было знамение, означающее, что от благого корня благая ветвь неоскверненным молоком должна быть вскормлена.

Нам же мнится сице быти: яко сий младенець измлада бысть Господеви рачитель, иже въ самой утробѣ и от утробы матерня къ богоразумию прилѣпися, иже от самѣх пеленъ Господа позналъ и въправду уразумѣлъ, иже въ пеленах сый в самой колыбѣли пощению навыкаше; иже от матери млекомъ питаем сый вкупѣ с плотным млеком въздержанию учашеся; иже по естеству младенець сый, но выше естества постъ начинаше; иже въ младенцѣ чистотный бысть въскръмленикъ; иже благочестием паче, нежели млеком въспитанъ бысть; иже преже рожениа его избранъ Богомь и пронареченъ, егда, въ утробѣ матернѣ носим, трикраты въ церкви провъзгласи, иже слышащаа удивляет.

Нам же думается так: этот ребенок с детства был почитатель Господа, еще в самой утробе материнской и после рождения он к набожности был склонен, и от самых пеленок Господа познал, и поистине уразумел; будучи еще в пеленках и в колыбели, к посту привыкал; и, материнским молоком питаясь, вместе с вкушением этого молока воздержанию учился; и, будучи возрастом младенец, не как младенец поститься начинал; и младенцем воспитан был в чистоте; и до своего рождения он избран был Богом, и было предсказано его будущее, когда, находясь в утробе матери, трижды он в церкви прокричал, что удивляет всех, кто слышит об этом.

Дивити же ся паче сему подобает, како младенець въ утробѣ не провереща кромѣ церкви, без народа, или индѣ, втайнѣ, наединѣ, но токмо при народѣ, яко да мнози будут слышателие и свѣдетели сему истинству. И пакы, како не памалу провъзгласи, но въ всю церковь, яко да въ всю землю изыдет слово о нем; и егда сущей родителнице его или на пиру, или в нощи спяще, но въ церкви, паче же и на молитвѣ — да молитвъникъ крѣпокъ будет къ Богу. И како не провереща нѣ в коей хлѣвинѣ или не в чистѣ мѣсте нѣкоем и ненарочитѣ, но паче въ церкви, стояще на мѣстѣ чистѣ, святѣ, идѣже подобает святыню Господню съвръшити — яко да обрящется съвръшеная святыня Господня въ страсѣ Божии.

Но более подобает удивляться тому, что не прокричал младенец в утробе вне церкви, без народа, или в другом месте, втайне, наедине, — но именно при народе, чтобы много было слушателей и свидетелей этому истинному событию. И удивительно также, что не тихо он прокричал, но на всю церковь, чтобы по всей земле прошел слух о нем; удивительно, что не прокричал он, когда мать его или на пиру была, или ночью спала, но когда она была в церкви, во время молитвы — да будет родившийся усердно молиться Богу. Удивительно, что прокричал он не в каком-нибудь доме или каком-нибудь нечистом и неизвестном месте, но, напротив, в церкви, стоящей на месте чистом, святом, где и подобает литургию Господню совершить, — это означает, что ребенок будет в страхе Божьем совершенным святым у Господа.

Пакы ему достоит чюдитися, что ради не провъзгласи единицею или дважды, но паче третицею, яко да явится ученикъ Святыя Троица, понеже убо тричисленое число паче инѣх прочих числъ болши есть зѣло чтомо. Вездѣ бо троечисленое число всему добру начало и вина взвѣщению, якоже се глаголю: трижды Господь Самоила пророка възва,[18] трею камению пращею Давидъ Голиада порази;[19] трижды повелѣ възливати воду Илиа на полѣна,[20] рекъ: «Утройте», — утроиша; трижды тожде Илиа дуну на отрочища и въскреси его; три дни и три нощи Иона пророкъ в китѣ тридневнова,[21] трие отроци в Вавилонѣ пещь огньную угасиша;[22] тричисленое же слышание Исаию-пророку серафомовидцу,[23] егда на небеси слышашеся ему пѣние аггельское, трисвятое, въпиющих: «Святъ, святъ, святъ господь Саваофъ!» Трею же лѣт въведена бысть въ церковь Святаа Святых пречистая дева Мариа;[24] тридесяти же лѣтъ Христос крестися от Иоанна въ Иерданѣ; три же ученикы Христос постави на Фаворѣ и преобразися пред ними;[25] тридневно же Христос изъ мертвых въскресе; трикраты же Христос по въскресении рече: «Петре, любиши ли мя?»[26] Что же извѣщаю по три числа, а что ради не помяну болшаго и страшнаго, еже есть тричисленое Божество: треми святынями, треми образы, треми собьствы, въ три лица едино Божество пресвятыа Троица, и Отца, и Сына, и Святого Духа; триупостаснаго Божества, едина сила, едина власть, едино господьство? Лѣпо же бяше и сему младенцу трижды провъзгласити, въ утробѣ матернѣ сущу, преже рожениа, прознаменуя от сего, яко будет нѣкогда троичный ученикь, еже и бысть, и многы приведет в разумь и въ увѣдѣние Божие, уча словесныя овца вѣровати въ Святую Троицу единосущную, въ едино Божество.

Также следует удивляться, что он прокричал не один раз или дважды, но и в третий раз, чтобы ясно было, что он ученик Святой Троицы, так как число три больше всех иных чисел почитается. Везде ведь число три является началом блага и поводом для троекратного возвещения, и я вот что скажу: трижды Господь к Самуилу-пророку воззвал; тремя камнями из пращи Давид Голиафа поразил; трижды повелел лить воду Илья на поленья, сказав: «Сделайте это трижды», — и три раза так сделали; трижды также Илья дунул на отрока и воскресил его; три дня и три ночи Иона-пророк внутри кита находился; три отрока в Вавилоне печь огненную погасили; трижды было повторено Исайе-пророку, видевшему серафимов своими глазами, когда он на небе слышал пение ангелов, восклицающих трижды святое имя: «Свят, свят, свят, Господь Саваоф!» В возрасте трех лет введена была в церковь, в Святая Святых, пречистая дева Мария; в тридцать же лет Христос был крещен Иоанном в Иордане; трех учеников Христос поставил на Фаворе и преобразился перед ними; через три дня Христос из мертвых воскрес; трижды Христос после воскресения спросил: «Петр, любишь ли ты меня?» Что же я говорю о числе три и не вспомню о более величественном и страшном, о триедином Божестве: в трех святынях, трех образах, трех ипостасях, в трех лицах едино Божество Пресвятой Троицы, и Отец, и Сын, и Святой Дух; почему не вспомню триипостасное Божество, у которого единая сила, единая власть, единое господство? Следовало и этому младенцу трижды прокричать, находясь в утробе матери, до рождения, указывая этим, что будет ребенок некогда учеником Троицы, что и сбылось и многих приведет к разумению и познанию Бога, уча словесных овец веровать в Святую Троицу единосущную, в единое Божество.

Воле, не указание ли се будет явѣ, яже о том послѣди будущаа дивна и странна! Воле, не знамение ли се есть истовое, до покажется, яже о нем да збудеться дѣлесы чюдесными напослѣдокь! Подобает бо видѣвшим и слышавшим первая и вѣровати послѣдним. Яко и преже рожениа его Богъ прознаменалъ есть его: не просто бо, ни бездобь таковое знамение и удивление бывшее преднее, но предпутие есть послѣди будущим. Се же понудихомся рещи, елма же чюдна мужа чюдно и житие повѣдается.

Не указание ли это явное, что с ребенком в будущем произойдут удивительные и необычные вещи! Не знамение ли это верное, чтобы ясно было, что младенцем этим свершатся дела чудесные впоследствии! Подобает видевшим и слышавшим первые знамения верить последующим событиям. Так, еще до рождения святого Бог отметил его: ведь было не простое, не пустое это, достойное удивления, первое знамение, но началом было пути будущего. Об этом мы постарались сообщить, потому что об удивительной жизни удивительного человека рассказывается.

Лѣпо же здѣ помянути и древних святых, иже въ Ветхом и Новѣм законѣ въсиавших; и многых бо святых зачятие и рожество откровениемь божественым нѣкако откровено бысть. Мы бо не от себе износимь слово, но от святых взимающи писаний словеса и къ предлежащей повѣсти повѣсть приуподобляюще въспоминаниемь сице: и понеже Иеремѣю пророка Богъ въ чревѣ матерни освяти,[27] и прежде рожениа его провѣдый яко провидець Богъ, яко быти ему приателищу Святого Духа, наплъняет сего абие благодати от юностна възраста. Исаия же пророкъ рече: «Глаголеть Господь, възвавый мя изъ утробы, и ис чрева матере моея избравъ, пронарече мя».[28] Святый же великый Иоан пророкъ Предтечя еще сый въ утробѣ матерни позна Господа, носимаго въ ложеснѣх пречистыя приснодевы Мариа; и възыграся младенець радощами въ чревѣ матери своея Елисавети, и тоя устнами пророчьствова. И възопи тогда, глаголя: «Откуду се мнѣ, да прииде мати Господа моего къ мнѣ?»[29] Святый же славный пророкъ Илиа Фезвитянинъ, егда роди его мати его, тогда родители его видѣша видѣние, яко мужие благокрасни и бѣлообразни нарицахут имя ему, и огнеными пеленами повиваху его, и пламы огненый дааху ему ясти. Отець же его, шед въ Иерусалим, възвѣсти сиа архиереом. Они же рѣшя ему: «Не бойся, человече! Будет бо дѣтище сего житие свѣт и слово суд, и тъй судит Израилю оружием и огнем»; еже и бысть.

Следует здесь вспомнить и древних святых, которые в Ветхом и Новом законе воссияли; ведь многих святых зачатие и рождение откровением божественным как-то было отмечено. Ведь мы не от себя говорим это, но из святых писаний берем слова и с нашим рассказом мысленно сравниваем другой рассказ: ведь и Иеремию-пророка Бог во чреве матери освятил, и до рождения его предвидя все предвидящий Бог, что будет Иеремия вместилищем Святого Духа, наполнил его благодатью с юных лет, Исайя же пророк сказал: «Говорит Господь, призвавший меня из утробы, и, из чрева матери избрав меня, он назвал мое имя». Святой же великий пророк Иоанн Предтеча еще в утробе матери познал Господа, носимого во чреве пречистой приснодевы Марии; и взыграл младенец радостно во чреве матери своей Елизаветы, и ее устами пророчествовал. И воскликнула она тогда, говоря: «Откуда это мне, что пришла мать Господа моего ко мне?» Что же касается святого и славного пророка Ильи Фезвитянина, то, когда родила его мать, видели родители его видение, — как мужи прекрасные и со светлыми лицами называли имя ребенка, и в огненные пелены заворачивали его, и пламя огня давали ему есть. Отец же его, отправившись в Иерусалим, сообщил об этом архиереям. А они сказали ему: «Не бойся, человек! Ибо жизнь ребенка будет как свет и слово как суд, и он будет судить Израиль оружием и огнем»; что и сбылось.

Святый Николае чюдотворець,[30] егда родися и начяшя омывати его, вънезаапу въста младенець на ногу свою и стояше простъ в ночвах[31] полтора часа. Святый же преподобный отецъ нашь Ефрѣмь Сиринъ, егда бѣ родися младенець, родителие его видѣние видѣста: виноград на языцѣ его насажденъ, и възрасте, и исполни всю землю, и прихожаху птица небесныя и ядяху от плода его. Виноград же проявляше хотящий разум податися ему. Преподобъный Алимпий стлъпникь, преже рожества его мати его видѣ сонъ таковый, яко ношаше на руку своею агнець красенъ, имущь на рогу своею свѣща. И от того разумѣ, яко хощет родитися отроча и будет добронравно; якоже и бысть. Иже въ святых отець нашь преподобный Симеонъ стлъпникъ, иже на Дивнѣй горѣ чюдотворець, зачят бѣ от обѣщаниа Предтечи, Крестителю матери его възвѣстившу. И рожся, въегда доену ему быти, небрежаше леваго съсца. Богу проявившу о сем, яко десный путь заповѣди Господня възлюбити ему. Святый Феодоръ Сикиотъ чюдотворець, егда бѣ въ утробѣ матернѣ младенець, мати его видѣние видѣ: звѣзда съ небесъ сшед, паде на утробу ея. Се же звѣзда проявляше всяку добродѣтель отрочят. Пишет в житии Великаго Евфимиа, яко преже рожениа его, въ едину бо от нощей, молящимася родителема его в нощи единѣма, нѣкое Божие явление явися има, глаголя: «Тѣшитася и утѣшитася! Се бо дарова вама Богъ отрока тѣшениа тяклоименита,[32] яко въ родствѣ его тѣшение дарова Богъ своим церквам». И пакы в житии Феодора Едесскаго писано есть, яко родители его Симеонъ и Мариа молитвою просиста себѣ дѣтища сына. Въ единъ от дний, вь прьвую суботу Великаго поста, въ церкви молящимася има, сладко нѣкое видѣние предста има, особь комуждо их явлься: мняста бо ся видѣти великого мученика Феодора Тирона купно с Павлом апостолом стояща и глаголюща: «Въистину даръ Божий[33] будет ражаемый отрокъ, еже есть Феодоръ»; еже и бысть. Пишет же в житии святого отца нашего Петра митрополита,[34] новаго чюдотворца иже в Руси, яко прилучися нѣчто сицево знамение. И прежде рожениа его, еще сущу ему въ утробѣ матернѣ, въ едину от нощей, свитающи дневи недели, видѣ видѣние таково мати его: мняше бо ся ей агньца держати на руку своею; посрѣди же рогу его древо благолиствено израстъше, и многыми цвѣты же и плоды обложено, и посрѣди вѣтвий его многы свѣтяща свѣща. И възбудившися, недоумѣашеся, что се, или что събытие и конець таковому видѣнию. Обаче аще она и не домысляшеся, но конець сбытию послѣди съ удивлениемь яви, еликыми дарми угодника своего Богъ обогати.

А святой Никола-чудотворец, когда начали омывать его после рождения, внезапно встал на ноги свои и стоял так в ночвах полтора часа. А о святом преподобном отце нашем Ефреме Сирине рассказывается, что, когда родился младенец, родители его видение видели: виноградник на языке у него был посажен, и вырос, и наполнил всю землю, и приходили птицы небесные, и клевали плоды виноградные; виноградник означал разум, который будет дан святому. А о преподобном Алимпии-столпнике известно, что перед рождением ребенка мать его видела такой сон, — как будто она носила на руках красивого ягненка, у которого на рогах были свечи. И тогда она поняла, что у нее должен родиться мальчик, и будет он добродетельным; что и сбылось. И святой отец наш преподобный Симеон-столпник, на Дивной горе чудотворец, был зачат, как обещал Предтеча, — ведь Креститель матери его возвестил об этом. И когда ребенок родился и его кормили грудью, он не брал левый сосок. Бог показал этим, что правый путь следования заповеди Господа возлюбит младенец. Когда святой Федор Сикеот-чудотворец был еще в утробе матери, мать его видение видела: звезда с небес сошла и упала ей на чрево. Эта звезда указывала на всякие добродетели младенца. Написано в житии Великого Евфимия, что до рождения его, в одну из ночей, когда родители его молились ночью в одиночестве, некое божественное видение явилось им, говоря: «Радуйтесь и утешьтесь! Ведь даровал вам Бог ребенка, радости одноименного, и рождением его радость даровал Бог своим церквам». И еще в житии Федора Едесского написано, что родители его, Симеон и Мария, в молитве просили себе сына. Однажды, в первую субботу Великого поста, когда они молились в церкви, прекрасное некое видение было им, каждому из них в отдельности: казалось им, что они видят великого мученика Федора Тирона, стоявшего вместе с апостолом Павлом и говорившего: «Воистину дар Божий будет ребенок, который родится, по имени Федор»; что и сбылось. Написано в житии святого отца нашего Петра митрополита, нового чудотворца на Руси, что было такое знамение. До рождения его, когда он еще был в утробе матери, однажды ночью, на рассвете в воскресный день, видела такое видение его мать: казалось ей, что держит она ягненка на руках своих; а между рогов его растет дерево с прекрасными листьями, и многими цветами и плодами покрыто оно, и посреди ветвей его многие горят свечи. Пробудившись, недоумевала его мать, что это, на что указывает и что означает это видение. Хотя видения своего она и не поняла, но последующие события, удивления достойные, показали, какими дарами угодника своего Бог наградил.

И что подобаетъ инаа прочаа глаголати и длъготою слова послушателем слухи лѣнивы творити? Сытость бо и длъгота слова ратникъ есть слуху, якоже и преумноженая пища телесем. И никто же да не зазрит ми грубости моей, яко о семъ продлъжившу ми слово: и еже от прочих святых от житиа их въспоминая, и приводя свидѣтелства на извѣщение, и приуподобляя, къ подлежащей повѣсти чюднаго сего мужа чюдны и вещи сказаются. Чюдно бо слышащеся еже въ утробѣ зачало провъзглашениа его. Чюдно же въ младенцѣх въ пеленах въспитание его — не худо бо знамение сие мняшеся быти. Тако бо подобаше съ чюдесемь родитися таковому отроку, яко да от сего познаютъ прочии человеци, яко такова чюдна мужа чюдно и зачатие, и рожество, и въспитание. Таковою благодатью Господь удиви его, паче прочих младенцевъ новоражающихся, и тацѣми знаменми проявляше о немь премудрое Божие промышление.

Зачем еще говорить и длинными речами слушателей слух утомлять? Ведь излишество и пространность в рассказе — враг слуха, как изобильная пища — враг тела. Пусть никто не осуждает меня за грубость, за то, что я удлинил рассказ: когда вспоминаются случаи из житий других святых, и в подтверждение приводятся свидетельства, и делаются сравнения, тогда разъясняются в нашей повести удивительного мужа удивительные дела. Удивительно ведь слышать, что в утробе матери он начал кричать. Удивительно также в пеленках поведение этого младенца — это, думается, доброе знамение было. Так и следовало с чудесным знамением родиться такому ребенку, чтобы поняли другие люди, что у такого удивительного человека удивительно и зачатие, и рождение, и воспитание. Такую благодать Господь даровал ему, больше, чем другим младенцам новорожденным, и такими знамениями проявилось премудрое Божье промышление о нем.

Хощу же сказати времена и лета, въ ня же преподобный родися: в лѣта благочестиваго преславнаго дръжавнаго царя Андроника, самодръжца гречьскаго, иже въ Цариградѣ царьствовавшаго, при архиепископѣ Коньстянтина града Калистѣ, патриарсѣ вселеньском; в земле же Русстѣй въ княжение великое тферьское при великомъ князи Димитрии Михайловиче, при архиепископѣ пресвященнѣмь Петре, митрополитѣ всея Руси, егда рать Ахмулова.[35]

Хочу также сказать о времени и годе, когда преподобный родился: в годы правления благочестивого, славного и державного царя Андроника, самодержца греческого, который царствовал в Царьграде, при архиепископе Константинополя Каллисте, патриархе вселенском; родился он в земле Русской, в годы княжения великого князя тверского Дмитрия Михайловича, при архиепископе преосвященном Петре, митрополите всея Руси, когда приходило войско Ахмыла.

Младенець же прежереченный, о немже слово изначала приходит, бѣ убо по крещении преиде нѣколико врѣмя месяцей, егда и отдоенъ бысть законом естества, и от съсцу отъемлеться, и от пеленъ разрѣшается, и от колыбѣли свобожается. И тако абие отрочя растяше прочее время, по обычаю телеснаго възраста, преуспевая душею, и тѣлом, и духомь, исплъняяся разума и страха Божиа, и милость Божиа бѣ на немь; дондеже достиже до седмаго лѣта възрастом, въ егда родители его въдаша его грамотѣ учити.

Младенец же, о котором идет речь, о котором начинается рассказ, после крещения через несколько месяцев был вскормлен по закону природы, и от груди матери его отняли, и развернули из пеленок, и из колыбели вынули. Рос ребенок в следующие годы, как и полагается в этом возрасте, мужала его душа, и тело, и дух, наполнялся он разумом и страхом Божьим, и милость Божья была с ним; так он жил до семи лет, когда родители его отдали учиться грамоте.

Прежереченный рабъ Божий Кирилъ имѣяше три сыны: прьваго Стефана, втораго сего Варфоломѣя, третиаго же Петра; их же въспита съ всякым наказаниемь въ благочестии и чистотѣ. Стефану же и Петру спѣшно изучившу грамоту, сему же отроку не скоро выкнуща писанию, но медлено нѣкако и не прилѣжно. Учитель же его съ многым прилежаниемь учаше его, но отрокъ не внимаше и не умѣяше, не точенъ бысть дружинѣ своей, учящимся с нимь. О семъ убо много браним бываше от родителю своею, болѣ же от учителя томим, а от дружины укараем. Отрокъ же втайнѣ чясто съ сльзами моляшеся Богу, глаголя: «Господи! Ты дай же ми грамоту сию, ты научи мя и въразуми мя».

У раба Божьего Кирилла, о котором шла речь, было три сына: первый Стефан, второй — этот Варфоломей, третий Петр; их воспитал он со всякими наставлениями в благочестии и чистоте. Стефан и Петр быстро изучили грамоту, Варфоломей же не быстро учился читать, но как-то медленно и не прилежно. Учитель с большим старанием учил Варфоломея, но отрок не слушал его и не мог научиться, не похож он был на товарищей, учащихся с ним. За это часто бранили его родители, учитель же еще строже наказывал, а товарищи укоряли. Отрок втайне часто со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Дай мне выучить грамоту эту, научи ты меня и вразуми меня».

ЯКО ОТ БОГА ДАСТЬСЯ ЕМУ КНИЖНЫЙ РАЗУМЪ, А НЕ ОТ ЧЕЛОВЕКЪ

О ТОМ, КАК ОТ БОГА БЫЛО ДАНО ЕМУ УРАЗУМЕТЬ ГРАМОТУ, А НЕ ОТ ЛЮДЕЙ

Посему бо не мала печяль бяше родителема его; не малу же тщету вмѣняше себѣ учитель его. Въси же и печаляхуся, не вѣдуще яже о нем вышняго строениа Божиа промысла, яже хощет Богъ сътворити на отрочяти семь, яко не оставит Господь преподобнаго своего. Се же бяше по смотрению Божию быти сему, яко да от Бога книжное учение будет ему, а не от человекь; еже и бысть. Скажем же и сие, яко от Божиа откровениа умѣти ему грамоту.

Поэтому сильно печалились родители его; а тщетности усилий своих весьма огорчался учитель. Все печалились, не ведая высшего предначертания Божьего промысла, не зная, что хочет Бог сотворить с этим отроком, что не оставит Господь преподобного своего. Так по усмотрению Бога нужно было, чтобы от Бога книжное учение он получил, а не от людей; что и сбылось. Скажем же и о том, как, благодаря Божьему откровению, научился он грамоте.

Въ единъ убо от дний отець его посла его на взыскание клюсят. Се же все бысть всемудраго Бога судьбами, якоже Прьвыа Царьскиа Книгы извѣщают о Саулѣ,[36] иже посланъ бяше отцомь своим Киссом на взыскание осляти; он же шед обрѣте святого пророка Самоила, от негоже помазанъ бысть на царство, и выше дѣла подѣлие приобрѣте. Сице и блаженный отрокъ выше дѣла подѣлие обрѣте; послан бо бысть отцомь своим Кирилом на взыскание скота, обрѣте етера черноризца, старца свята, странна и незнаема, саномъ прозвитера, святолѣпна и аггеловидна, на полѣ под дубом стояща и молитву прилѣжно съ сльзами творяща. Отрок же, видѣвъ, преже сътвори смирено метание ему, таче приближися и ста близ его, ожидая конца молитвѣ.

Однажды отец послал его искать лошадей. Так все было по предначертанию всемудрого Бога, как Первая Книга Царств говорит о Сауле, который послан был отцом своим Кисом искать осла; Саул пошел и увидел святого пророка Самуила, которым был помазан на царство, и важнее обычных дел дело нашел. Так и блаженный отрок важнее дел обычных дело нашел; когда он послан был отцом своим Кириллом искать скот, он увидел некоего черноризца, старца святого, удивительного и неизвестного, саном пресвитера, благообразного и подобного ангелу, на поле под дубом стоящего и прилежно со слезами молящегося. Отрок же, увидев его, сначала смиренно поклонился ему, затем приблизился и стал около него, ожидая, когда тот кончит молитву.

И яко преста старець и възрѣвъ на отрока, и прозрѣ внутренима очима, яко хощет быти съсуд избранъ Святому Духу. И пригласивъ, призва и к себѣ, и благослови его, и о Христѣ цѣлование дасть ему, и въпроси его, глаголя: «Да что ищеши, или что хощеши, чадо?» Отрокъ же рече: «Възлюби душа моя въжелѣти паче всего умѣти грамоту сию, еже и вданъ бых учитися, и нынѣ зѣло прискоръбна есть душа моя, понеже учюся грамотѣ и не умѣю. Ты же, отче святый, помолися за мя къ Богу, яко да бых умѣлъ грамоту».

И когда кончил молиться старец и посмотрел на отрока, увидел он духовным взором, что будет отрок сосудом избранным Святого Духа. Он обратился к Варфоломею, подозвал его к себе, и благословил его, и поцеловал его во имя Христа, и спросил его: «Что ищешь и чего хочешь, чадо?» Отрок же сказал: «Душа моя желает более всего знать грамоту, для чего я отдан был учиться. Ныне скорбит душа моя, так как учусь я грамоте, но не могу ее одолеть. Ты же, святой отче, помолись за меня Богу, чтобы смог я научиться грамоте».

Старець же, въздѣвь руцѣ купно же и очи на небо и въздохнувъ къ Богу, и сътвори молитву прилѣжну и по молитвѣ рече: «Аминь». И иземь от чпага своего акы нѣкое съкровище, и оттуду треми пръсты подастъ ему нѣчто образом акы анафору,[37] видѣнием акы малъ кусъ бѣла хлѣба пшенична, еже от святыя просфиры, рекь ему: «Зини усты своими, чадо, и развръзи а. Приими сие и снѣжь, се тебѣ дается знамение благодати Божиа и разума Святого писаниа. Аще бо и мало видится даемое, но велика сладость вкушениа его». Отрок же отвръзъ уста своя и снѣсть си; и бысть сладость въ устѣх его, акы мед сладяй. И рече: «Не се ли есть реченное: “Коль сладка грътани моему словеса твоя! Паче меда устом моимь”;[38] и душа моа възлюби а зѣло». И рече ему старець: «Вѣруеши ли, и болша сих узриши. И о грамотѣ, чадо, не скръби: вѣдый буди извѣстно, яко от сего дне дарует ти Господь грамотѣ умѣти зѣло добрѣ, паче братиа твоея и паче свръстник твоих». И поучивъ его о плъзѣ души.

Старец же, подняв руки и очи к небу и вздохнув перед Богом, помолился прилежно и после молитвы сказал: «Аминь». И, взяв из мошны своей как некое сокровище, он подал ему тремя пальцами нечто похожее на анафору, с виду маленький кусок белого хлеба пшеничного, кусок святой просфоры, и сказал ему: «Отвори уста свои, чадо, и открой их. Возьми это и съешь, — это тебе дается знамение благодати Божьей и понимания Святого писания. Хотя и малым кажется то, что я даю, но велика сладость вкушения этого». Отрок же открыл уста и съел то, что ему было дано; и была сладость во рту его, как от меда сладкого. И сказал он: «Не об этом ли сказано: “Как сладки гортани моей слова твои! Лучше меда устам моим”; и душа моя возлюбила это». И ответил ему старец: «Если будешь верить, и больше этого увидишь. А о грамоте, чадо, не скорби: да будет известно тебе, что с сего дня дарует тебе Господь хорошее знание грамоты, знание большее, чем у братьев твоих и чем у сверстников твоих». И поучил его на пользу души.

Отрок же сътвори поклонение старцу и акы земля плодовитая и доброплоднаа, сѣмена приемши въ сердци и, стояше, радуяся душею и сердцемь, яко сподобися такова свята старца обрѣсти. Старець же тщашеся отъити в путь свой; отрок же пометашеся на земли лицем пред ногама старчима и съ слъзами моляше старца, дабы обиталъ в дому родителей его, глаголя: «Родители мои зѣло любят таковыя, якоже ты, отче». Старець же удивлься вѣрѣ его, потщався вниде въ домъ родителей его.

Отрок же поклонился старцу, и, как земля плодовитая и плодоносная, семена принявшая в сердце свое, стоял он, радуясь душой и сердцем, что встретил такого святого старца. Старец хотел пойти своей дорогой; отрок же упал на землю лицом перед ногами старца и со слезами его молил, чтобы поселился старец в доме родителей его, говоря так: «Родители мои очень любят таких, как ты, отче». Старец же, удивившись вере его, поспешил войти в дом родителей его.

Они же, узрѣвше его, и изыдоша въ срѣтение ему и поклонистася ему. Старець же благослови а; они же готовяху трапезу поставити пред нимь. Старець же не преже брашна вкуси, но преже въниде въ храм молитвеный, еже есть в чясовницу, поим с собою освященнаго въ утробѣ отрока. И начят Часы пѣти,[39] повелѣ же сему отроку псалом глаголати. Отрок же рече: «Азъ не умѣю того, отче». Старець же рече: «Рѣх ти, яко от сего дне дарует ти Господь умѣти грамоту. Ты же глаголи слово Божие без сомнѣниа». Тогда бысть сице во удивление: отрок приим благословение от старца, начят стихословити зѣло добрѣ стройнѣ; и от того часа гораздъ бысть зѣло грамотѣ. И сбысться пророчьство премудраго пророка Иеремѣя, глаголюща: «Тако глаголеть Господь: “Се дах словеса моя въ уста твоя”».[40] Родители же его и братия его се видѣвше и слышавше, удивишася скорому его разуму и мудрости и прославиша Бога, давшаго ему такову благодать.

Они же, увидев старца, вышли ему навстречу и поклонились ему. Благословил их старец; они же собирали еду, чтобы накормить его. Но старец не сразу пищи отведал, но сначала вошел в молитвенный храм, то есть в часовню, взяв с собой освященного в утробе отрока. И начал он Часы петь, а отроку велел псалом читать. Отрок же сказал: «Я не умею этого, отче». Старец же ответил: «Сказал я тебе, что с сего дня дарует тебе Господь знание грамоты. Произноси слово Божье без сомнения». И случилось тогда нечто удивительное: отрок, получив благословение от старца, начал петь псалмы очень хорошо и стройно; и с того часа он хорошо знал грамоту. И сбылось пророчество премудрого пророка Иеремии, говорящего: «Так говорит Господь: “Вот я дал слова мои в уста твои”». Родители же отрока и братья его, увидев это и услышав, удивились неожиданному его разуму и мудрости и прославили Бога, давшего ему такую благодать.

И изведше съ старцем, поставиша пред ним брашно. Старець же вкуси брашна, благослови родители его и хотяше отити. Родители же его моляхуся старцу, въпрашающе его и глаголюще: «Отче господине! Пожди еще, да въпрашаем тя, да разрѣшиши и утѣшиши нищету нашу и печаль нашу. Сие смиреное отроча наше, егоже благословяеши и хвалословиши, о немже многа блага предглаголеши. Но мы о нем въ удивлении есмы, и печаль о нем зѣло жасит ны, понеже вещь о немь сътворися страшна, странна и незнаема — сицево: ему сущу въ утробѣ матернѣ, за нѣколико врѣмя рождениа его, трижды провереща въ утробѣ матернѣ, въ церкви сущи ей, при народѣ, въ врѣмя, егда святую поют литоргию. Индѣ же нигдѣ же сицева вещь ниже слышашеся, ниже видѣшеся; и мы о сем страшимся, недомыслящеся, что си будет конець сему, или что напреди сбытися имать».

Когда они со старцем вышли из часовни, те поставили перед ним пищу. Старец отведал пищи, благословил родителей и хотел уйти. Родители же умоляли старца, спрашивая его и говоря: «Отче, господин! Подожди еще, чтобы мы могли расспросить тебя, и ты бы успокоил и утешил скудоумие наше и печаль нашу. Вот смиренный отрок наш, которого ты благословляешь и хвалишь, которому предсказываешь ты многие блага. Но он удивляет нас, и печаль о нем весьма огорчает нас, потому что случилось с ним нечто страшное, удивительное и непонятное — вот что: когда он был в утробе матери, незадолго до рождения его, когда мать была в церкви, трижды прокричал он в утробе, при народе, в то время, когда святую пели литургию. Нигде в другом месте такое не слыхано, не видано; и мы этого боимся, не понимая, чем кончится это или что случится в будущем?»

Старець же святый проразумѣ и позна духом будущее и рече има: «О блаженая връсто! О предобраа супруга, иже таковому дѣтищу родители быста! Въскую устрашистеся страхом, идѣже не бѣ страха. Но паче радуйтеся и веселитеся, яко сподобистася таковый дѣтищь родити, егоже Богъ избра и прежде рожениа его, егоже Богъ прознамена еще суща въ утробѣ матернѣ. И уже конечную бесѣду реку и потом препокою слово: се вам буди знамение моих словес сбытие, яко по моем ошествии узрите отрока добрѣ умѣюща всю грамоту и вся прочаа разумѣвающа святыа книгы. И второе же знамение вам и извѣщение, — яко отроча се будет велик пред Богом и человекы, житиа ради добродѣтелнаго». И сиа рек, старець отиде, назнаменавъ темнѣ глаголъ к ним, яко: «Сынъ ваю имать быти обитель Святыа Троица и многы приведет въслѣд себѣ на разум божественых заповѣдей». И сиа рек, изиде от них. Они же провожахут его пред врата домовнаа; он же от них вънезаапу невидим бысть.

Старец же святой, уразумев и поняв духом будущее, сказал им: «О блаженная чета! О прекрасные супруги, ставшие родителями такого ребенка! Зачем вы устрашились страхом там, где нет страха. Напротив, радуйтесь и веселитесь, что смогли такого ребенка родить, которого Бог избрал до рождения его, которого Бог отметил еще в утробе материнской. Вот последнее слово я скажу и потом умолкну: будет вам знамением истинности моих слов то, что после моего ухода вы увидите — отрок хорошо знает всю грамоту и все святые книги понимает. А вот второе мое знамение вам и предсказание — будет отрок славен перед Богом и людьми из-за своей добродетельной жизни». И, сказав это, старец ушел, промолвив им такие непонятные слова: «Сын ваш будет обителью Святой Троицы и многих приведет вслед за собой к пониманию Божьих заповедей». Так сказав, старец ушел от них. Родители же провожали его до ворот; он же внезапно стал невидимым.

Они же, недоумѣвающеся, помышляаху, яко аггелъ посланъ бысть даровати отроку умѣние грамотѣ. Отець же его и мати, въземше от старца благословение и словеса его положиша на сердци своем, възвратистася в дом свой. По ошествии же старца оного обрѣтеся отрок внезаапу всю грамоту оттуду добрѣ умѣа, прѣмѣнися странным образом: и куюждо разгнет книгу, ту абие добрѣ чтый, да разумѣет. Добрый си отрок достоинъ бысть даровъ духовных, иже от самѣх пеленъ Бога позна, и Бога възлюби, и Богом спасенъ бысть. Пребываше въ всемь повинуяся родителема своима: тщаше бо ся повелѣниа ею съвръшити и ни въ чем же преслушатися ею, якоже и Святое глаголеть писание: «Чти отца своего и матерь, да будеши длъголѣтенъ на земли».[41]

Они же, недоумевая, решили, что это ангел послан был даровать отроку знание грамоты. Отец и мать, приняв от старца благословение и слова его сохранив в сердцах своих, возвратились в дом свой. После ухода этого старца отрок внезапно всю грамоту постиг, изменился странным образом: какую книгу ни раскроет, хорошо ее читает и понимает ее. Достоин был даров духовных добрый сей отрок, который от самых пеленок Бога познал, и Бога возлюбил, и Богом спасен был. Он жил, во всем повинуясь своим родителям: старался повеления их исполнять и ни в чем не ослушаться их, как и Святое писание говорит: «Чти отца своего и мать и будешь долголетен на земле».

ОТ УНЫЯ ВРЪСТЫ

О ЮНЫХ ГОДАХ

Еще же иное дѣло скажем сего блаженнаго отрока, еже въ младѣ телесе старъ смыслъ показа. По лѣтех же нѣколицѣх жесток постъ показа и от всего въздръжание имѣаше, въ среду же и в пяток ничтоже не ѣдяше, въ прочаа же дни хлѣбом питашеся и водою; в нощи же многажды без сна пребываше на молитвѣ. И тако вселися в онь благодать Святого Духа.

И еще об одном деянии этого блаженного отрока скажем, как он, молодой, проявил разум, достойный старца. Через несколько лет он стал поститься строгим постом и от всего воздерживался, в среду и в пятницу ничего не ел, а в прочие дни хлебом питался и водой; по ночам часто бодрствовал и молился. Так вселилась в него благодать Святого Духа.

Мати же его матерними си глаголы увѣщеваше его, глаголющи: «Чядо! Не съкруши си плоти от многаго въздръжаниа, да не въ язю въпаднеши, паче же младу ти еще сущу, плоти растущи и цвѣтущи. Никтоже бо тако млад сый, въ ту връсту твою, таковому жестоку посту касается; никтоже от братиа твоея и от свръстник твоих сицево стяжа въздръжание, якоже ты. Суть бо нѣции, иже и до седмижды днем ядят, иже от утра зѣло рано начинающе и долго нощи окончевающи, пьюще бесчисмени. Ты же, овогда единою днем яси, овогда же ни единою, но чрес день. Престани, чадо, от таковыя продлъженыя алъчбы, нѣси доспѣлъ в сие прясло, не бѣ бо ти еще время. Все бо добро, но въ свое время». Предобрый же отрок отвѣщеваше ей, купно же и моляше ю, глаголя: «Не дѣй мене, мати моя, да не по нужи преслушаюся тебѣ, но остави мя тако пребывати. Не вы ли глаголаста ми, яко “егда былъ есть в пеленах и в колыбѣли, тогда, — рече, — въ всякую среду и в пяток млека не ядущу ти”. Да то слыша аз, како могу елика сила не въспрянути къ Богу, да мя избавит от грѣх моих?»

Мать же его своими материнскими словами увещевала, говоря: «Чадо! Не погуби свою плоть излишним воздержанием, как бы тебе не заболеть, — ведь ты еще мал, тело твое растет и расцветает. Ведь никто такой молодой, в таком юном возрасте, как ты, столь жестокого поста не соблюдает; никто из братьев твоих и сверстников твоих так строго не воздерживается от еды, как ты. Ведь есть и такие, которые и все семь дней в неделю едят, с утра пораньше начинают и поздно ночью кончают есть, пьют без меры. Ты же иногда один раз днем поешь, иногда ни одного раза, но через день питаешься. Прекрати, чадо, такое длительное воздержание, ты не достиг еще зрелости, не настало еще для этого время. Все ведь хорошо, но в свое время». Прекрасный отрок отвечал ей, одновременно умоляя ее и говоря так: «Не уговаривай меня, мать моя, чтобы не пришлось мне невольно ослушаться тебя, разреши мне делать так, как я делаю. Не вы ли говорили мне, что “когда был ты в пеленках и в колыбели, — тогда, — говорили вы, — каждую среду и пятницу ты молока не ел”. И это слыша, как я могу в меру своих сил не стремиться к Богу, чтобы он избавил меня от грехов моих?»

К сим же отвѣща мати его, глаголющи: «И двою на десяте не имаши лѣт, грѣхы поминаеши. Киа же имаши грѣхы? Не видим бо на тебѣ знамений грѣховных, но видѣхом на тебѣ знамение благодати и благочестиа, яко благую чясть избралъ еси, яже не отимется от тебе». Отрокъ же рече: «Престани, мати моя, что глаголеши? Се бо ты сиа глаголеши яко мати сущаа, яко чадолюбица, яко мати о чадѣх веселящися, естественою любовию одръжима. Но слыши Святое глаголеть писание: “Никтоже да не похвалится въ человецѣх, никтоже чистъ пред Богом,[42] аще и единъ день живота его будет, и никтоже есть без грѣха, токмо единъ Богъ без грѣха”. Нѣси ли божественаго слышала Давида, мню, яко о нашей худости глаголюща: “Се бо въ безаконии зачат есмь, и въ гресѣх роди мя мати моя”».[43]

На это ответила ему мать, говоря так: «И двенадцати лет нет еще тебе, а о грехах говоришь. Какие же у тебя грехи? Мы не видим знамений грехов твоих, но видели знамение благодати и благочестия твоего, благую участь избрал ты, и не будет отнята она у тебя». Отрок же отвечал: «Перестань, мать моя, что ты говоришь? Это ты говоришь как мать, любящая свое чадо, как мать, радующаяся за своих детей, движимая естественной любовью. Но послушай, что говорит Святое писание: “Никто да не похвалится из людей; никто не чист перед Богом, если и один день жить будет; никого нет без греха, только один Бог без греха”. Не слышала ли ты, что божественный Давид, я думаю, о нашем убожестве говорил: “Вот я в беззаконии зачат, и в грехах родила меня мать моя”».

И тъ рекъ, пакы по пръвое дръжашеся доброе устроение, Богу помогающу ему на благое произволение. Сий предобрый и вседоблий отрок нѣ по колицѣх врѣменех пребываше в дому родителей своих, възрастая и преуспѣваа въ страхъ Божий: къ дѣтемь играющим не исхожаше и к ним не приставаше; иже в пустошь текущим и всуе тружающимся не вънимаше; иже суть сквернословци и смѣхотворци, с тѣми отнудь не водворяшеся. Но развѣ токмо упражняашеся на словословие Божие и в томъ наслажашеся, къ церкви Божии прилѣжно пристояше, на заутренюю, и на литургию, и на вечерню всегда исхождааше и святыя книгы часто почитающе.

Сказав так, он больше прежнего придерживался своего правильного пути, и Бог помогал ему в его благом намерении. Этот прекрасный и замечательный отрок еще некоторое время жил в доме родителей своих, мужая и укрепляясь в страхе Божьем: к детям играющим он не ходил и с ними не играл; бездельникам и суетным людям не внимал; со сквернословами и насмешниками он совсем не общался. Он только лишь упражнялся в славословии Бога и тем наслаждался, в церкви Божьей он прилежно стоял, на заутреню, и на литургию, и на вечерню всегда ходил и часто читал святые книги.

И въ всемь всегда труждааше тѣло свое, и иссушая плоть свою, и чистоту душевную и телесную без скверъны съблюдаше, и часто на мѣсте тайнѣ наединѣ съ слъзами моляшеся къ Богу, глаголя: «Господи! Аще тако есть, якоже повѣдаста ми родителие мои, яко и преже рожениа моего твоа благодать и твое избрание и знамение бысть на мнѣ, убозѣмь, воля твоя да будет, Господи! Буди, Господи, милость твоя на мнѣ! Но дай же ми, Господи! Измлада всѣмь сердцемь и всею душею моею яко от утробы матере моея къ тебѣ привръженъ есмь, из ложеснъ, от съсцу матере моея — Богъ мой еси ты. Яко егда сущу ми въ утробѣ матерни, тогда благодать твоя посѣтила мя есть, и нынѣ не остави мене, Господи, яко отець мой и мати моя оставляют мя. Ты же, Господи, приими мя, и присвой мя к себѣ, и причти мя къ избранному ти стаду: яко тебѣ оставленъ есмь нищий. И из младеньства избави мя, Господи, от всякиа нечистоты и от всякиа скверъны плотскыя и душевныя. И творити святыню въ страсѣ твоем сподоби мя, Господи. Сердце мое да възвысится к тебѣ, Господи, и вся сладкая мира сего да не усладят мене, и вся красная житейская да не прикоснутся мнѣ. Но да прилпѣ душа моя въслѣд тебѣ, мене же да приимет десница твоя. И ничтоже да не усладить ми мирьских красот на слабость, и не буди ми нимало же порадоватися радостию мира сего. Нъ исплъни мя, Господи, радости духовныя, радости неизреченныя, сладости божественыя, и духъ твой благый наставит мя на землю праву». Старци же и прочии людие, видѣвши таковое пребывание уноши, дивляхуся, глаголющи: «Что убо будет уноша съй, иже селику дару добродѣтели сподобилъ его Богъ от дѣтства?»

И всячески всегда он изнурял тело свое, и иссушал плоть свою, и чистоту душевную и телесную без осквернения соблюдал, и часто он в тайном месте один со слезами молился Богу, говоря: «Господи! Если все так, как сказали мне родители мои, что до рождения моего твоя благодать, и твое избрание, и знамение осенили меня, убогого, да будет воля твоя, Господи! Да будет, Господи, милость твоя на мне! Дай мне милость твою, Господи! С детства всем сердцем и всей душой моей от утробы матери к тебе я привержен, от рождения, от груди матери моей — ты Бог мой. Когда я был в утробе матери, благодать твоя посетила меня, и сейчас не оставляй меня, Господи, как отец мой и мать моя оставляют меня. Ты же, Господи, прими меня, и приблизь меня к себе, и причисли меня к избранному твоему стаду: ведь на тебя оставлен я, нищий. С детства избавь меня, Господи, от всякого зла и от всякого осквернения телесного и душевного. И совершать святые дела в страхе твоем помоги мне. Господи. Пусть сердце мое возвысится к тебе, Господи, и все прелести этого мира пусть не услаждают меня, всякая красота житейская пусть не волнует меня. Но пусть прирастет душа моя к тебе, и пусть примет меня десница твоя. Пускай я не ослабну, услажденный мирскими красотами, пусть я не буду нисколько радоваться радостью мира сего. Но преисполни меня, Господи, радости духовной, радости несказанной, счастья божественного, а дух твой благой пусть наставит меня на путь истинный». Старцы и прочие люди, видя такую жизнь юноши, удивлялись, говоря: «Кем будет юноша этот, которого уже с детства одарил Бог столь великой добродетелью?»

До здѣ же убо списашася сиа вся, елика съдѣяшася, идѣже бѣ прежде жилъ Кирилъ нѣ в коей веси области оноя, иже бѣ въ предѣлѣх Ростовьскаго княжениа, не зѣло близ града Ростова. Хощет же слово сказати аки нѣкое преселение: пресели бо ся Кирилъ от Ростова в Радонѣжь. Како же или что ради преселися, аще бо и много имам глаголати, но обаче нужа ми бысть о семъ писати.

До этого места было рассказано обо всем, что случилось, когда жил Кирилл в деревне в той области, которая находится в пределах Ростовского княжества, не очень близко от города Ростова. Следует теперь рассказать и о случившемся переселении: ведь переселился Кирилл из Ростова в Радонеж. О том, как и почему он переселился, я мог бы многое рассказать, но мне, однако, нужно об этом написать.

О ПРЕСЕЛЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ СВЯТОГО

О ПЕРЕСЕЛЕНИИ РОДИТЕЛЕЙ СВЯТОГО

Сей убо прежереченный рабъ Божий Кирилъ преже имѣаше житие велико в Ростовьстѣй области, боляринъ сый, единъ от славных и нарочитых боляръ, богатством многым изъобилуя, но напослѣд на старость обнища и оскудѣ. Како же и что ради обнища, да скажем и се: яко частыми хоженми еже съ княземъ въ Орду, частыми ратми татарскыми еже на Русь, чястыми послы татарскыми, чястыми тяжкыми данми и выходы еже въ Орду, частыми глады хлѣбъными. Надо всѣми же сими паче бысть егда великаа рать татарьскаа, глаголемая Федорчюкова Туралыкова, егда по ней за год единъ наста насилование, сирѣчь княжение великое досталося князю великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося княжение ростовьское к Москвѣ.[44] Увы, увы, тогда граду Ростову, паче же и князем ихь, яко отъяся от них власть, и княжение, и имѣние, и честь, и слава, и вся прочая потягну к Москвѣ.

Этот ранее названный раб Божий Кирилл прежде обладал большим имением в Ростовской области, был он боярином, одним из славных и известных бояр, владел большим богатством, но к концу жизни в старости обнищал и впал в бедность. Скажем и о том, как и почему он обнищал: из-за частых хождений с князем в Орду, из-за частых набегов татарских на Русь, из-за частых посольств татарских, из-за многих даней тяжких и сборов ордынских, из-за частого недостатка в хлебе. Но хуже всех этих бед было в то время великое нашествие татар, во главе с Федорчуком Туралыком, и после него год продолжалось насилие, потому что княжение великое досталось князю великому Ивану Даниловичу, и княжение Ростовское также отошло к Москве. Увы, увы, плохо тогда было городу Ростову, а особенно князьям ростовским, так как отнята была у них власть, и княжество, и имущество, и честь, и слава, и все прочее отошло к Москве.

Егда изиде по великого князя велѣнию и посланъ бысть от Москвы на Ростов акы нѣкый воевода единъ от велмож, именем Василий, прозвище Кочева, и с ним Мина. И егда внидоста въ град Ростов, тогда възложиста велику нужю на град да и на вся живущаа в нем, и гонение много умножися. И не мало их от ростовець москвичем имѣниа своа съ нуждею отдаваху, а сами противу того раны на телеси своем съ укоризною въземающе и тщима руками отхождааху. Иже послѣдняго бѣденьства образ, яко не токмо имѣниа обнажени быша, но и раны на плоти своей подъяша, и язвы жалостно на себѣ носиша и претръпѣша. И что подобает много глаголати? Толико дръзновение над Ростовомь съдѣяша, яко и самого того епарха градскаго, старѣйшаго болярина ростовскаго, именем Аверкый, стремглавы обѣсиша, и възложиша на ня руцѣ свои, и оставиша поругана. И бысть страх великъ на всѣх слышащих и видящих сиа, не токмо въ градѣ Ростовѣ, но и въ всѣх предѣлехъ его.

Тогда по повелению великого князя был послан и выехал из Москвы в Ростов воеводой один из вельмож, по имени Василий, по прозвищу Кочева, и с ним Мина. И когда они вошли в город Ростов, то принесли великое несчастье в город и всем живущим в нем, и многие гонения в Ростове умножились. И многие из ростовцев москвичам имущество свое поневоле отдавали, а сами вместо этого удары по телу своему с укором получали и с пустыми руками уходили, являя собой образ крайнего бедствия, так как не только имущества лишились, но удары по телу своему получали и со следами побоев печально ходили и терпели это. Да к чему много говорить? Так осмелели в Ростове москвичи, что и самого градоначальника, старейшего боярина ростовского, по имени Аверкий, повесили вниз головой, и подняли на него руки свои, и оставили, надругавшись. И страх великий объял всех, кто видел и слышал это, — не только в Ростове, но и во всех окрестностях его.

И таковыя ради нужа рабъ Божий Кирилъ воздвижеся из веси оноя предреченныя Ростовскыя; и събрася съ всѣм домом своим и съ всѣм родом своим въздвижеся, и преселися от Ростова въ Радонѣжь. И пришед, преселися близ церкви, нареченныа въ имя святого Рожества Христова, еже и донынѣ стоит церковь та. И ту живяше с родом своим. Не единъ же сий, но с ним и инии мнози преселишася от Ростова въ Радонѣжь. И быша преселници на земле чюжде, от них же есть Георгий, сынъ протопопов, с родом си, Иоаннъ и Феодоръ, Тормосовъ род, Дюдень, зять его, с родом си,[45] Онисим, дядя его, иже последи бысть диаконъ. Онисима же глаголют с Протасиемь тысяцкым[46] пришедша въ тую же весь, глаголемую Радонѣжь, юже даде князь великы сынови своему мѣзиному князю Андрѣю.[47] А намѣстника постави въ ней Терентиа Ртища, и лготу людем многу дарова, и ослабу обѣщася такоже велику дати. Ее же ради лготы събрашася мнози, якоже и ростовскыя ради нужа и злобы разбѣгошася мнози.

Из-за этого несчастья раб Божий Кирилл выехал из той деревни ростовской, о которой уже говорилось; собрался он со всем домом своим, и со всеми родными своими поехал, и переселился из Ростова в Радонеж. И, пришедши туда, поселился около церкви, названной в честь святого Рождества Христова, — и поныне стоит церковь эта. И здесь он жил с родными своими. Не только он один, но с ним и другие многие люди переселились из Ростова в Радонеж. И были они переселенцами на земле чужой, а в числе их Георгий, сын протопопа, со своими родными, Иван и Федор, род Тормоса, Дюдень, зять его, со своими родными, Анисим, дядя его, который впоследствии стал дьяконом. Говорят, что Анисим с Протасием-тысяцким пришли в ту деревню, называемую Радонеж, которую дал князь великий сыну своему младшему князю Андрею. А наместником он поставил в ней Терентия Ртища, и многие льготы людям даровал, и также он обещал уменьшить многие налоги. И благодаря этим льготам там собралось много людей, так как из ростовских земель из-за нужды и несчастья разбежались многие.

Отрок же предобрый, предобраго родителя сынъ, о немже бесѣда въспоминаеться, иже присно въспоминаемый подвижник, иже от родителей доброродных и благовѣрных произыде, добра бо корене добра и отрасль прорасте, добру кореню прьвообразуемую печать всячьскыи изъобразуя. Из младых бо ногтей яко же сад благородный показася и яко плод благоплодный процвѣте, бысть отроча добролѣпно и благопотребно. По времени же възраста к лучшимъ паче преуспѣвающу ему, ему же житийскыя красоты ни въ что же въмѣнившу и всяко суетство мирьское яко исмѣтие поправъшу, якоже рещи и то самое естество презрѣти, и преобидѣти, и преодолѣти, еже и Давидова в себѣ словеса начастѣ пошептавъшу: «Каа плъза въ крови моей, вънегда снити ми въ истлѣние?»[48] Нощию же и денью не престааше молящи Бога, еже подвижным начатком ходатай есть спасениа. Прочяя же добродѣтели его како имам повѣдати: тихость, кротость, слова млъчание, смирение, безгнѣвие, простота безъ пестроты? Любовь равну имѣя къ всѣм человеком, никогда же къ ярости себе, ни на претыкание, ни на обиду, ни на слабость, ни на смѣх; но аще и усклабитися хотящу ему, — нужа бо и сему быти приключается, — но и то с цѣломудрием зѣло и съ въздръжанием. Повсегда же сѣтуя хождааше, акы дряхловати съобразуяся; болѣ же паче плачющи бяше, начастѣ слъзы от очию по ланитама точящи, плачевное и печальное жительство сим знаменающи. И Псалтырь въ устѣх никогда же оскудѣваше, въздръжанием присно красующися, дручению телесному выну радовашеся, худость ризную съ усръдиемь приемлющи. Пива же и меду никогда же вкушающи, ни къ устом приносящи или обнюхающи. Постническое же житие от сего произволяющи, таковаа же вся не доволна еже къ естеству вмѣняющи.

Отрок же преславный, преславного отца сын, о котором мы речь ведем, подвижник, о котором всегда помнят, родившийся от родителей благородных и благоверных, вырос как от доброго корня добрая ветвь, воплотив в себе всяческие достоинства доброго корня этого. Ведь с молодых лет он был подобен саду благородному и вырос как богатый плод, был отроком красивым и благонравным. Хотя по мере роста он становился все лучше, но красоты жизни он ни во что не ставил и всякую суету мирскую, как пыль, попирал ногами, так что, можно сказать, самую природу свою хотел презреть, и унизить, и преодолеть, часто нашептывая про себя слова Давида: «Какая польза в крови моей, когда я сойду в могилу?» Ночью же и днем он не переставал молить Бога, который начинающим подвижникам помогает спастись. Как я смогу перечислить прочие добродетели его: спокойствие, кротость, молчаливость, смирение, негневливость, простоту без ухищрений? Он любил одинаково всех людей, никогда не впадал в ярость, не препирался, не обижался, не позволял себе ни слабости, ни смеха; но когда хотелось ему улыбнуться (ведь и ему это было нужно), он и это делал с великим целомудрием и воздержанием. Он всегда сокрушаясь ходил, как будто в печали; еще же более плакал, часто слезу из очей по щекам испуская, на плачевную и печальную жизнь этим указывая. И слова Псалтыри всегда на устах его были, он воздержанием всегда был украшен, тяготам телесным всегда радовался, бедную одежду прилежно носил. Пива же и меда он никогда не вкушал, никогда к устам их не подносил и даже запаха их не вдыхал. К постнической жизни стремясь, он все это не нужным для человеческой природы считал.

Сынове же Кириловы, Стефанъ и Петръ, оженистася; третий же сынъ, блаженный уноша Варфоломѣй, не въсхотѣ женитися, но и зело желаше въ иночьское житие. О сем многажды моляшеся отцу своему, глаголя: «Нынѣ отпусти мя, владыко, по глаголу твоему, и по благословению твоему да иду въ иночьское житие». Родителие же его рекоста ему: «Чядо! Пожди мало и потръпи о наю: се бо въ старости, и въ скудости, и въ болести есмы нынѣ, и нѣсть кому послужити нама. Се бо братиа твоя Стефанъ и Петръ оженистася и пекутся, како угодити женама; ты же не оженивыйся печешися, како угодити Богови — паче же благую чясть избралъ есть, и яже не отимется от тебе. Токмо послужи нама мало, да егда наю, родителя своя, проводиши до гроба, тогда и свою мысль сътвориши. Егда нас гробу предаси и землею погребеши, тогда и свое хотѣние исплъниши».

Сыновья Кирилла, Стефан и Петр, женились; третий же сын, блаженный юноша Варфоломей, не захотел жениться, а весьма стремился к иноческой жизни. Об этом он многократно просил отца, говоря: «Теперь дай мне, владыка, свое согласие, чтобы с благословением твоим я начал иноческую жизнь». Но родители его ответили ему: «Чадо! Подожди немного и потерпи для нас: мы стары, бедны, больны сейчас, и некому ухаживать за нами. Вот ведь братья твои Стефан и Петр женились и думают, как угодить женам; ты же, неженатый, думаешь, как угодить Богу, — более прекрасную стезю избрал ты, которая не отнимется у тебя. Только поухаживай за нами немного, и когда нас, родителей твоих, проводишь до гроба, тогда сможешь и свой замысел осуществить. Когда нас в гроб положишь и землею засыпешь, тогда и свое желание исполнишь».

Пречюдный же уноша с радостию обѣщася послужити има до живота ею и от того дни тщашеся по вся дни всячьскыи угодити родителема своима, яко да наслѣдит от них молитву и благословение. И тако пребысть нѣколико время, служаа и угаждая родителема своима всею душею и чистою съвѣстию, дондеже постригостася въ мнишеский чинъ, отидоша кыйждо ею въ своя времена в монастыря своя. И мало поживша лѣт в черньчествѣ, преставистася от житиа сего, отидоста къ Богу, а сына своего, блаженнаго уношу Варфоломѣя, по вся дни многыми благословении благословяху и до послѣдняго издыханиа. Блаженый же уноша проводивъ до гроба родителя своя, и пѣвъ над ними надгробныя пѣсни, и скутавъ телеса ею, и цѣловавъ, съ многою честию и предавъ гробу, и покрывъ землею съ слъзами аки нѣкое съкровище многоцѣнное. И съ слъзами почте и отца и матерь умръша понахидами же и святыми литургиами, украси память родителю своею и молитвами, и милостынями къ убогым, и нищекръмиемь. И пребысть до 40 дней сице творя память родителема своима.

Чудесный же юноша с радостью обещал ухаживать за ними до конца их жизни и с того дня старался каждый день всячески угодить родителям своим, чтобы они молились за него и дали ему благословение. Так жил он некоторое время, прислуживая и угождая родителям своим всей душой и от чистого сердца, пока родители его не постриглись в монахи и каждый из них в различное время не удалился в свой монастырь. Немного лет прожив в монахах, ушли они из жизни этой, отошли к Богу, а сына своего, блаженного юношу Варфоломея, каждый день они много раз благословляли до последнего вздоха. Блаженный же юноша проводил до гроба родителей своих, и пел над ними надгробные песнопения, и завернул тела их, и поцеловал их, и с большими почестями положил их в гроб, и засыпал землей со слезами как некое бесценное сокровище. И со слезами он почтил умерших отца и мать панихидами и святыми литургиями, отметил память родителей своих и молитвами, и раздачей милостыни убогим, и кормлением нищих. Так до сорокового дня он отмечал память родителей своих.

И отиде в дом свой, радуяся душею же и сердцемь, яко нѣкое съкровище многоцѣнное приобрѣте, полно богатства духовнаго. Сам же преподобный юноша зѣло желаше мнишескаго житиа. Въшед в дом по преставлении родителю своею и нача упражнятися от житейскых печалей мира сего. Дом же и яже суть въ дому потребныа вещи ни въ что же въмѣнивъ си, поминаше же въ сердци Писание, глаголющее, яко «многа въздыханиа и уныниа житие мира сего плъно есть». Пророкъ рече: «Изыдѣте от среды их, и отлучитеся, и нечистѣм мирѣ не прикасайтеся».[49] И другый пророкь рече: «Отступите от земля и взыдете на небо». И Давидъ рече: «Прилпѣ душа моа въслѣд тебе; мене же приать десница твоя»;[50] и пакы: «Се удалихся, бѣгая, и въдворихся в пустыню, чаах Бога спасающаго мя».[51] И Господь въ Евангелии рече: «Иже кто хошаго, оставляетъ ему отчее наслѣдие и спроста вся, яже суть в мирѣ сем, не может быти мой ученикь».[52] Сими утвръдивъ си душю и тѣло, и призва Петра, по плоти брата своего меншаго, оставляетъ ему отчее наслѣдие и спроста вся, яже суть в дому его житейскым на потребу. Сам же не взя себѣ ничтоже, по божественому апостолу, рекшему: «Уметы вся вмѣнихь си, да Христа приобрящу».[53]

И вернулся Варфоломей в дом свой, радуясь душой и сердцем, как будто некое сокровище бесценное приобрел, полное богатства духовного. Сам же преподобный юноша очень хотел начать монашескую жизнь. Он возвратился в дом после смерти родителей своих и начал расставаться с житейскими заботами этого мира. На дом и на все вещи, необходимые в доме, он смотрел с презрением, вспоминая в сердце своем Писание, гласящее, что «многих вздохов и печалей жизнь этого мира полна». Пророк сказал: «Покиньте их, и отлучитесь от них, и нечистого в мире не касайтесь». И другой пророк сказал: «Покиньте землю и взойдете на небо». И Давид сказал: «Прилепилась душа моя к тебе; меня поддерживает десница твоя»; и еще он сказал: «Вот я удалился, убегая, и оставался в пустыне, надеясь на Бога, спасающего меня». И Господь в Евангелии сказал: «Кто хочет следовать за мной, если он не отречется от всего, что есть в мире этом, тот не может быть моим учеником». Так укрепив себе душу и тело, он призывает Петра, своего родного младшего брата, и оставляет ему отцовское наследство и попросту все, что было в доме его потребного для житейских дел. Сам он не взял себе ничего, следуя словам Божьего апостола, сказавшего: «Я за сор все почитаю, чтобы приобрести Христа».

Стефану же, по роду брату его старѣйшему, не много лѣтъ пожившу съ женою, и жена его умре, родивши два сына: Климента да и Иоанна, иже тот Иоаннъ послѣди бысть Феодоръ Симоновский.[54] Стефанъ же не по мнозѣ оставль миръ и бысть мних в монастыри святыя Богородица у Покрова иже на Хотьковѣ.[55] К нему же пришед блаженный уноша Варфоломѣй, моляше Стефана, дабы шелъ с нимь на взыскание мѣста пустыннаго. Стефанъ же, принужденъ быв словесы блаженнаго, и исшедша.

Стефан же, родной брат его старший, немного лет пожил с женой, и жена его умерла, родив двух сыновей: Климента и Ивана, а этот Иван впоследствии стал Федором Симоновским. Стефан же вскоре оставил мир и стал монахом в монастыре Покрова святой Богородицы в Хотькове. Блаженный юноша Варфоломей, пришедши к нему, просил Стефана, чтобы тот пошел с ним искать место пустынное. Стефан, повинуясь словам блаженного юноши, пошел вместе с ним.

Обходиста по лесом многа мѣста и послѣди приидоста на едино мѣсто пустыни, въ чащах лѣса, имуща и воду. Обышедша же мѣсто то и възлюбиста е, паче же Богу наставляющу их. И сътвориша молитву, начаста своима рукама лѣсъ сѣщи, и на раму своею беръвна изнесоша на мѣсто. Прежде же себѣ сътвориста одрину и хизину и покрыста ю, потом же кѣлию едину създаста, и обложиста церквицу малу, и срубиста ю. И егда бысть съвръшено кончана церковь внѣуду изготована, якоже бысть лѣпо уже время свящати ю, тогда блаженный уноша рече къ Стефану: «Понеже брат ми еси старѣйший по роду и по плоти, паче же и по духу, и лѣпо ми есть имѣти тебе въ отца мѣсто. И нынѣ нѣсть ми кого въпросити о всем развие тебе. Паче же о семъ молю тя и въпрашаю тя: се уже церковь поставлена и съвръшена всѣмь, и время есть свящати ю; скажи ми, в которое имя будет праздникъ церкви сиа, и въ имя котораго святого свящати ю?»

Обошли они по лесам многие места и наконец пришли в одно место пустынное, в чаще леса, где была и вода. Братья осмотрели место это и полюбили его, а главное — это Бог наставлял их. И, помолившись, начали они своими руками лес рубить, и на плечах своих они бревна принесли на выбранное место. Сначала они себе сделали постель и хижину и устроили над ней крышу, а потом келью одну соорудили, и отвели место для церковки небольшой, и срубили ее. И когда была окончательно завершена постройка церкви и пришло время освящать ее, тогда блаженный юноша сказал Стефану: «Поскольку ты брат мой старший в нашем роде, не только телом старше меня, но и духом, следует мне слушаться тебя как отца. Сейчас не с кем мне советоваться обо всем, кроме тебя. В особенности я умоляю тебя ответить и спрашиваю тебя: вот уже церковь поставлена и окончательно отделана, и время пришло освящать ее; скажи мне, во имя какого праздника будет названа церковь эта и во имя какого святого освящать ее?»

Отвѣщав же Стефанъ, рече ему: «Что мя въпрашаеши и въскую мя искушаеши и истязаеши? И сам веси мене не хужде, понеже отець и мати, наша родителие, коль краты възвѣстиша тебѣ пред нами глаголющи: “Блюди, блюди, чадо! И не наше еси чадо, но Божие дание, елма же Богъ избра тебе, еще суща въ утробѣ матернѣ носима, и прознамена о тебѣ и преже рожениа твоего, егда трикраты провъзгласилъ еси въ всю церковь въ время, егда поют святую литургию. Якоже и всѣм людемь, стоящим ту и слышащим, въ удивлении быти и ужасънымь почюдитися, глаголюще: что убо будет младенець съй?" Но священници же и старци, святии мужие, ясно о тебѣ проразсудиша и протолковаша, глаголюще: “Понеже о младеньци сем троичное число изъобразися, и сим прознаменуя, яко будет нѣкогда ученикь Святыя Троица. И не токмо же самь единъ вѣровати начнет благочестно, но и ины многы приведет и научит вѣровати въ Святую Троицу”. Да лѣпо есть тебѣ свящати церковь сию паче всѣх въ имя Святыя Троица. Не наше же се замышение, но Божие изволение, и прознаменание, и избрание, Богу тако изволшу. Буди имя Господне благословено в вѣкы!»[56] И сиа изглаголавшу Стефану, блаженный же уноша въздохнувъ от сердца и рече: «Въистину изглагола, господине мой. Се и мнѣ любо есть, и аз того же хотѣх и смышлях. И желает душа моя еже съвръшити и свящати церковь въ имя Святыя Троица. Но смирениа ради въпрашах тя; и се Господь Богъ не остави мене, и желание сердца моего дал ми, и хотѣниа моего не лишил мя».

В ответ Стефан сказал ему: «Зачем ты спрашиваешь, и для чего ты меня испытываешь и терзаешь? Ты сам знаешь не хуже меня, что нужно делать, потому что отец и мать, родители наши, много раз говорили тебе при нас: “Будь осторожен, чадо! Не наш ты сын, но Божий дар, потому что Бог избрал тебя, когда еще в утробе мать носила тебя, и было знамение о тебе до рождения твоего, когда ты трижды прокричал на всю церковь в то время, когда пели святую литургию. Так что все люди, стоявшие там и слышавшие это, были удивлены и изумлялись, в ужасе говоря: кем будет младенец этот?” Но священники и старцы, святые мужи, ясно поняли и истолковали это знамение, говоря: “Поскольку в чуде с младенцем число три проявилось, это означает, что будет ребенок учеником Святой Троицы. И не только сам веровать будет благочестиво, но и других многих соберет и научит веровать в Святую Троицу”. Поэтому следует тебе освящать церковь эту лучше всего во имя Святой Троицы. Не наше это измышление, но Божья воля, и предначертание, и выбор, Бог так пожелал. Да будет имя Господа благословенно навеки!» Когда это сказал Стефан, блаженный юноша вздохнул из глубины сердца и ответил: «Правильно ты сказал, господин мой. Это и мне нравится, и я того же хотел и думал об этом. И желает душа моя создать и освятить церковь во имя Святой Троицы. Из-за смирения я спрашивал тебя; и вот Господь Бог не оставил меня, и желание сердца моего исполнил, и замысла моего не лишил меня».

И то рекша, и взяша и благословение, и священие от святителя. И приѣхаша из града от митрополита Феогнаста[57] священници, и привезоша с собою священие, и антимисъ,[58] и мощи святых мученикь, и прочая, яже на потребу на освящение церкви. И тогда священа бысть церкви въ имя Святыа Троица отъ преосвященнаго архиепископа Феогноста, митрополита киевскаго и всея Руси, при великом князи Симеонѣ Ивановиче,[59] мню убо, еже рещи въ начяло княжениа его. Въправду убо церковь си наречена бысть въ имя Святыа Троица: понеже поставлена бысть благодатию Бога Отца, и милостию Сына Божиа, и поспѣшениемь Святого Духа.

Решив так, взяли они благословение и освящение у епископа. И приехали из города от митрополита Феогноста священники, и привезли с собой освящение, и антиминс, и мощи святых мучеников, и все, что нужно для освящения церкви. И тогда освящена была церковь во имя Святой Троицы преосвященным архиепископом Феогностом, митрополитом киевским и всея Руси, при великом князе Семене Ивановиче; думаю, что это произошло в начале княжения его. Правильно церковь эта названа была именем Святой Троицы: ведь поставлена она была благодатью Бога Отца, и милостью Сына Божьего, и с помощью Святого Духа.

Стефанъ же съвръшивъ церковь и свящавъ ю, и немного поживе в пустыни с братом си, и видя труд пустынный, житие скръбно, житие жестко, отвсюду теснота, отвсюду недостаткы, ни имущим ниоткуду ни ястиа, ни питиа, ни прочих, яже на потребу. Не бѣ бо ни прохода, ни приноса ниоткуду же; не бѣ бо окрестъ пустыня тоя близъ тогда ни селъ, ни дворовъ, ни людей, живущих в них; ни пути людскаго ниоткуду же, и не бѣ мимоходящаго, ни посѣщающаго, но округъ мѣста того съ всѣ страны все лѣсъ, все пустыня. Он же видя сиа и стужив си, оставляет пустыню, купно и брата своего приснаго, преподобнаго пустынолюбца и пустыножителя, и оттуду изиде на Москву.

Стефан же, построив церковь и освятив ее, недолго прожил в пустыни с братом своим и увидел, что трудна жизнь в пустыни, жизнь печальная, жизнь суровая, во всем нужда, во всем лишения, неоткуда взять ни еды, ни питья, ни чего другого, нужного для жизни. Ведь не было к тому месту ни дорог, ни подношений ниоткуда; ведь не было тогда вокруг пустыни этой поблизости ни сел, ни домов, ни людей, живущих в них; ниоткуда не было к тому месту тропы человеческой, и не было ни прохожих, ни посетителей, но вокруг места этого со всех сторон был только лес, только глушь. Увидев это и опечалившись, Стефан оставил пустынь, а также брата своего родного, преподобного пустыннолюбца и пустынножителя, и ушел оттуда в Москву.

И пришед въ град вселися в монастырь святого Богоявлениа,[60] и обрѣте себѣ келию, и живяше в ней, зѣло подвизаяся на добродѣтель: бяше бо и тот любяше жити трудолюбно, живый в келии своей житие жестоко, постом и молитвою, и от всего въздръжаяся, и пива не пиаше, и ризы не щапливы ношааше. Бяше же в та времена в том монастыри Алексий митрополит живяше,[61] еще не поставленъ в митрополиты, но чрънеческое житие честно проходя пребываше. С ним же Стефанъ духовъным житиемь оба купно живяста но и въ церкви на клиросѣ оба, по ряду стояще, пояху; такоже и Геронтий нѣкто, нарочитъ и славенъ старець, въ том же монастыри живяше. Увѣдавъ же князь великый Симеонъ яже о Стефанѣ и добрѣм житии его, и повелѣ Феогносту митрополиту поставити его въ прозвитеры, въ священничьскый санъ, таче потомъ игуменьство ему приказати въ том монастыри, и приа его въ отечьство себѣ въ духовничьство; такоже и Василий тысущникь, и Феодоръ, братъ его[62] и прочии боляре старѣйши купно вси по ряду.

Придя в город, он поселился в монастыре святого Богоявления, и нашел себе келью, и жил в ней, весьма преуспевая в добродетели: ведь и он любил жить в трудах, жил он в келье своей жизнью суровой, постился и молился, и от всего воздерживался, и пива не пил, и скромные носил одежды. В то время в этом монастыре жил митрополит Алексей, который еще не был поставлен в митрополиты, но иноческую жизнь с честью вел. Они со Стефаном в монашеской жизни вместе жили и в церкви на клиросе оба, рядом стоя, пели; также некто Геронтий, известный и славный старец, в том же монастыре жил. Когда узнал князь великий Семен о Стефане и славной жизни его, он повелел митрополиту Феогносту поставить его в пресвитеры, облечь его в священнический сан, а потом велел игуменство ему поручить в том монастыре, и взял его себе духовным отцом; так сделали и Василий-тысяцкий, и Федор, брат его, и остальные бояре старшие сделали так один за другим.

Вседоблий же блаженный юноша вѣрный, иже бѣ присны брат и единоматеренъ тому Стефану, аще бо и от единого отца родистася, аще и едино чрево изнесе ею, но не едино произволение ею. Не брата ли приснаа оба быста себѣ? Не единомыслиемъ ли съгласистася и сѣдоста на мѣстѣ том? Не оба ли равно купно съвѣщастася сѣсти в пустыници той? Како абие распрагостася друг от друга? Овъ сице произволи, другий же инако; овъ убо въ градстѣмь монастырѣ подвизатися проразсуди, овъ же и пустыню яко град сътвори.

Но вернемся к славному, блаженному, верному юноше, который был родным и единоутробным братом этого Стефана. Хотя они и родились от одного отца и хотя одно чрево произвело их на свет, но не одинаковые устремления они имели. Разве не были они братьями родными? Разве не сообща они захотели и стали жить на месте том? Разве не вместе они решили обосноваться в малой той пустыни? Как же расстались они друг с другом? Один так пожелал жить, другой же иначе: один в городском монастыре подвизаться решил, другой же пустынь сделал подобную граду.

Не зазрите же ми грубости моей, понеже и до здѣ писахъ и продлъжих слово о младенствѣ его, и о дѣтьствѣ его, и прочее о всем бѣлецком житии его: и елико бо аще в миру пребываше, но душею и желаниемь къ Богу распалашеся. Показати же хощу почитающим и послушающим житиа его, каковъ бывъ из млада и изъ дѣтства вѣрою и чистымь житиемь, и всѣми добрыми дѣлы украшен — сице дѣание и хожение его еже в миру. Доброму сему и преудобреному отроку аще и в мирьстѣм устроении живущу ему тогда, но обаче Богъ свыше призираше на него, посѣщаа его своею благодатию, съблюдаа его и огражаа святыми аггелы своими, и въ всякомь мѣсте съхраняя его и во всяком пути его, амо же колиждо хождааше. Богъ бо есть сердцевидець, единъ свѣдый сердечьная, единъ свѣдый тайная, прозря будущаа яже о нем, яко имѣаше въ сердци многы добродѣтели и любви рачение, провѣдый, яко будет в нем съсуд избранъ по его благому доброизволению, яко будет игуменъ множайший братии и отець многым монастырем. Но тогда убо велми хотяше облещися въ образ чернечьскый: зѣло желаше иночьскаго житиа и постнаго и млъчаннаго пребываниа.

Не презирайте грубости моей за то, что я до сих пор писал и растягивал рассказ о младенчестве его, и о детстве его, и вообще обо всей мирской жизни его: потому что хотя он в миру жил, но душу и желания свои к Богу обращал. Я показать хочу читающим и слушающим житие его, каков был он с младых лет и с самого детства своего верой и чистой жизнью, и как был он всеми добрыми делами украшен — таковы были дела его и жизнь в миру. Хотя этот прекрасный и достойный отрок мирскую жизнь вел тогда, но все же Бог свыше заботился о нем, удостаивая его своей благодатью, защищая и обороняя его святыми ангелами своими, во всяком месте сохраняя его и во всяком путешествии, куда бы тот ни пошел. Ведь Бог, знающий сердца, один ведающий сердечные тайны, один, провидящий сокрытое, предвидел будущее его, знал, что есть в сердце его много добродетелей и стремления к любви, предвидел, что будет отрок сосудом избранным по благой воле его, что станет он игуменом многочисленной братии и основателем многих монастырей. Но в то время Варфоломей более всего хотел принять пострижение монашеское: сильно стремился он к иноческой жизни и пребыванию в посте и молчании.

О ПОСТРИЖЕНИИ ЕГО, ЕЖЕ ЕСТЬ НАЧАЛО ЧЕРНЕЧЕСТВУ СВЯТАГО

О ПОСТРИЖЕНИИ ВАРФОЛОМЕЯ, КОТОРОЕ СТАЛО НАЧАЛОМ ИНОЧЕСКОЙ ЖИЗНИ СВЯТОГО

Сам же преподобный отець нашь тогда еще не бѣ приалъ аггельскаго образа, донеле же извыче вся монастырьскаа дѣла: и чрънеческыи устрои, и прочаа ключимаа, яже на потребу мнихом. И повсягда, по вся времена, с великымь прилежаниемь, и съ желаниемь, и съ сльзами моляшеся Богу, дабы сподобитися аггельскому тому образу и причьстися въ иночьскый ликъ. И призвавъ к себѣ въ прежереченную пустынку нѣкоего старца духовна, чином священничьскым украшена, прозвитерьскою благодатию почтена, саном игумена суща, именем Митрофана. Емуже повѣлѣвает купно же и молит съ смиренометаниемь, и к нему радостнѣ прекланяет главу свою, въ иночьская хотя от него облещися. И присно глаголя ему: «Отче! Сътвори любовь, пострижи мя въ мнишескый чинъ, зѣло бо хощу его от юности моея от многа времени, но нужа родительскаа одръжаше мя. Нынѣ же от всѣх сихь свободився, и сице жадаю, ацѣм же образом желает елень на источникы водныя; сице желает душа моя иночьскаго и пустыннаго жительства».

Преподобный отец наш не принял ангельского образа до тех пор, пока не изучил все монастырские дела: и монашеские порядки, и все прочее, что требуется монахам. И всегда, в любое время, с большим прилежанием, и с желанием, и со слезами он молился Богу, дабы удостоиться принять ангельский образ и приобщиться к иноческой жизни. И призвал он к себе в пустыньку, о которой мы говорили, одного старца духовного, украшенного чином священника, почтенного священнической благодатью, игумена саном, по имени Митрофан. Варфоломей просит и умоляет его, смиренно кланяясь, перед ним радостно преклоняет голову свою, желая, чтобы Митрофан в иноки его постриг. И повторял ему святой: «Отче! Сотвори доброе дело, постриги меня в монашеский чин, ведь я с юности моей давно очень хочу этого, но воля родителей удерживала меня. Сейчас же, от всего освободившись, я так жажду этого, как олень стремится к источнику водному; так жаждет душа моя иноческой и пустынной жизни».

Игумен же незамедлено вниде въ церковь и постриже и въ аггельскый образ, месяца октовриа въ 7 день, на память святых мученикъ Сергиа и Вакха. И наречено бысть имя его въ мнишеском чину Сергий: тако бо тогда нарицаху сплоха имена, не съ имени,[63] но вън же день, аще котораго святого память прилучашеся, в то имя прорицаху постригающемуся имя. Бѣ же святый тогда възрастом 23 лѣта, егда приять иночьскый образ. Церковь же, юже поминаю, юже сам тъй Сергий създа и нарече ю въ имя Святыя Троица, в тъй церкви прежереченный онъ игуменъ с пострижением купно тогда сверши и божественую литургию. Блаженый же Сергий, новъпостриженый чрънець, яко съвръшенъ бысть, тогда съпричастникъ комканий святых таинъ, пречистому тѣлу и крови Господа нашего Исуса Христа, яко да достоинъ, сподобися таковыя святыня. И тако по святом причащении или в самом том причащении вниде в онь и вселися благодать и даръ Святого Духа. Откуду же се бысть вѣдомо? Прилучиша бо ся нѣции ту в то врѣмя, яко въистину яко неложнии свѣдетелии, яко егда Сергий причащься святых таинъ, тогда абие внезаапу исплънися вся церкви она благоуханиа: не токмо въ церкви, но и окрестъ церкви обоняша воню благовонну. Вси видѣвше и очютивше ю прославиша Бога, иже сице прославляющаго своа угодникы.

Игумен немедля вошел в церковь и постриг его в ангельский образ, месяца октября в седьмой день, на память святых мучеников Сергия и Вакха. И дано было имя ему в монашестве Сергий: ведь так в то время давали случайные имена, не считаясь с мирским именем; но какого святого память отмечалась в тот день, когда постригали, такое имя и давали постригающемуся. Было святому, когда он стал иноком, двадцать три года. А в церкви, о которой я говорил, самим Сергием созданной и названной в честь Святой Троицы, в этой церкви игумен тот вместе с чином пострига отслужил и божественную литургию. Блаженный же Сергий, только что постриженный инок, когда совершен был постриг, причастился святых тайн, вкусил пречистое тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа, как достойный сподобился такой святыни. Так вот, после святого причащения или во время самого причащения снизошла на него и вселилась благодать и дар Святого Духа. Откуда же это известно? Были некие люди здесь в то время, поистине правдивые свидетели того, что когда Сергий причастился святых тайн, тогда внезапно наполнилась вся церковь благоуханием: не только в церкви, но и вокруг церкви чувствовался запах благовонный. И все видевшие и ощутившие этот запах прославили Бога, так прославляющего своих угодников.

Се бысть первый чрънецъ въ той церкви и в той пустыни постриженъ. Прьвый начинанием, послѣдний мудрованием; прьвый чисменем, а послѣдний же труды. А реку и прьвый, и послѣдний: мнози бо в той церкви постригошася, но ни един же доспѣ достигнути въ прясло его; мнози такоже начаша, но не вси абие сице окончаша; мнози потом въ том мѣстѣ и при нем, и по нем иночьствоваша, поистинѣ вси добри суть, но не вси сравняются в мѣру его. Се бысть того мѣста акы пръвый инокь, началообразный трудоположникъ, всѣмь прочимъ мнихом образ бывая, живущим ту. Егда бо постризашеся, не токмо постризает власы главы своея, но въкупѣ съ отъятием нечювьственых власов и плотскаа сьотрѣзует желаниа; а еже егда ризъ мирьскых съвлачашеся, въкупѣ отлагаше я. Се есть тъй, иже ветхаго человека съвлачашеся и отлагааше, а в новаго облечеся. И препоясаше крѣпко чресла своя, уготоваяся въ подвигы духовныя мужескы внити, оставль миръ и отречеся его и всѣх, яже суть в мирѣ, имѣниа же и всѣх прочих житийскых вещей. И единою просто рещи и вся узы мирьскаго житиа растѣрзав, — акы нѣкы орелъ, легкыма крилома опрятався, акы къ воздуху на высоту възлетѣвъ, — тако и съй преподобный оставль миръ и яже суть в мирѣ, отбѣже всѣх прочих житейскых вещей, оставль род свой и вся ближникы и ужикы, дом же и отечество, по древнему патриарху Аврааму.[64]

Он был первым иноком, постриженным в той церкви и в той пустыни. Первый в начинании, но высший мудростью; первый числом, но высший трудами. Я скажу, что он был и первый, и высший: ведь многие в той церкви постриглись, но ни один из них не смог достичь его совершенства; многие так начинали, но не все так окончили свое дело; многие потом в том месте — и при жизни Сергия, и после него — были иноками, поистине все они славными были, но не все могут сравниться с ним. Это был в том месте первый инок, он положил начало подвигам; всем другим монахам, живущим здесь, он примером был. Ведь когда он постригался, он не только постригал волосы на голове своей, но вместе с бесчувственными волосами он плотские отсекал желания; а когда одежды мирские сбрасывал, он с ними отвергал от себя эти желания. Это был тот, кто с себя прежнего человека совлекал и удалял, а в нового превращался. И, крепко подпоясавшись, приготовился он подвиги духовные мужественно начать, оставив мир и отрекшись от него и от всего, что в миру, от имущества и всех остальных житейских благ. И, попросту говоря, все узы мирские он разорвал, — как некий орел, легкие крылья подняв, как будто по воздуху на высоту взлетает — так и этот преподобный оставил мир и все мирское, бежал от всех житейских благ, оставив род свой и всех близких и родственников, дом и отечество, подобно древнему патриарху Аврааму.

Пребысть же блаженный въ церкьви седмь дний, ничтоже вкушая, развѣ точию просфиру, оную же от рукы игумена взят; от всего упражняяся, развѣ точию посту и молитвѣ прилежаше. Давидьскую пѣснь всегда присно въ устѣх имѣяше, псаломскаа словеса, имиже самь тѣшашеся, имиже хваляше Бога. Молча пояше и благодаряше Бога, глаголя: «Господи! Възлюбих красоту дому твоего и мѣсто вселениа славы твоея;[65] дому твоему подобает святыни Господни въ длъготу дний.[66] Коль възлюблена села твоа, Господи силъ! Желает и скончевается душа моя въ дворы Господня; сердце мое и плоть моя възрадовастѣся о Бозѣ живѣ. Ибо птица обрѣте себѣ храмину, и грълица гнѣздо себѣ, идѣже положи птънца своа. Блажении живущии въ дому твоем; въ вѣкы вѣком въсхвалят тя. Яко лучше есть день единъ въ дворѣх твоихь паче тысущь; изволих привмѣтатися въ дому Бога моего паче, нежели жити ми въ селе грѣшничих».[67]

Находился блаженный в церкви семь дней, ничего не ел он, только лишь просфору, взятую из рук игумена; от всего отстранившись, только лишь в посте и молитве пребывал. Песня Давида постоянно была на устах у него, слова псалмов, ими он себя утешал, ими же и Бога хвалил. Пел он про себя и так благодарил Бога: «Господи! Я возлюбил красоту дома твоего и место вселения славы твоей; в доме твоем пребудет святость Господня долгие дни. Как вожделенны села твои, Господи сил! Истомилась душа моя по дворам Господним; сердце мое и плоть моя возрадовались о Боге живом. И птица находит себе жилье, и горлица гнездо себе, где положить птенцов своих. Блаженны живущие в доме твоем; во веки веков будут они восхвалять тебя. День один во дворах твоих лучше тысячи дней; лучше быть у порога в доме Бога моего, нежели в жилище грешников».

Егда же отпущаше игумена оного, иже постригшаго и, съ мнозѣмъ смиреномудрием Сергий рече ему: «Се убо, отче, отходиши ты днесь еже от здѣ, а мене смиренаго, якоже и произволих, единого оставляеши. Но азъ убо от многа времени и всею мыслью моею и желанием вжелах сего, еже жити ми единому в пустыни, без всякого человека. Издавна бо сего просих у Бога моляся, повсегда слыша и поминая пророка, въпиюща и глаголюща: “Се удалихся, бѣгаа, и въдворихся въ пустыни, чаях Бога, спасающаго мя от малодушиа и от буря. И сего ради услыша мя Богъ и внят глас молитвы моея. Благословенъ Богъ, иже не оставит молитвы моея и милости своея от мене”.[68] И нынѣ о сем благодарю Бога сподобившаго мя по моему желанию, еже единому в пустыни съжительствовати и единьствовати и безмлъствовати. Ты же, отче, обаче нынѣ отходя еже отсуду, благослови мя убо смиреннаго и помолися о моем уединении, купно же и поучи мене, како жити ми единому в пустыни, како молитися Богу, како без вреда пребыти, како противитися врагу и гръдым его мыслем. Аз бо есмь новоукый, и новопостриженый и новоначалный инок, яко длъженъ есмь съвъспрашатися с тобою».

Когда же провожал Сергий игумена, который постриг его, со многим смирением сказал он ему: «Вот, отче, уходишь ты теперь отсюда, а меня, смиренного, как я и хотел, одного оставляешь. Долгое время я всеми помыслами моими и желаниями стремился к тому, чтобы жить мне одному в пустыни, без единого человека. Издавна я этого просил у Бога в молитвах, всегда слыша и вспоминая пророка, восклицающего и говорящего: “Я удалился, убежав, и остался в пустыни, надеясь на Бога, спасающего меня от малодушия и от бури. И поэтому услышал меня Бог и внял гласу моления моего. Благословен Бог, который не отверг молитвы моей и не отвратил милости своей от меня”. И сейчас я благодарю Бога, сделавшего все по моему желанию, за то, что он дал мне одному в пустыни жить в одиночестве и безмолвии. Ты же, отче, ныне уходя отсюда, благослови меня, смиренного, и помолись о моем уединении, а также и научи меня, как жить мне одному в пустыни, как молиться Богу, как без напасти прожить, как противиться нашему врагу и гордым его помыслам. Ведь я, новопосвященный, только что постригся и стал иноком, поэтому я должен обо всем расспросить тебя».

Игумен же, акы въ ужасѣ, удивляяся отвѣща: «Или мя, рече, въпрашаеши, егоже ты не невѣси нас не хуже, о честная главо! Обыклъ бо еси нам присно сим образ смирениа показовати. Обаче нынѣ и азъ реку, якоже лѣпо ми есть словесы молитвеными отвѣщати ти, сице глаголя: Господь Богъ, иже преже избравый тя, сице да ущедрит тя, да вразумит тя, да научит тя и радости духовныя да исплънит тя». И мало нѣчто от духовных побесѣдова с ним, и уже отити хотяше. Преподобный же Сергий поклонися ему до земля, рекь: «Отче! Помолися о мнѣ къ Богу, да ми поможет тръпѣти плътскыя брани, и бѣсовскыя находы, и звѣринаа устрѣмлениа, и пустынныя труды». Игуменъ же отвѣщав, рече: «Глаголеть Павелъ апостолъ: “Благословенъ Господь, иже не дастъ нас чрес силу искушеным быти!”[69] И пакы рече: “Все могу укрѣпляющему мя Богу”».[70] И абие отходя, предает его Богу и оставляет его въ пустыни единого безмлъствовати и единьствовати.

Игумен, охваченный ужасом, ответил, удивляясь: «И ты меня, — сказал он, — спрашиваешь о том, что ты много лучше нас знаешь, о достойный человек! Ведь привык ты всегда таким образом пример смирения показывать. Но все же ныне и я отвечу, как подобает мне словами молитвы отвечать тебе, так: Господь Бог, еще раньше избравший тебя, пусть щедро одарит тебя, вразумит тебя, научит тебя и радости духовной да исполнит тебя». И, немного о духовном побеседовав с Сергием, он хотел уже уйти. Но преподобный Сергий, поклонясь ему до земли, сказал: «Отче! Помолись за меня Богу, чтобы помог он мне терпеть плотские искушения, и бесовские нашествия, и зверей нападения, и труд в пустыни». Игумен же в ответ сказал: «Говорит Павел-апостол: “Благословен Господь, который не даст нам сверх сил искушений”. И еще сказал: “Все могу, если укрепит меня Бог”». И снова, уходя, игумен поручает его Богу и оставляет в пустыни одного безмолвствовать и жить в одиночестве.

Сергий же, отпущаа игумена, еще пакы прошаше от него благословениа и молитвы. Игумен же преподобному Сергию рече: «Се азъ отхожю отсюду, а тебе оставляю Богу, иже не дасть преподобному своему видѣти истлѣниа, иже не дасть жезла грѣшных на жребий праведных, иже не даст нас в ловитву зубом ихь. Яко Господь любит праведника[71] и не оставит преподобных своих, но в вѣкы съхранит а; Господь съхранит въхождение твое и исхождение твое отнынѣ и до вѣка, аминь». И то рече игуменъ, сътворивъ молитву и благословивъ его, отиде от него и иде, отнуду же и прииде.

Сергий же, провожая игумена, еще раз просил у него благословения и молитвы. Игумен же преподобному Сергию сказал: «Вот я ухожу отсюда, а тебя оставляю Богу, который не допустит гибели преподобного своего, который не даст грешным поднять жезл на жизнь праведных, который не отдаст нас в зубы грешников. Ведь Господь любит праведника и не оставит преподобных своих, но навеки сохранит их; Господь сохранит тебя в начале твоей жизни и в конце ее отныне и навеки, аминь». Сказал это игумен и, помолившись и благословив Сергия, ушел от него; и пошел туда, откуда и пришел.

Длъжно же есть и се увѣдѣти почитающим: колицѣх лѣтъ пострижеся преподобный. Болѣ двадесятий лѣт видимою връстою, болѣ же ста лѣтъ разумным остроумием: аще бо и млад сый възрастом телесным, но старъ сый смысломь духовным и съвръшенъ божественою благодатию. По ошествии же игуменовѣ преподобный Сергий в пустыни упражняшеся, единъ живы, без всякого человека. И кто может сказати труды его, или кто доволенъ изглаголати подвигы его, како претръпѣ, единъ живый в пустыни? Нѣсть како мощно нам сказати, с коликым трудом духовным и съ многым попечениемь начинаше начало еже жити наединѣ, елика доволна времена и лѣта в лѣсѣ оном пустыннѣмъ мужески пребываше. Твердѣйшаа убо и святѣйшая она душа несумѣнно претръпѣ без приближениа всякого лица человечя, исправляя храняше уставъ правила иночьскаго непорочно, непотъкновенно убо и незазорно.

Следует также вот что знать читающим житие: в каком возрасте постригся преподобный. Ему можно было дать больше двадцати лет по внешнему виду, но более ста лет по остроте разума: ведь хотя он и молод был телом, но стар разумом и совершен по Божьей благодати. После ухода игумена преподобный Сергий в пустыни подвизался, жил один, без единого человека. Кто может рассказать о трудах его или кто в силах поведать о подвигах его, которые он совершил, один оставаясь в пустыни? Невозможно нам рассказать, с каким трудом духовным и с многими заботами он начинал начало жизни в уединении, сколь продолжительное время и сколько лет он в этом лесу пустынном мужественно оставался. Стойкая и святая его душа мужественно выносила все вдали от всякого лица человеческого, прилежно и непорочно хранила устав жизни иноческой, беспорочно, не спотыкаясь и оставаясь чистой.

Кый убо умъ или который языкъ желаниа, и началныя пръвыя теплоты, и любви того яже къ Богу, о тайных добродѣтелехъ его исправлениа, како доумѣет, или может повѣдати, или писанию явлено предати еже того уединение, и дръзновение, и стенание, и всегдашнее моление, еже присно къ Богу приношаше, сльзы тъплыя, плаканиа душевъная, въздыханиа сердечная, бдѣниа повсенощная, пѣниа трезвенная, молитвы непрестанныя, стояниа несѣдалная, чтениа прилѣжная, колѣнопоклонениа частаа, алканиа, жаданиа, на земли леганиа, нищета духовнаа, всего скудота, всего недостаткы: что помяни — того нѣсть. К сим же и всѣм и бѣсовьскыя рати, видимыя и невидимыя брани, борбы, сплетениа, дѣмоньскаа страхованиа, диавольскаа мечтаниа, пустынная страшилища, неначаемых бѣд ожидание, звѣриная натечениа и тѣх сверѣпаа устремлениа. И еще надо всѣми сими и по сих еже нестрашливу быти ему душею и небоязниву сердцемь, ниже ужасатися умом к таковым вражиам кознемь, и лютым прилогом же, и начинанием: мнози бо тогда звѣрие часто нахожаху на нь, не тъкмо въ нощи, но и въ дни; бяху же звѣрие — стада влъковъ, выюще и ревуще, иногда же и медвѣди. Преподобный же Сергий, аще и въмалѣ устрашашеся, яко человекь, но обаче молитву прилѣжно къ Богу простираше, и тою паче въоружашеся, и тако милостию Божиею пребысть от них невреженъ: звѣрие убо отхожаху от него, а пакости ему ни единыа не сотворше. Егда бо начинаше испръва състроитися мѣсто то, тогда преподобный Сергий многа озлоблениа и скръби претръпѣ от бѣсовъ же, и от звѣрий, и гад. Но ничтоже от них не прикоснуся ни вреди его: благодать бо Божиа съблюдаше его. И никто же да не дивится о сем, свѣдый поистинѣ, яко Богу живущу въ человецѣ, и Духу Святому в нем почивающу, и вся ему покаряются, якоже древле Адаму прьвозданному преже преступлениа заповѣди Господня; единаче же егда ему живущу единому в пустыни.

Какой ум или какой язык сможет представить себе или передать желания святого, и его изначальное первое рвение, и любовь его к Богу, тайные добродетели его подвига, — и как ясно написать об уединении святого, и дерзании, и стенаниях, и о постоянных молитвах, которые он всегда к Богу обращал: кто опишет его слезы теплые, плач душевный, вздохи сердечные, бдения всенощные, пение усердное, молитвы непрестанные, стояние без отдыха, чтение прилежное, коленопреклонения частые, голод, жажду, лежание на земле, нищету духовную, скудость во всем, во всем недостаток: что ни назовешь — того не было. Ко всему же этому прибавлялась борьба с бесами, видимые и невидимые с ними сражения, борьба, столкновения, устрашения демонов, дьявольские наваждения, страшилища пустыни, неизвестных бед ожидание, нападения зверей и их свирепые поползновения. Но, несмотря на все это и при всем том, бесстрашен был Сергий душой и смел сердцем, и ум его не ужасался перед такими вражескими кознями, и лютыми нападениями, и устремлениями: многие тогда звери часто приходили к нему, не только ночью, но и днем; а были эти звери — стаи волков, которые выли и ревели, а иногда и медведи. Преподобный Сергий, хотя немного и боялся, как всякий человек, но, однако, молитву прилежно к Богу обращал и ею укреплялся; и таким образом, по милости Божьей, остался не тронут ими: звери отходили от него, а зла ему никакого не причиняли. Ведь когда только начинало устраиваться место то, тогда преподобный Сергий много огорчений и зла претерпел от бесов, и от зверей, и гадов. Но никто из них не прикоснулся к нему и не обидел его: потому что благодать Божья охраняла его. И пусть никто не удивляется этому, зная воистину, что если Бог живет в человеке и если Дух Святой осеняет его, то все ему покоряются, как в древности Адаму первозданному до нарушения им заповеди Господней; также и Сергию все покорялись, когда он жил один в пустыни.

О ПРОГНАНИИ БѢСОВ МОЛИТВАМИ СВЯТАГО

ОБ ИЗГНАНИИ БЕСОВ МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

Въ единъ убо от дний преподобный Сергий в нощи вниде въ церковь, хотя пѣти заутренюу. И вънегда наченшу ему пѣние, вънезаапу стѣна церковнаа разъступися, и се диаволъ очивѣсть вниде съ множеством вой бѣсовьскых, акы не въходяй дверми, яко тать и разбойникь. Яви же ся ему сице: бяху въ одежах и въ шапках литовьскых отстровръхых: и устрѣмишася на блаженнаго, хотяща разорити церковь и мѣсто изъ основаниа. А на блаженнаго зубы скрегчюще, хотяще убити его, и глаголюще ему: «Избѣжи, изиди отсюду и к тому не живи здѣ, на мѣсте сем: не мы бо наидохом на тя, но паче ты нашелъ еси на нас. Аще ли не избѣжеши отсюду, то растръгнем тя, и умреши в руках нашихь, и к тому не живъ будеши». Обычай бо есть диаволу и его гръдости: егда начнет на кого похвалятися или грозитися, тогда хощет и землю потребити, и море иссушити, а не имѣя власти ни над свиниами.

Однажды преподобный Сергий ночью вошел в церковь, собираясь петь заутреню. И когда он начал пение, внезапно стена церкви расступилась, и вот воочию сам дьявол со множеством воинов бесовских появился, — вошел он не дверьми, но как вор и разбойник. А предстали бесы перед святым так: были они в одеждах и шапках литовских островерхих; и устремились они на блаженного, желая разорить церковь и сравнять то место с землей. А на блаженного они зубами скрежетали, желая убить его, и так говорили ему: «Беги, исчезни отсюда и более не живи здесь, на месте этом: не мы напали на тебя, но, скорее, ты напал на нас. Если же ты не убежишь отсюда, то мы растерзаем тебя; и ты умрешь в руках наших, и не быть тебе живым». Привычка есть у дьявола в его гордости: когда начнет он перед кем-нибудь похваляться или угрожать, тогда он хочет и землю уничтожить, и море высушить, а сам не имеет власти даже над свиньями.

Преподобный же Сергий, въоружився молитвою еже къ Богу, и нача глаголати: «Боже! Кто уподобится тебѣ? Не премлъчи, ни укроти, Боже! Яко се врази твои въшумѣша».[72] И пакы рече: «Да въскреснет Богь, и разыдутся врази его, и да бѣжат от лица его вси ненавидящеи его. Яко исчезает дым, тако да исчезнут; яко тает въскъ от лица огню, тако да погыбнут грѣшници от лица Божиа, а праведници възвеселятся».[73] И тако Сергий именем Святыя Троица, имѣа помощницу и заступницу святую Богородицу, и въ оружиа мѣсто имѣа честный крестъ Христовъ, и порази диавола, акы Давидъ Голиада. И абие дияволъ с бѣсы своими невидими быша, и вси исчезоша, и безвѣсти быша. Преподобный же велико благодарение принесе къ Богу, избавльшему его от таковыя бѣсовьскиа крамолы.

Преподобный же Сергий, вооружась молитвой к Богу, так начал говорить: «Боже! Кто уподобится тебе? Не молчи, не оставайся безучастным, Боже! Ибо вот враги твои разбушевались». И еще сказал: «Да воскреснет Бог, и исчезнут враги его, и да бегут от лица его все ненавидящие его. Как рассеивается дым, так и они пусть исчезнут; как тает воск от огня, так да погибнут грешники от лица Божьего, а праведники да возвеселятся». Так Сергий именем Святой Троицы, имея помощницей и заступницей святую Богородицу, а вместо оружия — честной крест Христов, поразил дьявола, как Давид Голиафа. И тотчас дьявол с бесами своими невидимы стали, и все исчезли, и без вести пропали. Преподобный же великую благодарность воздал Богу, избавившему его от такой бесовской напасти.

Не по мнозех же днехь, егда блаженный въ хиже своей всенощную свою единъ беспрестани творяше молитву, внезаапу бысть шумъ, и клопот, и мятеж многъ, и смущение, и страх, не въ снѣ, но на явѣ. И се бѣси мнози пакы наидоша на блаженнаго стадом бесчинно, въпиюще и с прещениемь глаголюще: «Отиди, отиди от мѣста сего! Что ища пришелъ еси в пустыню сию? Что хощеши обрѣсти на мѣсте сем? Что требуеши, въ лѣсѣ сѣм сѣдя? Жити ли здѣ начинаеши? Въскую здѣ въдворяешися? Не надѣйся здѣ жити: не к тому бо можеши ни часа закоснѣти. Се бо есть, якоже и сам зриши, мѣсто пусто, мѣсто безгодно и не проходно, съ всѣ страны до людей далече, и никтоже от человекь не присѣщает здѣ. Не боиши ли ся, егда когда от глада умреши здѣ, или душегубци разбойници обрѣтше, разбьют тя; се бо и звѣрие мнози плотоядци обрѣтаются в пустыни сей, и влъци тяжции выюще, стадом происходять сюду. Но и бѣси многи пакостят злѣ, и страшилища многа и вся грозная проявляются здѣ, имже нѣсть числа; елма же пусто есть отдавна мѣсто сь, купно же и непотребно. И каа потреба есть тебѣ, аще здѣ звѣрие нашедше снѣдят тебѣ, или какою иною безгодною, безлѣпотную, напрасною умреши смертию? Но без всякого пожданиа ставъ, пробежи скорѣе еже от здѣ, никако же размышляя, ни сумняся, ни озираяся въспять, сѣмо и овамо — да не тебе еже от здѣ скорѣе проженемь или умрътвим».

Через несколько дней, когда блаженный в хижине своей всенощную свою молитву в одиночестве непрерывно творил, внезапно раздался шум, и грохот, и волнение великое, и смятение, и страх, — не во сне, но наяву. И вот бесы многие вновь напали на блаженного, стадом бесчинствующим, вопя и с угрозами говоря: «Уйди, уйди с этого места! В поисках чего ты пришел в пустынь эту? Что хочешь найти на этом месте? Чего ты добиваешься, в лесу этом сидя? Или жить здесь собираешься? Зачем ты здесь обосновываешься? Не надейся, что сможешь здесь жить: и часа ты никак не сможешь здесь оставаться. Ведь тут, как ты и сам видишь, место пустынное, место неудобное и труднодоступное, отсюда во все стороны до людей далеко, и никто из людей не приходит сюда. Не боишься ли, что ты можешь от голода умереть здесь или душегубцы-разбойники найдут и убьют тебя; ведь и звери многие кровожадные живут в пустыни этой, и волки свирепые воют, стаями приходят сюда. Также и бесы многие пакостят злобно, и страшилищ много всяких грозных появляется здесь, которым нет числа; поэтому пусто издавна место это, к тому же и неудобно. Что хорошего, если звери нападут и растерзают тебя здесь или если ты какой-нибудь другой безвременной, ужасной, напрасною смертью умрешь? Но без всякого промедления встань и беги скорее отсюда, нисколько не задумываясь, не сомневаясь, не оборачиваясь, не озираясь по сторонам, — не то мы тебя отсюда быстро прогоним или убьем».

Преподобный же крѣпку вѣру, любовь, надежю Богу стяжавъ, и прилѣжну съ слъзами молитву на врагы творяше, еже избавитися ему от таковаго бѣсовьскаго пронырьства. Благый же человеколюбець Богъ, скорый на помощь, готов на милость, не остави раба своего надлъзѣ ратоватися и намнозѣ напаствоватися; но елико, мню, скорѣе часа посла милость свою, яко да врази убо, бѣсове, отсюду посрамятся, и от сего познают и Божию помощь, и свою немощь. Преподобный же, твръдый душею, иже видимо и невидимо присно съ бѣсы борыйся, побѣдитель бѣсовомъ да явится, абие же въскорѣ божественая тогда нѣкаа внезаапу того осѣни сила, и лукавыа духы наскорѣ разгна крѣпко, и до конца без вести сътвори а, и преподобнаго утѣши, и божественаго нѣкоего исплъни веселиа, и услади сердце его сладостию духовною. Он же абие упознавъ скорую помощь, и милость, и благодать Божию уразумѣвъ, благодарныя хвалы Богу възсылаше, глаголя: «Благодарю тя, Господи, и яко не оставилъ мя есть, но скоро услышав помиловал мя еси. Сътвори съ мною знамение въ благо, да видят ненавидящеи мя, постыдятся, яко ты, Господи, поможеши ми и утѣшил мя еси.[74] Десница твоя, Господи, прославися въ крѣпости, десная рука твоя, Господи, съкруши врагы наша, бѣсы, и дръжавою крѣпости твоея до конца тѣх погуби».

Преподобный же, имея крепкую веру, любовь, надежду на Бога, прилежную со слезами молитву против врагов творил, чтобы избавиться ему от таких бесовских происков. Благой же человеколюбец Бог, быстрый в помощи, готовый к милости, не допустил, чтобы раб его продолжительные сражения и многие напасти терпел; но, думаю, менее, чем через час, послал Бог милость свою, чтобы враги, бесы, этим были посрамлены и чтобы познали они и Божью помощь святому, и свою немощь. Чтобы преподобный, твердый душой, видимо и невидимо с бесами борющийся, победителем бесов стал, для этого вскоре некая божественная сила внезапно его осенила, и лукавых духов разогнала она быстро, и окончательно сделала их безвестными, и преподобного утешила, и божественным неким наполнила его весельем, и усладила сердце его сладостью духовной. Сергий же, тотчас осознав быструю помощь Бога, и милость, и благодать Божью уразумев, благодарность и похвалы к Богу воссылал, говоря: «Благодарю тебя, Господи, так как ты не оставил меня, но быстро услышал и помиловал меня. Сотворил на мне знамение благое, чтобы увидели ненавидящие меня, как ты, Господи, помогаешь мне и сейчас утешил меня, и устыдились. Десница твоя, Господи, прославится твердостью, десница твоя, Господи, сокрушила врагов наших, бесов, и властная твердость твоя окончательно их погубила».

Се же да смышляется и разсуждает всякъ, кто умь имѣяй, яко дѣло се быти лукаваго диавола и началозлобнаго, и зломудреца, и злоначинателя. Хотяше бо диаволъ прогнати преподобнаго Сергиа от мѣста того, завидя спасению нашему, купно же и бояся, да некако пустое то мѣсто въздвигнет Божиею благодатию, и монастырь възградити възмогъ своимь терпѣниемь, и еже от себе тщанием же и прилѣжанием яко нѣкую весь наплънит, или яко нѣкую населит селитву, и яко нѣкый възградить градець, обитель священную и вселение мнихомъ съдѣлает въ славословие и непрестанное пение Богу. Якоже и бысть благодатию Христовою, и еже и видим днесь: не токмо бо сий великый монастырь, яко лавра иже в Радонеже състави,[75] но и прочая другыя монастыря различныя постави и в них мних множество съвъкупи по отечьскому же обычаю и прѣданию.

Пусть поймет и осознает всякий, кто наделен разумом, что это было дело лукавого дьявола, злобного и зломудренного, и источника зла. Ведь хотел дьявол прогнать преподобного Сергия с места того, завидуя спасению нашему, а также опасаясь, что святой на пустом месте обоснуется с Божьей благодатью, и, благодаря своему терпению, монастырь воздвигнет, и своим тщанием и прилежанием некую деревню создаст здесь, или некое населит селение, и некий воздвигнет городок, обитель священную и пристанище для монахов создаст для славословия и непрестанного воспевания Бога. Что и сбылось по благодати Христовой, и это мы видим сегодня: ведь не только этот великий монастырь, Троицкую лавру в Радонеже, он создал, но и многие другие монастыри различные он основал и в них множество монахов собрал по отеческому обычаю и преданию.

По временех же доволных диаволъ побѣдився съ блаженным в различных провидѣниих, всуе тружався купно съ бѣсы своими: аще и многаа различная мечтаниа наведе, но обаче ни въ ужастъ может въврещи твръдаго оного душею и храбраго подвижника. Паче же потом по различных мечтаниих и гръзных привидѣниих преподобный Сергий храбрѣй въоружашеся и оплъчашеся на бѣсы, дръзая взираше, уповаа на Божию помощь; и тако, Божиею благодатию съхраняем, без вреда пребысть. Овогда убо дѣмонскаа кознодѣйства и страхованиа, иногда же звѣринаа устрѣмлениа, мнози бо звѣрие, якоже речеся, въ тъй пустыни тогда обрѣтахуся. Овы стадом выюще, ревуще прохождааху, а друзии же немнозѣ, но или два или трие, или единъ по единому мимо течяху; овии же отдалече, а друзии близ блаженнаго приближахуся и окружаху его, яко и нюхающе его.

Прошло время, и дьявол был побежден блаженным во всех своих проявлениях, — напрасно он трудился вместе с бесами своими: хотя многими и различными видениями Сергия смущал, но, однако, не смог в ужас повергнуть этого твердого душой и храброго подвижника. Еще более после различных наваждений и грозных видений преподобный Сергий храбро вооружался и ополчался на бесов, смело встречал их, уповая на Божью помощь; и так, оберегаемый Божьей благодатью, он невредим остался. Порой его смущали демонские козни и ужасы, а иногда зверей нападения, — ведь много зверей, как было сказано, в этой пустыни тогда жило. Некоторые из них стаями выли и с ревом проходили, а другие не вместе, но по два или по три или один за другим мимо проходили; некоторые из них вдалеке стояли, а другие близко подходили к блаженному и окружали его, и даже обнюхивали его.

И от них же единъ звѣрь, рекомый аркуда,[76] еже сказается медвѣдь, иже повсегда обыче приходити къ преподобному. Се же видѣвъ преподобный, яко не злобы ради приходить к нему звѣрь, но паче да възмет от брашна мало нѣчто в пищу себѣ, и изношаше ему от хижа своея малъ укрух хлѣба и полагаше ему или на пень, или на колоду, яко да пришед по обычаю звѣрь, и яко готову себѣ обрѣт пищу; и възем усты своими и отхожаше. Аще ли когда не доставшу хлѣбу, и пришел по обычаю звѣрь не обрѣт обычнаго своего урочнаго укруха, тогда длъго время не отхожаше. Но стояше, възираа сѣмо и овамо, ожидаа, акы нѣкый злый длъжник, хотя въсприати длъгъ свой. Аще ли прилучашеся единому обрѣстися укруху, то нужа бысть преподобному и то предѣлити на двѣ части, да едину убо себѣ оставитъ, а другую звѣреви оному предложить: не имѣаше бо тогда в пустыни Сергий у себя различных брашенъ, развѣ точию хлѣбъ единъ и воду от источника сущаго ту, и тоже по оскуду. Многажды же и хлѣбу дневному не обрѣстися; и егда сему бываему, тогда оба абие пребываста алчюща, сам же и звѣрь. Иногда же блаженный себѣ не угажаше и сам алчен бываше: аще и единъ кусъ хлѣба обрѣташе у него, и то пред звѣрем онѣмь помѣташе. И изволи, сам не вкушаа въ тъй день, алкати паче, нежели звѣря оного оскръбити и не ядша отпустити. Не единою же, ни дважды звѣрь онъ приходити обыче, но по многа времена на кыйждо день, акы множае году сие творяше.

Был среди них один зверь, называемый аркуда, то есть медведь, и он всегда имел обыкновение приходить к преподобному. Преподобный, видя, что не из злобы приходит к нему зверь, но чтобы взять из еды что-нибудь немного для пропитания себе, выносил зверю из хижины своей маленький кусок хлеба и клал его или на пень, или на колоду, чтобы, когда придет, как обычно, зверь, готовую себе нашел пищу; и он брал ее в пасть свою и уходил. Когда же не хватало хлеба и пришедший по обыкновению зверь не находил приготовленного для него привычного куска, тогда он долгое время не уходил. Но стоял медведь, озираясь туда и сюда, упорствуя, как некий жестокий заимодавец, желающий получить долг свой. Если же был у преподобного лишь один кусок хлеба, то и тогда он делил его на две части, чтобы одну часть себе оставить, а другую зверю этому отдать: не было ведь тогда в пустыни у Сергия разнообразной пищи, но только хлеб один и вода из источника, бывшего там, да и то понемногу. Часто и хлеба на день не было; и когда это случалось, тогда они оба оставались голодными, сам святой и зверь. Иногда же блаженный о себе не заботился и сам голодным оставался: хотя один только кусок хлеба был у него, но и тот он зверю этому бросал. И он предпочитал не есть в тот день, а голодать, нежели зверя этого обмануть и без еды отпустить. Не один раз и не дважды зверь этот приходить привык, но несколько раз каждый день, и более года это продолжалось.

Блаженный же вся приключившаяся искусы с радостию тръпяше, въ всѣх благодаряше Бога, а не стужаше си, ни унываше въ скръбѣх. Елма же стяжаше разум и великую вѣру къ Богу, еюже възможе вся стрѣлы неприазнены раждежены угасити, еюже възможе низложити всяко възвышение высящееся на разум Божий, и яже от дѣмонъ прилогъ прилучающихся да не убоится. Писано бо есть: «Праведный яко левъ уповаа ходит»,[77] и на все дръзает вѣры ради, не яко искушаа Бога, но паче надѣяся на нь: «Надѣющейся на Господа, яко гора Сионъ,[78] не подвижется в вѣкы».[79] Надѣя же ся въистину яко на Господа твръда, якоже и сый блаженный, яко нѣкый храборъ воинъ и яко крѣпкый оружникь, въоруженъ и облъченъ въ силу духа, да не якоже убо всегдашнее имать попечение къ Богу, по толику же и Богъ о нем речет: «С ним есмь въ скръби; изму и и прославлю и. Длъготу дний исплъню его и явлю ему спасение мое».[80] Слабый же убо и лѣнивый в дѣлех своих таковаго упованиа не может имѣти; но иже съ Богомь непрестанно пребываа въ всѣх исправлениих своихъ, и приближаяся ему доброт ради дѣлъ своих, и протязаа блюдение своего сердца благости его, нескудно и неуклонно, якоже Давидъ пророкь рече: «Исчезоста очи мои уповающу ми на Бога моего».[81]

Блаженный же все посылавшиеся ему испытания с радостью терпел, за все благодарил Бога, а не протестовал, не унывал в трудностях. Ибо он приобрел разум и великую веру в Бога, который мог все стрелы вражеские огненные погасить, с которой он мог победить все, что желает быть выше разума Божьего, и с которой демонских нападений он мог не бояться. Ведь написано: «Праведник, как лев, смел», и на все дерзает ради веры, не искушая Бога, но надеясь на него: «Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется вовек». Надеющийся воистину на Господа твердого, как и тот блаженный, будет как некий храбрый воин, вооруженный и облеченный силой духа, так что не только он всегда будет думать о Боге, но также и Бог о нем скажет: «С ним я в скорби; избавлю его и прославлю его. Долготою дней насыщу его и явлю ему спасение мое». Слабый и ленивый в делах своих такой надежды не может иметь; но лишь тот, кто с Богом непрестанно пребывает во всех занятиях своих, и приближается к Богу благодаря своим добрым делам, и щедро, и неуклонно доверяет сохранение своего сердца благодати его, как Давид-пророк сказал: «Истомились глаза мои от ожидания Бога моего».

Таковое упование имѣя преподобный Сергий, и с таковым дръзновениемь дръзну внити в пустыню сию, единь единьствовати и безмлъствовати, иже и божественыя сладости безмолвиа въкусив, и тоя отступити и оставити не хотяше. И звѣриных устремлений, и бѣсовьскых мечтаний не бояшеся, якоже есть писано: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрѣлы, летящаа въ дне, от вещи, въ тмѣ преходящаа, от сряща и бѣса полуденьнаго и полунощнаго».[82] Противу же пустынному страхованию молитвою въоружашеся, якоже в Лѣствицѣ речеся:[83] «Въ нихже, — рече, — мѣстех устрашаешися, не лѣнися без молитвы проходити, но молитвою въоружися, и руцѣ распростеръ, Исусовым именемь бий ратникы. Аще бо на молитву въскорѣ въскочивъ, помолится с нами тогда пришедый благый нашь аггелъ хранитель».

Такое упование имел преподобный Сергий, и с этим дерзновением дерзнул он пойти в пустынь эту, один уединиться и безмолвствовать; и, божественной сладости безмолвия вкусив, он уже не хотел от нее отступиться и оставить ее. И звериных нападений, и бесовских наваждений он не боялся, как написано: «Не убоишься страха ночного, стрелы, летящей во дне, язвы, ходящей во мраке, встречи с бесом полуденной и полночной». Против страхов пустыни Сергий молитвой вооружался, как в Лествице сказано: «В тех местах, — сказано, — где ты боишься, не ленись с молитвой проходить, но молитвой вооружись, и, простерши руки, именем Иисуса бей врагов. Молитву быстро услышав, помолится с нами тогда явившийся благой наш ангел-хранитель».

И тако преподобный възвръзе на Господа печаль свою, и възложи на Бога упование свое, и Вышняго положи въ прибѣжище свое, пребысть от страха без страха, и бес пакости, и без вреда. Богъ бо благый человеколюбець, иже скорое и твердое утѣшение даруя рабом своим, иже всегда щадя и съхраняя угодника своего, якоже Святое глаголет писание: «Яко аггелом своим заповѣсть съхранити тя».[84] Сице и здѣ посла Богъ милость свою и благодать свою въ помощь ему, еже съхранити его от всякаго обистояниа, видимаго же и невидимаго. Преподобный же видя, яко покрывает его Богъ своею благодатию, и денью, и нощию прославляше Бога и благодарныя хвалы възсылаше Богу, не оставляющему же зла грѣшных на жребий праведных, иже не даст нас чрес силу искушеном быти. Начастѣ же святую прочиташе книгу, яко да оттуду всяку приплодит добродѣтель, съкровенными мысльми подвизаа умь свой на вжелѣние вѣчных благъ съкровищь. И еже пакы дивнѣе, якоже никтоже того жестокое добродѣтелное житиа тайное увѣдаше, точию то единъ Богъ, и тайнаа зря, и тайных испытатель, и неявленная пред очима имѣя, тѣм еже безмлъвнаго и безмятежнаго житиа желаниа лишаем бываеть. Но оно убо възлюблено быти мняшеся ему, еже наединѣ единому Богу частыя, и прилѣжныя, и тайныя приносити молитвы, и Богу единому събесѣдовати, и Превышнему вездѣсущему вжелѣнми присвоитися, и к тому единому приближатися, и еже от него благодатию просвѣщатися. И сицевыми тому упражняющуся мысльми, яко да благоприатенъ будет еже о сих подвигъ его и без зазора; и сего ради на кыйждо денъ теплѣ обнощеваше, частыя къ Богу молитвы въсылая повсегда. Богъ же молениа его николиже не презрѣ, яко благосердие имѣя множество щедрот, не навыче бо презирати молениа боящихся его и творящих волю его. По временѣх же нѣколицѣх, сирѣчь пребывшу ему в пустыни единому единьствовавшу, или двѣ лѣте, или болѣ, или менши, не вѣдѣ — Богъ вѣсть.

И преподобный возложил на Господа печаль свою, и возложил на Бога упование свое, и Всевышнего сделал убежищем своим, и пребывал он от страха без страха, и без пакости, и без вреда. Ведь Бог — благой человеколюбец, который всегда щадит и сохраняет угодника своего, как говорит Святое писание: «Ибо ангелам своим заповедует охранять тебя». Так и здесь, послал Бог милость свою и благодать свою на помощь Сергию, чтобы сохранить его от всяких досаждений, видимых и невидимых. Преподобный же, видя, что охраняет его Бог своей благодатью, и днем и ночью прославлял Бога и благодарные хвалы воссылал к Богу, не позволяющему грешным принести зло жизни праведных, который не дает нам сверх силы искушений. Он часто священную читал книгу, чтобы оттуда всякую почерпнуть добродетель, сокровенными мыслями укрепляя разум свой для достижения бесценных вечных благ. И еще удивительнее то, что никто его суровую добродетельную жизнь не знал, один только Бог, который все тайное зрит, и все тайное узнает, и скрытое перед очами видит, то, что безмолвной и безмятежной жизни святой лишен будет. Но ведь то прекрасным казалось святому, чтобы единому Богу частые, и прилежные, и тайные возносить молитвы, и с Богом одним беседовать, и к Превышнему вездесущему помыслы обращать, и к нему одному приближаться и от него благодатью просвещаться. И, таким предаваясь мыслям, он хотел, чтобы угоден был Богу подвиг его и безупречен; и для этого ежедневно в бдении проводил он ночи, частые к Богу молитвы усердно вознося все время. Бог же по милосердию своему и безграничной щедрости своей мольбы его не отверг, — не привык он отвергать мольбы боящихся его и послушных воле его. Шло время, а Сергий оставался в пустыни один в уединении, — или два года, или больше, или меньше, сколько — он не знал; Бог знает.

И по сих видя Богъ великую вѣру его и многое тръпѣние его, умилосердися нань, хотя облегчити труды его пустынныя: вложи въ сердце нѣкоторым от братиа мнихом богобоязнивым, и начаху приходити къ нему. Се же бысть строениемь и промышлением всесилнаго и милосердаго Господа Бога, яко хощет не единому Сергию жити въ пустыни съй, но множайший братии, яко же рече Павелъ апостолъ: «Не ища своеа плъзы единого, но многых, да ся спасут».[85] Или рещи, яко хощет Богъ въздвигнути мѣсто то, и пустыню ту претворити, и ту монастырь устроити, и множайшим братиамь събратися. Богу тако изволшу, начаша посѣщати его мниси, испръва единъ по единому, потом же овогда два, овогда же три. И моляху преподобнаго, припадающе и глаголюще: «Отче, приими нас, хощем с тобою на мѣсте сем жити и душа своя спасти».

И потом Бог, видя великую веру святого и большое терпение его, смилостивился над ним и захотел облегчить труды его в пустыни: вложил Господь в сердца некоторым богобоязненным монахам из братии желание, и начали они приходить к святому. Это было устроено промыслом всесильного и милосердного Господа Бога, который хотел, чтобы не один Сергий жил в пустыни этой, но многочисленная братия, как сказал Павел-апостол: «Не ищу пользы лишь для себя, но для многих, чтобы спаслись». Или можно сказать, что захотел Бог прославить место это, и пустынь эту преобразить, и здесь монастырь устроить, и множество братьев собрать. Поскольку Бог так пожелал, начали посещать святого монахи, сперва по одному, потом иногда по два, а иногда по три. И молили они преподобного, преклоняясь перед ним и говоря: «Отче, прими нас, мы хотим с тобой на месте этом жить и души свои спасти».

И преподобный же не токмо не приимаше их, но и възбраняше имь, глаголя: «Яко не можете жити на мѣсте сем и не можете тръпѣти труда пустыннаго: алканиа, жаданиа, скръби, тѣсноты, и скудости, и недостатков». Они же рѣша: «Хощем тръпѣти труды мѣста сего, да аще Богъ подасть, то и можем». Преподобный же пакы въпроси а, глаголя: «Можете ли тръпѣти труды мѣста сего: глад, и жажду, и всякыя недостаткы?» Они же рѣша: «Ей, честный отче, хощем и можем Богу помагающу намъ, и молитвам твоим споспѣшьствующим намь. Токмо о сем молимъ твое преподобьство: не отлучи нас от лица твоего и от мѣста сего любезнаго не отжени нас».

Но преподобный не только не принимал их, но и запрещал им оставаться, говоря: «Не можете вы жить на месте этом и не можете терпеть трудности в пустыни: голод, жажду, скорбь, неудобства, и бедность, и нужду». Они же отвечали: «Хотим мы терпеть трудности жизни на месте этом, а если Бог захочет, то и сможем». Преподобный же еще раз спросил их: «Сможете ли вы терпеть трудности жизни на месте этом: голод, и жажду, и всякие лишения?» Они же ответили: «Да, честный отче, мы хотим и сможем, если Бог поможет нам и твои молитвы поддержат нас. Только об одном молим тебя, преподобный: не удаляй нас от лица твоего и с места этого, милого нам, не прогоняй нас».

Преподобный же Сергие, вѣдѣвъ вѣру ихъ и усердие, и удивлься им и рече имь: «Азъ не изждену вас, понеже Спасъ нашь глаголаше, яко: “Грядущаго къ мнѣ не ижьждену вънъ”;[86] и пакы рече: “Идѣже суть два или трие съвъкуплени въ имя мое, ту аз есмь посредѣ их”.[87] И Давидъ рече: “Се коль добро и коль красно еже жити братии вкупѣ”.[88] Аз бо, братие, хотѣлъ есмь единъ жити въ пустыни сей и тако скончатися на мѣсте сем. Аще ли сице изволшу Богу, и аще угодно ему будет, еже быти на мѣсте семь монастырю и множайши братии, да будеть воля Господня! Аз же вас с радостию приемлю, токмо потщитеся създати себѣ комуждо свою келию. Но буди вы свѣдома: аще въ пустыню сию жити приидосте, аще съ мною на мѣсте сем пребывати хощете, аще работати Богу пришли есте, приготовайтеся тръпѣти скръби, бѣды, печали, всяку тугу, и нужю, и недостаткы, и нестяжание, и неспание. И аще работати Богу изволисте и приидосте, отселѣ уготовайте сердца ваша не на пищу, ни на питие, ни на покой, не на беспечалие, но на тръпѣние, еже трьпѣти всяко искушение, и всяку тугу и печаль. И приготовайтеся на труды, и на пощениа, и на подвигы духовныя, и на многы скръби: “Многыми бо скръбьми подобает нам внити въ царство небесное”.[89] “Узокъ путь и прискръбенъ есть, въводяй в жизнь вѣчную, и мало их есть, иже обрѣтают его”;[90] “Нужно бо есть царство небесное, и нужници въсхищают е”;[91] “Мнози суть звани, мало же избранных”.[92] Мало бо есть спасающихся, тѣм и мало есть избранное стадо Христово, о немже въ Евангелии рече Господь: “Не бойся, малое мое стадо! О немже изволилъ есть Отець мой дати вамъ царство небесное”».[93] Сиа блаженному Сергию изглаголавшу к ним, они же с радостию и съ усръдиемъ обѣщашася, глаголюще: «Вся повелѣная тобою творимь и ни въ чем же не преслушаемся тебе».

Преподобный же Сергий, убедившись в вере их и усердии, удивился и сказал им: «Я не выгоню вас, ибо Спаситель наш говорил: “Приходящего ко мне не изгоню вон”; и еще сказал: “Где двое или трое собраны во имя мое, там и я посреди них”. И Давид сказал: “Как хорошо и как приятно жить братьям вместе”. Ведь я, братья, хотел один жить в пустыни этой и скончаться здесь. Но если так пожелал Бог и если угодно ему, чтобы был на месте этом монастырь и многочисленная братия, да будет воля Господня! Я же вас с радостью принимаю, только пусть каждый сам построит для себя келью. Но да будет вам известно: если в пустынь эту вы жить пришли, если со мной на месте этом жить хотите, если служить Богу вы пришли, приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякие несчастья, и нужду, и лишения, и бедность, и недосыпание. Если вы служить Богу желаете и для этого пришли, приготовьте сердца ваши не для пищи, не для питья, не для покоя, не для беспечности, но для терпения, чтобы претерпеть всякое искушение, и всякую скорбь, и печаль. И приготовьтесь к тяготам, и к постам, и к подвигам духовным, и ко многим скорбям: “Многими ведь скорбями надлежит нам войти в царствие небесное”; “Узок путь и скорбен, ведущий в жизнь вечную, и немногие находят его”; “Силой берется царство небесное, и употребляющие усилие восхищают его”; “Много званых, а мало избранных”. Ибо мало спасающихся, поэтому мало избранное стадо Христово, о котором в Евангелии сказал Господь: “Не бойся, малое мое стадо! Ибо благоволил Отец мой дать вам царство небесное”». Когда блаженный Сергий так сказал им, они с радостью и с усердием обещали: «Все, что повелел ты, сделаем, и ни в чем не ослушаемся тебя».

И създаша себѣ кыйждо свою келию и живяху о Бозѣ, смотряюще житиа преподобнаго Сергиа и тому по силѣ равнообразующеся. Преподобный же Сергие, живый съ братиами, многы труды претръпѣваше, и великы подвигы и поты постничьскаго житиа творяше. Жестоко же постное житие живяше; бяху же добродѣтели его сице: алкание, жадание, бдѣние, сухоядение, на земле легание, чистота телесная и душевнаа, устнама млъчание, плотскаго хотѣниа извѣстное умръщвение, труди телеснии, смирение нелицемѣрное, молитва непрестающиа, разсужение доброразсудное, любовь совръшенаа, худость ризъная, память смертнаа, кротость с тихостию, страх Божий непрестанный. «Зачало бо премудрости страх Господень»;[94] якоже зачало цвѣт ягодам и всякому овощу, сице зачало есть всякой добродѣтели страх Божий. Онъ же страх Божий въ себѣ въдружив, и тѣмь ограждься, и закону Господню поучаяся день и нощь, яко древо плодовито, насаждено при исходищих водных, иже въ свое время дастъ плод свой.

И построили они каждый отдельную келью и жили для Бога, глядя на жизнь преподобного Сергия и ему по мере сил подражая. Преподобный же Сергий, живя с братьями, многие тяготы терпел и великие подвиги и труды постнической жизни совершал. Суровой постнической жизнью он жил; добродетели его были такие: голод, жажда, бдение, сухая пища, на земле сон, чистота телесная и душевная, молчание уст, плотских желаний тщательное умерщвление, труды телесные, смирение нелицемерное, молитва беспрестанная, рассудок добрый, любовь совершенная, бедность в одежде, память о смерти, кротость с мягкостью, страх Божий постоянный. Ведь «начало мудрости — страх Господень»; как цветы — начало ягод и всяких овощей, так и начало всякой добродетели — страх Божий. Он страх Божий в себе укрепил, и им огражден был, и закону Господнему поучался денно и нощно, подобно дереву плодовитому, посаженному у источников водных, которое в свое время даст плоды свои.

И понеже младу ему сущу и крѣпку плотию, — бяше бо силенъ быв тѣлом, могый за два человека, — диаволъ же похотными стрѣлами хотя уязвити его. Преподобный же, очютивъ брань вражию, удръжа си тѣло и поработи е, обуздавъ постомъ; и тако благодатию Божиею избавленъ бысть. Научи бо ся на бѣсовьскиа брани въоружатися: якоже бѣсове грѣховъною стрѣлою устрѣлити хотяху, противу тѣх преподобный чистотными стрѣлами стрѣляше, стрѣляющих на мрацѣ правыя сердцемь.

Из-за того, что Сергий был молод и крепок телом (ведь сила у него была в теле, как у двух человек), дьявол стрелами похоти хотел уязвить его. Преподобный же, почувствовав нападение вражеское, подчинил себе тело и поработил его, обуздав постом; и так благодатью Божьей был он избавлен от искушений. Научился он против бесовских нападений обороняться: как только бесы стрелами греха поразить его хотели, преподобный стрелы чистоты пускал в них, стреляющих во мраке в праведных сердцем.

Сице живый съ братиами, аще и не поставленъ бысть въ прозвитеры, но велми с ними пристояше церкви Божии. И по вся дни пояше съ братиами во церкви и полунощницу, и заутренюю, и чясове, и третий, и шестый, и девятый, и вечерю, и нефимонъ,[95] по реченному: «Седмижды днемь хвалих тя о судьбах правды твоея».[96] Промежю сих частыя молебны, на то бо упразнишася, еже безъпрестани молити Бога, и въ церкви, и в келиахъ, по Павлу глаголющу: «Не престающе молитеся Богу».[97] А на обѣдню призываше нѣкоего чюжаго, попа суща саном или игумена старца, и того приимаше и повѣлеваше ему творити святую литургию: самь Сергий испрьва не хотяше поставлениа презвитерьска или игуменьства приати многаго ради и конечнаго смирениа. Имѣяше бо в себѣ кротость многу и велико истинное смирение, о всем всегда подражаа своего владыку Господа нашего Исуса Христа, подавъшаго ся на подражание хотящим подражати его и послѣдовати ему, рекшему: «Приидѣте къ мнѣ, вси тружающиеся и обременении, азъ покою вы. Възмѣте иго мое на ся, и научитеся от мене: яко кротокъ есмь и смиренъ сердцемь».[98] И таковаго ради смирениа Сергий не хотяше поставлениа поповьства или игуменьства взяти: глаголаше бо присно, яко зачало и корень есть санолюбиа еже хотѣти игуменьства.

Так и жил он с братьями, и хотя не был поставлен в священники, но очень с ними пекся о церкви Божьей. И каждый день пел он с братьями в церкви и полунощную, и заутреню, и Часы, и третий, и шестой, и девятый, и вечерню, и мефимон, как сказано: «Седмикратно в день прославляю тебя за суды правды твоей». В промежутках они устраивали частые молебны, — ведь для того и ушли из мира, чтобы беспрестанно молиться Богу и в церкви, и в кельях, как сказал Павел: «Непристанно молитесь Богу». А обедню служить Сергий призывал кого-нибудь другого, в сане священника или старца игумена, встречал их и просил служить святую литургию: сам Сергий сначала не хотел быть поставленным в священники или игуменство принять из-за великого и беспредельного смирения. Ведь был он полон кротости большой и великого истинного смирения, во всем всегда подражая своему владыке, Господу нашему Иисусу Христу, давшему пример для подражания желающим подражать ему и следовать ему и сказавшему: «Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, я успокою вас. Возьмите иго мое на себя и научитесь от меня: ибо я кроток и смирен сердцем». Из-за этого смирения Сергий не хотел быть поставленным в священники или игуменство принять: говорил он всегда, что желание быть игуменом — начало и корень честолюбия.

Събравшим же ся мнихом не зѣло множайшим, но яко чисменем до двою на десяте: от них же бѣ единъ старець Василий, рекомый Сухий, иже бѣ въ пръвых от страны пришедый от връхъ Дубны; ин же от них, именем Иаковъ, рекомый Якута — сий бѣ в чину образом яко посолникъ, егоже колиждо отсылаху на службу, яко зѣло на нужную потребу, без неюже не мощно обрѣстися; другому же Онисим имя, иже бѣ диаконъ, диаконовъ отець Иелисеа глаголемаго. Келиам же зиждемым и тыном огражденым, не зѣло пространнѣйшимь, но и вратаря сущихь ту у врат пристави, от нихже сам Сергий трие или четыре келии сам своима рукама създа. Но и прочаа вся монастырьскаа дѣлеса, яже братиамь на потребу, служаше: ово дрова на раму своею от лѣса ношаше, и якоже по келиам раздробляя и растесаа, разношаше, на полѣна разсѣкаа. Но что въспоминаю яже о дровех? Дивъно бо поистинѣ бѣ тогда у них бываемом видѣти: не сущу от них далече лѣсу, якоже нынѣ нами зримо, но идеже келиам зиждемым стояти поставленым, ту же над ними и древеса яко осѣняющи обрѣтахуся, шумяще стояху. Окресть же церкви часто колоды и пение повсюду обрѣташеся, уду же и различнаа сѣахуся сѣмена, яко на устроение ограднымъ зелиемь. Но возвратимся пакы на предреченную бесѣду, яже о подвизѣ преподобнаго Сергиа, како без лѣности братиам яко купленый рабъ служаше: и дрова на всѣх, якоже речеся, сѣчаше; и тлъкущи жито, въ жръновѣх меляше, и хлѣбы печаше, и вариво варяше, и прочее брашно яже братиамъ на потребу устрааше; обувь же и порты крааше и шияше; и от источника, сущаго ту, воду въ двою водоносу почерпаа на своемь си рамѣ на гору възношаше и комуждо у келий поставляше.

Собралось монахов не очень много, не больше двенадцати человек: среди них был некий старец Василий, по прозванию Сухой, который в числе первых пришел с верховьев Дубны; другой же монах, по имени Иаков, по прозванию Якута — был он за посыльного, его всегда посылали по делам, за особенно нужными вещами, без которых нельзя обойтись; еще один был по имени Анисим, который был дьяконом, отец дьякона по имени Елисей. Когда кельи были построены и тыном ограждены, не очень большим, поставили и привратника у ворот, сам же Сергий три или четыре кельи сам своими руками построил. И в прочих всех монастырских делах, нужных братии, он участвовал: иногда дрова на плечах своих из леса носил и, разбив и наколов, на поленья разрубив, разносил по кельям. Но зачем я вспоминаю о дровах? Ведь удивительно поистине было видеть то, что у них было тогда: был от них недалеко лес, — не так, как теперь, но где кельи строящиеся были поставлены, здесь же над ними и деревья были, осеняя их, шумели над ними. Вокруг церкви много колод и пней повсюду было, здесь же различные сеяли семена и выращивали огородную зелень. Но вернемся снова к оставленному рассказу о подвиге преподобного Сергия, как он без лености братии как купленный раб служил: и дрова для всех, как было сказано, колол, и толок зерно, и жерновами молол, и хлеб пек, и еду варил, и остальную пищу, нужную братии, готовил; обувь и одежду он кроил и шил; и из источника, бывшего там, воду в двух ведрах черпал и на своих плечах в гору носил и каждому у кельи ставил.

В нощи же на молитвѣ без сна пребываше; хлѣбом и водою точию питашеся, и того по оскуду приимаше; и николиже ни часа празденъ пребываше. И сице удручи си тѣло многымь въздръжанием и великыми труды. В нем же и плотская двизаниа бес пошествиа сътворяше, и пакы болшаа подвигы на подвигы прилагаше, и печашеся о пребывании мѣста того, яко дабы токмо благоприатенъ былъ труд его. И елико же что дѣаше, псалом въ устѣх его всегда бѣаше, еже рече: «Предзрѣх Господа предо мною выну, яко одесную мене есть; да ся не подвижу».[99] Сице же ему пребывающу въ молитвах и въ трудѣхъ, плоть истни си и иссуши, желаа быти горняго града гражанинъ и вышняго Иерусалима жителинъ.

Ночью же Сергий в молитвах без сна проводил время; хлебом и водой только питался, да и этого мало употреблял; и ни часа праздным не оставался. И так истощил он свое тело суровым воздержанием и великими трудами. Когда в нем плотские волнения бес возбуждал, он великий подвиг за подвигом совершал, заботился о процветании места того, чтобы только угоден был Богу труд его. И что бы он ни делал, псалом на устах его всегда был, в котором говорится: «Всегда видел я Господа перед собою, ибо он одесную меня; не поколеблюсь». Так пребывал он в молитвах и в трудах, плоть измучил свою и иссушил, желая быть небесного города гражданином и вышнего Иерусалима жителем.

По лѣте же единѣмь прежереченный игуменъ, иже постриже блаженнаго Сергиа, разболѣся, и нѣколико время поболѣвъ, от сего житиа преставися и къ Господу отиде. Преподобный же Сергий печаловашеся зѣло, и моляшеся Богу, и молитву прилѣжну о сем всылаше, яко дабы Богъ далъ игумена, мѣсту тому наставника, отца же и правителя, могуща правити корабль душевъный всемирныя жизни къ пристанищу спасениа от влънъ потоплениа, от злых духовъ. И сице ему молящуся къ Богу и просящу игумена и истиннаго строителя мѣсту тому, Богъ услыша молитву угодника своего и моление его приатъ, да не Давида лжуща покажет, рекшаго: «Волю боящихся его сътворит, и молитву их услышит, и спасеть их».[100] Хощет дати самого просителя просившаго игумена, праваго правителя; да поелику же Сергий просилъ, по толику же и приа, и обрѣте, и приобрѣте въ правду праваго правителя, могущаго управити мѣсто то. Не себе же самого точию просилъ, но иного нѣкоего, его же Богъ дасть; Богъ же, яко провидець, провѣдый будущаа и хотя въздвигнути и устроити мѣсто то и прославити, иного лучша того не обрѣте, но точию того самого просившаго дарует, вѣдый, яко может таковое управление управити въ славу имени его святого.

Прошел один год, и игумен, о котором шла речь и который постриг блаженного Сергия, разболелся, и, некоторое время поболев, умер, и к Господу отошел. Преподобный же Сергий печалился очень, и молился Богу, и молитву прилежную к Богу воссылал о том, чтобы Бог дал игумена, наставника обители этой, отца и правителя, который сможет направить корабль духовный всемирной жизни к пристанищу спасения и избавит его от волн гибельных, от злых духов. Так он молился Богу, прося игумена и настоящего устроителя месту тому, и Бог услышал молитву угодника своего, и молению его внял, чтобы слова Давида ложными не оказались: «Желание боящихся его он исполняет, и молитву их слышит, и спасет их». Бог пожелал дать в игумены самого просившего просителя, праведного правителя; и кого просил Сергий, того и получил, и обрел, и приобрел поистине праведного правителя, который смог управлять обителью этой. Он не себя самого просил, но другого кого-нибудь, кого Бог даст; Бог же, который все предвидит, провидя будущее и желая создать и устроить обитель эту и прославить ее, никого лучше Сергия не нашел, но именно самого просившего дарует братии, зная, что может Сергий с этим управлением управиться во славу имени его святого.

Како же и кыим образом случися быти начало Сергиева игуменьства? Въложи Богъ въ сердце братиам его, како бы въздвигнути его на началное начальство. Вниде же нѣкое размышление въ братию его; и сшедшеся преже сами промежи собою, и съвѣтъ сътвориша ти; тако вѣрою утвръдившеся, вси вкупѣ приидоша къ преподобному Сергию, глаголюще: «Отче! Не можем жити без игумена! Нынѣ же приидохом к тебѣ явити мысли наша и хотѣниа: зѣло желаем того, дабы былъ намъ ты игуменъ и наставникь душам и тѣлом нашим, да быхом ходили к тебѣ с покааниемь исповѣдающе грѣхы своя; да быхом от тебе прощение, и благословение, и молитву по вся дни приимали и видѣли тебѣ по вся дни съвръшающа святую литургию; да быхом колиждо от честную руку твоею причащалися пречистых таин. Ей, честный отче, сего желаем от тебе, тъкмо не отрицайся».

Как же и каким образом началось игуменство Сергия? Вложил Бог в сердце братьям желание сделать так, чтобы Сергий начальствовал как начальник их. Осенила некая мысль братию; и сошлись монахи сначала сами по себе, и совет собрали они; так утвердившись в своем намерении, они все вместе пришли к преподобному Сергию, говоря: «Отче! Мы не можем жить без игумена! Ныне мы пришли к тебе открыть мысли наши и желания: мы очень хотим, чтобы ты был нашим игуменом и наставником душ и тел наших, чтобы мы приходили к тебе с покаянием исповедоваться в грехах своих; хотим от тебя прощение, и благословение, и молитву каждый день получать и видеть, как ты ежедневно совершаешь святую литургию; хотим всегда из честных рук твоих причащаться пречистых тайн. Да, честный отче, этого мы желаем от тебя, только не отказывайся».

Преподобный же Сергий въздохнувъ из глубины душа и рече им: «Азъ и помышлениа не имѣхь еже хотѣти игуменьства, но тако желает душа моя и скончатися в черньцех на мѣсте семь. Вы же не принужайте мя, но оставите мя Богу, и тъй, якоже въсхощет, и сътворит о мнѣ». Они же рѣша: «Мы, отче, желаем того, дабы нам былъ ты игуменъ, ты же отрицаешися. Мы же речем ти: или сам буди игуменъ, или шед спроси нам игумена у святителя. Аще ли не тако, то таковы ради нужа разидемся вси от мѣста сего». Преподобный же Сергий пакы постонав от сердца, рече имъ: «Нынѣ убо разидемся кийджо въ свою келию, и вси помолимся Богу прилѣжно о сем, да явит и открыеть нам, что подобает творити». Они же разидошася кождо въ свою келию.

Преподобный же Сергий вздохнул из глубины души и сказал им: «У меня и помысла не было стать игуменом, но только желает душа моя скончаться в иноках на месте этом. Не принуждайте меня, но оставьте меня Богу, и он, что захочет, то и сделает со мной». Они же ответили: «Мы, отче, желаем, чтобы был ты нашим игуменом, а ты отказываешься. Мы же говорим тебе: или сам будь игуменом, или иди и попроси нам игумена у епископа. Если же ты не сделаешь так, то из-за такого несчастья мы разойдемся все с места этого». Преподобный же Сергий, стеная сердцем, снова сказал им: «Сейчас разойдемся каждый в свою келью, и все помолимся Богу прилежно о том, чтобы он явил и открыл нам, что следует делать». Они же разошлись каждый в свою келью.

По днех же нѣколицѣх пакы приидоша братиа къ преподобному Сергию, глаголюще: «Понеже мы, отче, снидохомся на мѣсто сие, слышавъше еже от тебе начаткы добраго подвизаниа твоего и церковнаго основаниа, яже своима рукама съвръшилъ есть. Имущи благодать Святыя Троица, к той прибегохомъ, на ню же надежю и упование наше все възложихом твоим руковожениемь, отселѣ ты нам буди и отець и игуменъ. И будеши предстоа престолу Святыя Троица, серафимскую трисвятую пѣснь въсылая къ Богу, и безкровную съвръшая службу, и своима рукама да подаси нам пречистаго тѣла и божественыа крове Господа нашего Исуса Христа, и препокоивъ старость нашу, гробу предаси ны». Сергию же отцу на мнозѣ отрицающуся и не хотящу, моля их, утѣшаа глаголаше: «Простите мя, отци мои и господие мои! Кто есмь азъ, смѣяй таковаа дръзнути, ихже съ страхомь и ужастию аггелы не могут достигнути? Како же недостойный азъ дръзъ явлюся, ниже успѣ въ таковую вѣру? Азъ начатка мнишьскаго устава и житиа никакоже достигнух; како смѣя сиа святыня приступити или коснутися? А бых моглъ своих грѣховъ плакатися, и вашею молитвою оного блага достигнути, краа желаннаго, егоже вжелѣх от юности моея». И сиа, и множайшаа сих к ним извѣщавъ, отиде в келию свою.

По прошествии нескольких дней опять пришла братия к преподобному Сергию, говоря: «Мы, отче, пришли на место это, потому что слышали о тебе, что ты начал славное подвижничество и церковь основал, которую своими руками построил. Имея благодать Святой Троицы, мы к ней обращаемся, на нее мы всю надежду и упование возложили под твоим началом, и теперь стань нам отцом и игуменом. И будешь предстоять у престола Святой Троицы, серафимскую трисвятую песнь воссылать к Богу, бескровную совершая службу, и своими руками подашь нам пречистое тело и божественную кровь Господа нашего Иисуса Христа, и, устроив старость нашу, гробу предашь нас». Отец Сергий долго отказывался и не хотел этого, умолял их и говорил, успокаивая: «Простите меня, отцы мои и господа мои! Кто я такой, чтобы посметь дерзнуть на то, чего со страхом и ужасом ангелы не могут достигнуть? Как же я, недостойный, на сию дерзость решусь, не достигнув такой веры? Я и начала монашеского устава и жизни не смог еще постигнуть; как посмею я к этой святыне приступить или прикоснуться к ней? Мне бы о своих грехах плакать и с вашей молитвой этого блага достигнуть, страны желанной, к которой стремился я с юности моей». И такие слова, и многие другие он им сказал и удалился в келью свою.

Блазии же они старци по днехъ пакы пришедша, начаша бесѣдовати к нему, глаголюще предреченныа глаголы, и множае тѣх, и рѣша: «Мы, отче духовный, пря никоеяже имамы с тобою: Богу наставльшу нас, к тебѣ снидохомся на мѣсто се, и твоему житию и благонравию подобитися въжелахом, и будущих благъ наслажениа сподобитися надѣяхомся. Аще же ты не хощеши пещися нашими душами и пастух словесным овцам не хощеши нам быти, мы уходим от мѣста сего и от храма Святыя Троица и от обѣта нашего неволею отпадаем. И заблудимъ, акы овцы не имущи пастуха, в горы прѣзорьства и распутиа; злым мыслемь предавшеся, съкрушени будемь мысленым звѣрем, сирѣчь диаволом. Ты жь отвѣт въздаси пред необиновенным судиею вседръжителем Богом». Се же глаголаша ему братиа, прещениемь претяще и грозами грозяще: много бо преже, по многы дни молиша его, нудяще ово смирением, ово же тихостию и ласканием, иногда же прещениемь и жестокыми словесы претяху, жалующеся. Он же, крѣпкый душею, твръдый вѣрою, смиреный умом, ни ласканию повинуся, ни прещениа бояшеся, но выше прѣщениа муж обрѣтеся.

Блаженные же эти старцы через несколько дней снова пришли и стали беседовать с Сергием, повторяя те же доводы и другие приводя, и сказали они: «У нас, отче духовный, распри никакой с тобой нет: поскольку Бог наставил нас, мы к тебе пришли сюда, и твоей жизни и благонравию уподобиться захотели, и наслаждения будущими благами сподобиться надеялись. Если же ты не хочешь заботиться о наших душах и пастухом у нас, овец словесных, быть не хочешь, мы уходим с места этого и от храма Святой Троицы и обет наш невольно нарушаем. И будем блуждать, как овцы без пастуха, в горах гордости и распутства; дурным мыслям предаваясь, мы побеждены будем мысленным зверем, то есть дьяволом. Ты же ответ дашь беспристрастному судье Вседержителю Богу». Так говорила ему братия, страхом устрашая и угрозами угрожая: ведь много раз прежде, много дней умоляли они Сергия, понуждая его или смирением, или же спокойными и ласковыми словами, иногда же угрозами и строгими словами они угрожали в горести. Он же, крепкий душою, твердый в вере, смиренный умом, и на ласковые слова не отзывался, и угрозам не внимал, но был мужем выше угроз.

Егда же много нудиша его братиа на игуменьство, онъ же смиреномудръ сый, не хотя того приати, ниже еже издѣтьства съвъзрастъшее ему богоподражанное смирение оставити. Таковое тѣх моление оттрясе, грѣшна суща себѣ глаголя и недостойна, прирек и се: «Яко мои глаголи не съгласуют вашим словесем, понеже вы убо излише принужаете мя на игуменьство, азъ же излише отрицаюся. Елма же азъ убо сам хощу учениа требовати паче и учитися, нежели иных поучати: азъ убо самъ желаю от инѣх обладаем быти паче, нежели иными обладати и началствовати. Бою же ся суда Божиа; еда како будет се Богу тако любо, якоже вы повѣлѣваете ми, воля Господня да будет!» Обаче побѣжен бывъ от своего милованнаго братолюбиа и от своего усрьдиа и тщивьства, едва повинуся тѣх молению. И посули быти прошению их и повинуся воле их быти, паче же рещи, волѣ Божии быти. И тако по сих всѣх преподобный Сергий въстенавъ из глубины сердца, и всю мысль, упование възложивъ къ вседръжителю Богу, рече къ ним въ смирении душа: «Отци и братиа! Азъ супротивъ вам ничтоже глаголю, воли Господни предавшися: тот бо вѣсть сердца и утробы. Идем въ град къ епископу».

Долго принуждала его братия стать игуменом, он же, смиренный разумом, не хотел игуменства принять и не хотел с детства присущее ему и к Богу приближающее его смирение оставить. Отверг он эти мольбы братии, грешным себя считая и недостойным, и добавил вот что: «Мои слова не согласны с вашими словами, потому что вы чересчур упорно принуждаете меня стать игуменом, а я чересчур упорно отказываюсь. Ведь я сам в поучении нуждаюсь и более хочу учиться, чем других поучать: я больше стремлюсь сам у других в подчинении быть, чем над другими властвовать и начальствовать. Боюсь я суда Божьего; если же будет Богу угодно то, что вы повелеваете мне, да буде воля Господня!» Ибо одержало в нем верх его сердечное братолюбие и его усердие и старательность — и он наконец внял их мольбам. И пообещал он исполнить просьбу их, и повиновался воле их, — вернее сказать, воле Божьей. И после этого всего преподобный Сергий восстонал из глубины сердца, и все мысли, упование возложив на Вседержителя Бога, сказал им со смирением душевным: «Отцы и братья! Я наперекор вам ничего говорить не буду, воле Господней предавшись: ведь Бог знает сердца и помыслы. Пойдем в город к епископу».

Митрополиту же Алексию всея Руси тогда бывшу ему въ Цариградѣ, въ градѣ же Переяславли повелѣ быти въ свое мѣсто епископу Афонасию Велыньскому.[101] К нему же прииде преподобный отець нашь Сергий, поим с собою два старца, и вшед сътвори поклонение прѣд епископом. Епископъ же Афанасий, видѣвъ и, благослови его и въпроси имени его. Он же Сергий именемь себе повѣда. Афанасий же слышавъ, радъ бысть, о Христѣ цѣлование даст ему: преже бо бяше слышалъ яже о нем, начаткы добраго подвизаниа его, и церкви възгражениа, и монастырь основаниа, и вся благоугодныя дѣтели, яже къ братии любы съ прилежанием, и многыя добрыя дѣтели. И побесѣдова с ним духовно; и егда скончаста бесѣду, абие сътвори поклонение пред епископом.

Митрополит же всея Руси Алексей тогда был в Царьграде, оставив в городе Переяславле вместо себя епископа Афанасия Волынского. К нему и пришел преподобный отец наш Сергий, взяв с собой двух старцев, и, войдя, поклонился епископу. Епископ же Афанасий, увидев его, благословил его и спросил имя его; Сергий же имя свое назвал. Афанасий, узнав, кто он, обрадовался и по-христиански поцеловал его: ибо раньше он слышал о Сергии, о начале славного подвижничества его, о построении церкви и об основании монастыря, обо всех богоугодных деяниях Сергия, любви его и заботе о братии, и о многих добрых делах его. И он побеседовал с Сергием о духовных делах; когда же закончилась беседа, Сергий снова поклонился епископу.

Блаженый жь отець нашь Сергий начят молити святителя, прося игумена, дабы далъ наставника душам ихь. Преподобный же Афанасий, исполнь сый Святого Духа, рече: «Възлюбленне! Богъ Святым Духом, усты Давидовы рече: “Изведу избраннаго от людий моих”,[102] и пакы: “Ибо рука моя поможет ему, и мышца моя укрѣпит и”.[103] Апостолъ же Павелъ рече: “Никтоже приемлет ни чти, ни сану, тъкмо възванный от Бога”.[104] Тебе же, сыну и брате, Богъ възвавый от утробы матере твоея, яже и от многых слышах о тебѣ, да будеши отселе ты отець и игуменъ братии, Богом събранѣй въ обители Святыя Троица». Преподобному же Сергию отрицающуся и недостоиньство излагающу, исплънь же сый благодати Святого Духа, Афанасий рече к нему: «Возлюбленне! Вся стяжалъ еси, а послушаниа не имаши». Отець же нашь Сергий поклонься и рече: «Яко Господеви годѣ, тако и буди; благословенъ Господь в вѣкы!» И всѣм рекшим: «Аминь».

Блаженный отец наш Сергий начал умолять святителя дать игумена — наставника душам монахов. Преподобный же Афанасий, исполненный Святого Духа, сказал: «Возлюбленный! Бог через Святого Духа устами Давида сказал: “Выведу избранного из народа моего”; и еще: “Ибо рука моя поможет ему, и мышца моя укрепит его”. Апостол же Павел сказал: “Никто не приемлет ни чести, ни сана, но только призываемый Богом”. Тебя, сын и брат, Бог призвал от утробы матери твоей, и я от многих слышал о тебе; да будешь ты отныне отцом и игуменом братии, Богом собранной в обители Святой Троицы». Когда же преподобный Сергий отказывался и о своем недостоинстве говорил, Афанасий, исполнившись благодати Святого Духа, отвечал ему: «Возлюбленный! Всем обладаешь ты, а послушания нет у тебя». Отец наш Сергий поклонился и ответил: «Как Господу угодно, так пусть и будет; благословен Господь навеки!» И все сказали: «Аминь!»

Абие же святый епископъ Афанасий повелѣ клириком вънити въ святый олтарь; сам же поем блаженнаго Сергиа, потщався въниде въ святую церковь. Облечеся въ священныя ризы, и поим блаженнаго Сергиа, повелѣ изглаголати ему изложение образ святыя вѣры, еже есть: «Вѣрую въ единого Бога».[105] И по скончании того, Сергию главу поклоньшу, святитель же знамена и крѣстаобразно, и сътворь молитву сановную, и постави его иподдиаконом, таже и диаконом,[106] и съвръши божественую литургию, и вкупѣ причястишася божественаго тѣла и крове Господа нашего Исуса Христа. Наутриа же съвръши его иерѣйскым саном и пакы повелѣ ему сътворити святую литургию и своима ему рукама принести безкровъную жрътву. Преподобный же отець Сергий вся повелѣнаа ему съ страхомь и радостию духовною съвръши.

Тогда святой епископ Афанасий повелел священникам войти в святой алтарь; сам же он взял блаженного Сергия и вошел с ним в святую церковь. И оделся он в священные одежды, взял блаженного Сергия и повелел ему произнести изложение символа святой веры, то есть: «Верую во единого Бога». После этого Сергий голову преклонил, а святитель его перекрестил, и сотворил молитву для посвящения в сан, и поставил его иподьяконом, а затем дьяконом, и совершил божественную литургию, и вместе они причастились божественного тела и крови Господа нашего Иисуса Христа. Наутро же он посвятил Сергия в священнический сан и вновь повелел ему совершить святую литургию и своими руками принести бескровную жертву. Преподобный же отец Сергий все повеления со страхом и радостью духовной выполнил.

Епископь же Афанасий особь поимь его, и правила апостольская, и отечьскаа учения, яже суть на строение и исправлению душевному, и бесѣдова к нему: «Како длъжно ти есть, възлюбленне, по апостолу, “немощи немощных носити, а не себѣ угажати. Но на съграждение кождо ближнему да угаждает”.[107] И пакы к Тимофею посылает, глаголя: “Сиа предаждь вѣрным человеком, иже достижни будут и иных научити”.[108] Еще же: “Друг другу тяжести носите, и тако скончаете законъ Христовъ”.[109] Сиа исправивь, и сам спасешися, и сущаа с тобою». И сиа рекъ духовными даръми учредивъ его, и о Христѣ цѣлование дасть ему, и отпусти его въистину игумена, и пастуха, и стража, и врача духовнѣй братии.

Епископ же Афанасий в сторону отвел его и о правилах апостольских, и об учении отцов церкви, о том, что нужно для усовершенствования и исправления души, беседовал с ним: «Следует тебе, возлюбленный, как говорит апостол, “немощи немощных сносить, а не себе угождать. Во благо ближнему каждый угождать должен”. И в послании к Тимофею Павел говорит: “Это передай верным людям, которые были бы способны других научить”. И еще: “Друг друга бремя носите и таким образом исполните закон Христов”. Выполнив это, и сам ты спасешься, и те, кто с тобой». Так сказав, епископ духовными дарами наградил его, и по-христиански поцеловал его, и отпустил его, воистину игумена, и пастуха, и сторожа, врача духовной братии.

Сице не кромѣ нрава боголюбива бысть се, ниже кромѣ Божиа промысла се съключися; яко не о себѣ игуменьство взя, но от Бога поручено бысть ему начальство. Не бо наскакывалъ на се, ниже превъсхыщалъ пред нѣкым, ни посуловь сулилъ от сего, ни мзды давалъ, якоже творят нѣции санолюбци суще, друг пред другомь скачюще, верътящеся и прехватающе, не разумѣюще Писаниа, глаголющаго: «Ни хотящему, ни текущему, но милующему Богу, от негоже всяко даание благо, всякь даръ съвръшен свыше есть, сходя от Бога, отца свѣтом».[110] Яко да здѣ Божиа плъка въеводъство вручено будет ему, идѣже убо толико множество инокь, акы въиньства духовныя храбры, общему всѣх Владыцѣ привести хотяще. И понеже чистоты ради житиа его достоинъ бысть таковыа благодати, достоинъ бысть предстательству, пастырь паствѣ; стаду словесных овець и священному монастырю началникь явися, Богъ бо произведе угодника своего на игуменьство.

Благодаря боголюбивому нраву Сергия случилось это, из-за Божьего промысла это произошло; ибо не по своей воле Сергий игуменство получил, но от Бога поручено было ему начальство. Он не стремился к этому, не вырывал сана у кого-нибудь, посулов не сулил за это, платы не давал, как делают некоторые честолюбцы, друг перед другом скачущие, вертящиеся и вырывающие все друг у друга, не понимая Писания, говорящего: «Не от желающего, не от подвизающегося, но от милующего Бога, от которого всякое даяние доброе, всякий дар совершенный свыше нисходит от Бога, отца светов». Так воеводство Божьего полка вручено будет Сергию здесь, где такое множество иноков, как воинство духовное храбрецов, всеобщему Владыке привести он хотел. Из-за чистоты жизни Сергий удостоен был такой благодати, удостоен был стать настоятелем, пастырем пастве; стаду словесных овец и священному монастырю начальником он стал, ибо Бог произвел угодника своего в игумены.

О НАЧАЛѢ ИГУМЕНЬСТВА СВЯТОГО

О НАЧАЛЕ ИГУМЕНСТВА СВЯТОГО

Пришед же преподобный отець нашь игуменъ Сергий въ свой ему манастырь, въ обитель Святыя Троица. Братиа же усрѣтше его и поклоньшася ему до земля пред нимъ, радостию исплънишася. Он же, вшед въ церковь, паде лицем на земли и съ сльзами молитву творяше к невидимому Царю, възираше на икону Святыя Троица, на помощь призываше святую Богородицу, служителя же престолу его небесныя силы Предтечю и мудрыя апостолы, съ сими же началныя святителя — Василиа Великаго, Богослова Григориа и Златаустаго Иоанна[111] и вся святыя. Их же молитвами просит от десница Вседръжителя, дабы далъ несумѣнно смѣние у престола славы стати Живоначалныя Троица и къснутися рукама агньца Божиа, за миръ заколенаго Христа, сына Божиа.

И пришел преподобный отец наш игумен Сергий в свой монастырь, в обитель Святой Троицы. Братия же встретила его и поклонилась ему до земли, радостью исполнившись. Он же, войдя в церковь и пав ниц на землю, со слезами молился невидимому Царю, взирая на икону Святой Троицы, на помощь призывал святую Богородицу, служителя престола небесных сил Предтечу и мудрых апостолов, — с ними и первых святителей — Василия Великого, Богослова Григория и Златоуста Иоанна, и всех святых. Молиться их просил Сергий, чтобы десница Вседержителя дала ему твердую решимость встать у престола славы Живоначальной Троицы и коснуться руками агнца Божьего, за мир закланного Христа, сына Божьего.

И начят блаженый сице къ братии глаголати Господемь реченаа: «”Подвизайтеся, братиа, внити узкыми враты”;[112] “нужно бо есть царство небесное, и нужници въсхыщают е”.[113] Павелъ же к галатом глаголет: “Плод духовный есть любы, радость, миръ, тръпѣние, благовѣрие, кротость, въздержание”.[114] Давидъ рече: “Приидѣте, чада, послушайте мене: страху Господню научю вы”».[115] И благослови братию, рекь к нимъ: «Молите, братие, о мнѣ: грубости бо и неразумиа исполненъ есмь. Талантъ приахь[116] вышняго Царя, о немже и слово отдати ми есть о паствѣ пещися словесных овець. Боязни страшают мя, слово, Господемъ реченое: “Иже аще съблазнить единого от малых сихь, полезно быти ему дабы жрънов ослий обязанъ о выи его и ввръженъ в море”.[117] Колми паче иже многы душа погрузит въ своем неразумии! Или възмогу дръзновенно глаголати: се азъ и дѣти, яже ми далъ еси, Господи! И услышу ли сий божественый глас гръним и нижним пастыря, великаго Господа, благосръднѣ вѣщающа: “Благий рабе, вѣрне! Въниди въ радость господа своего?”»[118]

И начал блаженный учить братию, так передавая сказанное Господом: «”Старайтесь, братья, войти в узкие ворота”; “силой берется царство небесное, и употребляющие усилие восхищают его”. Павел же галатам говорит: “Плод духа есть любовь, радость, мир, терпение, благоверие, кротость, воздержание”. А Давид так сказал: “Придите, дети, послушайте меня: страху Господню научу вас”». И, благословив братию, сказал Сергий им: «Молитесь, братья, обо мне: ведь грубости и неразумия я исполнен. Я талант принял от небесного Царя, и за это ответ должен держать, ведь пекусь о стаде словесных овец. Боязнь внушают мне слова, Господом сказанные: “Если кто соблазнит одного из малых сих, лучше было бы ему, если бы мельничий жернов повесили на шею ему и бросили в море”. Насколько хуже будет тому, кто многие души утопит из-за своего неразумия! Смогу ли я смело сказать: вот я и дети, которых ты мне дал, Господи! Услышу ли я этот божественный голос высших и низших пастыря, великого Господа, по доброте сердца говорящего: “Добрый раб, верный! Войди в радость господина твоего?”».

И сиа рекъ, помышляше въ умѣ житиа великых свѣтилъ, иже въ плоти живущеи на земли аггельскы пожиша, реку Антониа Великаго, и Великаго Евфимиа, Саву Освященнаго, Пахомия аггеловиднаго, Феодосиа общежителя[119] и прочих. Сих житию и нравом удивляяся блаженный, како, плотяни суще, бесплотныя врагы побѣдишя, аггелом съжители быша, диаволу страшнии. Им же цари и человеци удивльшеся к ним приристаху, болящеи различными недугы исцѣлѣваху, и въ бѣдах теплии избавители, и от смерти скории заступници, на путех и на мори нетруднии шественици, недостатствующим обилнии предстатели, нищим кръмители, въдовам и сиротам неистощаемое съкровище, по божественому апостолу: «Акы ничтоже имуще, все съдръжаще».[120] Сих житиа на сердци имѣа, блаженный моляшеся къ Святѣй Троици, дабы невъзвратно шествовати по стопам сихь преподобных отець.

Так он сказал, воскрешая в уме жития великих светил, которые, во плоти живя на земле, ангельской жизнью прожили, то есть Антония Великого и Великого Евфимия, Саввы Освященного, ангелоподобного Пахомия, Феодосия, создателя монашеского общежития, и прочих. Их жизни и нравам дивился блаженный, — как они, будучи из плоти, бесплотных врагов победили, ангелам подобны были, дьявола устрашили. К ним цари и люди, удивляясь, приходили, больные различными недугами от них исцелялись, были они и от бед верные избавители, и от смерти быстрые заступники, на дорогах и в море они путь делали легким, нуждающимся обильно подавали, нищим кормильцами были, для вдов и сирот были неистощимым сокровищем, — как сказал божественный апостол: «Ничего не имели, но всем обладали». Их жития в сердце имея, блаженный молился Святой Троице, чтобы смог неуклонно идти по стопам этих преподобных отцов.

Божественую на всякь день служаше литургию, утреняя же и вечерняа молитвы не трудно славословяше и о смирении всего мира, и о благостоянии святых церквий, и о православных царих, и князех, и о всѣх православныхь христианех. Глагола къ братиам: «Подвигъ немалъ длъжно ны есть подвизатися на невидимаго врага: сей бо акы левъ рыкаа ходить, ища когождо хотя поглотити».[121] Мала же нѣкаа словесы глаголаше, наказая братию, множайшаа же паче дѣлесы сам образ бываше братии.

Ежедневно он служил божественную литургию, утренние и вечерние молитвы легко произносил — и за смирение всего мира, и за долговечность святых церквей, и за православных царей, и князей, и за всех православных христиан. Говорил он братии: «Подвиг великий должны мы совершить в борьбе с невидимым врагом: ведь он как лев рыкающий ходит, стремясь каждого растерзать». Наставляя братию, немногие он речи говорил, но гораздо больше пример подавал братии своими делами.

Кто достигнет поистинѣ исповѣдати добродѣтелнаго житиа его, благодати цвѣтущи въ души его? Болми въоружашеся на съпротивныя силы, силою възмогаем Святыя Троица. Многажды же диаволъ хотя устрашити его, овогда же звѣрми, овогда же змиями претваряшеся. И очивѣсть или в келии, или егда в лѣсѣ блаженный дровца збираше на потребу монастырьскую вънезаапу врагь многообразною злою покушашеся поне мысль ему съвратити от молитвы и от добродѣтелных трудов его. Богоносный же отець нашь Сергий вся неприязненая его мечтаниа и козни акы дым разганяя и акы паучину претръзаше, силою крестною въоружаем, евангельское слово на сердци полагая, Господемь реченная: «Се дахь вам власть наступати на змиа и на скорпиа и на всю силу вражию».[122]

Кто может правдиво поведать о добродетельной жизни его, о благодати, цветшей в душе его? Все больше вооружался он на враждебные силы, а ему силы давала Святая Троица. Часто дьявол хотел устрашить Сергия, — иногда в зверей, а иногда в змей преображаясь. И в собственном облике — либо в келье, либо в лесу, когда блаженный дрова собирал для нужд монастырских, — внезапно враг разными злыми способами старался мысли Сергия отвратить от молитвы и от добродетельных трудов его. Богоносный же отец наш Сергий все враждебные его наваждения и козни разгонял, как дым, и, как паутину, разрывал, силой креста вооружаясь, евангельское слово в сердце сохранял, сказанное Господом: «Я дал вам власть наступать на змею, и на скорпиона, и на всю силу вражию».

В начало же игуменства его бѣяше братиа числом два на десяте мних кромѣ самого игумена, третияго на десяте. Сь же число — двое на десятное обрѣтшееся мних, сице живяху тогда и по два лѣта, и по три, ниже болѣ сего умножашеся, ниже менши сего умаляхуся. И аще ли когда единъ от них или умрѣт, или изыдет от обители, то пакы другый на его мѣсто брат прибудет, да не число истощимо обрящется. Но единаче въ единомь числѣ двои на десятнем бяху пребывающе, яко нѣкоторомъ от сего глаголати: «Что убо будет се? Или повсегда двѣма на десяте мнихом быти в мѣстѣ сем, по числу 12 апостолъ, якоже есть писано: “Призва Господь ученикы своа, и избра от них 12, яже и апостолы нарече”;[123] или по числу двою на десяте колѣнъ Израилевь;[124] или будет по числу 12 источник вод,[125] или по числу избранных камений драгых 12, бывших на ризах архиерейскых по чину Аароню?»[126] И сице имь пребывающем, дондеже прииде къ ним Симонъ, архимандритъ смоленский,[127] и тъй разрушит число двое на десятное; и оттолѣ братиа множахуся от того дни болѣ, и уже числяхуся множайшим числом паче, нежели двое на десятным.

В начале игуменства его было братии двенадцать человек монахов, не считая самого игумена, тринадцатого. В числе двенадцати человек собрались монахи, и так они жили и два года, и три, ни больше их не становилось, ни меньше. Если один из них или умирал, или уходил из обители, то другой брат на его место приходил, так, чтобы число их не уменьшалось. Но только лишь в числе двенадцати они жили, так что некоторые об этом говорили: «Что же будет? Или всегда двенадцать монахов будет на месте этом, по числу двенадцати апостолов, как написано: “Призвал Господь учеников своих, и избрал из них двенадцать, и апостолами назвал их”; или по числу двенадцати племен израильских; или по числу двенадцати источников воды; или по числу избранных камней драгоценных двенадцати, бывших на ризах архиерейских по чину Аарона?» И так монахи жили, пока не пришел к ним Симон, архимандрит смоленский, и он разрушил число двенадцать; и с тех пор, с того дня, братия умножалась все более, и уже они исчислялись большим числом, чем двенадцать.

Елма же о рѣченѣм Симонѣ въмалѣ помянухом, и не лѣнюся пакы повѣдати о нем пространнѣе, его же память не утаися, и бесѣда яже о нем явѣ его творит, и добродѣтели его мало пошедше напреди явьствуются.

Поскольку уже об этом Симоне мы мимоходом вспомнили, не поленюсь еще рассказать о нем подробнее, так как память о нем не исчезла, и рассказ о нем сделает его известным, и добродетели его будут сейчас мною раскрыты.

Сий убо дивный мужь Симонъ бяше архимандрит старѣйший, славный, нарочитый, паче же рещи добродѣтелный, живый въ градѣ Смоленскѣ. И оттуду слышавъ яже о житии преподобнаго отца нашего Сергиа и ражжегся душею и сердцемь: оставляет архимандритию, оставляеть честь и славу, оставляет славъный град Смоленскъ, вкупѣ же с ним оставляет отечьство и другы, ужикы, ближникы, и вся знаемыя и сръдоболя; и въсприемлет смирениа образ, и произволяет странничьствовати. И оттуду въздвижеся, от таковыя от далняа страны земля, от Смоленска, в Московьскаа предѣлы, еже есть в Радонеж. Прииде в монастырь къ преподобному отцу нашему игумену Сергию, и съ мнозѣмь смирением моляше его, дабы его приалъ жити у него под крѣпкою рукою его въ повиновении и в послушании. Еще же и имѣние принесе съ собою и предасть то игумену на строение монастырю. Преподобный же Сергий приат его с радостию. Симон же по много лѣтъ поживе в покорении и въ послушании, паче же въ странничьствѣ и въ смирении, и въсѣми добродѣтелми исполъненъ, и въ старости добрѣ преставися къ Богу. Игумен же Сергий проводи его до гроба и съ братиами погребе его чьстно. И тако бысть вѣчнаа ему память.

Этот удивительный муж Симон был архимандритом старейшим, славным, известным, в особенности же отличался он добродетелью, и жил он в городе Смоленске. Там услышал Симон о жизни преподобного отца нашего Сергия, и воспламенился он душой и сердцем: он оставляет славный город Смоленск, а вместе с ним оставляет родину и друзей, родных, близких, и всех знакомых, и доброжелателей; и становится он смиренным, и решает странствовать. И оттуда двинулся он, из такого далекого конца земли, из Смоленска, в московские пределы, то есть в Радонеж. Пришел Симон в монастырь к преподобному отцу нашему игумену Сергию и с большим смирением умолял Сергия, чтобы тот ему разрешил жить под твердым руководством его в повиновении и в послушании. Еще же Симон имущество свое принес с собой и передал его игумену на устроение монастыря. Преподобный Сергий принял Симона с радостью. Симон же много лет прожил с покорностью и послушанием, а также в странничестве и в смирении, и был он всеми добродетелями исполнен, и в старости праведно отошел к Богу. Игумен Сергий проводил его до гроба и с братьями похоронил его, как подобает. И так осталась вечная о нем память.

О ИВАНѢ, СЫНѢ СТЕФАНОВѢ

О ИВАНЕ, СЫНЕ СТЕФАНА

Стефанъ же, присный брат Сергиевъ, прииде от града от Москвы, ведый съ собою сына своего именем Ивана меншаго. И въшед въ церковь, имь за руку десную сына своего, предасть его игумену Сергию, веля его пострищи въ иночьскый образ. Игумен же Сергий постриже его и нарече имя ему въ мнишеском чину Феодоръ. Старци же видѣвше, удивишася вѣрѣ Стефановѣ, яко тако не пощадѣ сына своего, отрочати суща, но из младеньства предасть его Богу, якоже древле Аврам не пощадѣ сына своего Исаака.[128] Феодоръ же от млад ноготь въспитанъ бысть в постничьствѣ, и въ всем благочестии, и въ чистотѣ, якоже научися от своего дяди, всѣми доброизволении мнишескыми исплъненъ и украшенъ, дондеже постиже възрастом в мѣру мужа съвръшена. Нѣции же рѣша яко десяти лѣт постриженъ бысть, и инии же двою на десяте лътъ; прочаа же его дѣяниа индѣ напишутся, яко убо иного времени подобно требующа слово. Нам же на предлежащее възвратитися, да не прекращение нынѣшней повѣсти внесемь.

Стефан же, родной брат Сергия, пришел из города Москвы и привел с собой своего младшего сына по имени Иван. Стефан вошел в церковь, взял за правую руку сына своего и препоручил его игумену Сергию, повелев постричь сына в иноки. Игумен же Сергий постриг его и дал имя ему в монашестве Федор. Старцы, увидев это, подивились вере Стефана, сына своего не пощадившего, еще отрока, но с детских лет отдавшего его Богу, — как в древности Авраам не пощадил сына своего Исаака. Федор же с детских лет воспитан был в посте, и во всяком благочестии, и в чистоте, как научил его дядя, и был он всеми добродетелями монашескими исполнен и украшен, пока не достиг возраста зрелого мужчины. Некоторые говорили, что в десять лет он был пострижен, а другие, что в двенадцать; о других же его деяниях потом будет написано, потому что в другое время об этом следует сказать. Мы же к прежнему рассказу возвратимся, чтобы не прервалось наше повествование.

Мнози же убо от различных градов и от стран пришедше к нему и живяху съ ним, ихже имена въ книгах животных. И тако помалу монастырь распространяшеся, братиам умножающимся, келиам зиждемым. Преподобный же Сергий, видя братию умножающуся, умножаше и тъй труды къ трудом, образ бывая стаду своему, якоже рече апостолъ Петръ: «Пасете стадо, сущее въ вас, не нужею, но волею, не яко обладающе братиею, но образъ бывающе стаду».[129] И пакы писано есть въ книгах отечьскых, рекше въ Патерицѣ:[130] «Съшедшеся святии отци, пророчьствоваху о послѣднем роду и рѣша, яко послѣдний род будет слабъ». Сергиа сего Богъ укрѣпи себѣ в послъднем роду, яко единъ от древних святых отець. Богъ устрои его трудодѣлника, инокь множеству наставника, множайшей братии игумена и вожа.

Многие люди из различных городов и мест пришли к Сергию и жили с ним, чьи имена в книгах жизни. Так понемногу монастырь увеличивался, братия умножалась, кельи строились. Преподобный Сергий, видя, что братия умножается, и сам труды свои все более умножал, подавая пример стаду своему, как сказал апостол Петр: «Пасите стадо, какое у вас, надзирая за ним не по принуждению, но охотно, не господствуя над братией, но пример подавая стаду». И еще написано в книгах святых отцов, то есть в Патерике: «Сошлись святые отцы, и пророчествовали о последнем поколении, и сказали, что последнее поколение будет слабым». Сергия Бог укрепил для себя в последнем поколении, как одного из древних святых отцов. Бог сделал его тружеником, наставником множеству иноков, многочисленной братии игуменом и главой.

И пакы откуду кто начаался сего, еже бо мѣсто то было прежде лѣсъ, чаща, пустыни, идѣже живяху зайци, лисици, волци, иногда же и медвѣди посѣщаху, другойци же и бѣси обрѣтахуся, туда же нынѣ церковь поставлена бысть, и монастырь великъ възграженъ бысть, и инокъ множество съвокупися, и славословие и въ церкви, и в келиах, и молитва непрестающиа къ Богу? Всему же тому начало и вина — преподобный отець нашь Сергий. Но увѣдайте, яко удиви Господь преподобнаго своего.[131] А отнеле же поставленъ бысть въ игуменьство по вся дни святая литургиа бываше, просфиры же сам печаше: преже бо пшеницу толчаше и меляше, и муку сѣяше, и тѣсто мѣсяше и квасяше. Ти тако испекши просфиры, служаше Богу от своих праведных трудовъ, иному не дааше никому, аще и зѣло хотяху мнози от братиа пещи просфиры. Но преподобный тщащеся быти учитель и дѣлатель: и кутию самъ варяше, и свѣчи скаше, и каноны творяше.[132]

И еще — кто бы мог подумать, что на месте, где был прежде лес, чаща, пустыни, где жили зайцы, лисицы, волки, а иногда и медведи заходили, порою же и бесы бывали, — на этом месте ныне церковь поставлена будет, и монастырь великий воздвигнется, и иноков множество соберется, и слышно будет славословие и в церкви, и в кельях, и молитва постоянная Богу? Всего же этого зачинатель и основатель — преподобный отец наш Сергий. Но узнайте, как прославил Господь преподобного своего. С тех пор, как поставлен был Сергий игуменом, каждый день святая литургия была, просфоры же он сам пек: сначала пшеницу толок и молол, муку просеивал, тесто месил и квасил. Так, испекши просфоры, служил он Богу от своих праведных трудов, а другому не разрешал никому, хотя очень хотели многие из братии печь просфоры. Но преподобный старался быть учителем и исполнителем: и кутью сам варил, и свечи делал, и кануны творил.

Преподобный же отець нашь игуменъ Сергий аще и приалъ игуменьство старѣйшиньства, но обаче не измѣни правила своего чьрньчьскаго, на памяти имѣя рекшаго: «Иже кто въ вас хощет быти старѣйши, да буди всѣх менши и всѣмь слуга».[133] На то учение Спасово възираше, смиряше себе, и менши всѣх творяшеся, и собою образ всѣмь творя, и на дѣло преже въсѣх исходя, и на церковъное пѣние преже всѣх обрѣташеся, и никакоже на стѣну въскланяяся; и оттолѣ уцвѣтяше мѣсто то, и множахуся братиа.

Преподобный отец наш игумен Сергий, хотя и принял игуменство, чтобы стать старшим, но не изменял правила свои монашеские, помня того, кто сказал: «Кто из вас хочет быть первым, да будет из всех последним и слугой всем». Это поучение Спаса зная, он смирял себя, и ниже всех ставил себя, и собой пример всем подавал, и на работу раньше всех шел, и на церковном пении раньше всех был, и на службе никогда к стене не прислонялся; и с тех пор процветало место то, и умножалась братия.

Обычай же в начало игуменьства своего сицевъ имѣяше: еже всякому приходящему к нему и хотящему быти мниху, желающему острищися, не отрѣваше убо никогоже, ни стара, ни уна, ни богата, ни убога; но всѣх приимаше съ усръдием и с радостию. Но не ту абие постризаше его, но преже повелѣваше ему облещися въ свиту длъгу еже от сукна черна и в ней преходити съ братиами время доволно, дондеже изъвыкняше весь устрой монастырьскый. Таче по сих облачашет и въ мнишескую одежю, акы въ всѣх службах искушена; и остригъ облачит и в мантию и клобукъ. И егда будяше съвръшенъ чрънець, житиемь чистымь и искусенъ сый, и таковаго сподобляет приати святую схиму.

Обычай Сергий в начале игуменства своего такой имел: из всех, кто приходил к нему и хотел стать монахом, желая постричься, Сергий не прогонял никого, ни старого, ни юного, ни богатого, ни бедного; но всех он принимал с усердием и с радостью. Но он не сразу постригал желающего, но сначала повелевал ему надеть одежду длинную из сукна черного и в ней находиться вместе с братьями продолжительное время, пока не узнает тот все правила монастырские. Тогда Сергий облачал его в монашескую одежду, как человека, во всех делах искушенного; и, постригши его, облачал в мантию и клобук. А если окажется тот хорошим чернецом и в жизни чистой преуспеет, такому Сергий разрешал принять святую схиму.

Елма же убо по еже в началѣ игуменства его, внегда преподобъному Сергию просиати в мѣсте своем, въ монастырѣ зовомѣм «иже в Радонѣже», вънегда имени его обносиму быти всюду, по странам же и градом, — вѣсть бо добродѣтель явлена сътворити стяжавъшаго ю не менши, паче нежели свѣща носящаго ю, — тогда мнози от христолюбець любзе ради Божиа издалеча приходяху к нему; и житиа суету оставляюще, и под благый ярем Господень своа выа подлагаху. Понеже повсегда тому ученици прилагахуся: призываху бо еже оного благодатей источници добродѣтелныа душа, яко еленя словесныа, желающе воды духовныя.

Когда же началось игуменство его, когда преподобный Сергий прославился в месте этом, в монастыре, названном — «который в Радонеже», когда имя его стало известно всюду, в разных местах и городах (ведь может добродетель озарить того, кто обладает ею, не меньше, чем свеча несущего ее), тогда многие, любящие Христа, ради любви к Богу издалека стали приходить к нему; оставляли они жизни суету и под благой ярем Господа свои шеи подставляли. Ведь всегда к Сергию ученики приходили: обращались они к источнику благодатей — к его добродетельной душе, подобно оленям словесным, жаждущим воды духовной.

Имѣаше же обычай блаженный сице испръва: еже по павечерницѣ[134] поздо или долго вечера, акы сущу глубоко нощию, паче же въ темныа и длъгыа нощи, сътворивъ молитву в келии своеи, и по молитвѣ исхожаше ис келиа своея, еже обьходити ему вся келиа мниховы. Имѣя попечение о братии своей, не токмо телесы ихь промышляше, но и о душах ихь печашеся, увѣдати хотя коегождо житие их или желание къ Богу. И аще кого услышаше или молитву творяща, или поклоны кладуща, или рукодѣлие свое съ безмолвиемь и съ молитвою творяща, или святыя книгы почитающа, или о грѣсѣх своих плачющася и сѣтующа, о сих убо радовашеся, и Бога благодаряше, и за них Бога моляше, дабы до конца съвръшили доброе свое предложение. «Претръпѣвый бо, — рече, — до конца — той спасется».[135]

Такой был обычай у блаженного сначала: после павечерия позднего или совсем глубоким вечером, когда уже наступала ночь, особенно же в темные и долгие ночи, завершив молитву в келье своей, выходил он из нее после молитвы, чтобы обойти все кельи монахов. Сергий заботился о братии своей, не только о теле их думал, но и о душах их пекся, желая узнать жизнь каждого из них и стремление к Богу. Если слышал он, что кто-то молится, или поклоны совершает, или работой своей в безмолвии с молитвой занимается, или святые книги читает, или о грехах своих плачется и сетует, за этих монахов он радовался, и Бога благодарил, и молился за них Богу, чтобы они до конца довели добрые свои начинания. «Претерпевший, — сказано, — до конца — спасется».

Егда же ли кого слышаше бесѣдующа, два или трие съшедшеся вкупѣ, или смѣхы тъкуща, о сем убо негодоваше, и зѣло не тръпя таковыя вещи, рукою своею ударяше въ двери, или въ оконцѣ потолкавъ, отхожаше. Сим образом назнаменавъ тѣм свое к нимь прихожение и посѣщение, и несвѣдомым накиновениемь празныа бесѣды их разоряше. Таче наутриа в настоящий день призываше к себѣ; и не ту абие скоро запрещаше имь, и не съ яростию обличаше я и наказаше а, но яко издалеча с тихостию и кротостию, аки притчами наводя, глаголаше им, хотя увѣдати тщание и усръдие их еже къ Богу. И аще будяше брат покорливъ, и смиренъ, и теплъ на вѣру и на любовь Божию, то въскорѣ, упознавъ свою вину, съ смирением пад поклоняшеся ему, прощениа приати прося от него. Аще ли пакы будяше брат непокорливъ, омрачением бѣсовъскым сердце покровено имѣя, стояше мня, яко не о нем глаголеть, сам чистъ ся творя, дондеже преподобный съ длъготръпѣниемь обличаше его, по реченному: «Покажет мя праведникъ милостию своею, обличит мя».[136] А непокорливаго брата епитемиею облагаше, акы не познавша на себѣ своея вины еже непщевати вины о гресѣх; и сице того, еже къ исправлению утвръдивъ, отпустяше. И тако всѣх учаше еже прилѣжно молити къ Богу, и не бесѣдовати ни с кым же по павечернѣй молитвѣ, и не преходити комуждо от своея келиа без великиа нужныя потребныя вещи по чюжим келиам, но во своей келии комуждо в тайнѣ молити Бога наединѣ и свое рукодѣлие, якоже рука его может, дѣлати по силѣ, по вся дни псалмы Давидовы присно въ устѣх своих повсегда имуще.

Если же Сергий слышал, что кто-то беседует, собравшись вдвоем или втроем, или смеется — негодовал он об этом, и не терпя такого дела, рукой своей ударял в дверь или в окошко стучал и отходил. Таким образом он давал знать им о своем приходе и посещении и невидимым посещением праздные беседы их пресекал. Затем утром на следующий день призывал он к себе провинившихся; но и здесь не сразу запрещал им беседы, и с яростью не обличал их, и не наказывал их, но издалека, тихо и кротко, как будто притчи рассказывая, говорил с ними, желая узнать их прилежание и усердие к Богу. И если был брат покорным, и смиренным, и горячим в вере и в любви к Богу, то вскоре, поняв свою вину, со смирением он падал и склонялся перед Сергием, умоляя простить его. Если же был брат непокорным, с сердцем, окутанным бесовским мраком, и стоял, думая, что не о нем говорит святой, чистым себя почитая, пока преподобный терпеливо обличал его, как сказано: «Пусть накажет меня праведник милостью своею, пусть обличит меня», — то на такого непокорного брата игумен епитимию накладывал, потому что тот не понял своей вины и не осознал своих грехов; и так провинившегося, на путь исправления наставив, он отпускал. Таким образом Сергий всех учил прилежно молиться Богу, и не беседовать ни с кем после павечерия, и не ходить из своей кельи по чужим кельям без большой необходимости в чем-либо нужном, но в своей келье каждому втайне молиться Богу наедине и заниматься по возможности своей работой, которую руки его могут делать, во все дни псалмы Давида всегда на устах своих имея.

О ИЗОБИЛОВАНИИ ПОТРЕБНЫХЬ

ОБ ИЗОБИЛИИ ВСЕГО НУЖНОГО

Понеже убо испръва, егда начинашеся строити мѣсто то, тогда многы недостаткы бываху; лишение всѣх потребных послѣдняго ради нестяжаниа и конечняа дѣля пустоты, еже не имѣти им ниоткудуже всякого утѣшениа, но и прочиа всякыа нужныа потребы, откуда бо имѣти хотяху кое любо потребование. Елма же пусто бяше мѣсто то, и не бѣ тогда окрестъ мѣста того ни селъ близъ, ни дворовъ. По многа же времена и пути пространнаго не бяше къ мѣсту тому, но нѣкоею узкою и прискръбною тѣсною стъзею, акы беспутием, нужахуся приходити к ним. Великий же и широкый путь вселюдскый отдалече, не приближаася мѣста того, ведяшеся; окрестъ же манастыря того все пусто, съ вся страны лѣсове, всюду пустыня: пустыни бо в рѣсноту нарицашеся. И сице жившим имь дондеже исплънишася дние лѣт, яко, мню, множае пяти на десяти.

Сначала, когда начинала устраиваться обитель эта, тогда многого не хватало; лишены были монахи всего необходимого из-за совершенной бедности и безлюдности того места, так что ждать им неоткуда было какого-нибудь утешения, а также всяких нужных вещей, и неоткуда было им получить что-либо нужное. Ведь пустынным было место то, и не было тогда вокруг места того ни сел поблизости, ни домов. Долгое время и дороги хорошей не было к месту этому, но по одной узкой, и плохой, и неудобной дороге, как по бездорожию, вынуждены были приходить к монастырю. Большая и широкая дорога проезжая была далеко, на большом расстоянии от места того проходила; вокруг же монастыря того было безлюдно, со всех сторон леса, всюду пустынь: пустынью справедливо называлось это место. Так жили монахи, пока не прошло много лет, — я думаю, больше пятнадцати.

Паки же по днех, непщую яко въ днех княжениа князя великого Ивана, сына Иваня, брата же Симионя,[137] тогда начаша приходити христиане, и обходити сквозѣ вся лѣсы оны, и възлюбиша жити ту. И множество людий всхотѣвше, начаша съ обаполы мѣста того садитися, и начаша сѣщи лѣсы оны, яко никомуже възбраняющу им. И сътвориша себѣ различныя многыя починьци, преждереченную исказиша пустыню и не пощадѣша, и сътвориша пустыню яко поля чиста многа, якоже и нынѣ нами зрима суть. И съставиша села и дворы многы, и насѣяша села, и сътвориша плод житенъ, и умножишася зѣло, и начаша посѣщати и учящати въ монастырь, приносяще многообразная и многоразличнаа потребованиа, имъже нѣсть числа. Но мы до здѣ сию рѣчь оставльше, а на предреченную бесѣду обратимся, еже от начатка слова начах повѣдовати: о всяцей худости и о недостатцѣх нужных потребъ, без нихже не мощно обрѣстися.

Через некоторое время — думаю, что во время княжения князя великого Ивана, сына Ивана, брата же Симеонова, — начали приходить сюда христиане, проходя через леса те, и понравилось им здесь жить. И многие люди захотели остаться там, начали по обе стороны места этого селиться, и начали рубить леса те, — ведь никто не запрещал им. И сделали они себе многие выселки, прежнюю изменив пустынь, и, не пощадив ее, преобразили пустынь в широкое чистое поле, которое и теперь мы видим. И построили они села, и дома многие, и засеяли поля, и собрали урожай, и умножилось весьма их число, и начали они приходить и часто посещать монастырь, принося разнообразные и различные нужные вещи, которым не было числа. Но мы теперь эти размышления оставим, а к прежнему повествованию вернемся, — к тому, о чем в начале главы я начал говорить: о всяческой бедности и недостатке в нужных вещах, без которых нельзя обойтись.

Егда испръва начинашеся създаватися мѣсто то, егда немножайшим братиям живущим в нем, егда немнози бяху приходящеи и приносящеи, тогда начастѣ скудости бываху потребных, яко многажды на утриа и хлѣбу не обрѣстися. Да кто может и сказати недостаткы, бывшаа преподобному отцу нашему Сергию? Испръва, егда начинашеся строитися мѣсто то, овогда убо не достало хлѣба, и мукы, и пшеници, и всякого жита; иногда же не достало масла, и соли, и всякого ястиа брашеннаго; овогда же не достало вина, имже обѣдня служити, и фимиану, имже кадити; иногда же не достало въску, имже свещи скати, и пояху в нощи заутренюю, не имущи свѣщь, но токмо лучиною березовою или съсновою свѣтяху себѣ, и тѣм нужахуся канонархати или по книгам чести, и сице съвръшаху нощная службы своя. Преподобный же Сергий всяку нужю ону, и тѣсноту, и всяку скудость, и недостаткы тръпяше съ благодарениемь, ожидая от Бога богатыя милости.

Когда сначала устраивалось место это, когда немного братьев жило здесь, когда немного было людей, приходящих и приносящих все нужное, — тогда часто недостаток ощущался в необходимых вещах, так что много раз с утра и хлеба не хватало. Да и кто может перечислить все лишения, которые испытывал преподобный отец наш Сергий? В первое время, когда начиналось устроение места этого, порой не было хлеба, и муки, и пшеницы, и всякой пищи; иногда же не было масла, и соли, и всяких съестных припасов; порой не было вина, чтобы обедню служить, и фимиама, чтобы кадить; иногда не было воска, чтобы свечи делать, и пели монахи ночью заутреню, не имея свеч, но только лучиной березовой или сосновой светили себе, и так вынуждены были каноны петь или по книгам читать, и так совершали ночные службы свои. Преподобный же Сергий всякую нужду, и затруднение, и всякую скудость, и лишения терпел с благодарностью, ожидая от Бога большой милости.

И случися въ иное время сицево искушение, понеже съ искушением бывает и милость Божиа: нѣкогда не достало бысть хлѣба и соли у игумена, но и въ всем манастыри бысть оскудѣние всѣхъ брашенъ. Бяше же заповѣдь преподобнаго игумена къ всѣм братиам сицева: аще когда съключится таковое искушение, или хлѣба не достанет, или будет оскудѣние всякого брашна, то не исходити того ради из монастыря, въ весь нѣкую или в село и не просити у мирянъ потребных телесных, но сѣдѣти тръпеливе в монастырѣ, и просити, и ожидати милости от Бога. Да яко же братиам веляше и заповѣдаше, сице паче и сам сиа же творяше и тръпяше, и пребысть три дний или четыре не ядущи ничтоже.

Случилось однажды такое испытание, — потому что с испытанием свершается и милость Божья: как-то не было хлеба и соли у игумена, и во всем монастыре истощилась всякая еда. А была заповедь у преподобного игумена для всех братьев такая: если когда-нибудь приключится такое испытание — или хлеба не будет, или кончится всякая еда, — то не выходить за этим из монастыря в деревню какую-нибудь или в село и не просить у мирян нужного для пропитания, но сидеть терпеливо в монастыре, и просить, и ждать милости от Бога. Как братьям он повелевал и заповедовал, так и сам поступал, и терпел, и оставался три или четыре дня без всякой еды.

Минувъшим же трем днемь, а четвертому наставающу и свитающу, взем сикиру прииде къ единому от старець, живущему въ монастыри его, емуже имя Данилъ, и рече ему: «Слышах, старче, яко хощеши сѣни създати пред келиею си. И азъ того ради приидох, да руцѣ мои не празнуета, и съзиждю я тебѣ». Отвѣща Данилъ и рече ему: «Ей, зѣло хощу и имам издавна таковая приготованиа, но ожидаю древодѣли от села. Тебѣ чинити боюся, егда како велику мзду възмеши от мене». Рече же ему Сергий: «Аз не зѣло велика възданиа требую от тебе, но имаши ли гнилыя хлѣбы, зѣло бо хотѣниемь въсхотѣ ми ся ясти таковыя хлѣбы. Иного же болѣ сего ничтоже не требую, ни прошу от тебе мздовъздааниа: у мене николиже обрѣтаются таковии хлѣби. А не глаголи, старче, еже ожидати тебе иного древодѣли мимо мене; и кто есть тебѣ инъ сице древодѣль, якоже азъ?» Старець же Данилъ изнесе ему решето хлѣбовъ гнилых, скрилевь, глаголя: «Аще сицевыя въсхотѣся тебѣ вещи той, и се съ тщаниемь въздаю ти; болѣ же сего не имам». Отвѣща Сергий: «Досыти ми есть и се, и довлѣет ми сие преизлише. Но обаче снабди а до девятаго часа, азъ бо преже даже руцѣ мои не поработасте и преже труда мъзды не приемлю».

Когда прошло три дня и четвертый уже наступал и светало, Сергий взял топор, и пришел к одному из старцев, живущему в монастыре его, по имени Данило, и сказал ему: «Слышал я, старче, что хочешь ты сени соорудить перед кельей своей. И я для этого пришел, чтобы руки мои не были праздными, построю сени тебе». В ответ Данило сказал ему: «Да, я очень хочу и давно собираюсь это сделать, но жду плотников из села. С тобой договариваться боюсь, как бы ты большую плату не взял с меня». Сказал ему Сергий: «Я не очень большую плату прошу у тебя, но нет ли у тебя гнилого хлеба, потому что очень хочется мне поесть такого хлеба. Ничего же другого сверх этого я не прошу, не нужно мне никакой платы: у меня нет и такого хлеба. Не говори, старче, что ты будешь ждать другого плотника вместо меня; кто у тебя будет лучшим плотником, чем я?» Старец же Данило вынес ему решето гнилого хлеба, наломанного, и сказал: «Если вот такого захотелось тебе, то вот, я охотно отдаю тебе; а больше этого у меня нет». Отвечал Сергий: «Довольно мне и этого, и это больше, чем нужно мне. Но только прибереги хлеб до девяти часов, потому что я прежде, чем руки мои не потрудились, и до работы, платы не беру».

И то рек, препояса чресла своа крѣпко и нача дѣлати и тесати от утра до вечера. И дьскы вся истеса, тако же и столбы издолъбе и поставль, Богу помагающу ему, сѣни съгради до вечера и съвръши а. Поздѣ же сущи, яко въ вечернюю годину, Данилъ старець пакы изнесе ему решето хлѣбовъ уреченных, цѣна мъзды его, еже руцѣ его поработаста. Сергий же приимь сиа, и предложи а пред собою, и сътворь молитву благословениа, и нача ясти с водою токмо, и не бѣ варива, ни соли, ни влагы; и обое съвокупя и обѣд, и вечерю ядяше. И нѣкоторым от братиа видяшеся от устъ его яко дымъ малъ исходящь, егда таковыа ядяше хлѣбы. И тогда друг другу преклоншеся, глаголааху: «Воле, братие, колико есть тръпѣние мужа сего и въздръжание его! Яко пребысть четыре дни ничтоже не ядый и на четвертый сущу поздѣ гнилым хлѣбом алкоту свою утѣшаше и уставляше; и то же не даром хлѣб гнилый, но драгою цѣною прекупивъ, ядяше».

И сказав это, опоясал чресла свои крепко и начал работать и тесать с утра до вечера. И доски все обтесал, также и столбы обработал и поставил, с Божьей помощью сени построил к вечеру и поставил их. Уже поздно, в вечернее время, Данило-старец снова вынес ему решето хлебов тех, плату за дело рук его. Сергий же взял хлеб, и положил его перед собой, и попросил в молитве благословения, и начал есть хлеб с водой, а другого не было ничего — ни вареного, ни соли, ни питья; было это ему и обедом, и ужином. Некоторые из братии видели, что из уст Сергия как будто дымок исходил, когда он такой ел хлеб. Тогда, друг к другу наклонившись, говорили они: «Вот, братья, каково терпение мужа этого и воздержание Сергия! Ведь он четыре дня ничего не ел и на четвертый только поздно гнилым хлебом голод свой утоляет и усмиряет; и хлеб гнилой не даром, но, дорогой ценой получив, ест».

Нѣкоторый же от мних поропта[138] единъ брат тогда на Сергиа: не ядоша бо и по два дни. И оскръбишася, не имуще что вкусити, и приидоша к нему, и пред ним поимы и поносы творяху, глаголюще: «Плѣсневии хлѣби! Еще ли нам въ миръ не исъходити просити хлѣба? Се убо на тя смотрихом, якоже учил ны еси; и се тебе слушающе нынѣ уже изчезаем от глада. Того ради утро рано изыдем от мѣста сего камо къждо потребных ради. Да не пакы възвратимся сѣмо, уже не могуще к тому тръпѣти бываемых: недостатковъ и скудости здѣ». Не вси же пороптаху, но нѣкоторый брат единъ от них.

Один же из братьев возроптал тогда на Сергия: ведь не ели они больше двух дней. И возмутились иноки, оставшись без еды, и пришли они к Сергию, и стали они его ругать и поносить, говоря: «Заплесневел хлеб у нас! Доколе нам к мирянам не ходить просить хлеба? Вот мы на тебя смотрели, как ты учил нас; послушались мы тебя и теперь вот умираем от голода. Поэтому утром рано уйдем с этого места куда нужно за едой, и больше мы не возвратимся сюда, не в силах будучи терпеть здесь лишений и скудости». Не все, однако, роптали, но некий брат, один из них.

Егоже ради и всю братию съзва; видѣ бо я ослабѣвша и оскръбившихся, преподобный Сергий малодушие их своим длъготръпѣниемь, и кроткым обычаем, и тихостию исправити хотя. Учаше а от святых Писаний, от Ветхаго и Новаго завѣта, глаголя: «Въскую прискръбни есте, братие? Въскую смущаетеся? Уповайте на Бога; писано бо есть: “Възрите на пръвыя роды и видите: кто упова на Бога — постыдѣся когда? Или кто вѣрова Господеви — и посрамленъ бысть? Или кто пребывъ въ страсѣ его — оставленъ бысть? Или кто призвавый его — и не услышанъ и презрѣнъ бысть от него?”[139] Глаголет бо Господь: “Не аз ли есмь податель пищам, и житныя плоды износя, житница наплънаа, и коръмитель всему миру, и питатель вселенныя, даай пищу всякой плъти, даай пищу им въ благо врѣмя, отвръзаа руку свою, насыщая всяко животно благоволениа?”[140] И въ Евангелии Господь рече: “Ищете и просите преже царствиа Божиа и правды его, и сиа вся приложатся вам. Възрите на птица небесныа, яко ни сѣют, ни жнут, ни збирают в житница, но Отецъ небесный кръмит я: не паче ли вас, маловѣрии? Тръпѣти убо, тръпѣниа бо потреба есть: въ тръпѣнии вашемь стяжите душа ваша; претръпѣвый бо до конца и спасется”.[141] И вы нынѣ глада ради оскръбистеся, еже на мало врѣмя на искушение вам съключающеся. Но аще претръпите с вѣрою и съ благодарениемь, то на плъзу вам будет искушение то и на болший прибытокъ обрящется: понеже благодать Божиа всѣмь бывает не без искушениа, якоже в Лѣствицѣ речеся: “Без искуса злато не съвръшается; по скорби же радости начаемся, послѣдует бо скръбным радостнаа: вечеръ бо, — рече, — въдворится плачь, а заутра радость”.[142] И вы убо нынѣ оскудѣние хлѣба имате, и недостатокъ всякого брашна днесь имате, и заутра умножение брашенъ всѣх потребных и всякого обилиа ястья и питиа насладитеся. Тако бо вѣрую, яко не оставит Богъ мѣста сего и живущих в нем».

Из-за него Сергий всю братию созвал: видя, что они ослабели и опечалены, преподобный Сергий малодушие их своим терпением, и кротким нравом, и мягкостью исправить хотел. Он поучал их словами Святого писания, из Ветхого и Нового завета, говоря так: «Зачем скорбите, братья? Зачем смущаетесь? Уповайте на Бога; ведь написано: “Посмотрите на древние роды и увидите: кто уповал на Бога — был постыжен когда-либо? Или кто верил в Господа — и посрамлен был? Или кто пребывал в страхе его — и оставлен был? Или кто призывал его — и не был услышан и презрен был им?”* Ведь говорит Господь: “Не я ли есть податель пищи, и урожаи хлеба приносящий, и житницы наполняющий, и кормитель всего мира, и питатель вселенной, дающий пищу всякой плоти, дающий пищу в свое время, раскрывающий руку свою, насыщая все жившее по благоволению?” И в Евангелии Господь сказал: “Ищите и просите прежде всего царствования Божьего и правды его, и это все приложится вам. Посмотрите на птиц небесных, которые не сеют, не жнут, не собирают в житницы, но Отец небесный кормит их: лучше ли они вас, маловерные? Терпите поэтому, ведь терпение нужно вам: терпением вашим спасайте души ваши; претерпевший же до конца спасется”. А вы ныне из-за голода скорбите, который на короткое время для испытания с вами приключился. Но если вы будете терпеть с верой и с благодарностью, то пользу вам принесет испытание это и большую выгоду: ибо благодать Божья всем дается не без испытания, как в Лествице сказано: “Без искуса золота не бывает; после скорби мы на радость надеемся, потому что следует за скорбью радость: ведь вечером, — сказано, — водворится плач, а наутро радость”. И у вас сейчас недостает хлеба, и не хватает всякой пищи сегодня, а завтра множеством еды всякой нужной и обильем всякой пищи и питья вы насладитесь: я верю, что не оставит Бог места этого и живущих здесь».

И еще сему глаголющу, и се нѣции вънезаапу потлъкаша въ врата. Вратарь же скоро приникнувъ скважнею, и видѣ, яко принесено бысть множество брашенъ потребных; и от радости и врат не отвръзе, бѣ бо приалченъ. И обратися съ тщаниемь скоро рища, притече къ преподобному Сергию, глаголя: «Отче! Благослови и принесшаа хлѣбы! Яко молитвами твоими обрѣтеся множьство брашенъ потребных, и се предстоят при вратѣх». Преподобный же повелѣ глаголя: «Скоро отвръзите врата, яко да внидуть внутрь». И сему бывшу, видѣша привезеное въ монастырь брашно на колеснице и въ вретищи. И прославиша Бога, давшаго имь таковую пищу и вечерю странну, готову сущу на земли, яко да накормит я и душа алчющаа насытит, препитати а въ день глада.

И когда еще Сергий это говорил, кто-то вдруг постучал в ворота. Привратник, быстро посмотрев в глазок, увидел, что принесли много пищи необходимой; он от радости — ведь и он был голоден — и ворот не открыл, и, повернувшись, стремительно побежал и явился к преподобному Сергию, говоря: «Отче! Благослови принесших хлеб! Благодаря молитвам твоим получили мы много еды необходимой, и все это находится у ворот». Преподобный же велел: «Быстрее откройте ворота, чтобы люди вошли внутрь». Когда открыли ворота, увидели привезенную в монастырь пищу на телеге и в корзинах. И прославили братья Бога, пославшего им эту пищу и ужин удивительный, приготовленный на земле, чтобы накормить их и души алчущие насытить, чтобы напитать их в день голода.

Преподобный же Сергий повелѣ мнихом си призвати на ядь привезших ядь, прирекь им сице: «Вы сами алчни суще, насытите сытых до сытости, накормите кръмящих вас, напитайте питающихь вы, и учредите, и почтите: достойни бо суть учрежениа и почитаниа». И сам не преже вкуси принесенаго ему готоваго брашна, аще и зѣло алченъ сый, но преже повелѣ бити в било, и въниде съ братиами въ церковь пѣть молебенъ, и велико благодарение и благохваление всылаше къ Богу, не оставляющему надлъзѣ рабъ своих, тръпящих его ради. И изшед изъ церкви, сѣде съ братиами на трапезѣ, пред ними же и предложени быша хлѣбы оны, новопринесеныя и новопеченыя. Преподобный же въставъ сътвори молитву, и благослови, и преломль, и раздѣливь, вдасть чрънцем своимь; и ядоша вси, и насытишася, и прославиша Бога, тако напитавшаго а. Бяху же хлѣби оны тепли суще и мягци, яко обычай есть новопеченым быти. Сладость же вкушениа их странна нѣкако и незнаема являшеся, и яко медвеною нѣкоею сладостию исплънены, уподоблены и преудобрены, и яко с маслом сѣмяннымь устроени суще и преухыщрени, и яко нѣкотораа в них зелиа растворенна благоухана, сладость постную, яко мнѣти, и от сего имѣти являюще. И якоже древле израильтяном нѣкогда в пустыни манна от Бога посылаема бяше,[143] о нихже рече Давидъ пророкь: «И одожди им манну ясти и хлѣбь небесный дасть имь. Хлѣбь аггельскый яде человекь, брашно посла им до обилиа, и ядоша, и насытишася зѣло».[144] И яко не дѣланнаа в рѣсноту пища познавашеся засылаема.

Преподобный Сергий повелел монахам позвать к столу тех, кто привез еду, и сказал монахам так: «Вы сами голодны, но насытьте сытых досыта, накормите кормящих вас, напитайте питающих вас, и угостите их, и почтите: ведь достойны они угощения и почитания». Сам он не сразу взял принесенную ему готовую еду, хотя и очень голоден был, но сначала повелел бить в било, и вошел с братьями в церковь петь молебен, и великую благодарность и хвалы воссылал к Богу, не оставляющему надолго рабов своих, страдающих ради него. Выйдя из церкви, Сергий сел с братьями за трапезу, а перед ними положены были свежеиспеченные хлеба эти, только что принесенные. Преподобный встал и совершил молитву, и благословил, и преломил, и разделил хлеб, и дал чернецам своим, и ели все, и насытились, прославили Бога, так накормившего их. Были же хлеба теплыми и мягкими, как обычно бывает свежеиспеченный хлеб. Вкус же их удивительным каким-то и непонятным казался, словно медовой некой сладостью были наполнены, насыщены и пропитаны, как будто с маслом постным они были испечены и приготовлены, будто какие-то в них пряности были положены ароматные, и вкус постный, как кажется, и от этого они имели. Так же и в древности некогда в пустыне Бог манну послал израильтянам, о которых сказал Давид-пророк: «Дождем послал им манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, пищу послал Бог им в изобилии, и они ели, и насытились весьма». И нерукотворной поистине казалась ниспосланная пища.

И се показа Богъ преподобному Сергию плод тръпѣниа и въздръжаниа его, еже претръпѣ по четыре дни. Пострада алчя и жажда, поелику съ гладом боряся, тръпяше Бога ради, якоже рече пророкь Давидъ: «Тръпѣние убогых не погыбнет до конца; труды плод своих снѣси; блаженъ еси, добро тебѣ будет».[145] За хлѣбы оны гнилыя таковое сладкое Богъ засылаше ему брашно: въмѣсто гнилых не гнилыя, но новопеченыя, сладкыа, благоуханныа, въ тлѣнных мѣсто нетлѣнныя, земных благъ наслажение. И то же точию еще в настоящем вѣцѣ, а в будущем вѣцѣ въ земных мѣсто небесная, въ временных мѣсто вѣчных благъ наслажение, якоже рече апостолъ: «Ихже око не видѣ, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыде, яже уготова Богъ любящим его и хранящимъ заповѣди его».[146] Не точию Сергию единому, но и всякому, иже от всея душа възлюбившему Бога, и творящему волю его, и хранящимь заповѣди его въздание много.

Так показал Бог преподобному Сергию плоды терпения и воздержания его, которые претерпел он в течение четырех дней. Страдая от голода и жажды, с голодом борясь, терпел он Бога ради, как сказал пророк Давид: «Терпение бедных не погибнет до конца; плоды трудов твоих ешь; блажен ты, и добро тебе будет». Захлеба эти гнилые Бог такую вкусную послал ему пищу: вместо гнилых хлебов не гнилые, но свежеиспеченные, вкусные, ароматные, вместо истлевающих нетленные, земными благами наслаждение. Это только еще в настоящей жизни, а в будущей жизни Бог пошлет вместо земных благ небесные, вместо временных благ наслаждение вечными, как сказал апостол: «Того глаз не видел, и ухо не слышало, и на сердце человеку не приходило то, что приготовил Бог любящим его и хранящим заповеди его». Не только Сергию одному, но и всякому, кто от всей души возлюбил Бога, и выполняет волю его, хранит заповеди его, будет воздаяние великое.

Ядущим же имь, рече преподобный: «Где есть онъсица брат, иже преже ропща, рече, плѣсневии хлѣби? Да видить нынѣ и да разумѣет въистину, яко не суть плѣсневи, но и зѣло сладци и мягци. А не ли помяну пророка, глаголюща: “Зане пепелъ яко хлѣбъ ядях и питие мое с плачемъ растворях”».[147] Потом же взысканию бывшу, чии суть хлѣбы, и гдѣ есть принесеныя, и кто есть пославый. И съзирахуся промежи собою, истязающеся и съвъпрашающеся мниси. Никтоже удобь можаше извѣстно уразумѣти бываемаго, дондеже преподобный въпроси а, глаголя: «Не рѣх ли вам: призовите а ясти и припровадившаа нам хлѣбы оны, то гдѣ суть нынѣ? Како не обрѣтошася въ началѣ ядуща с нами?» Они же рѣша: «Мы убо по словеси твоему звахом я и о хлѣбех въпросихом я, глаголюще: “Чии суть хлѣби, яже сѣмо послашася с вами?” Послании же рѣша: “Онъсица христолюбець богат зѣло, живый въ далних странах, посла на имя Сергиево съ иже с ним живущими братиами”». Пакы же мниси, по повелѣнию Сергиеву, на обѣд позваша а. Они же не рачиша, но тщахуся инамо шествие сътворити; и тако изидоша от очию их. Се же бысть дивно, яко тогда мниси не увѣдаша, ни разумѣша, кто есть привезый хлѣбы оны, кто ли есть пославый я. Токмо прешедше къ игумену, дивляхуся, глаголюще: «Отче! Како пшеничнии хлѣбы с маслом и съ зелиемь утворени суть, тепли, а не от близ привезени ... суще?» На другий же день такожде множество потребных привезено бысть въ монастырь, и ястиа, и питиа. Пакы же на третий день, от иноя страны, по тому же образу привезено бысть, якоже преди сказахом.

Когда ела братия, сказал преподобный: «Где тот брат, который раньше роптал и сказал, что хлеб заплесневел? Пусть он увидит теперь и поймет хорошо, что не заплесневелые у нас хлеба, но весьма вкусные и мягкие. Как не вспомнить пророка, говорящего: “Я пепел как хлеб ел и питие мое слезами растворял”». Потом начали расспрашивать, чей это хлеб, и где принесшие его, и кто послал их. И смотрели монахи друг на друга, допытываясь и расспрашивая один другого. Никто не мог до конца понять случившегося, пока преподобный не спросил их: «Не говорил ли я вам: позовите есть привезших хлеба эти, где же они теперь? Почему они с самого начала не ели с нами?» Монахи же ответили: «Мы, как ты сказал, звали их и о хлебах спросили их, говоря: “Чей это хлеб, который сюда послан с вами?” Посланные же сказали: “Один христианин, очень богатый, живущий в дальних странах, послал хлеб на имя Сергия и живущих с ним братьев”». И снова монахи, по велению Сергия, посланных позвали на обед. Те же не захотели, но пожелали обратно идти; и вот исчезли из глаз монахов. Это было удивительно, что тогда монахи не поняли, не уразумели, кто привез хлеб этот и кто послал их. Братья только пришли к игумену, в удивлении говоря: «Отче! Как пшеничный хлеб, с маслом и с пряностями испеченный, остался теплым, — ведь он издалека привезен?» На другой день также много пищи привезено было в монастырь, и еды, и питья. Вновь на третий день, с другой стороны, таким же образом, как мы только что рассказали, привезена была пища.

Игумен же Сергий сия видѣвъ и слышав, съ всѣми братиами прослави Бога, глаголя: «Видите ли, братие, како ти промышленикъ всѣх Богъ не оставить мѣста сего, ниже оставляет рабъ своих съиночьствующих, живущихъ на мѣсте сем, работающих ему день и нощь и тръпящихь с вѣрою и съ благодарением?» Поминаше же братиам старець оно слово, еже от Павла апостола реченное: «Имуще пищу и одежду, сими доволни будем»;[148] «а ничимже пещися неполезными, но паче уповати и възирати къ Богу, могущему кръмити нас, и одѣвати, и въсемь промышляти нами, и от него ожидати потребных добрых и полезных душам и тѣлом нашимь. И молим Бога, да тъй промышляет нами, наипаче надѣемся на нь присно; иже бо древле израильтескиа люди, таковыа жестокыа и непокоривыа, толикиа тысуща въ пустыни, таже и послѣди не мало множество препитавый до сытости: “Одожди имь манну ясти и хлѣбъ небесный дасть имь. Хлѣбъ аггельскый яде человекь, просиша, и приидоша крастели, и одожди на ня, яко прах, плоти и, яко пѣсок морьскый, и птица прънатыа; и ядоша и насытишася зѣло”.[149] Самъ нынѣ тъй нами будет промышляай: ниже бо силою немощнѣйши нынѣ, ниже о еже промышляти лѣнивѣйши бысть, но якоже преже древле, тако и нынѣ нам всегда мощенъ есть пищу подаати».

Игумен Сергий, видя и слыша это, со всеми братьями прославил Бога, говоря: «Видите ли, братья, что заботящийся обо всех Бог не оставит места этого, и никогда не оставляет рабов своих, вместе иночествующих, живущих на месте этом, работающих для него денно и нощно и терпящих все с верой и с благодарностию?» Напоминал братьям старец слова, Павлом-апостолом сказанные: «Имея пищу и одежду, тем довольны будем»; «а ни о чем бесполезном, — говорил Сергий, — не нужно заботиться, но следует уповать и взирать на Бога, который может кормить нас, и одевать, и обо всех наших делах заботиться: и от него следует ожидать всего, что нужно доброго и полезного душам и телам нашим. Помолимся Богу, чтобы он заботился о нас, и будем надеяться на него всегда; ведь он в древности израильтян, столь жестоких и непокорных, накормил такое множество тысяч в пустыне, и впоследствии также не раз насыщал многих: “Одождил на них манну в пищу и хлеб небесный дал им. Хлеб ангельский ел человек, они просили, и налетели перепелы, и Бог одождил на них, как пыль, мясо, и, как песок морской, птиц пернатых; они ели и насытились весьма”. Сам Бог теперь о нас будет заботиться, — сказал Сергий, — ведь он не стал силой слабее теперь, и заботы его не преуменьшились, но как прежде в древности, так и теперь нам всегда сможет пищу подавать».

Оттолѣ же убо мниси навыкоша прочее не стужати си въ скорби и въ тѣснотѣ, елижды аще когда случится каа тѣснота, или скудость, или недостаткы потребных. Но все тръпяху съ усръдиемь и съ вѣрою, надѣющеся на Господа Бога, залогъ имуще преподобнаго отца нашего Сергиа.

С тех пор уже монахи привыкли больше не роптать в печали и в лишениях, если когда-нибудь случались лишения, или скудость, или недостаток в необходимых вещах. Но все терпели с усердием и с верой, надеясь на Господа Бога, залогом имея преподобного отца нашего Сергия.

О ХУДОСТИ ПОРТЪ СЕРГИЕВЫХЬ И О НѢКОЕМЪ ПОСЕЛЯНИНѢ

О БЕДНОСТИ ОДЕЖДЫ СЕРГИЯ И О НЕКОЕМ КРЕСТЬЯНИНЕ

Глаголаху нѣции от здѣшних старець о преподобном Сергии, яко риза нова никогдаже взыде на тѣло его, ниже от суконъ нѣмецкых красовидных, цвѣтотворных, или от синеты, или от багрянородных, или от бурявы, или от прочих многообразных различных шаровидных цвѣтовъ, или бѣлообразно, или гладостно и мягко: «Мягкая бо, — рече, — носящеи в домѣх царевых суть».[150] Но токмо от сукна проста, иже от сермягы, от влас и от влъны овчаа спрядено и исткано, и то же просто, и не цвѣтно, и не свѣтло, и не щапливо, но токмо видну шръстъку, иже от сукна ризу ношаше, ветошну же, и многошвену, и неомовену, и уруднену, и многа пота исплънену, иногда же другойци яко и заплаты имущу.

Рассказывали некоторые из монастырских старцев о преподобном Сергии, что одежда новая никогда не прикрывала тело его, ни сукно немецкое нарядное, разукрашенное, — ни синего цвета, ни багряного, или коричневого, ни других многих различных ярких цветов, ни белая или пышная и мягкая одежда:«Мягкие одежды носящие, — сказано, — находятся в домах царских». Но только из сукна простого, то есть из сермяги, одежду, из шерсти и из руна овечьего спряденного связанную, и ту простую, и не окрашенную, и не выбеленную, и не разукрашенную, но только из грубой шерсти, то есть из сукна он одежду носил, ветхую, не раз перешитую, и неотстиранную, и грязную, и многим потом пропитанную, а иногда даже и с заплатами.

Есть же егда и сице случашеся: единою бо обрѣтеся у них сукъно едино злотворно, и неустройно, и некошно, яко и пелесовато, егоже и вся братиа негодующе и гнушахуся его и отвращахуся. Но ово убо единъ брат вземь сие, и мало подръжавъ и, пакы възъвращаше и покыдаше; такожде и другый, и третий, даже и до седмаго. Преподобный же не отвратися, нъ съ тщаниемь вземь сие, благословивъ, и крааше, и шиаше, и сътвори рясу, в нюже не възгнушася облещися. И не рачи съвлещи ея и пометнути ю, но паче изволи съ благодарениемъ на тѣлѣ своем износити ю, дондеже по лѣтѣ единѣмь, обетшавъ, издрася и распадеся. Да от сея вещи разумѣти, колико и каково рачителство имѣаше смиреномудриа ради, еже проходити в нищетнѣ образѣ.

Иногда же и так получалось: однажды нашлось у братьев сукно некое негодное — и плохое, и некрасивое, так что оно даже полиняло, — и вся братия с презрением гнушалась им и отворачивалась. И если какой-нибудь брат это сукцо брал, то, немного подержав его, назад возвращал и бросал; так делал и другой, и третий, вплоть до седьмого. Преподобный же не отвернулся, но аккуратно взял сукно, благословил, и начал кроить, и шить, и сделал рясу, которую не погнушался надеть. И не захотел снять ее и выбросить ее, но, напротив, начал с благодарностью на теле своем носить ее, пока через один год она, обветшав, не разорвалась и не распалась. Отсюда можно понять, сколь усерден был Сергий в своем смирении, если ходил в облачении нищего.

Бяху бо порты на нем обычныя зѣло худостны, еже по вся дни ношаше, яко аще бы нѣкто не видавый его и отинудь не знаа его, таче аще узрит его негдѣ въ таковѣй суща одежди, то не мнит его самого того игумена Сергиа быти. Но мнит его, яко единого от чернець, яко нища, и убога, и странна, и яко работника, всяку работающа работу. И единою просто рещи: толикы бѣ худостны порты ношаше, яко хуже и пуще всѣхь чрънцевъ своих, яко нѣкоимь от сего омекнутися, не знающим его, и облазнитися; еже и бысть, еже и многи подъяша и пострадаша, от нихже вам единого споселянина явлена сътворити покушуся.

Ведь на нем обычно была весьма плохая одежда, которую он каждый день носил, так что если бы кто-нибудь не видел его, и совершенно не знал его, и посмотрел на него где-нибудь, одетого в такую одежду, то не подумал бы, что это сам игумен Сергий, но решил бы, что это один из иноков, нищий, и убогий, и пришелец, работник, на всякой работающий работе. И если попросту сказать: настолько бедную одежду он носил, что она была беднее и хуже, чем у любого из иноков его, так что некоторые, не знающие его, из-за этого могли смутиться и впасть в заблуждение; так и случалось, что многие впадали в обман и ошибались, и я вам об одном крестьянине подробно рассказать постараюсь.

Внегда зѣло слуху житиа преподобьнаго сего распространяющуся, тогда мнози от человекь, иже от различных и странъ посѣщающе его прихожаху, желающе поне токмо видѣти его, и елици видѣвшии его възвращахуся въсвояси и другъ другу повѣдающе яже о нем, дивляхуся. Сиа слышавъ единъ от них нѣкто человекь, христианинъ, поселянинъ, чином орачь, земледѣлець, живый на селѣ своем, орый плугом своим и от своего труда питаася, пребываше от далече сущих мѣстъ, иже от многа желаниа и слышаниа въсхотѣ видѣти его. Въ единъ убо от дней упразднився, и прииде в монастырь его, иже преже николиже видавъ его. В то же время прилучися преподобному на лыскарѣ тружающуся, въ оградѣ копати землю на устроение нѣкоего ограднаго ради зелиа. Прилѣжне же пришедшему земледѣлцу оному еже видѣти его, ищущу и глаголющу: «Кто есть Сергий, и гдѣ есть чюдный и славный онъ мужь, о немже аз слышу таковаа? И како хощет ми показанъ быти?» И коегождо отъ братий опытуя, въпрашаше и моляше, да ему укажут искомаго. Они же повѣдаша ему: «Въ оградѣ есть, и единъ уединяася, копает землю. Да мало потръпи, дондеже изыдет». Он же от многа желаниа не дождавъ, но приникь скважнею, видѣ блаженнаго в худостнѣ портище, зѣло раздранѣ и многошвенѣ, и въ потѣ лица тружающася. Отинудь не мняше того быти желаемаго, егоже ищет, и никакоже не вѣрова того быти, о немже слыша. Пакы прилежаше братиам, стужаа и глаголя: «Да что ради не укажете ми его, к немуже издалеча поклонитися приидох и дѣло велико имам къ нему?» Они же рѣша: «Се показахом ти его, егоже и видѣлъ еси скважнею. Аще ли не вѣруеши, то узриши его пакы». Онъ же единаче не имяше вѣры, но при дверех пребываше, акы нѣоткуду ждый его.

Когда слух о жизни преподобного этого широко распространился, тогда много людей из различных мест посетить его приходили, желая лишь увидеть его, и те, кто видел его, возвращались восвояси и, друг другу рассказывая о Сергии, удивлялись. Услышав об этом, некий человек, христианин, поселянин, пахарь, земледелец, живший в селе своем, пашущий землю плугом своим и своим трудом питающийся, живший в отдаленных краях, слыша много о Сергии, желанием возгорелся увидеть его. Однажды, освободившись от работы, пришел он в монастырь Сергия; а до этого он никогда не видел святого. В то время получилось так, что преподобный мотыгой работал, в огороде копал землю для насаждения какой-то огородной зелени. Когда пришел усердный земледелец этот, чтобы увидеть Сергия, начал он искать святого и спрашивал: «Кто здесь Сергий, и где чудесный и славный этот муж, о котором я слышал столько? И как мне увидеть его?» И у каждого из братьев он допытывался, спрашивал и умолял, чтобы ему показали того, кого он ищет. Братья же сообщили ему: «В огороде он, один уединившись, копает землю. Немного потерпи, пока он не придет». Тот в большом нетерпении не дождался, но, приникнув к щели, увидел блаженного в бедной одежде, весьма рваной и залатанной, в поте лица трудящегося. Он никак не мог подумать, что это тот, кого он хотел увидеть, которого он ищет, и никак не верил, что это тот, о котором он слышал. Снова земледелец приставал к братьям, досаждая им и говоря: «Почему вы не укажете мне того, к которому я издалека поклониться пришел? — и дело важное у меня есть к нему». Они же сказали: «Мы показали тебе его, и ты его видел в щель. Если же не веришь нам, то убедишься в этом, увидев его снова». Он же упрямо не хотел верить, но около дверей стоял, неизвестно откуда ожидая Сергия.

Егда же преподобный изыде от дѣла дѣланиа своего и от ограда монастыри обрѣтеся, тогда мниси скоро указаша ему, глаголюще: «Се тотъ есть, егоже вжелѣлъ еси видѣти». Онъ же замледѣлець отврати лице свое от блаженнаго, начат смѣятися и гнушатися его, глаголя: «Аз пророка видѣти приидох, вы же ми сироту указасте. Издалеча пришествовах ползоватися начаахъся, и в ползы мѣсто тъщету си приах. Аще и въ честенъ монастырь приидох, но ни ту плъзы обрѣтохъ: вы убо поглумистеся мною, мните мя яко изъумѣвшася. Азъ свята мужа Сергиа, якоже слышах, тако и надѣахся видѣти его въ мнозѣ чти, и славѣ, и въ величьствѣ. Нынѣ же сего, иже вами указаннаго ми, ничтоже вижю на нем, чти же, и величьства, и славы, ни портъ красных, ни многоцѣнных, ни отрокъ, предстоящихь или чьсть въздающих ему; но все худостно, все нищетно, все сиротинско. И мню, яко не тотъ есть». Се же глаголаше къ мнихом поселянинъ онъ, глаголемый земледѣлець, и въ правду рещи поселянинъ, акы невѣжа сый и не смотряй внутрьнима очима, но внѣшнима, не вѣдый книжнаго писаниа, якоже премудрый Сирах рече:[151] «Человекь смотрит в лице, а Богъ зрит в сердце». Сий же внѣшняа обзираша, а не вънутреняя, и телеснааго устроениа худость ризную блаженнаго видѣвь, и страду земную работающу, и добродѣтель старьчю и нищету укаряше, никакоже вѣрова того быти, о немже слыша. Въ помыслѣ же его бяше нѣкое невѣрьство, помышляше бо в себѣ глаголя: «Не мощно таковому мужу, честну и славну, въ нищетѣ и худости быти, егоже въ мнозѣ величьствѣ, въ чти же и въ славѣ слухом преже услышах».

Когда же преподобный, сделав дело свое, из-за ограды в монастыре появился, монахи быстро указали на него земледельцу, говоря: «Вот тот, кого ты желал увидеть». Но этот земледелец отвернул лицо свое от блаженного, и начал смеяться, и гнушался им, говоря: «Я пророка увидеть пришел, вы же мне сироту показали. Издалека я шел, надеясь получить пользу, а вместо пользы ничего не получил. Хотя я и в честный монастырь пришел, но никакой здесь пользы не получил; вы глумитесь надо мной, думаете, что я обезумел. Я святого мужа Сергия, как я слышал о нем, надеялся увидеть в большой чести, и славе, и величии. Ныне же из всего этого в человеке, указанном вами, ничего не вижу, — ни чести, ни величия, ни славы, ни одежды красивой и дорогой, ни отроков, служащих ему, ни спешащих слуг, ни множества рабов, прислуживающих или честь воздающих ему; но все на нем бедное, все нищенское, все сиротское. И думаю я — не он это». Так говорил монахам поселянин этот, земледелец, — и поистине он поселянин, потому что невежда и не смотрит внутренними глазами, но внешними, не знает книжной мудрости, как премудрый Сирах сказал: «Человек смотрит на лицо, а Бог зрит в сердце». Этот земледелец внешние вещи видел, а не внутренние, и, на теле блаженного бедную одежду увидев, убедившись, что тот трудами земледельческими занимается, он добродетель старца и нищету хулил, никак не веря, что это тот, о ком он слышал. В мыслях его было какое-то недоверие, и он думал про себя так: «Не может такой муж, честный и славный, в нищете и бедности жить, а я о его многом величии, чести и славе рассказы прежде слышал».

Братиа же игумену рѣша: «Не смѣем рещи и боимся тебе, честный отче, а гостя твоего отслали быхом отсюду акы бездѣлна и бесчьстна, понеже невѣжда бѣ и поселянинъ: ни тебѣ поклонится, ни чти достойныа въздасть, а нас укоряет и не слушает: акы лжуща мнить нас. Хощеши ли убо да ижьженем его?» Божий же человекь Сергий, възрѣвь на братию, видѣвь их смутившихся, и рече: «Никакоже, братие, не сътворите сего, не бо к вамь, но на мое имя пришелъ есть. И что труды дѣете ему? Дѣло бо добро съдѣла о мнѣ, и азъ вины не обрѣтаю в нем. Аще ли вы обрѣтаете в нем вину, слышите Павла апостола глаголюща: “Аще человекь въпадает въ нѣкоторое прегрѣшение, вы, духовни, съвръшайте таковаго духом кроткым”;[152] и подобает таковыа смирением и тихостию исправляти». И то рекь, не дождавь от него прежде поклонениа, но сам прежде предваривь, приступль на целование земледѣлче, съ тщаниемь же и спѣшаше. И с великым смирениемь поклонся ему до земля, и съ многою любовию о Христѣ цѣлование дасть ему, и благословивь, велми похваляше поселянина, яко сице о нем разсудиша. От сеа убо вещи разумѣти есть, коль велико смирение внутрьуду имѣаше в себѣ Сергий, иже таковаго поселянина невѣжду суща, иже негодующа и гнушающася его, излише паче възлюби его: якоже бо гръдии честем и хвалам радуются, тако и смиреномудрии о своем бесчестии и осужении радуются. И не токмо же се едино, но имь его за руку преподобный и посади одесную себѣ, ястиа же и питиа насладитися нудяше и, честию же и любовию учрежение сътвори ему. Он же печална быти себе глаголаше: «Сергиа ради, егоже ради и потрудихся до здѣ приити и того видѣти, не получихъ желаниа моего». Преподобный же Сергий рече ему: «Не печалуй! Здѣ есть милость Божиа сицева, да никтоже печаленъ исходить от здѣ. И о немже печалуеши и еже ищеши, в сий час даст Богъ того, егоже желаеши».

Братия же игумену сказала: «Не смеем и боимся сказать тебе, честный отче, а гостя твоего мы бы отослали отсюда как человека негодного и бесчестного, потому что он невежда и поселянин: он тебе не поклонился, ни чести достойной не воздал, а нас укоряет и не слушает, считая, что мы лжем. Хочешь, мы выгоним его?» Божий человек Сергий, посмотрев на братию, увидел их смущение и сказал: «Ни в коем случае, братья, не делайте этого, ведь он не к вам, но ко мне пришел. Зачем вы обижаете его? Ведь он доброе дело сделал мне, и я вины не нахожу за ним. Если вы находите за ним вину, услышьте Павла-апостола, говорящего: “Если человек впадает в некое прегрешение, вы, духовные, исправляйте такого в духе кротости”; и подобает таких людей смирением и кротостью исправлять». И, сказав это, не дождавшись от крестьянина поклона, Сергий сам опередил его, подошел и поцеловал земледельца старательно и поспешно. И с великим смирением Сергий поклонился ему до земли, и с большой любовью по-христиански поцеловал его, и, благословив, весьма похвалил крестьянина, который так о нем подумал. Этот случай дает понять, сколь великое смирение внутри себя имел Сергий, ибо такого поселянина, невежду, который негодовал и гнушался им, святой сверх меры полюбил: потому что насколько гордые почестям и похвалам радуются, настолько радуются смиренные своему бесчестию и осуждению. И не только поцеловал его, но взял его за руку преподобный и посадил справа от себя, едой и питьем насладиться предлагая ему, с честью и любовью обходился с ним. Крестьянин же печаль свою объяснил: «Сергия ради я постарался сюда прийти и его увидеть, но не исполнилось желание мое». Преподобный же Сергий сказал ему: «Не печалься! Здесь милость Божья такая, что никто печальным не уходит отсюда. И о чем ты печалишься, что ищешь и чего желаешь, — тотчас даст тебе Бог».

И еще ему глаголющу, и се князь етеръ грядяше и в монастырь съ многою гръдостию и славою, и плъку велику быти округъ его, боляром же и слугам, и отроком его. Предидущии же побивачи и подвойские княжи[153] поселянина оного яша его за плеща его рукама своима и далече нѣгдѣ отринуша его от лица княжа и Сергиева. И еще отдалече сущи князь поклонися Сергию до земля. И Сергий благослови его; и цѣловавшася, сѣдоста два токмо, а всѣм предстоящим. Поселянинъ же онъ рискаше, обиходя. И егоже преже небрежаше и гнушашеся, и того пакы нудяшеся, уду же бы прикоснутися поглядати не обрѣташе; амо же хотяше приникнути, не можаше. И въпроси единого от предстоящих ту, глаголя: «Да кый той есть калугерь сѣдяше одесную князя, повѣждь ми?» Он же възрѣвъ на нь и рече ему: «Убо пришлець ли еси сѣмо? Нѣси ли слышалъ преподобнаго отца Сергиа? Глаголяй съ княземь той есть». Онъ же слышав, зазираше в себѣ вкупѣ и трепеща.

И в то время, пока еще Сергий говорил, вдруг князь некий подошел к монастырю в великой гордости и славе, и полк великий окружал его, бояре, и слуги, и отроки его. Идущие впереди телохранители князя и подвойские крестьянина этого взяли за плечи руками своими и далеко куда-то отбросили его от лица князя и Сергия. И еще издалека князь поклонился Сергию до земли. И Сергий благословил его; и поцеловались они, и сели вдвоем только, а все стояли. Крестьянин же тот бегал вокруг. И кем он прежде пренебрегал и гнушался, к тому теперь стремился, — где бы только посмотреть на него, — и не находил места, и как бы ему ни хотелось приблизиться, он не мог этого сделать. И спросил он одного из стоящих там: «Кто этот монах, который сидит справа от князя, скажи мне?» Тот посмотрел на крестьянина и сказал ему: «Разве ты не здешний? Не слышал ли ты о преподобном отце Сергии? Говорящий с князем он и есть». Услышав это, крестьянин ощутил стыд и трепет.

Егда же князь из монастыря изыде, тогда онъ поселянинъ поимъ съ собою нѣкиа от братиа и сиа молитвеникы сподвигну, с ними же и пред ними кланяшеся до земля игумену, глаголя: «Отче! Елико нечьствовах и елико съгрѣшихь, прости мя и помози моему невѣрьствию. Нынѣ познах поистинѣ о тебѣ, отче; якоже слышахом, тако и видѣхом». Преподобный же Сергий простивъ его и благословивъ, и побесѣдова с ним душепитателными, утѣшителными словесы, и отпусти его в дом свой. И оттолѣ человекь тъй велику вѣру имѣя къ Святѣй Троици и къ преподобьному Сергию до своего живота. И по лѣтѣх нѣколицѣх прииде от села в монастырь къ преподобному, и пострижеся въ мнишескый чинъ, и пребысть нѣколико лѣтъ в покаании, и въ исповѣдании, и въ исправлении, преставися къ Богу.

Когда же князь из монастыря ушел, тогда этот крестьянин взял с собой некоторых из братии и за себя их молить попросил, и сам с ними и перед ними кланялся до земли игумену, говоря: «Отче! За все мои нечестия и прегрешения прости меня и помоги в моем неверии, теперь я узнал истину о тебе, отче; что слышал, то и увидел». Преподобный же Сергий простил его, и благословил, и побеседовал с ним душеполезными утешительными словами, и отпустил его домой. С тех пор человек этот великую веру имел в Святую Троицу и в преподобного Сергия до своей смерти. И через несколько лет он пришел из села в монастырь к преподобному, и постригся в монахи, и, прожив несколько лет в покаянии, и исповедаясь, и исправляясь, отошел он к Богу.

О ИЗВЕДЕНИИ ИСТОЧНИКА

О ИЗВЕДЕНИИ ИСТОЧНИКА

Хощу же вашей любви бесѣду прострети о преславных чюдесѣхь, яже творит Богъ угодником своим. Якоже прѣдвъспомянухом сего великаго пастыря и доброразсудную главу, еже въ пустыню пришествие, яко единому тому хотящу на том мѣсте безмлъствовати, водѣ не сущий близ обители. Братству же множившуся, имѣаху нужу велию отдалече воду приносяще. И сеа ради вины нѣции поропташа на святого: «Въскую, — глаголюще, — не разсужаа, сѣлъ еси на сем мѣсте обитель здати, водѣ не близ сущи?» И сиа многожды с досадами глаголааху; к ним же святый отвѣщаваше: «Аз убо единъ на сем мѣсте хотѣх безмлъствовати, Богъ же въсхотѣ толику обитель въздвигнути, прославлятися святому его имени. Дръзайте убо въ молитвѣ своей и не пренемагайте! Аще бо непокоривым людемъ еврейскым от камене воду источилъ есть,[154] вас же, работающих ему день и нощь, прѣзрѣте ли имать?» И тако отпусти их въ своя имъ келиа.

Хочу вам, возлюбленным, рассказ продолжить о славных чудесах, которые творил Бог через угодника своего. Как мы раньше говорили про этого великого пастыря и мудрого человека, когда он в пустынь пришел и один хотел на том месте безмолвствовать, тогда воды не было вблизи от обители. После того как братия умножилась, неудобно весьма было издалека воду приносить. И по этой причине некоторые возроптали на святого: «Зачем, — говорили они, — ты, не подумав, решил на этом месте, где воды нет поблизости, обитель создать?» Так многократно они с упреками говорили; а святой им отвечал: «Ведь я один на этом месте хотел безмолвствовать, Бог же захотел такую обитель воздвигнуть, чтобы прославлялось святое его имя. Так просите в молитве своей и не отчаивайтесь! Ведь если Бог непокорным людям еврейским из камня воду источил, то вас, работающих для него днем и ночью, разве оставит он?» И отпустил он монахов в их кельи.

Сам же изыде из монастыря, нѣкоего брата поим с собою, и сниде в дебрь яже под манастыремь, яже не бѣ ту неколиже текущаа вода, якоже и древнии человеци ясно извѣстиша. Обрѣт же святый въ едином рову мало воды от наводнениа дождевнаго, и преклонь колѣнѣ, начат молитися, глаголя:

Сам же он вышел из монастыря, одного брата взяв с собой, и зашел в глушь леса около монастыря, — а не было здесь нигде проточной воды, как старые люди определенно сказали. Нашел святой в одной канаве немного воды, оставшейся после дождя, и преклонив колени, начал молиться, говоря так:

Молитва: «Боже, Отче Господа нашего Исуса Христа, сътворивый небо и землю и вся видимаа и невидимаа, създавый человека от небытиа, и не хотяй смерти грѣшником, но живымь быти! Тѣмь молимся мы, и грѣшнии, и недостойнии раби твои: услыши нас в сей час и яви славу свою. Якоже в пустыни чюдодѣйствоваше Моисеом крѣпкаа ти десница, от камене твоимь повелѣниемь воду источи, такоже и зде яви силу твою. Ты бо еси небу и земли творець; даруй нам воду на мѣсте сем! И да разумѣют вси, яко послушаеши боящихся тебе и имени твоему славу въздающих, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и нынѣ, и присно, и в вѣкы вѣкомь, аминь».

Молитва: «Боже, Отец Господа нашего Иисуса Христа, сотворивший небо и землю, и вся видимая и невидимая, создавший человека из небытия, не желающий смерти грешников, но жизни! Молимся тебе, и грешные, и недостойные рабы твои: услышь нас в этот час и яви славу свою. Как в пустыне чудодействовала крепкая твоя десница через Моисея, который из камня по твоему повелению воду источил, так и здесь яви силу твою. Ведь ты неба и земли творец; даруй нам воду на месте сем! И пусть узнают все, что ты слушаешь боящихся тебя и имени твоему славу воздающих, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне, и присно, и во веки веков, аминь».

И се рекшу святому и мѣсто назнаменавшу, вънезаапу источникь велий явися, иже и донынѣ всѣми видим есть,[155] от негоже почерпают на всяку потребу монастырьскую, благодаряще Бога и сего угодника Сергиа. Многа же исцѣлѣниа бываютъ от воды тоа приходящим съ вѣрою, и различными недугы одръжими исцѣлѣние приемлют. И не токмо же, иже на самую ту воду приходят, и исцѣлениа сподобляются, но и от далних странъ присылающе, почръпают воду ону, и въ своа относят, и болныхь своих напаяюще или кропяще исцѣление приемлют. Не бо единъ или два, но много и неисчетенно бываетъ даже и до днесь. И оттолѣ источникъ прозвася Сергиевым именованием до десяти или 15 лѣт. Разсудная же она глава, яко не любя славы, о сем негодоваше, глаголя: «Яко да никогдаже слышу от вас моимъ именем источникъ онъ зовущь. Не бо азъ дах воду сию, но Господь дарова нам недостойным».

И когда это сказал святой и место указал, внезапно источник большой появился, который и до сих пор все видят, и из которого черпают для всяких нужд монастырских, благодаря Бога и его угодника Сергия. Многие исцеления происходят от воды той для приходящих с верой, и различными недугами страдающие исцеление получают. И не только те, кто к самой этой воде приходят, исцеляются, но и те, кто из дальних мест присылают людей, которые черпают воду эту и к себе уносят, и больных своих поят или кропят, — и те исцеление получают. Таких не один или два, но бесчисленное множество есть даже и доныне. И с тех пор источник называли именем Сергия лет десять или пятнадцать. Разумный же тот человек, поскольку он не любил славы, из-за этого негодовал, говоря: «Чтобы я никогда не слышал, как вы моим именем источник этот называете. Ведь не я дал воду эту, но Господь даровал нам, недостойным».

О ВЪСКРЕШЕНИИ ОТРОКА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

О ВОСКРЕШЕНИИ ОТРОКА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО

Бѣ же нѣкий христолюбець, живый въ предѣлех монастыря оного, имѣя вѣру велию къ святому Сергию. Сынъ же человека оного, мало суще отроча, едино чадо ему, болѣзнию одръжимо. Отець отрока, вѣдый мужа добродѣтель, и несе и в монастырь къ святому, глаголаше бо: «Аще токмо жива принесу къ человеку Божию, всяко исцѣлѣетъ». Принесъ же его в монастырь, моляше святого въ еже помолитися.

Некий благочестивый человек, живущий в окрестностях монастыря того, имел веру великую в святого Сергия. Сын же человека этого, малолетний отрок, единственный ребенок его, от болезни страдал. Отец отрока, зная Сергия добродетель, понес сына в монастырь к святому, размышляя так: «Если только живым донесу его к человеку Божьему, он обязательно выздоровеет». Принес он сына в монастырь, умоляя святого помолиться.

Еще же человеку оному на молбу простирающуся, отроча же, от зелныя болѣзни одръжимо, изнемогъши и издъше. Видѣв же человекь онъ смерть сына своего, всю надежю отложивъ, абие на плачь обратися: «Увы! — глаголя, — О человече Божий! Аз вѣрою и слезами въ безмѣрной печали к тебѣ притекох, надѣяся утѣшениа приати, нынѣ же вмѣсто утѣшениа множайшую печаль себѣ наведох. Унее ми бы, яко да в моемъ дому отроча мое умерло бы! Увы мнѣ! Что сътворю? Что сего лютѣйшии или гръшее!» Шед же человекь приготовати раку, в нейже положити умръшаго сына, мертвеца же остави в келии святого. Святый же умилися о человецѣ оном, преклонь колѣне, начатъ молитися о умръшем. И вънезаапу отроча оживе, и душа его възвратися, и начат подвизатися.

Но пока человек этот просьбу излагал, отрок, жестокой болезнью страдавший, ослабел и испустил дух. Когда увидел человек этот, что умер сын его, он всякую надежду утратил и заплакал: «Увы! — говорил он. — О человек Божий! Я с верой и слезами в безмерной печали к тебе пришел, надеясь утешение получить, а теперь вместо утешения вверг себя в большую печаль. Лучше бы мне было, чтобы в моем доме отрок мой умер! Увы мне! Что делать? Что этого страшнее или хуже?» Пошел человек приготовить гроб, чтобы положить умершего сына, а тело ребенка оставил в келье. Святой же сжалился над человеком этим, преклонил колени и начал молиться за умершего. И внезапно отрок ожил, и душа к нему возвратилась, и начал он двигаться.

Прииде же отець отрочати, нося погребалнаа; видѣв же его, святый рече къ нему: «Въскую, человече, подвижешися, не добрѣ расмотряа: отроча твое не умре, но живо есть». Онъ же не емляше вѣры: вѣдяше бо извѣстно, яко умре. И пришед обрѣте его жива, по словеси святаго; и припад к ногама человека Божиа, благодарение ему въздавааше. Святый же к нему глаголаше: «Прелстился еси, о человече, и не вѣси, что глаголеши: отрочя бо твое, носящу ти его сѣмо, на пути студению изнемогши, тебѣ мнится, яко умре. Нынѣ же в теплѣ келии съгрѣявся, мнит ти ся, яко оживе. Преже бо обьщаго воскресениа не мощно есть ожити никомуже». Человекъ же крѣпляшеся, глаголя: «Яко твоими молитвами оживе». Святый же запрѣти ему, рекь: «Аще пронесеши сие, всяко отщетишися и отрока конечнѣ лишишися». Он же обѣщася никомуже извѣстити; и приемъ отроча здраво, отиде в дом свой. Млъчати убо не можаше, проповѣдати же не смѣаше; но тако бѣ в себѣ дивяся, хвалу въздаа Богу, творящему дивная и преславънаа, «яже видѣста, — рече, — очи наши». Увѣдѣно же бысть чюдо сие от иже ученика святаго.

Пришел отец отрока, неся все, что нужно для погребения; увидев его, святой сказал ему: «Зачем ты, человек, трудишься, неверно помыслив: отрок твой не умер, но жив». Тот же не мог поверить: ведь был убежден он, что сын его умер. И пришел он, и нашел сына живым, как сказал святой; и припал он к ногам человека Божьего, благодарность ему принося. Святой же ему сказал: «Ошибся ты, о человек, и не знаешь, что говоришь: потому что отрок твой, когда нес ты его сюда, по пути от холода ослабел, и тебе показалось, что он умер. Теперь же он в теплой келье согрелся, а ты думаешь, что он ожил. Ведь не может ожить никто до общего воскресения». Но человек упорствовал, говоря: «Он твоими молитвами ожил». Святой же запретил ему так говорить, сказав: «Если разгласишь это, сам себе навредишь и отрока окончательно лишишься». Тот обещал никому не говорить; и, взяв отрока здорового, ушел в дом свой. Молчать он не мог, а разглашать не смел; но только про себя удивлялся, хвалу воздавая Богу, совершающему удивительные и славные вещи, «которые видели, — как сказано, — глаза наши». Известно же стало чудо это от ученика святого.

О БѢСНУЮЩИМСЯ ВЕЛЬМОЖИ

О БЕСНОВАТОМ ВЕЛЬМОЖЕ

Инъ же бѣ вельмужа вдале от лавры преподобнаго отца нашего на рѣцѣ, Волзѣ глаголемѣй. Бѣ же тъй прѣдреченный вельмужа бѣсом мучим лютѣ, непрестанно въ дни и въ нощи, яко и желѣзныя ему узы съкрушати. И ничимже могущеи его удръжати, яко 10 или множае мужей крѣпкых: овѣх бо рукама биаше, иных же зубы хапаа. И тако от них отбѣгъ в пустаа мѣста, тамо пребываше, лютѣ мучим от бѣса, дондеже пакы обрѣтаху его и, связавше, ведяху и въ свой ему домь.

Жил далеко от лавры преподобного отца нашего один вельможа на реке, называющейся Волга. Этот самый вельможа от беса мучился жестоко, непрестанно, днем и ночью, так что он даже железные путы разрывал. И ничем не могли его удержать, даже десять или более мужчин крепких; потому что одних он руками бил, других же зубами кусал. Так, от них убегая в пустынные места, он там жил, жестоко мучаясь от беса, пока снова не находили его и, связав, не вели его в дом.

Сръдоболие же его слышавше яже о святемь, елика творит Богъ чюдеса его ради, и съвѣщавшася, ведоша и в монастырь къ человеку Божию. Бывшим же на пути многы труды подъяша водящеи его; той же, бѣснуяся, велиимъ гласом въпиаше: «Оле, нужда сия! Камо мя силою водите, мнѣ же не хотящу ни слышати, колми же видѣти Сергиа отнудь? Възвратите мя пакы в домь мой!» Они же, аще тому и не хотящу, нуждею влечаху его. И егда приидоша близъ монастыря, бѣснуяся, от юзъ разрѣшися и на всѣх устрьмляяся, глаголя: «Не хощу тамо, не хощу! Възвращуся пакы, отнюду же изыдох!» Глас же таковъ испущаше, яко мнѣти распаднутися ему, тѣмь и въ монастыри воплю и кричанию слышатися. Възвѣстиша же святому; блаженный же повелѣ въ било ударити, и братии же съшедшимся, начят пѣти молебенъ о болящем. И оттолѣ бѣснуяйся начат помалу кротѣти. Приведену же ему бывшу въ монастырь, преподобъный изыде изъ церкве, нося крестъ в руцѣ. Егда же знаменаше его, мучимый рыкнув велиим гласом, абие отскочи от мѣста того. Бѣ же близъ мѣста того вода от наводнениа събравшися; еяже видѣвъ, болный въвръжеся в ню, глаголя: «Оле нужда пламени сего страшнаго!» И оттолѣ исцѣлѣ благодатию Христовою и молитвами святого, и разумь его пакы възвратися, начат же глаголати смыслено. Въспросиша же его, о нихже въпиаше, он же повѣствуя, глаголаше: «Яко егда приведосте мя къ преподобному и егда хотяше мя знаменати крестом, тогда видѣх пламень велий, оттуду исходящь, иже всего мя окружи. Тогда въвръгохся в воду: мнѣх бо, яко згорѣти имам от пламени оного».

Жалеющие его люди услышали про святого, о том, что творит Бог чудеса ради него, и, поразмыслив, повели безумного в монастырь к человеку Божьему. В пути со многими трудностями столкнулись те, кто вел его; он, беснуясь, громким голосом кричал: «О, какое несчастье! Куда вы меня силой ведете, хотя я не хочу даже слышать, а тем более видеть Сергия нисколько? Верните меня снова в дом мой!» Но они, хотя тот и не хотел, силой тащили его. И когда приблизились к монастырю, он, беснуясь, путы разорвал и на всех набросился, говоря: «Не хочу туда, не хочу! Я возвращусь назад, откуда пришел!» Такой он рев издавал, как будто сейчас лопнет, так что и в монастыре вопль и крик был слышен. Сообщили об этом святому; блаженный же повелел в било ударить, и когда братия собралась, он начал петь молебен за больного. И тогда беснующийся начал понемногу успокаиваться. Когда привели его в монастырь, преподобный вышел из церкви, неся крест в руке. Когда же он перекрестил его, безумный зарычал громким голосом и отскочил от места того. А около места того была вода, после дождя собравшаяся; увидев ее, больной бросился в нее, воскликнув: «Какое мучение от пламени этого страшного!» И с тех пор он вылечился по благодати Христа и молитвами святого, и разум к нему вновь возвратился, и начал он говорить осмысленно. Когда же спросили его, почему он кричал, он рассказал так: «Потому что, когда привели меня к преподобному и хотел он меня осенить крестом, тогда я увидел пламя огромное, из креста исходящее, которое всего меня окружило. Тогда я бросился в воду: ведь я думал, что сгорю от пламени этого».

И тако пребысть в монастырѣ нѣколико дни кроток и смысленъ, благодатию Христовою отиде здравъ в дом свой, радуяся, и славя Бога, и хвалу въздая, яко его ради молитвъ приат исцѣление. Отсюду бо великь бяше общий строитель от вышняа благодати всѣм предлагашеся. Уже бо множьство много стицахуся от различных странъ и град, паче же и весь постничьскый ликь, своя жителства оставляюще, и к нему прихождааху, судивше полезнѣйше еже съжительствовати с ним и от него наставитися къ добродѣтели. И не токмо ликь постничьскый или велможе, но и до простых, иже на селѣ живущих: вси убо имѣяху его яко единого от пророкъ.

Так он оставался в монастыре несколько дней, кроткий и разумный, и, по благодати Христа, ушел здоровым в дом свой, радуясь и славя Бога, и хвалу воздавая святому, потому что, благодаря его молитвам, он получил исцеление. После этого по Божьей благодати великим стал Сергий общим помощником для всех. И уже многое множество людей стекалось из различных мест и городов, особенно же монахи, свои обители оставляя, к нему приходили, считая, что лучше жить с ним и от него учиться добродетели. И не только монахи или вельможи, но даже простые люди, которые в селах живут: ведь все считали его одним из пророков.

Нѣкогда же святому въ обычнѣмь своем правилѣ бдящу и о братии молящуся, яко да Господь поспѣшит имь въ опхожениих дневных и преспѣаниих. И тако ему молящуся, вечеру сущу глубоку, слыша глас, глаголющь: «Сергие!» Онъ же удивися о необычьном в нощи званию, и сътворивъ молитву, открый келиа оконце, хотя увѣдѣти глас бывший. И абие зрит видѣние чюдно: свѣт бо велий явися с небесе, яко всей нощнѣй тмѣ отгнаннѣй быти; и толицѣмь свѣтом нощь она просвѣщена бѣ, яко дневный свѣт превъсходити свѣтлостию. Възгласи же второе, глаголя: «Сергие! Молишися о своих чадѣхь, и Господь моление твое приятъ. Смотри же опасно и виждь множьство инокь въ имя святыа и живоначалныя Троица съшедшихся въ твою паству, тобою наставляеми». Святый же възрѣвъ, и видит множьство птиц зѣло красных, прилѣтѣвших не токмо в монастырь, но и округъ монастыря. И глас убо слышашеся, глаголющь: «Имже образомь видѣлъ еси птица сиа, тако умножится стадо ученикь твоих и по тебѣ не оскудѣют, аще въсхотят стопам твоим послѣдовати».

Однажды святой согласно своему правилу бодрствовал и за братию молился, чтобы Господь помог им в трудностях жизни и подвигах. Когда он так молился, уже поздним вечером, услышал он голос, говорящий: «Сергий!» Он удивился необычному для ночи звуку и, сотворив молитву, открыл в келье окошко, желая узнать, чей это голос. И вот узрел он видение чудесное: появился на небе свет яркий, который всю ночную тьму разогнал; и ночь эта озарена была светом, дневной свет превосходившим в яркости. Услышал он вторично голос, говорящий: «Сергий! Ты молишься за своих детей, и Господь моление твое принял. Смотри же внимательно и увидишь множество иноков, во имя святой и живоначальной Троицы собравшихся в твое стадо, которое ты наставляешь». Святой взглянул и увидел множество птиц очень красивых, прилетевших не только в монастырь, но и в окрестности монастыря. И голос был слышен, говорящий: «Как много ты видел птиц этих, так умножится стадо учеников твоих и после тебя не истощится, если они захотят по твоим стопам идти».

Святый же дивляшеся оному неизреченному видѣнию. Съобѣщника же и свѣдетеля устроити хотя сему видѣнию, възгласивъ, призывает предреченнаго Симона, яко близ суща. Симон же удивися старца званию и скоро притече. Но убо всего видѣниа не сподобися, но часть нѣкую свѣта оного узрѣ и зѣло удивися. Исповѣда же ему святый вся по ряду, яже видѣ и яже слыша; и бяху убо вкупѣ радующеся, душею трепещуще от неизреченнаго видѣниа.

Святой же дивился такому несказанному видению. Очевидца и свидетеля желая иметь этого видения, Сергий крикнул и позвал известного уже Симона, который близко находился. Симон удивился, что старец зовет его, и скоро пришел. Но все видение не удостоился лицезреть, а только часть света того увидел и весьма удивился. Рассказал ему святой все по порядку, что он видел и что слышал; и вместе они радовались, душой трепеща от неизреченного видения.

О СЪСТАВЛЕНИИ ОБЩАГО ЖИТИА[156]

О СОЗДАНИИ ОБЩЕЖИТЕЛЬСТВА

По сих же въ единъ от дний приидоша грекы от Коньстянтиня града, от патриарха послани къ святому. Поклонишася ему, глаголюще: «Вселеньскый патриархъ Коньстянтиня града киръ Филофей[157] благословляет тя». Такоже от патриарха и поминки вдаша ему: крестъ, и парамантъ, и схиму,[158] по сем и писаниа посланаа вдаша ему. Святый же рече к ним: «Блюдите, еда къ иному послани будете: кто бо есмь аз грѣшный, недостойный таковых даровъ сподобитися от святѣйшаго патриарха?» Они же рѣша: «Мы, отче, никакоже съблазнихомся о тебѣ, святый Сергие. К тебѣ послани есмы». Старець же поклонися до земля. Таже представль пред ними трапезу, и добрѣ учредивъ их, и повелѣ упокоити въ обители. Сам же поиде къ митрополиту Алексѣю, нося принесеное послание отъ патриарха, и вдасть ему, и пришедших повѣда. Митрополиту же послание повелѣвшу прочести; бѣ же написание имуще:

Потом однажды пришли греки из Константинополя, патриархом посланные к святому. Они поклонились ему, говоря: «Вселенский патриарх константинопольский, владыка Филофей, благословляет тебя». Также от патриарха подарки они передали ему: крест, и параманд, и схиму; затем и послание отдали ему. Святой же сказал им: «Подумайте, не к другому ли вы посланы: кто я такой, грешный, недостойный такие дары получить от святейшего патриарха?» Они же сказали: «Мы, отче, ничуть не ошиблись относительно тебя, святой Сергий. К тебе мы посланы». Старец поклонился им до земли. Затем поставил перед ними трапезу, и, хорошо угостив их, он повелел разместить их на отдых в обители. Сам же пошел к митрополиту Алексею, относя послание, полученное от патриарха, и отдал его митрополиту, и сообщил о принесших его. Митрополит же послание повелел прочитать; а написано было следующее:

Послание: «Милостию Божиею архиепископъ Коньстянтиня града, вселеньскый патриархъ киръ Филофѣй о Святѣмь Дусѣ сыну и съслужебнику нашего смирениа Сергию. Благодать и миръ и наше благословение да будет с вами! Слышахом еже по Бозѣ житие твое добродѣтелно, зѣло похвалихомь и прославихомь Бога. Но едина главизна еще недостаточьствует — яко не общежитие стяжасте: понеже веси, преподобне, и самый богоотець пророкъ Давидъ, иже вся обсязавый разумомъ, ничтоже ино тако възможе похвалити, точию: “Се нынѣ что добро или что красно, но еже жити братии вкупѣ”.[159] Потому же и азъ съвѣт благъ даю вамь, яко да съставите общее житие. И милость Божиа и наше благословение да есть с вами».

Послание: «Милостью Божьей архиепископ Константинополя, вселенский патриарх владыка Филофей в Святом Духе сыну и сподвижнику нашего смирения Сергию. Благодать и мир и наше благословение пусть будет с вами! Слышав о твоей в Боге жизни добродетельной, мы весьма восхвалили и прославили Бога, Но одной вещи еще недостает — общежительство у вас не устроено: потому что все, о преподобный, и сам прародитель Бога пророк Давид, который все охватил разумом, ничто другое так не хвалят, только вот что: “Что может быть лучше и прекрасней, чем жить братьям вместе”. Поэтому и я совет даю вам, чтобы вы устроили общежительство. И милость Божья и наше благословение пусть будет с вами».

Старець же въпрашает митрополита, глаголя: «Ты, святый владыко, како повелѣваеши?» Митрополит же отвѣщавъ старцу, рече: «Понеже, преподобне, колика блага сподобился еси, Богу прославляющу славящих его, и до коих странъ достиже имя жительства твоего, и тако ти и великому и вселеньскому патриарху съвѣщевающу на велику ползу зѣло. Мы же множае съвѣтуем ти и зѣло благодарим».

Старец же спрашивает митрополита: «Ты, святой владыка, что повелеваешь?» Митрополит же в ответ сразу сказал: «Поскольку, преподобный, ты таких благ сподобился, так как Бог прославляет славящих его, поскольку дальних мест достигла слава жизни твоей, — поэтому тебе великий и вселенский патриарх дает совет для великой пользы. Мы также настоятельно советуем так сделать и весьма славим тебя».

И от того времени убо съставляется въ обители святого общежитие. И устраяет блаженный и премудрый пастырь братию по службам: ового келаря,[160] и прочих в поварни и въ еже хлѣбы пещи, ового еже немощным служити съ всякым прилежаниемъ; въ церкви же: пръвѣе еклисиарха; еже потом параеклисиарси,[161] пономонархи же и прочаа. Вся убо сиа чуднаа она глава добре устрои. Повелѣ же твердо блюсти по заповѣди святыхь отець, ничтоже особь стяжевати кому, ни своим что звати, но вся обща имѣти; и прочаа чины вся в лѣпоту чюднѣ украси благоразсудный отець. Дѣла бо сказаниа се есть, а не житиа повѣсть въ множество прострѣти изрядно. Но сие до здѣ да съкратим, на предреченнаа же да възвратимся.

С этого времени устанавливается в обители святого общежительство. И распределяет блаженный и премудрый пастырь братию по службам: одного ставит келарем, а других в поварню и для печения хлеба, еще одного назначает немощным служить со всяческим прилежанием; в церкви же ставит: во-первых, екклесиарха, а потом параекклесиархов, пономарей и других. Все это чудесный тот человек хорошо устроил. Повелел он твердо следовать заповеди святых отцов: ничем собственным не владеть никому, ничто своим не называть, но все общим считать; и прочие должности все на удивление хорошо устроил благоразумный отец. Но это рассказ о делах его, а в житии много распространяться об этом не следует. Поэтому мы здесь рассказ сократим, а к прежнему повествованию возвратимся.

И яко же вся сиа чюдный отець добрѣ устави, число ученикь множашеся. И елико бѣ их множае, толико скровище благых подавааше потребнаа; и елика въ обители приносимаа умножаахуся, толма паче страннолюбнаа възърастааху. И никтоже бо от неимущйх, въ обитель приходя, тъщама рукама отхождааше. Николиже блаженный оставляше благотворениа, и служащим въ обители заповѣда нищих и странных доволно упокоевати и подавати требующим, глаголя: «Аще сию мою заповѣдь съхраните без роптаниа, мзду от Господа приимете; и по отхождении моем от житиа сего обитель моя сия зѣло распространится, и въ многы лѣта неразрушима постоит благодатию Христовою». И тако бѣ рука его простерта къ требующим, яко река многоводна и тиха струями. И аще кому приключашеся в зимнаа времена она мразу зѣлному належащу, или пакы снѣгу зѣлным вѣтром дыхающу, иже не могуще и внѣ келиа изыти, елико врѣмя пребывающим ту таковыя ради нужа, вся потребнаа от обители приимаху. Страннии же и нищии, и от нихь в болѣзни сущии, на многы дни препочиваху в доволномь упокоении и пищи, еаже кто требовааху, неоскудно по заповѣди святаго старца; и донынѣ симь тако бывающимь. Понеже пути от многъ странъ належащу, и того ради княземь, и воеводам, и воинству бесчисленому — вси приимаху подобающую доволную честную потребу, яко от источникь неисчерпаемых, и в путь грядуще, потребную пищу и питие доволно приимаху. И сиа служащеи въ обители святого с радостию всѣм подающе изъобилно. И тако познавающе явленнѣ идѣже потребнаа пребывает въ храмѣх, брашьна и питиа, индѣже хлѣбы и варениа, сиа вся премножахуся благодатию Христовою и чюднаго его угодника святого Сергиа. Мы же на предлежащее възвратимся, настоящее же да глаголеться.

Так как все это чудесный отец хорошо устроил, число учеников умножалось. И чем больше их становилось, тем больше вкладов приносили ценных; и насколько в обители вклады умножались, настолько страннолюбив увеличивалось. И никто из бедных, в обитель приходивших, с пустыми руками не уходил. Никогда блаженный не прекращал благотворительности и служителям в обители наказал нищим и странникам давать приют и помогать нуждающимся, говоря так: «Если эту мою заповедь будете хранить безропотно, воздаяние от Господа получите; и после ухода моего из жизни этой обитель моя эта весьма разрастется, и долгие годы нерушимой будет стоять по благодати Христа». Так была рука его раскрыта для нуждающихся, как река полноводная с тихим течением. И если кто-нибудь оказывался в монастыре в зимнее время, когда морозы суровые стоят или же снег сильным ветром заметается, так что нельзя из кельи выйти, какое бы время он ни оставался здесь из-за такого ненастья, — все нужное в обители получал. Странники же и нищие, а из них особенно больные, многие дни жили в полном покое и пищу, сколько кому нужно было, в изобилии получали согласно наказу святого старца; и до сих пор все так сохраняется. А поскольку дороги здесь из многих мест проходили, то князья, и воеводы, и воины бесчисленные — все получали нужную им достаточную искреннюю помощь, как из источников неисчерпаемых, и, в путь отправляясь, необходимую пищу и питье достаточное получали. Все это служащие в обители святого всем с радостью подавали в изобилии. Так люди знали в точности, где все необходимое находится в храмах, пища и питье, а где хлеб и варения, и это все умножалось из-за благодати Христа и чудесного его угодника святого Сергия. Мы же к прежнему вернемся и расскажем вот о чем.

О НАЧАЛѢ МОНАСТЫРЯ ИЖЕ НА КЕРЖАЧѢ

ОБ ОСНОВАНИИ МОНАСТЫРЯ НА РЕКЕ КИРЖАЧ

Не по мнозѣ же времени пакы въстает млъва. Ненавидяй добра врагъ, не могый тръпѣти яже от преподобнаго блистающю зарю, зряй себе уничиждаема от преподобнаго, и в помыслъ вложи яко не хотѣти Сергиева старѣйшиньства. Въ единъ же убо от дний, дневи сущу суботѣ, и вечерню пояху; игуменъ же Сергие бѣ въ олтари, облеченъ въ священничьскую одежду. Стефанъ же, брат его, на лѣвом стоаше клиросѣ, и въпроси канонарха:[162] «Кто ти дасть книгу сию?» Кононархъ же отвѣща: «Игуменъ дасть ми ю». И рече: «Кто есть игуменъ на мѣсте семь: не аз ли прѣжде сѣдох на мѣстѣ сем?» И ина нѣкаа изрекъ, ихже не лѣпо бѣ. И то слышавъ святый въ олтари сый, не рече ничтоже. И егда изыдоша из церкви, святый не въниде в келию, но абие изшед из монастыря, никомуже вѣдущу, и устремися едияъ путемь, ведущим на Кинелу. И тако приспѣ нощь, и тому на пустыни спящу; заутра же въставъ, иде в путь свой, и прииде в монастырь иже на Махрище.[163] И проси у Стефана, сущу тому того монастыря нѣкоего брата, могущи сказати ему мѣста пустыннаа. Иже и многа мѣста объшедше, послѣди же приидоста и обрѣтоша мѣсто красно зѣло, имуще и рѣку близ, именем Кержачь, идѣже нынѣ монастырь стоит честное Благовѣщение пречистыа владычица наша Богородица.[164]

В скором времени вновь началось смятение. Ненавидящий добро враг, который не мог терпеть от преподобного сияющую зарю, видя, что его унижает преподобный, в помыслы вложил братьям противиться наставничеству Сергия. В один из дней, — а день был субботний, — вечерню пели; игумен же Сергий был в алтаре, облаченный в священническую одежду. Стефан же, брат его, на левом стоял клиросе и спросил канонарха: «Кто тебе дал книгу эту?» Канонарх же ответил: «Игумен дал мне ее». И сказал Стефан: «Кто игумен в месте этом: не я ли раньше пришел на место это?» И другие некоторые слова неподобающие произнес. Услышал это святой в алтаре, но не сказал ничего. А когда вышли из церкви, святой не пошел в келью, но сразу же покинул монастырь, так что никто не знал об этом, и отправился один по дороге, ведущей в Кинелу. Так наступила ночь, и он в пустыни спал; утром же, встав, он пошел дорогой своей и пришел в монастырь на Махрище. И попросил у Стефана, который был в том монастыре, какого-нибудь брата, который смог бы показать ему место пустынное. Многие места обойдя, наконец нашли они место, красивое весьма, — и река была поблизости, называющаяся Киржач, где теперь монастырь стоит честного Благовещения пречистой владычицы нашей Богородицы.

Сергие же, якоже преже рѣхомъ, изшед от монастыря и не обрѣтенъ бысть. Тогда ужасошася зѣло и распустивше повсюду братию искати его, овѣх по пустынямъ, овѣх же въ град: не бо тръпяще таковаго пастыря разлучитися. Един же от братий шед къ Стефану иже на Махрище, хотя увѣдѣти яже о нем. И слышавъ, яко в далнюю пустыню отиде, хотя монастырь строити, и зѣло възрадовася. И от радости хотѣ ити къ святому; но абие пакы возвращается в монастырь, яко да и братию утѣшит от скръби, еже за святого. Братиа же яко слышавше о святѣмь, зѣло възрадовашася, и начаша приходити къ нему овогда два, овогда три, овогда же и множае.

Когда Сергий, как мы раньше сказали, ушел из монастыря, хватились и не нашли его. Тогда все весьма встревожились и отправили повсюду братию искать его, — одних в пустыни, других же в город: ведь не могли они с таким пастырем разлучиться. Один же из братьев пришел к Стефану на Махрище, желая узнать о Сергии. И услышал он, что Сергий в далекую пустынь ушел, желая монастырь построить, и весьма обрадовался. И, хотя в радости хотелось ему идти к святому, но он все же назад возвратился в монастырь, чтобы братию утешить в скорби о святом. Когда же братия услышала о святом, она весьма обрадовалась, и начали приходить к Сергию — иногда по два человека, иногда по три, а иногда и больше.

Предреченный же отець нашь Сергие преже постави келиа, в них покой приимати от великаго труда. Таже посилает два ученика своа всесвятѣйшему митрополиту Алексию о основании церковнѣмь, прося благословениа. И тако получив благословение, и абие начат дѣлати церковь, прежде молитву рече сице: «Господи Боже силъ, иже древле Израиля многыми увѣривый великыми чюдесы и законодавца своего Моисеа многыми и различными извѣстивъ знаменьми, иже Гедеону руном образ побѣды показавый![165] Сам нынѣ, Владыко-вседѣтелю, услыши мене, грѣшнаго раба своего, молящагося тебѣ! Приими убо молитву мою и благослови мѣсто се, егоже благоизволи създатися въ славу твою, в похвалу же и честь пречистыя ти Матере, честнаго ея Благовѣщениа, да и в томь всегда славится имя твое, Отца, и Сына, и Святого Духа». И кончавъ молитву, и тако дѣло преспѣваше благодатию Христовою. И бяху убо множьство человекь, поспѣшьствующи на дѣло, иноци же и бѣлци, ови келиа зиждущеи, инии же ина потребнаа монастырю. Овогда же и князи, и боляре прихождааху к нему, сребро доволно подааху на строение монастыря. И тако благодатию Божиею въскорѣ церковь поставлена бысть, и множьство братий.

Сам же отец наш Сергий сначала поставил келью, чтобы в покое пребывать после великого труда. Затем он посылает двух учеников своих к всесвятейшему митрополиту Алексею, прося благословения на основание церкви. Получив благословение, он начал строить церковь, сначала молитву произнеся такую: «Господи Боже сил, в древности Израиль обративший к вере многими великими чудесами и законодателю Моисею многие давший знамения, Гедеону с помощью руна победу предсказавший! Ныне, Владыка-вседержитель, услышь меня, грешного раба своего, молящегося тебе! Прими молитву мою и благослови место это, которое по твоему изволению создалось для славы твоей, в похвалу и честь пречистой твоей Матери, честного ее Благовещения, чтобы и здесь всегда славилось имя твое, Отца, и Сына, и Святого Духа». Он закончил молитву, и работа успешно пошла благодатью Христовой. И было много людей, помогающих в этом деле, иноков и мирских, — одни кельи строили, другие же службы монастырские. Иногда же и князья, и бояре приходили к нему, серебра много давали для построения монастыря. Так по благодати Божьей быстро церковь поставлена была, и множество братьев собралось.

Нѣции же от монастыря Святыа Троица, не тръпяще надлъзѣ духовнаго си учителя разлучение и любовию велиею разгорѣвшеся, идоша въ град къ митрополиту и рѣша: «Владыко святый! Вѣдает святое ти владычьство духовнаго ны пастыря разлучение. Нынѣ же живем, яко овца, не имущи пастыря: священноиноци же, и старци, и святое Богомь събранное братство, не тръпяще отчааго разлучениа, отходять от монастыря; и мы убо не тръпим надлъзѣ не насыщатися святого его зрѣниа. Тѣмже аще волиши, Богом данный нам строителю, вели ему пакы възвратитися въ свой ему монастырь, яко да не до конца болѣзнуеми за нь».

Некоторые из монастыря Святой Троицы, не вынося с духовным учителем разлуки и любовью великой возгоревшись, пошли в город к митрополиту и сказали: «Святой владыка! Знаешь ты, святой владыка, о нашей разлуке с духовным пастырем. Сейчас мы живем, как овцы, не имеющие пастыря; священноиноки, и старцы, и святое Богом собранное братство, не вынося разлуки с отцом, уходят из монастыря; и мы не можем больше не видеть святого его лица. Поэтому если ты соизволишь, Богом данный нам наставник, прикажи Сергию назад вернуться в его монастырь, чтобы не до конца изнемогли мы без него».

Слышав же сиа митрополит от пришедших братий, и не косно, но абие въскорѣ посилает два архимандрита, Герасима и Павла, нѣчто предлагая ему от божественаго Писаниа: тъй бо яко отець учааше и яко сына наказааше. Пришедше же архимандрити тии, и сътворше обычное цѣлование, и рѣша: «Отець твой, Алексие митрополит, благословляет тя. Зѣло, — рече, — възвеселихся, слышавъ твое житие еже въ далнѣй пустынѣ, яко и тамо от многых прославится имя Божие. Но убо довлѣет тобою сътвореннаа церковь и Богом събранное братство, да егоже веси въ добродѣтели искусна от своих ученикъ, того постави въмѣсто себе строителя святому монастырю. Сам же пакы възвратися в монастырь Святыа Троица, яко да не надлъзѣ братиа, скръбяще о разлучении святого ти преподобиа, от монастыря разлучатся. А иже досаду тебѣ творящихь изведу вънь из монастыря, яко да не будет ту никогоже, пакость творящаго ти; но токмо не преслушай нас. Милость же Божиа и наше благословение всегда да есть с тобою». Сиа слышавъ, святый отвѣща имъ: «Сице рците господину моему митрополиту: вся от твоих устъ, яко от Христовых устъ, прииму с радостию и ни в чем же преслушаю тя».

Услышал это митрополит от пришедших братьев и немедля посылает двух архимандритов, Герасима и Павла, некоторые поучения посылая Сергию из божественного Писания: ведь митрополит его как отец учил и как сына наставлял. Пришли архимандриты те и, поцеловав Сергия, как принято, сказали: «Отец твой, Алексей-митрополит, благословляет тебя. “Весьма, — сказал он, — обрадовался я, услышав про твою жизнь в дальней пустыни, что и там многими прославляется имя Божье. Но подобают тебе тобой построенная церковь и Богом собранное братство, поэтому, кого ты считаешь в добродетели преуспевшим из своих учеников, — того поставь вместо себя настоятелем святого монастыря. Сам же назад возвратись в монастырь Святой Троицы, чтобы больше братия, скорбя о разлуке со святым твоим преподобием, из монастыря не уходила. А тех, кто досаждает тебе, я изгоню из монастыря, чтобы не было там никого, кто бы обиды тебе наносил; но только не ослушайся нас. Милость же Божья и наше благословение всегда пусть будет с тобой”». Услышав это, святой ответил им: «Так скажите господину моему митрополиту: все, что исходит из твоих уст, как из уст Христа, я приму с радостью и ни в чем не ослушаюсь тебя».

Пришедше же архимандрити, възвѣстиша митрополиту реченнаа от святого Сергиа. Тъй же слышавъ, зѣло възвеселися съвръшенному его послушанию; и въскорѣ посылает священникы, и абие освещают церковь въ имя Благовѣщениа пречистыа владычица наша Богородица, иже и донынѣ стоит благодатию Христовою. Избра же Сергий единого от ученикь своих именем Романа и сего посилаеть к митрополиту. И тако благословивъ его на свящьньство и строителя новоначалному монастырю, и оттуду пакы възвращается святый в монастырь Святыа Троица.

Пришли архимандриты и сообщили митрополиту сказанное святым Сергием. Услышав это, митрополит весьма обрадовался совершенному его послушанию; и быстро посылает священников, и они освящают церковь в честь Благовещения пречистой владычицы нашей Богородицы, — а церковь та и до сего дня стоит по благодати Христа. Избрал Сергий одного из учеников своих, по имени Роман, и посылает его к митрополиту. И вот, благословив его на священничество и игуменство в новооснованном монастыре, оттуда назад возвращается святой в монастырь Святой Троицы.

Велми бо желааше святый Сергие, яко до будет Исакие молчалникь игуменъ у святого Благовѣщениа. Тъй же никакоже хотяаше, но, якоже рѣхом, любя безмлъвие и млъчание, но зѣло моляше святого, яко да конечнее благословит его млъчати и ничтоже отинудь не глаголати. Святый же по прошению его рече ему: «Чадо Исаакие! Аще млъчанию желаеши, заутра, егда съвръшим божествену службу, ты же прииди на севѣрнаа врата, и тако благословлю тя млъчати». Тъй же, по словеси святого, яко видѣ съвръшившуюся божественую службу, приходит къ севѣрным вратом. Святый же старець, прекрестивь его рукою, рече: «Господь да исплънит желание твое!» И абие егда благословяше его, и видит яко нѣкый великь пламень изшедшь от руку его, иже всего того предреченнаго Исаакиа окруживши. И от того дни пребысть молчя без страсти молитвами святого Сергиа; аще бо нѣкогда хотяаше и с тихостию каково рещи, но възбраним бываше святого молитвами. И тако пребысть млъча вся дни живота своего, по реченому: «Аз же бых, яко глух, не слыша, и яко нѣмь, не отвръзаа устъ своих».[166] И тако подвизався великим въздръжанием, тѣло свое удручаа ово постом, ово бдѣнием, ово же млъчанием, конечнее же послушаниемь до послѣдняго своего издыханиа. И тако в том предасть душю свою Господеви,[167] егоже и въжделѣ от юности своея.

Весьма желал святой Сергий, чтобы был Исаакий-молчальник игуменом в монастыре святого Благовещения. Тот же никак не хотел, но, как мы сказали, полюбив безмолвие и молчание, упорно умолял святого, чтобы тот наконец благословил его молчать и ничего совсем не говорить. Святой в ответ на просьбу его сказал ему: «Чадо Исаакий! Если молчать желаешь, наутро, когда закончим божественную службу, ты приходи к северным дверям, и я благословлю тебя молчать». Исаакий, следуя словам святого, когда увидел, что закончилась божественная служба, пришел к северным дверям. Святой же старец, перекрестив его рукой, сказал: «Господь пусть исполнит желание твое!» И когда он благословлял Исаакия, то увидел, как некое огромное пламя вышло из руки Сергия и всего Исаакия окружило. И с того дня пребывал тот в молчании бесстрастном благодаря молитвам святого Сергия: если порой и хотел тихо что-нибудь сказать, то запрещали ему это святого молитвы. Так пребывал он в молчании до конца дней своих, как сказано: «Я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих». Так совершал он подвиги великого воздержания, тело свое удручая или постом, или бдением, или же молчанием, и, наконец, послушанием до последнего своего вздоха. Так он отдал душу свою Господу, к чему и стремился с юности своей.

Слышано же бысть в монастыри святого приход, изыдоша братиа въ срѣтение его, егоже и видѣвше мняху, яко второе солнце возсиавши. И бѣ от всѣх устъ слышати: «Слава тебѣ, Боже, всѣх промыслителю!» И бяше чюдно зрѣние и умилениа достойно: ови убо бяху руцѣ отцу лобызающе, ини же нозѣ, овии же ризъ касающеся цѣловааху, инии же предтекуще толико от желаниа хотяще зрѣти на нь. Вси убо купно радовахуся и славяху Бога о възвращении своего отца. Что убо отець? Духовнѣ и тъй радовашеся, чада своя зряй събранна.

Когда услышали в монастыре о возвращении святого, вышла братия навстречу ему, и когда увидели они его, то показалось им, что второе солнце воссияло. И из всех уст слышно было: «Слава тебе, Боже, обо всех заботящийся!» И было чудесным зрелище и умиления достойным: потому что одни руки отца лобызали, иные же ноги, а другие к одеждам прикасались и целовали их, а иные впереди шли только из-за желания увидеть его. Все вместе радовались и славили Бога за возвращение их отца. Что же отец? Духом и он радовался, детей своих увидев вместе.

О ЕПИСКОПѢ СТЕФАНѢ[168]

О ЕПИСКОПЕ СТЕФАНЕ

Елма же нужда еще другыхь устроений чюдесъ и дара прозорливаго въспомянути, и въ чюдесное повѣдание слово обратим. Настоящее же да глаголется еже о епископѣ Стефанѣ, еже бысть муж добродѣтеленъ, иже житиемь благоговѣинъ, иже из дѣтьства сердечною чистотою свѣтлѣашеся. Се убо многы в добродѣтелех възсиавый Стефанъ, да глаголется, имѣя любовь о Христѣ духом премногу къ блаженному отцу нашему святому Сергию. Нѣкогда же случися ему шествие пути от своея епископиа, Перми глаголемыа, къ господьствующему граду Москвѣ. Путь же онъ, имъже идяше епископъ, отстоит от монастыря святого Сергиа яко поприщь 10[169] или вяще. И помышляющу ему, скоро в путь грядущу, тогда не быти у святого въ обители, но егда възвратится въ своя, тогда приити въ обитель къ преподобному.

Поскольку нужно еще о других свершившихся чудесах и о даре пророческом святого вспомнить, к чудесному повествованию обратимся. Сейчас же расскажем о епископе Стефане, который был мужем добродетельным, который был в жизни благочестив, который с детства чистотой сердца светился. Этот во многих добродетелях воссиявший Стефан, скажем мы, любил по-христиански духом весьма блаженного отца нашего святого Сергия. Однажды пришлось ему путь совершать из своей епархии, называемой Пермской, к царствующему городу Москве. Дорога же та, по которой шел епископ, находится от монастыря святого Сергия на расстоянии десяти поприщ или больше. И решил он, торопясь в дороге, тогда не заходить к святому в обитель, но когда возвращаться назад будет, тогда побывать в обители у преподобного.

Бывшу же чюдному епископу Стефану противу обители святого, и ставъ сътвори «Достойно есть»[170] и обычную молитву, и поклонися святому Сергию на ону страну, идѣже житие имѣаше, рекь сице: «Миръ тебѣ, духовный брате!» Случися же тогда блаженному на трапезе съ братиами ясти. Разумѣв же и тъй в тъй час духом, еже сътвори епископъ Стефанъ, и тако на трапезе святый въставъ, мало же постоявъ, и молитву сътворь, и поклонився, рекь: «Радуйся и ты, пастуше Христова стада, и миръ Божий да пребываеть с тобою!» Братиа же удивишяся о необычном въстании святаго прежде уставленаго времене; разумѣша же нѣции от них, яко не туне въста святый, но нѣчто видѣние въмѣниша. По скончании же трапезы начаша ученици его вапрашати его о бывшомь. Он же вся исповѣдаше имь, глаголя: «Яко в сей час епископу Стефану грядущу путем къ граду Москвѣ, и противу монастыря нашего поклонися святѣй Троици и нас смиреных благослови». Назнамена же и мѣсто, в немже сиа быша. Нѣции же от ученикь его гнаша в нареченное мѣсто, хотяще извѣстно увѣдати; достигше же ихже съ епископомь, въпрашаху, аще истинна есть. И извѣстно увѣдаша истинну бывшую, реченную святым; и тако дивящеся о прозорливѣм дару, егоже сподобися святый. И хвалу въздаша Богу, яже творит святымъ своим угодникомь.

Когда же находился чудесный епископ Стефан напротив обители святого, он остановился, и произнес «Достойно есть» и положенную молитву, и, поклонившись святому Сергию в ту сторону, где тот жил, сказал так: «Мир тебе, духовный брат!» Блаженный же тогда за трапезой с братьями сидел. Уразумел и он в тот час духом, что сделал епископ Стефан, и, от трапезы святой встав, немного постоял, и молитву совершил, и, поклонившись, сказал: «Радуйся и ты, пастух Христова стада, и мир Божий пусть будет с тобой!» Братия же удивилась, что неожиданно встал святой до положенного времени; поняли некоторые из них, что не зря встал святой, но каким-то видением объяснили это. По окончании трапезы начали ученики его спрашивать о случившемся. Он же все открыл им, говоря: «Встал я, когда епископ Стефан шел по дороге к городу Москве и напротив монастыря нашего поклонился Святой Троице и нас, смиренных, благословил». Он указал и место, где это случилось. Некоторые из учеников его поспешили к названному месту, желая точно узнать; догнав тех, кто шел с епископом, они спросили, правду ли сказал Сергий. И они точно узнали, что поистине было так, как сказал святой; они же удивлялись пророческому дару, которым был наделен святой, и хвалу воздали Богу за чудеса, которые он совершает через святого своего угодника.

НАЧАЛО АНДРОНИКОВА МАНАСТЫРЯ

НАЧАЛО АНДРОНИКОВА МОНАСТЫРЯ

Потреба же есть и се сказати о съставлении монастырей от ученикъ блаженаго, въ предводящее слово скажет; прежде начнѣм о ученицѣ его, преподобнѣмь Андроникѣ именем. Сий бо бяше града и отечьства святого Сергиа; и убо юнъ сый възрастом, прииде къ блаженному отцу в монастырь, иночьскаго житиа сподобляется от него. И многа лѣта пребывъ у него въ съвръшеномъ послушании, всякыми добродѣтелными украшенъ сый. Тѣмъ и святый зѣло любляше его ради добраго его произволениа и цвѣтущих в немь добродѣтелий; и моляше Бога о нем отець, еже съвръшити ему доброе течение. И по многых лѣтех сьй убо чюдный мужь Андроникъ, желаниемь побѣжаемь еже обитель сътворити и общежитие в ней съставити, и сиа помышляа въ умѣ своемь, и на Бога възлагааше, глаголя: «Аще будет угодно Богу се, может и на дѣло произвести».

Необходимо рассказать и о создании монастырей учениками блаженного, и в дальнейшем об этом будет сказано; сначала же начнем повесть об ученике его, по имени преподобный Андроник. Он происходил из города и мест святого Сергия; и, еще юным будучи, он пришел к блаженному отцу в монастырь и в иноки был пострижен Сергием. И многие годы он оставался в полном послушании, всякими добродетелями будучи украшен. Поэтому и святой очень любил его из-за доброго его нрава и цветущих в нем добродетелей; и молил Бога за него отец, чтобы была славной его жизнь. И через много лет этот чудесный муж Андроник желание возымел обитель создать, и общежительство в ней устроить, и об этом размышлял про себя, и на Бога надеялся, говоря: «Если будет угодно Богу, он сможет и в жизнь это воплотить».

И сиа убо тако помышляющу ему, прииде же нѣкогда къ преподобному Сергию Алексие митрополит въ обитель посѣщениа ради: имяше бо всегда любовь къ святому премногу и съузъ духовны, о всем съвѣтъ творяше с ним. И тако бесѣдующема има к себѣ, и прииде до сего митрополит, рече къ святому: «Възлюбленне! Едино хощу просити у тебе благодѣтельство, яко да дарует ми духовнаа ти любовь». Старець же къ архиерѣю отвѣща: «Святый владыко! В руку твою вси есмы, и ничтоже възбранено святыни ти». Архиепископъ же рече: «Хощу бо, аще ми Богъ поможет, начати и устроити монастырь. Случи бо ся нѣкогда, пловущим намь от Коньстянтиня града къ Рускым странам, къ своей митрополии, вѣтру же велию бывшу в мори, яко и кораблю съкрушатися от зѣлнаго влънениа. И всѣмь смертию яростнѣ претящи, и вси иже в корабли начаша молити Бога. С ними же и аз в нужди зѣлнѣ тако же начях всесилнаго молити Бога, яко да избавит ны належащаа скръби; и обѣт свой дах Богу: вънже день доправит Господь въ пристанище котораго святого, въ то имя създати церковь. И от того часа преста море от влънениа своего и в тишину велию преложися, и достигохомь въ пристанище месяца августа 16. И хощу исплънити обѣт свой: церковь поставити въ имя Нерукотворенаго Образа Господа нашего Исуса Христа, и устроити хощу монастырь, и съставити благодатию Христовою обьщежитие. И прошю от твоеа любве, да даси ми възлюбленнаго ти ученика и мнѣ желаема Андроника».

В то время, как он однажды размышлял об этом, пришел к преподобному Сергию Алексей-митрополит в обитель навестить его: ведь он всегда был исполнен любви великой к святому и был с ним в близости духовной, обо всем советовался с ним. Так беседовали они между собой, и наконец митрополит сказал святому: «Возлюбленный! Одно хочу просить у тебя благодеяние, чтобы оказала мне его духовная твоя любовь». Старец же архиерею ответил: «Святой владыка! В руках твоих все мы, и ничто не запрещено святыне твоей». Архиепископ же сказал: «Хочу я, если мне Бог поможет, основать и устроить монастырь. Однажды, когда плыли мы из Константинополя в Русские земли, в свою митрополию, ветер сильный бушевал в море, так что корабль был в опасности от большого волнения. И всем смерть страшная грозила, и все на корабле начали молиться Богу. С ними и я в бедствии великом также начал молиться всесильному Богу, чтобы он избавил нас от грозящей беды; и обет свой дал Богу: в день какого святого поможет Господь достигнуть пристани, в честь того святого создать церковь. И в тот же час прекратилось в море волнение, и спокойствие великое наступило, и мы достигли пристани месяца августа в шестнадцатый день. Я хочу исполнить обет свой: церковь поставить в честь Нерукотворного Образа Господа нашего Иисуса Христа, и устроить хочу монастырь, и создать по благодати Христа общежительство. И я прошу у твоей милости, чтобы ты дал мне возлюбленного твоего ученика и мне угодного Андроника».

Святый же прошениа святителя не преслуша, вдасть ему Андроника. Митрополит же вдавъ милостыню доволну в монастырь, и отиде, поим Андронника съ собою. И обрѣте мѣсто благоугодно къ строению монастырьскому на рецѣ Яузѣ. Первѣе създана бысть церкви в лѣпоту во имя великаго Господа Спаса нашего Исуса Христа честнаго его Образа Нерукотворенаго. И ту чюднѣ украси и честную икону образа Христова, юже сам принесе от Констянтиня града, чюдну и златом украшену въ церкви постави, еже и донынѣ стоит благодатию Христовою. Вручив же старѣйшинство предреченному Андронику,[171] и вся елика на потребу монастырьскаго строениа дарова ему; и тако общежитие съставляется. По малѣ же времени прииде святый Сергие видѣти строение ученика своего на оно мѣсто, и видѣвъ, похвали и благослови, глаголя: «Господи, призри с небесе, и виждь, и посѣти мѣсто сие, егоже благослови — изволи създатися въ славу святого ти имени». И поучивъ о плъзѣ, и пакы възвратися въ свою лавру.

Святой же просьбой святителя не пренебрег и отдал ему Андроника. Сделав большой вклад в монастырь, митрополит ушел, взяв Андроника с собой. И он нашел место подходящее для построения монастыря на реке Яузе. Сначала создана была церковь на диво в честь Образа Нерукотворного великого Господа Спаса нашего Иисуса Христа. Церковь ту он чудесно украсил и честную икону образа Христова, которую он сам принес из Константинополя, чудесную и золотом украшенную, в церкви поставил, и до сих пор стоит икона по благодати Христа. Поручив наставничество тому Андронику, он все, что нужно для устройства монастыря, даровал ему; и так образовалось общежительство. Вскоре пришел святой Сергий на то место посмотреть сделанное учеником его, и увидев, похвалил его и благословил, говоря: «Господи, взгляни с неба, и посмотри, и посети это место, которое по твоему соизволению создалось для славы святого твоего имени, и благослови его». И, дав полезные наставления, он назад возвратился в свою лавру.

И тако повсюду исхождаше слава велиа о чюдномь Андроникѣ строении, яко многым къ нему сътицатися. Он же вся добрѣ управляа, и елико стадо множашеся, толико подвигом болшим онъ приимашеся, въздръжанию зѣлному прилежа, и всенощному бдѣнию, посту же и молитвѣ. И кто исповѣсть, елика онъ добрый муж собою исправи? Коегождо бо яко отець наказуя и обще съглашение творя; запрещаше же и моля, въставляа на невидимыа врагы и тяготы всѣх нося: бяше бо образомь кротокъ, такова бо учителя кротка благоразумный ученикь. Братству же умножающуся премногу, и бысть монастырь великъ, славенъ благодатию Божиею и строением добродѣтелна мужа Андроника. И тако благоугоднѣ поживе лѣта доволна и върученное Богомь стадо ему добрѣ успасъ, разумѣвъ еже къ Господу свое исхождение, и вручаеть паству своему ученику, Савѣ именем,[172] въ добродѣтелехь зѣло сиающу. И наказавъ о плъзѣ, къ Господу отиде, егоже от младенства възлюби, месяца июля въ 13.

Так повсюду распространилась слава великая о чудесном Андроника монастыре, так что многие к нему стекались. Он же всем хорошо управлял, и насколько стадо умножалось, настолько в больших подвигах он упражнялся, в воздержании великом усердствовал, и во всенощном бдении, в посте и молитве. И кто расскажет, какие подвиги этот славный муж совершил? Каждого он как отец наставлял и общее согласие поддерживал; он заповедовал и умолял, вооружал на невидимых врагов и тяготы всех носил: ведь он был образцом кротости; такого кроткого учителя благоразумный ученик. Братство же умножалось все больше, и стал монастырь великим и славным из-за благодати Божьей и стараний добродетельного мужа Андроника. Так он благочестиво прожил долгие годы, хорошо охраняя порученное ему Богом стадо; предчувствуя же к Господу свой уход, он вручает стадо своему ученику, по имени Савва, в добродетели весьма прославившемуся. И, дав полезные наставления, он к Господу, которого с младенчества возлюбил, отошел месяца июля в тринадцатый день.

Такоже и сей преподобный отець нашь великый в добродѣтелехъ Сава съдръжаше преданую ему паству въ благочестии, и чистотѣ, и въ святости мнозѣ. И от великодръжавных князей, и въ вся страны всѣми почитаем бысть ради великих его добродѣтелий и чюднаго и изряднаго его житиа. И наипаче умножися стадо его добродѣтелных мужей, великых, честных, от нихже мнози произведени бывша въ честнаа мѣста на игуменьства, ови же и на епископьства. И тако многолѣтнѣ и богоугоднѣ благочьстнѣ поживъ, к Господу отходит, еже по смерти и чюдеса показавъ. От сих едино явлено скажемь: нѣкый бо от ученикь его, егоже мнози свѣдят в наша лѣта, священноинокъ именем Ефрѣмь, от бѣса блуднаго страстию борим бѣ.[173] И вѣрою влекомь, притече къ гробу преподобнаго Савы, и призывает отца, да поможет ему злѣ страждущу; и скоро тьй час получи исцѣлѣниа.

И этот преподобный отец наш великий в добродетелях Савва также руководил переданным ему стадом в благочестии, и чистоте, и в святости большой. И великими князьями, и во всех местах он всеми почитаем был из-за великих его добродетелей и чудесной и славной его жизни. И еще больше умножилось стадо его добродетельных мужей, великих, честных, из которых многие произведены были в честных местах в игумены, а другие в епископы. Так много лет богоугодно и благочестиво пожив, он к Господу отошел, а после смерти чудеса творил. Из них об одном расскажем: некий из учеников его, которого многие знают ныне, священноинок по имени Ефрем, бесом блудным, плотской страстью, одолеваем был. Верой побуждаемый, он пришел к гробу преподобного Саввы, и он призывает отца, чтобы тот помог ему в жестоких страданиях: и быстро в тот час получил исцеление.

По времени же въ оной обители бывшу игумену Александру,[174] ученику предпомянутаго игумена Савы, мужу добродѣтелну, мудру, изрядну зѣло, и такоже и другому старцу его, именем Андрѣю, иконописцу преизрядну[175] всѣх превъсходящу въ мудрости зѣлнѣ, и сѣдины чьстны имѣя, и прочии мнози. Сима добре строящима обитель, благодатию Христовою и Богу помагающу. Създаста въ обители своей церковь камену зѣло красну и подписанием чюдным своима рукама украсиша в память отець своих, еже и донынѣ всѣми узрится, въ славу Христу Богу. И сиа тако симь чюдным приснопоминаемым мужем устроившим, и богоугодно поживше, къ Господу отидоша, къ обители отець своих, и съ ними да сподобит ихь обещником быти памяти их и небеснаго царьствиа. Сиа же до здѣ.

Позднее в той обители был игуменом Александр, ученик упомянутого выше игумена Саввы, муж добродетельный, мудрый, славный весьма; был там и другой старец, по имени Андрей, иконописец необыкновенный, всех превосходящий мудростью великой, в старости честной уже, и другие многие. Они хорошо управляли обителью, поддерживаемые благодатью Христовой и Божьей помощью. Создали они в обители своей церковь каменную, весьма красивую и росписями чудесными своими руками украсили ее на память об отцах своих, а церковь и сегодня все видят, во славу Христа Бога. Так все те чудесные незабвенные мужи устроили и, богоугодно прожив, к Господу отошли, в обитель отцов своих, и пусть удостоит их Бог соучастниками быть славы отцов и небесного царства. Вот и все об этом.

НАЧАЛО СИМОНОВЬСКОГО МОНАСТЫРЯ

НАЧАЛО СИМОНОВСКОГО МОНАСТЫРЯ

Преже убо бесѣдовахом вамъ еже о Стефанѣ, по плоти брату святого, иже приведе сына своего Феодора лѣтом суща 12 и въдасть его в руцѣ святому Сергию; он же и сподоби его иночьскому образу. И тако пребывающу ему у святого въ свершеном послушании, житие добродѣтелно проходя, тѣло свое изнуряа зѣлным въздръжаниемь, яко и дивитися мнозѣмь о нем. Чюдно же бѣ и о сем: яко никогдаже свой помыслъ от преподобнаго утаити ему, аще в нощи, аще въ дни. Бывшу же ему въ чину съвръшену и священьству сподобльшуся, прихожаше ему помыслъ еже бы изобрести мѣсто и съставити монастырь общежитие. И пришед исповѣда преподобному помыслъ свой, и се не единою, но и многажды. Святый же, яко видѣ належащь на сие помыслъ его, помышляше нѣчто Божие быти.

Раньше мы рассказывали вам о Стефане, родном брате святого, который привел сына своего Федора в возрасте двенадцати лет и отдал его в руки святому Сергию; а тот постриг его в иноки. Так оставался Федор у святого в полном послушании, жизнь добродетельную вел, тело свое изнурял великим воздержанием, так что удивлялись многие этому. Удивительно было и вот что: никогда он свои помыслы от преподобного не утаивал — ни ночью, ни днем. Когда же он достиг совершенства и священничества удостоился, появилось у него желание найти место и основать монастырь общежительный. И пришел он, и признался преподобному в мыслях своих; и так было не один раз, но многократно. Святой же, видя упорное таковое желание его, подумал, что это от Бога.

И по времени же мнозѣ благоразумный пастырь благословляет Феодора и отпущает; и елици въсхотѣша с ним братиа идоша, да идѣже възлюбит. Обрѣт мѣсто зѣло красно на строение монастырю близъ рекы Москвы, именемъ Симоново. Сиа слышавъ, святый прииде видѣти мѣста, и видѣ угодну быти мѣсту къ сътроению оному, повѣлѣвает ему. Феодор же благословение от архиерѣа получивъ и създавъ церковь на том мѣсте въ имя пречистыа владычица наша Богородица честнаго ея Рожества. И тако съставляет монастырь[176] вся по чину стройнѣ и зѣло изърядно; и общежитие учини, якоже подобает по преданию святых отець, въ славу Божию монастырь чюденъ. И множество братии от различных странъ събирахуся, понеже слава премнога въ вся страны о Феодоре простирашеся, яко мнози приходяще велику ползу приемлюще от него наставляеми.

И по прошествии многого времени благоразумный пастырь благословляет Федора и отпускает; и кто из братии захотел, пошел с ним, куда он решит. Он же нашел место очень красивое для построения монастыря, по имени Симонове, около реки Москвы. Услышав об этом, святой пришел посмотреть место это, и, увидев, что подходит место для создания монастыря, он повелел Федору строить. Федор же благословение от архиерея получил и создал церковь на том месте в память честного Рождества пречистой владычицы нашей Богородицы. Так он устраивает монастырь, все в нем, как полагается, и весьма основательно; и общежительство организовал, как подобает по преданию святых отцов, — для славы Божьей монастырь чудесный создал. И множество братьев из различных мест собралось, потому что слава великая во всех местах о Федоре распространялась, так что многие приходили и великую пользу получали от его наставлений.

И бѣ видѣти Феодора изрядна въ добродѣтелех сиающа, и въ телѣсном възрастѣ и благолѣпии мнозѣ, и въ премудрости и разумѣ много разсудителна. И тако многых его ради добродѣтели от всѣх почитаем бѣ, и день от дни и превъсхожаше слава о нем, яко нѣкогда и старцу святому Сергию болѣзновати о чести и славѣ много о нем; и молитвы непрестанно къ Богу всылаше, въ еже съвръшити ему течение без претъкновениа. Мнози же ученици Феодоровѣ въ добродѣтелѣх зѣло провосиаша изряднѣ, яко произведеным быти въ честныя игуменства, но и на епископьства въ великодръжавныя грады. Въ нѣкое же время прилучися сему чюдному мужю Феодору въ Царѣградѣ быти; и тамо от патриарха киръ Нила вселеньскаго велми почтенъ бысть и въ архимандритѣх въ всѣх русскых старѣйшиньству сподобляеться, въ еже Симановьскый честнѣйши монастырь в Руси Феодоровъ строится въ патреарше имя.[177] И въ время строениа на другомъ мѣсте основана бысть церковь камена архимандритом Феодоромъ, чюдна зѣло, въ имя пречистыя Богородица честнаго ея Успениа. И тако сему бывающу, на томъ мѣстѣ благодатию Христовою устроенъ бысть монастырь[178] славенъ, въ еже и донынѣ от всѣхь зрится и почитается. Мы же на предлежащее възвратимся, о немже намъ слово.

И видели Федора светло в добродетелях сияющим, в зрелости и благолепии многом, весьма премудрого и умом рассудительного. Так из-за многих его добродетелей он всеми почитаем был, и день ото дня росла слава о нем, так что порой старец святой Сергий весьма беспокоился о чести и славе его; и молитвы непрестанные к Богу обращал, чтобы не случилось какого-либо Федору преткновения. Многие же ученики Федора в добродетелях прославились великих, так что произведены были в честные игумены, а также в епископы в больших городах. Однажды пришлось этому чудесному мужу Федору в Царь-граде быть; и там вселенским патриархом, владыкой Нилом, он очень почтен был и среди архимандритов всех русских высшей чести удостоен, потому что на Руси Симоновский досточтимый монастырь Федора переходит в подчинение патриарха. И во время устройства монастыря на другом месте основана была церковь каменная архимандритом Федором, прекрасная весьма, в память честного Успения пречистой Богородицы. Так все это сделано было, и на том месте по благодати Христа устроен был монастырь славный, который и сегодня все видят и почитают. Мы же к прежнему возвратимся, о чем речь идет.

По времени же Феодоръ, архимандритъ честный, възведенъ бысть на архиерейство града Ростова,[179] и тако пребысть лѣта доволна чьстнѣ зѣло, яко же свѣтилнику на свѣщницѣ сиающу. И тако упас добрѣ врученную ему паству, къ Господу отиде в лѣто 6903 месяца ноября в 28. Сиа же до здѣ съкратим о Симоновьской обители; подобающее же да приложится здѣ.

Позднее же Федор, архимандрит честный, возведен был в архиереи города Ростова, и так прожил он долгие годы весьма славно, как свеча на подсвечнике горящая. Так он достойно пас порученное ему стадо и к Господу отошел в год 6903 (1395), месяца ноября в двадцать восьмой день. Мы же теперь прекратим этот рассказ о Симоновской обители и к следующим событиям обратимся теперь.

О ВИДѢНИИ АГГЕЛА, СЛУЖАЩЕ СЪ БЛАЖЕНЫМ СЕРГИЕМ

О ВИДЕНИИ АНГЕЛА, СЛУЖАЩЕГО С БЛАЖЕННЫМ СЕРГИЕМ

Иногда же еще пребывающу Феодору освященному въ обители у блаженнаго Сергиа, служащу святому Сергию божественую литургию съ предреченным Стефаном, братом своимь по плоти, и сему Феодору, сроднику его с ним. Предреченному же Исакию молчалнику стоящу въ церкви, якоже прежде помянухом, мужю добродѣтелну ему сущу зѣло, и сего ради откровено бысть ему: зрит въ олтари четвертаго служаща с ними мужа чюдна зѣло, емуже видѣние странно и несказанно, въ свѣтлости велицей, и образомь сиающа, и ризами блистающася. И бывшу прьвому въходу, и тъй аггелообразный и чюдный муж изыде въслѣд святого, емуже сиающе, яко солнце, лица его, не можаше зрѣти на нь; ризы же его необычны, чюдны, блистающеся, в них же мечтание златостройно зрится. И се въпрашаеть Исаакие близ стояща отца Макариа: «Что зрѣние се чюдное, отче? Кто есть зримый и чюдный съй муж?» Макарие же сподобленъ бысть сего зрѣниа, муж в велицѣй свѣтлости дѣлании, рече: «Не вѣдѣ, чадо, ужасно бо видѣние и не исповѣдимо зрю, но мню его, чадо, съ князем пришедша»; бѣ бо тогда Владимеръ в монастыри.[180] Приступльша же въпросиша нѣкоего, иже съ князем, аще есть священник с ним пришедый; и рекоша: «Ни». И о сем истинно увѣдѣша, аггела Божиа быти служаща с ними.

Однажды, когда еще жил Федор священный в обители у блаженного Сергия, служил святой Сергий божественную литургию с выше упоминавшимся Стефаном, братом своим родным, и с этим Федором, родственником своим. Известный же Исаакий-молчальник стоял в церкви; и поскольку он был, как мы раньше сказали, муж добродетельный весьма, откровение было ему: видит он в алтаре четвертого служащего с ними мужа, чудесного весьма, а облик его — удивительный и несказанный, светлости великой, — и внешностью он сиял, и одеждами блистал. И во время первого выхода этот ангелоподобный и чудесный муж вышел вслед за святым, и сияло, как солнце, лицо его, так что Исаакий не мог на него смотреть; одежды же его необычны — чудесные, блистательные, а на них узор златоструйный видится. И вот спрашивает Исаакий поблизости стоящего отца Макария: «Что за видение это чудесное, отче? Кто этот явившийся чудесный муж?» Макарий же, удостоенный этого видения — мужа великой светлости, — сказал: «Не знаю, чадо, ужасное видение и несказанное я вижу, но думаю, чадо, что он с князем пришел»; ведь тогда был Владимир в монастыре. Они подошли и спросили одного из людей князя, с ними ли пришел священник; и ответил тот: «Нет». И точно узнали они, что ангел Божий служил в алтаре.

И нынѣ нѣсть потреба глаголати; и якоже по скончании святыа литургиа получивше подобно врѣмя, наединѣ приступивше къ святому Сергию они ученици его, иже бывше достойнѣ чюднаго зрѣниа, въпрашают его о сем. Онъ утаити хотя, глаголя: «Что видѣсте чюдно, чада? Служившу божественую литургию Стефану, брату моему, и сыну его Феодору, и мнѣ недостойному с ними, иному же никому служащему священнику с нами». Ученици крѣпляахуся, моляще святого, да извѣститъ имъ, глаголя: «О чада любимаа! Аще Господь Богъ вам откры, аз ли могу се утаити? Егоже видѣсте, аггелъ Господенъ есть; и не токмо нынѣ днесь, но и всегда посѣщением Божиимь служащу ми недостойному с ним. Вы же, еже видѣсте, никому же повѣдайте, дондеже есмь в жизни сей». И тако удивишася зѣло.

Но тогда нельзя было говорить; а по окончании святой литургии, улучив подходящий момент, наедине подошли к святому Сергию те ученики его, которые были удостоены чудесного видения, и спросили его о том, кто это. Сергий утаить хотел, говоря: «Что вы увидели чудесного, чада? Служил божественную литургию Стефан, брат мой, и сын его Федор, и я, недостойный, с ними, а больше никакой священник не служил с нами». Ученики же упорствовали, умоляя святого, чтобы он сказал им, и тогда он открылся: «О чада любимые! Если Господь Бог вам открыл, смогу ли я это утаить? Тот, кого вы видели, — ангел Господень; и не только сегодня, но и всегда по воле Божьей служу с ним я, недостойный. Но то, что вы видели, никому не рассказывайте, пока я не уйду из жизни этой». Ученики же удивлены были весьма.

Сиа же сказаниа пред ним послѣдують, о съставлении монастырей от ученикь святого, емуже на Дубенкѣ; сему же монастырю начало сказанию сие.

Эти рассказы о создании монастырей учениками святого должны следовать за рассказом об основании монастыря, который был на Дубенке; а о начале этого монастыря рассказ вот какой.

О ПОБѢДѢ ЕЖЕ НА МАМАА И О МОНАСТЫРѢ, ИЖЕ НА ДУБЕНКѢ

О ПОБЕДЕ НАД МАМАЕМ И О МОНАСТЫРЕ НА ДУБЕНКЕ

Бысть убо Богу попущающу за грѣхы наша, слышано бысть, яко ординьскый князь Мамай въздвиже силу велику, всю орду безбожных татаръ, идет на Рускую землю; и бяху вси людие въ страсѣ велицѣ утѣсняеми. Князь же великодръжавный, иже тогда скыпетры Русскых странъ обдержа, достохвалный и побѣдоносный, великий Дмитрей да глаголется.[181] Сей убо прииде къ святому Сергию, якоже велию вѣру имѣа къ старцу, въпросити его, аще повелитъ ему противу безбожных изыти: вѣдяше бо мужа добродѣтелна суща и даръ пророчьства имуща. Святый же, яко услыша сиа от великого князя, благословивъ его, молитвою въоружив, и рече: «Подобает ти, господине, пещися о врученном от Бога христоименитому стаду. Поиди противу безбожныхь, и Богу помагающу ти, побѣдиши и здравъ въ свое отечьство с великыми похвалами възъвратишися». Великый же князь рече: «Аще ми Богъ поможет, отче, поставлю монастырь въ имя пречистые Богоматере». И сиа рекъ, въсприемь благословение, отиде, поиде скоро.

Известно стало, что Божиим попущением за грехи наши ордынский князь Мамай собрал силу великую, всю орду безбожных татар, и идет на Русскую землю; и были все люди страхом великим охвачены. Князем же великим, скипетр Русской земли державшим, был тогда прославленный и непобедимый великий Дмитрий. Он пришел к святому Сергию, потому что великую веру имел в старца, и спросил его, прикажет ли святой ему против безбожных выступить: ведь он знал, что Сергий — муж добродетельный и даром пророческим обладает. Святой же, когда услышал об этом от великого князя, благословил его, молитвой вооружил и сказал: «Следует тебе, господин, заботиться о порученном тебе Богом славном христианском стаде. Иди против безбожных, и если Бог поможет тебе, ты победишь и невредимым в свое отечество с великой честью вернешься». Великий же князь ответил: «Если мне Бог поможет, отче, поставлю монастырь в честь Пречистой Богоматери». И, сказав это и получив благословение, ушел из монастыря, и быстро отправился в путь.

И тако събравъ вся воя своа, приспѣ противу безбожных татаръ: и увидѣвъ силу их зѣло множество, сташа сомнящеся, страхомь мнози от них обиати быша, помышляюще, что сътворити. И се внезаапу въ той час приспѣ борзоходець с посланием от святого, глаголюще: «Без всякого съмнѣния, господине, съ дръзновениемь поиди противу свирѣпьства их, никакоже ужасатися, всяко поможет ти Богъ». И абие князь великый Дмитрие и все воиньство его, от сего велику дръзость въсприимше, изыдоша противу поганых, сие слово рекь: «Боже великый, сътворивый небо и землю! Помощникь ми буди на противъникы святому ти имени». И тако сразившеся, многа телеса падааху, и Богу помогшу великому побѣдоносному Дмитрею, и побѣждени быша погании татарове и конѣчнѣй пагубѣ предани быша: видѣвше бо окааннии на себѣ богопустный гнѣвъ и Божие негодование, вси на бѣжание устремишася. Крестоносная же хоруговь доволно гнавъ въслѣд спротивных, множьство бесчислено убиваше: овии же язвени отбѣгоша, иных же живых руками яша. И бяше чюдно зрѣние и дивна побѣда; иже преже блистающася оружиа, тогда же вся окровавлена кровьми иноплеменных, и вси образы побѣды ношааху. И зде збысться пророчьское слово: «Единъ гоняше тысящу, а два тму».[182]

Собрав всех воинов своих, выступил он против безбожных татар; увидев же войско татарское весьма многочисленное, они остановились в сомнении, страхом многие из них охвачены были, размышляя, что же делать. И вот внезапно в это время появился гонец с посланием от святого, гласящим: «Без всякого сомнения, господин, смело выступай против свирепости их, нисколько не устрашаясь, — обязательно поможет тебе Бог». Тогда князь великий Дмитрий и все войско его, от этого послания великой решимости исполнившись, пошли против поганых, и промолвил князь: «Боже великий, сотворивший небо и землю! Помощником мне будь на противников святого твоего имени». Так началось сражение, и многие пали, но помог Бог великому победоносному Дмитрию, и побеждены были поганые татары, и полному разгрому подверглись: ведь видели окаянные против себя посланный Богом гнев и Божье негодование, и все обратились в бегство. Крестоносная хоругвь долго гнала врагов, множество бесчисленное их убивая; и одни ранеными убежали, других же живыми в плен захватили. И было чудесное зрелище и удивительная победа; те, кто прежде блистали оружием, тогда все были окровавлены кровью иноплеменников, и все трофеи победные носили. И тут сбылось пророческое слово: «Один преследовал тысячу, а двое тьму».

Святый же тогда по предреченному, яко прозорливый имѣя даръ, вѣдяше, яко близ вся бываемаа. Зряше издалече, бяше растоаниа мѣстом и многы дни хождениемь, на молитвѣ съ братиею Богу предстоа о бывшей побѣдѣ на поганыхь. Малу же часу мимошедшу, яко до конца побѣжени быша безбожнии, вся предсказоваше братиам бывшаа святый: побѣду и храборство великого князя Дмитриа Ивановича, преславно побѣду показавша на поганых, и от них избиеных сих по имени сказа и приношение о них всемилостивому Богу принесе.

Святой же, как было сказано, пророческим обладая даром, знал обо всем, словно находился поблизости. Он видел издалека, с расстояния во много дней ходьбы, на молитве с братией к Богу обращаясь о даровании победы над погаными. Когда немного времени прошло, так что окончательно побеждены были безбожные, все предсказал братьям святой: победу и храбрость великого князя Дмитрия Ивановича, славную победу одержавшего над погаными, и из русского войска убитых по имени назвал Сергий, и службу за них всемилостивому Богу совершил.

Достохвалный же и побѣдоносный великый князь Дмитрие, славну побѣду на съпротивныа варвары възем, възвращается свѣтло в радости мнозѣ въ свое отечьство. И незамедлено прииде къ старцу святому Сергию, благодать въздаа ему о добром съвѣщании, и всесилнаго Бога славляше, и о молитвах благодаряше старца и братию, в веселии сердца бывшаа вся исповѣдаше, како възвеличи Господь милость свою на нем; и милостыню многу в монастырь дасть. И тако въспоминает желателно великодрьжавный старцу, о немже обѣщася, хощеть скоро на дѣло извести, пречистей Богоматери монастырь во имя ея устроити, гдѣ обрѣтается мѣсто угодно къ строению. Старецъ же Сергие шед, поискавъ, обрѣте мѣсто угодно на рецѣ, зовомой Дубенкѣ;[183] и възлюблениемь великого князя на том мѣстѣ святый Сергие церковь постави въ имя пречистыя Богоматере, Успение владычица нашеа Богородица. В малѣ времени помаганиемь потребным великодръжавнаго бысть монастырь чюденъ, всѣм исплъненъ. Вручи же святый игуменъство от ученикъ своих, Савѣ именем,[184] мужу зѣло добродѣтелну; състави общежитие в лѣпоту зело, якоже подобаетъ въ славу Божию. И множеству братству собравшуся, потребнаа доволна милостию Пречистыа и донынѣ имуще. Сиа же до здѣ.

Достохвальный же и победоносный великий князь Дмитрий, славную победу над враждебными варварами одержав, возвращается весело в радости большой в свое отечество. И незамедлительно он пришел к старцу святому Сергию, благодарность принеся ему за добрый совет, и всесильного Бога славил, и за молитвы благодарил старца и братию, в веселье сердца о случившемся все рассказывал, — как показал Господь милость свою к нему; и вклад большой в монастырь дал. Тогда напоминает о своем желании великий князь старцу и то, что он обещал, хочет быстро в жизнь воплотить, — в честь Пречистой Богоматери монастырь построить на месте, подходящем для этого. Старец Сергий пошел и, поискав, нашел место подходящее на реке, называемой Дубенка; и с соизволения великого князя на том месте святой Сергий церковь поставил Успения владычицы нашей Богородицы, в честь Пречистой Богоматери. В скором времени, благодаря помощи необходимой великого князя, возник монастырь чудесный, всем необходимым наполненный. Поручил святой игуменство ученику своему, по имени Савва, мужу очень добродетельному; он устроил общежительство на удивление хорошо, как подобает для славы Божьей. И многочисленное братство собралось, а необходимое они достаточно по милости пречистой Богородицы и до сих пор имеют. Об этом все.

О ГОЛУТВИНЬСКОМЬ МОНАСТЫРѢ

О ГОЛУТВИНСКОМ МОНАСТЫРЕ

Въ ино же время великодръжавный, о немже намь слово, князь великый Дмитрие умоли святого старца Сергиа, да на Коломнѣ, въ отечьствѣ его, на мѣстѣ, именем Голутвинѣ,[185] шед благословитъ мѣсто поставити монастырь въ имя святого Богоявлениа, и сам мѣсто благословит и церковь въздвигнет. Преподобный же яко имѣа всегда обычай пѣшь хожаше; и послуша великого князя вѣры его ради и любве, иде на Коломъну, благословляет мѣсто, егоже великодръжавный възлюби, церковь же въздвиже въ имя святого Богоявлениа. Умоленъ же бывъ от него, да дастъ от ученикъ своих единаго на строение монастыря, и вдастъ ему от ученикъ своих единого, Григориа священноинока, мужа благоговѣйна, въ многих добродѣтелехъ исплънена. И тако въскорѣ множество братьство събравшеся, и съставлено бысть общежитие Божиею благодатию, монастырь честенъ зѣло от всѣх и великому князю възлюбленъ, и донынѣ исплъненъ всякого блага. И по времени церковь създана бысть камена, еже есть и донынѣ. О сем же тако бывшу.

В другой раз великодержавный князь великий Дмитрий, о котором идет речь, просил святого старца Сергия, чтобы он пошел и благословил место для построения монастыря в честь святого Богоявления в Коломне, в вотчине его, на месте, называемом Голутвино, и чтобы он сам место это благословил и церковь поставил. Преподобный же имел обыкновение всегда пешком ходить; и послушался он великого князя из-за веры его и любви, пошел в Коломну, благословляет место, которое великий князь облюбовал, и церковь поставил в честь святого Богоявления. Просил его князь, чтобы дал Сергий из учеников своих одного для устройства монастыря, и дал ему святой из учеников своих одного, Григория-священноинока, мужа благочестивого, многими добродетелями исполненного. И вскоре многочисленное братство собралось, и устроено было общежительство по Божьей благодати, монастырь, почитаемый весьма всеми и великим князем любимый, и до сих пор он наполнен всяких благ. А позднее церковь построена была каменная, которая стоит и до сих пор. Так вот это все было.

О МОНАСТЫРѢ О ВЫСОКОМЪ

О МОНАСТЫРЕ ВЫСОКОМ

Ниже сие подобаеть умлъчати о Высокомъ монастырѣ, еже предводящее слово скажеть. Въ ино время предреченному великоименитому князю Владимеру[186] умолившу святого Сергиа, да сим же образом приидет въ отечьство его, град Серпоховь, и благословит мѣсто на рѣцѣ Наре, и въздвигнет церковь въ имя Зачятиа пречистыа Богородица.[187] Еже и послуша преподобный; вси бо великодръжавнии к нему велию вѣру от всеа душа стяжавше, понеже велику пльзу и утѣшение духовно от него приемлюще. И исплъняет жалаемому желание его святый: пришед нареченное мѣсто благословляет и церковъ воздвиже. И тако же молит боголюбивый князь, да дастъ ему единаго от ученикъ своих, именем Афонасиа. Святый же, аще и нужно ему бысть дарование, но любовию преклонися на прошение: бѣ бо Афонасие в добродѣтелех мужь чюденъ, и въ божественых писании зѣло разумень, и доброписаниа много рукы его и донынѣ свидѣтельствують, и сего ради любим зѣло старцу. И сего оставляет святый строити монастырь[188] и общежитие съставити; еже и бысть. Молитвами святого устроенъ монастырь чюденъ и зѣло красенъ, зовомый на Высоком. И събрашася множьство братства в паству полезну благочестна мужа и добродѣтелми украшена, сего изряднаго Афонасиа; тъй же монастырь благодатию Божиею и донынѣ стоит, зрим есть всѣми. Сиа же до здѣ не въ много повѣдание прострем множества ради. И что много хощем писати о насажении плод духовных святого? Не невѣдомо есть всѣмь, колико сам Божий человекъ, разсудный великый пастырь, монастырей състави, и сынове его, и сынове сыновъ его, якоже свѣтила, зрятся отвсюду и сиають въ вся страны свѣтлым и чюдным житиемь всѣм на плъзу. Но мы сиа преминувше, на предлежащее възыдем, въ грядущее жития святого поидемь. Настоящее да глаголется.

Не следует также умолчать о Высоком монастыре, о чем дальше и речь пойдет. Однажды упомянутый уже знаменитый князь Владимир попросил святого Сергия, чтобы он таким же образом пришел в вотчину его, город Серпухов, и благословил место на реке Наре, и воздвиг церковь в честь Зачатия Пречистой Богородицы. Послушался преподобный; ведь все князья в него великую веру всей душой имели, потому что великую пользу и утешение духовное от него получали. И исполняет желание желающего святой: пришел он и названное место благословил и церковь воздвиг. Также просит боголюбивый князь, чтобы дал ему Сергий одного из учеников его, по имени Афанасий. Святой же из-за любви исполнил просьбу, хотя и дорог ему был ученик; ведь был Афанасий в добродетелях муж чудесный, и в божественных писаниях очень сведущий, и книги многие, написанные его рукой, до сих пор известны, и поэтому любил его очень старец. Его и оставляет святой строить монастырь и общежительство создавать; что и свершилось. Благодаря молитвам святого устроен был монастырь чудесный и весьма красивый, называемый «что на Высоком». И собралась многочисленная братия в стадо доброе мужа благочестивого и добродетелями украшенного, этого славного Афанасия; этот монастырь по благодати Божьей и до сих пор стоит, у всех на виду. Об этом закончим, чтобы не распространяться больше. И зачем много писать о насаждении святым плодов духовных? Хорошо известно всем, сколько сам Божий человек, разумный великий пастырь, монастырей построил, и духовные сыновья его, и сыновья сыновей его, как светильники, видны везде и сияют во всех местах светлой и чудесной жизнью всем на пользу. Но мы об этом закончим рассказ, к дальнейшему перейдем, на последующих событиях в жизни святого остановимся. Вот о чем нужно рассказать.

О ХОТЯЩИМЪ СВЯТОГО ПОДВИНУТИ НА МИТРОПОЛИЮ

О ТОМ, КАК ХОТЕЛИ СВЯТОГО ВОЗВЕСТИ НА МИТРОПОЛИЮ

Блаженный же митрополитъ Алексие въ время старости видѣвъ себѣ изнемогающа и къ концу приближающася, призывает святого Сергия. И сему пришедшу, и бесѣдующима има, и повелѣ митрополитъ изнести крестъ съ парамандом, златом же и камениемъ многоцѣнным украшенъ, и даруетъ святому. Он же смирениемь поклонься, глаголя: «Прости мя, владыко, яко от юности не бых златоносець, въ старости же наипаче хощу в нищетѣ пребывати». Архиерей же к нему рече: «Вѣмь, възлюбленне, яко сиа исправилъ еси. Но сътвори послушание: приими от нас данное ти благословение». И тако възложивъ своима рукама на святого яко нѣкое обручение. И по сих хотящихся ему глаголати, рече к святому: «Вѣдый буди, преподобне, на что призвах тя и что хощу яже о тебѣ сътворити?» Святый же отвѣща: «И како могу, господи, вѣдати?» Онъ же рече к нему: «Се аз съдръжах, Богу вручивъщю ми, рускую митрополию, елико Богу хотящу. Нынѣ же вижду себе къ концу приближающася, токмо не вѣм дне сконьчаниа моего: желаю же при животѣ моем обрѣсти мужа, могуща по мнѣ пасти стадо Христово. Но отъ всѣх недоумѣвся, тебе единаго избрах яко достойна суща исправити слово истинны: вѣмъ бо извѣстно, яко от великодръжавных господий и до послѣднихъ вси тебе требують. И прежде убо епископьства саномъ почтенъ будеши, по моем же отхожении мой престолъ въсприимеши».

Блаженный митрополит Алексей, состарившись и видя, что он слабеет и к концу приближается, призывает святого Сергия. Когда Сергий пришел и начали беседовать они, повелел митрополит вынести крест с парамандом, золотом и камнями драгоценными украшенный, и подарил это святому. Тот же со смирением поклонился, говоря: «Прости меня, владыка, но я с юности не носил золота, в старости же особенно хочу в нищете жить». Архиерей же ему сказал: «Знаю, возлюбленный, что жил ты так. Но будь послушным: прими то, что мы даем тебе с благословением». Так он возложил дары своими руками на святого как некий залог. Снова начал он говорить и сказал святому: «Знаешь ли ты, преподобный, зачем я призвал тебя и что хочу в отношении тебя сделать?» Святой же ответил: «Как я могу, господин, знать?» Тот же сказал ему: «Вот я управлял, когда Бог поручил мне, русской митрополией, как Богу угодно было. Теперь же вижу, что мой конец приближается, только не знаю дня кончины моей; хочу я при жизни моей найти мужа, который сможет после меня пасти стадо Христово. Но во всех сомневаясь, лишь тебя я выбрал как достойного выполнить завет истинный: ведь знаю хорошо, что от великих князей и до последнего человека все требуют на это место тебя. И ты сначала сана епископа удостоен будешь, а после моей смерти мой престол унаследуешь».

Святый же, яко слыша сиа, зѣло оскръбися, яко велику тщету вмѣни себѣ сие быти, и къ архиерею отвѣща: «Прости мя, владыко, яко выше моея мѣры еже глаголеши; и сиа въ мнѣ не обрящеши никогдаже. Кто есмь азъ, грѣшный и худѣйши паче всѣхъ человекъ?» Архиерей же многа изрекъ старцу словеса от божественых писаний, сими хотя его къ своей воли привести. Смирению же дѣлатель никако же преклонися, но рече: «Владыко святый! Аще не хощеши отгнати мою нищету и от слышаниа святыня твоеа, прочее не приложи о сем глаголати къ моей худости и ни иному никомуже попусти, понеже никто сиа въ мнѣ можетъ обрѣсти». И якоже видѣ архиерей святого на сие непреклонна, и ничьтоже приложи ему о сем глаголати, убоявся, да никако стужив си, отиде внутренюю пустыню, и такова свѣтилника лишится. И утѣшивъ его словесы духовными, отпусти его въ свой ему монастырь.

Святой, когда услышал это, сильно опечалился, ибо весьма суетным делом считал для себя это, и архиерею ответил: «Прости меня, владыка, но выше моих сил ты требуешь; и на это никогда я не соглашусь. Кто я такой, грешный и худший из всех людей?» Архиерей же многие слова привел старцу из божественных писаний, желая ими заставить Сергия последовать его воле. Смиренный же человек никак не соглашался, но сказал: «Владыка святой! Если не хочешь, чтобы ушел я, нищий, и не слышал святыню твою, больше не продолжай об этом говорить со мной, бедным, и другому никому не разрешай, потому что никто меня не сможет переубедить». Когда увидел архиерей, что святой в этом непреклонен, не стал он ничего больше ему об этом говорить, побоявшись, как бы святой не испугался и не ушел в далекую пустынь, и тогда он такого светильника лишится. И, успокоив его словами духовными, митрополит отпустил его в родной монастырь.

Не по мнозѣ же времени Алексий митрополитъ от житиа отходит, в лѣто 6885. И пакы начинають господие великодръжавнии князи молити святого еже въсприати архиерейства санъ. Но той, якоже твердый адамантъ, никакоже на се уклонися. Възыде же на престолъ архиерейскый нѣкто архимандрит, Михаилъ именем,[189] и дръзнувъ облещися въ одежду святительскую и възложи на ся бѣлый клобукъ. Начат же и на святого въоружатися, мнѣвъ, яко присѣцает дръзновение его преподобный, хотя архиерейскый престолъ въсприати. Слышавъ же блаженный, хвалящася Михаила на нь, рече къ учеником своим, яко Михаилъ, хваляйся на святую обитель сию, не имать получити желаемаго, понеже гръдостию побѣженъ бысть, ни Царьскаго града не имать видѣти. Еже и бысть по пророчьству святого: повнегда бо пловяше къ Царьскому граду, в телесный недугъ впаде и скончася.[190] Вси бо имѣаху святого Сергиа яко единаго от пророкъ.

Через немногое время, в год 6885 (1378), уходит из жизни митрополит Алексей. И снова начинают господа великодержавные князья умолять святого принять архиерейский сан. Но его, как твердый алмаз, никак нельзя было к этому склонить. Взошел тогда на престол архиерейский некий архимандрит по имени Михаил, осмелившись надеть одежду святителя и возложить на себя белый клобук. Начал он против святого ополчаться, думая, что будет противиться дерзости его преподобный, желая сам архиерейский престол занять. Услышал блаженный, что ополчается Михаил на него, и сказал ученикам своим, что Михаил, ополчающийся на святую обитель эту, не сможет получить желанного, потому что гордостью побежден, и Царьграда не сможет увидеть. Так и случилось, как пророчил святой: когда Михаил плыл к Царьграду, он недугом был поражен и скончался. И все считали святого Сергия одним из пророков.

О ПОСѢЩЕНИИ БОГОМАТЕРЕ КЪ СВЯТОМУ

О ПОСЕЩЕНИИ БОГОМАТЕРЬЮ СВЯТОГО

Нѣкогда убо блаженному отцу молящуся въ обычнѣмь своем правилѣ пред образом Матере Господа нашего Исуса Христа, и чясто взирая на икону, глаголаше: «Пречистая Мати Христа моего, ходатайце и заступънице, крѣпкаа помощнице роду человечьскому! Буди нам недостойным ходатайце, присно молящися къ Сыну своему и Богу нашему, яко да призрит на святое мѣсто сие, еже възложенно есть в похвалу и честь святому имени въ вѣкы. Тебе бо, Мати сладкаго ми Христа, ходатайцу предлагает и молитвеницу, яко много дръзновение к нему стяжавше раби твои, яко всѣм спасеному упокоению и пристанищу». И тако ему молящуся и поющу благодарный канонъ Пречистѣй, еже есть акафисто, съвръшившу же ему правило и сѣдшу мало почити, рече ученику своему, емуже имя Михей: «Чадо! Трезвися и бодръствуй, понеже посѣщение чюдно хощеть нам быти и ужасно в сий часъ». И се ему глаголющу, и абие глас слышашеся: «Се Пречистаа грядет!» Святый же слышавъ, скоро изыде ис келиа въ прустъ, еже есть сѣни. И се свѣт велий осѣни святого зѣло, паче солнца сиающа; и абие зритъ Пречистую съ двема апостолома, Петром же и Иоанном, в неизреченнѣй свѣтлости облистающася. И яко видѣ святый, паде ниць, не могый тръпѣти нестръпимую ону зарю.

Однажды блаженный отец молился по своему обычаю перед образом Матери Господа нашего Иисуса Христа и, часто обращая взор к иконе, говорил: «Пречистая Матерь Христа моего, покровительница и заступница, верная помощница рода человеческого! Будь нам, недостойным, защитницей, постоянно моли Сына своего и Бога нашего, чтобы не оставил святого места этого, которое создано для похвалы и чести святого имени вовеки. На твою, Мать любимого мною Христа, защиту и молитвы мы надеемся, ибо великую смелость имеют рабы твои перед Богом, который для всех — упокоение и пристанище спасения». Так он молился и пел благодарственный канон Пречистой Богоматери, то есть акафист, а когда он завершил канон и сел немного отдохнуть, сказал ученику своему по имени Михей: «Чадо! Будь бдительным и бодрствуй, потому что видение чудесное и ужасное будет нам в сей час». И пока он это говорил, вдруг глас раздался: «Се Пречистая грядет!» Святой, услышав, быстро вышел из кельи в пруст, то есть в сени. И вот свет ослепительный, сильнее солнца сияющий, ярко озарил святого; и видит он Пречистую Богородицу с двумя апостолами, Петром и Иоанном, в несказанной светлости блистающую. И когда увидел ее святой, он упал ниц, не в силах вынести нестерпимый этот свет.

Пречистаа же своима рукама прикоснуся святого, глаголя: «Не ужасайся, избранниче мой! Приидох бо посѣтити тебе. Се услышана бысть молитва твоя о ученицѣхъ своих, о нихже молишися, и о обители твоей, да не скорбиши прочее: ибо отнынѣ всѣмъ изообительствуеть, и не токмо донде же въ житие си, но и по твоем еже къ Господу отхождении неотступна буду от обители твоеа, потребнаа подавающи нескудно, и снабдящи, и покрывающи». И сиа рекши, невидима бысть. Святый же въ иступлении ума страхомь и трепетом велиимъ одръжимъ бываше. И помалѣ в себѣ пришед, обрѣте ученика своего лежаща от страха, яко мертва, и въздвиже его. Онъ же начят пометати себѣ на нозѣ старцу, глаголя: «Извѣсти ми, отче, Господа ради, что бысть чюдное се видѣние? Понеже духъ мой вмалѣ не разлучися от плотьскаго ми съюза ради блистающагося видѣниа». Святый же бѣ радуяся душею, яко и образу его цвѣтущу от радости оноя, и ничтоже можаше отвѣщати, токмо се: «Потръпи, чядо, понеже и въ мнѣ духъ мой трепещет от чюднаго видѣниа».

Пречистая же своими руками прикоснулась к святому, говоря: «Не ужасайся, избранник мой! Ведь я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя о учениках твоих, о которых ты молишься, и об обители твоей, — и не скорби больше; ибо отныне всего будет здесь в изобилии, и не только при жизни твоей, но и после твоего к Господу ухода не покину я обители твоей, все нужное подавая в изобилии, и снабжая всем, и защищая». Сказав это, стала она невидима. Святой же в смятении ума страхом и трепетом великим объят был. Когда он понемногу в себя пришел, увидел Сергий ученика своего лежащим от страха, словно мертвого, и поднял его. Тот же бросился к ногам старца, говоря: «Скажи мне, отче, Господа ради, что это было за чудесное видение? Ведь дух мой едва не разлучился с телом из-за блистающего видения». Святой же радовался душой, так что лицо его светилось от радости той, но ничего не мог ответить, только вот что: «Потерпи, чадо, потому что и во мне дух мой трепещет от чудесного видения».

Стоаща же дивящеся в себѣ; помалѣ же рече ученику своему: «Чядо, призови ми Исаака и Симона». И пришедшим имъ, исповѣда вся по ряду, како видѣ Пречистую съ апостолы и что изрече святому чюднаа обѣщаниа. Сиа же яко слышаша, радости неизреченныя исплънишася; и тако вси вкупѣ отпѣвше молебенъ Богоматере и прославиша Бога. Пребысть же святый всю нощь без сна, внимаа умом о неизъреченномъ видѣнии.

Они стояли и дивились про себя; наконец святой сказал ученику своему: «Чадо, призови ко мне Исаака и Симона». Когда они пришли, рассказал Сергий все по порядку, как он видел пречистую Богородицу с апостолами и какие она дала святому чудесные обещания. Когда ученики услышали это, охватила их радость несказанная; все вместе отпели молебен Богоматери и прославили Бога. Оставался святой всю ночь без сна, думая о несказанном видении.

О ПРИШЕДШЕМ ЕПИСКОПѢ ВИДѢТИ СВЯТОГО

О ЕПИСКОПЕ, ПРИШЕДШЕМ УВИДЕТЬ СВЯТОГО

Времени же нѣкоему минувшу, прииде нѣкый епископъ от Коньстянтиня града въ господьствующий град Москву. И слыша многая же о святѣм: слуху бо велику о нем пространившуся повсюду, даже и до самого Цариграда. Той же епископъ невѣрием одръжимъ о святѣмъ, и глаголаше: «Како можеть в сих странах таковъ свѣтилникъ явитися, паче же въ послѣдняа сиа времена?» И помысли поити въ обитель и видѣти блаженнаго. Бывшу ему близ обители, начат страхом смущатися; и въшедшу ему въ обитель и яко узрѣ святого, нападе на нь слѣпота. Преподобный же емъ его за руку, и введе в кѣлию свою. Тъй же епископъ начят съ слезами молити святого, исповѣда ему и неволею свое невѣрие, вкупѣ же и прозрѣниа прося, окаанна себѣ глаголя, праваго пути погрѣшивша. Незлобивый же смирениа дѣлатель прикоснуся ослѣпленым его зѣницамъ, и отпадоша яко чешуа от очию его, абие прозрѣ.

Некоторое время спустя пришел некий епископ из Константинополя в великокняжеский город Москву. Многие вещи слышал он о святом, ибо слух великий о нем распространился повсюду, вплоть до самого Царьграда. Был этот епископ неверием одержим относительно святого и говорил: «Как может в этой земле такой светильник появиться, особенно же в последние эти времена?» И решил он пойти в обитель и увидеть блаженного. Когда епископ приблизился к обители, начал он страх ощущать; а когда он вошел в обитель и увидел святого, поразила его слепота. Преподобный же взял его за руку и ввел в келью свою. Тот епископ начал со слезами молить старца, рассказал ему поневоле о своем неверии, а также прозрения просил, окаянным и с правого пути уклонившимся себя называя. Незлобивый же смиренный человек прикоснулся к ослепшим его зеницам, и как будто чешуя отпала от глаз его, и он прозрел.

Преподобный же рече къ епископу: «Ваше наказание, о премудрый учителю, како подобаетъ творити — не высокомудрити, ни възноситися над смиреными. К нам же ненаученым и невѣждамъ что принесе на пльзу, тъкмо искусити неразумие наше прииде. Понеже праведный Судиа вся зритъ». Епископъ же, еже прежде невѣрием одръжим, правовѣрною вѣрою и велиим гласомь всѣм проповѣдаше святого истинна Божиа человека быти, глаголаше бо: «Яко сподоби мя Богъ видѣти днесь небеснаго человека и земнаго аггела». И тако отиде в путь свой, въсприим полезнаа от преподобнаго и учрежение подобающее, и славяше Бога и его угодника святого Сергиа.

Сказал преподобный епископу: «Вам, премудрым учителям, подобает учить нас, — не мудрствовать, не возноситься над смиренными. Нам же, неученым и невеждам, какую ты принес пользу, только чтобы узнать о неразумии нашем ты пришел. А праведный Судья все видит». Епископ же, который был раньше неверием одержим, с правой верой и громким голосом во всеуслышание признался, что святой — истинный Божий человек, и сказал так: «Сподобил меня Бог увидеть сегодня небесного человека и земного ангела». И отправился он в путь свой, получив полезные и подобающие наставления от преподобного, и славил он Бога и его угодника святого Сергия.

О ИСЦѢЛѢВШЕМ МУЖИ МОЛИТВАМИ СВЯТОГО СЕРГИА

ОБ ИСЦЕЛЕНИИ МУЖА МОЛИТВАМИ СВЯТОГО СЕРГИЯ

Человекъ нѣкый, живый въ окрестных мѣстех близ обители святого, случися ему болѣзнь тяжка зѣло, яко въ 20-тих днех трудно боляше, ниже пищи, ниже сну причаститися. Братиа же его по плоти скръбию о нем одръжими, на длъзѣ времени тако стражущу. Прииде же благый помыслъ въ сердце ихъ: «Колика, — глаголюще, — Богъ творит чюдеса угодникомъ своим святым Сергием: еда како и о насъ умилосердится». И тако съвѣщавшеся, несоша болящаго къ святому, и положивше пред ногама его, и моляху еже молитися о нем. Святый же вземъ священную воду и молитву сътвори, покропи болящаго; и абие в той час разумѣ болный, яко облегчися болѣзнь его. И по малѣ часѣ в сонъ сведенъ бысть многъ, въ еже в болѣзни безсоние исполнити; и тако здравъ бысть, пищи от того чяса причащаася. И радуяся, отиде в дом свой, многа благодарениа въздаваа Богу, творящему дивнаа и преславнаа чюдеса своим угодником.

Человека некоего, живущего в близлежащих от обители святого местах, поразила болезнь тяжкая весьма, так что он двадцать дней мучительно болел, пребывая без сна и пищи. Братья же его родные жалели его, видя, что он долгое время так страдает. Осенила благая мысль сердца их: «Сколько, — говорили они, — Бог творит чудес через угодника своего святого Сергия; может быть, он и над нами смилостивится». И так, посовещавшись, они понесли больного к святому и, положив его у ног Сергия, умоляли святого помолиться за него. Святой же взял освященную воду и, молитву сотворив, окропил больного; и в тот же час почувствовал больной, что проходит болезнь его. И вскоре погрузился в продолжительный сон, бессонницу от болезни возмещая; и с тех пор он выздоровел и пищу с этого времени начал принимать. И, радуясь, вернулся в дом свой, великую благодарность воздавая Богу, творящему удивительные и славные чудеса через своего угодника.

О ПРОВИДѢНИИ ЕЖЕ ПОСЛАННЫХ БРАШЕНЪ ПРИЧАСТИВШУСЯ

ОПОЗНАНИЕ ЧЕЛОВЕКА, ПОПРОБОВАВШЕГО ПОСЛАННУЮ ЕДУ

И се да не забвенно будетъ. Нѣкогда бо предпомянутый благовѣрный князь Владимеръ,[191] якоже имѣа велию вѣру и любовь къ преподобному, бѣ бо обитель святого въ отечьствѣ его. — и чясто прихожаше посѣщениа ради; иногда же яже на потребу посылаше ему. По сему убо образу посылает нѣкоего от служащих ему къ преподобному с различными брашны и питии в потѣшении старцу съ братиами. Грядущим же посланым къ обители святого, и по дѣйству сатанину прелщенъ бысть человекъ онъ: вземь от брашенъ посланых и яст и; тако же и от питиа, пить. И тако пришед къ преподобному, възвѣщаетъ посланнаа ему благовѣрнаго князя любве. Прозоръливый же в чюдесѣх великый онъ мужь позна прегрѣшениа оного человека и не хотяше приати, но случьшаася поношааше, глаголя: «Почто, брате, врага послуша и прелстися вкушением брашенъ? Ихже ти не достоитъ прежде благословениа ясти, от нихже ялъ еси». Тогда онъ, обличенъ бывъ от святого, съгрѣшение свое позна, и нехотя исповѣда, пад на нозѣ святого, плакати начять, прощениа прося о сдѣанных. Святый же, наказавъ его к тому таковаа не дръзати, и тако прощению сподобивъ. И отпустив его, приемъ посланнаа; и молитву над брашьны и питии сътворивъ, и христолюбцу князю молитву и благословение повѣдати повелѣ. Сиа же до здѣ, пред ними же и сиа послѣдуют.

И это пусть не будет предано забвению. В те времена преждеупомянутый благоверный князь Владимир, который полон был великой веры и любви к преподобному (ведь обитель святого находилась в вотчине его), часто навещал Сергия; иногда же необходимое ему посылал. Однажды посылает таким образом одного из слуг своих к преподобному с различной пищей и напитками на утеху старцу и братьям. Пока шел посланный к обители святого, прельщен был сатаной человек этот; взял пищу посланную и попробовал ее; так же и напитков отведал. И вот пришел он к преподобному и передает посланное ему по любви благоверным князем. Но прозорливый в чудесах великий тот муж понял прегрешение этого человека и не захотел принять даров, и, в случившемся упрекая слугу, проговорил: «Зачем ты, брат, врага послушался, прельстился и попробовал пищи? То, что тебе не следует до благословения есть, то ты попробовал». Тот же, обличенный святым, в грехе своем признался и, упав в ноги святого, плакать начал и прощения просил за совершенное. Святой же, приказав ему больше так не делать, простил его. И отпустил слугу, приняв посланное; и молитву над пищей и напитками совершив, он христолюбивому князю молитву свою и благословение передать приказал. Об этом все, а перед этим случилось следующее.

О ЛИХОИМЦѢ

О ЛИХОИМЦЕ

Нѣкый человекъ живяше близ обители святого, имѣя нравъ лихоимъства, якоже есть и донынѣ обычай силным убогыхъ обидѣти. Сей насильство сиротѣ сътвори от съсѣдствующих ему сицево: отъять вепрь, питомый на пищу себѣ, и цѣну не вдастъ ему, тако и заклати повелѣ его. Обидѣный же притече и припаде къ святому, скръбя и плачя, моля его, помощи прося. Милостива же она душа, имѣа утѣшение въ скръбѣх, заступаа нищих, помогаа убогимъ, призывает оного насильствующаго и, потязавъ, запрѣти ему, глаголя: «Чядо! Аще вѣруеши, есть Богъ, судия праведным и грѣшным, отець же сирым и вдовицам, готовъ на отмщение, и страшно есть впасти в руцѣ его? И како не трепещем, грабим, насильствуемь, и тмами злая творим, и не доволни есмы дарованными от его благодати, на чюжаа желаемь непрестанно и презираемъ длъготръпѣние его? И не пред очима ли нашима зрим, таковаа творящеи обнищевают, и домы ихъ опустѣють, и мнози силнии беспамятни будуть, и въ оном вѣцѣ сих мучение бесконечное ждеть?» И много наказавъ его, повели цѣну сиротѣ вдати, глаголя: «Прочее не насилуй сиротам». Он же съ страхомъ обѣщася исправитися нравом на благое житие и обидимому отдати цѣну; и тако прииде в дом свой.

Некий человек жил около обители святого, а был он корыстолюбив, — ведь и до сих пор имеют обыкновение богатые бедных обижать. Этот человек насилие сотворил над своим соседом-сиротой такое: отнял у него борова, откармливаемого для себя, а платы не дал ему, и заколоть велел борова. Обиженный же пришел и упал к ногам святого, скорбя и плача, и, умоляя его, о помощи просил. Милосердный же этот человек, утешающий скорбящих, защищающий нищих, помогающий бедным, призывает того насильника и, укоряя, наставляет его так: «Чадо! Веришь ли ты, что есть Бог, судья праведных и грешных, отец сирот и вдов, готовый к отмщению, и страшно попасть в руки его? Как мы не трепещем, но грабим, насильничаем, и бесчисленное зло совершаем, и, не довольны дарованной Богом благодатью, чужого хотим непрестанно и презираем терпение Божье? Не перед глазами ли нашими случаи, когда делающие все это становятся нищими и дома их пустеют; и многие богатые забыты будут, а в будущей жизни их мучение бесконечное ждет». Долго наставлял его Сергий и повелел деньги сироте отдать, говоря: «Больше не обижай сирот». Тот же в страхе обещал исправиться, начать добропорядочную жизнь и обиженному отдать деньги; так он вернулся в дом свой.

И помалу раслабися помыслъ его о наказании святого старца, въ еже не вдати цѣны сиротѣ. И тако ему помышляющу, и вниде по обычаю въ клѣть свою, и зрит вепря оного растесана телеса, червьми всего кипяща, бѣ бо тогда зимно время. И тако страх велий нападе на нь, и трепеташе зѣло о преслушании святого старца, како явитися лицу его, иже ничтоже может его утаитися. И в той час вдастъ цѣну, емуже не въсхотѣ. Телеса же оного вепря извръжени быша псом и птицам на снѣдь, ни тѣм же прикоснувшимся на обличение лихоимъцем, да накажутся не обѣдѣти. Он же не можаше срама ради явитися пред лицем святого; а егоже прежде излиха въжделѣ, сего неволею зрѣти гнушашеся.

Но вскоре стал он забывать о наставлениях святого старца, и решил он не отдавать денег сироте. С такими помыслами вошел он, как обычно, в кладовую свою, — и видит, что туша борова того сгнила, червями вся кишит, а было тогда зимнее время. Тогда страх великий охватил его, и затрепетал он весьма из-за непослушания святому старцу, и не знал, как он предстанет перед лицом того, от которого ничего не может утаиться. И тотчас отдал деньги тому, с кем не хотел расплачиваться. Туша же того борова брошена была на съедение псам и птицам, но даже они не прикоснулись к ней для обличения лихоимцев, чтобы они перестали других обижать. Человек же тот не мог из-за стыда появиться перед лицом блаженного; и кого он раньше весьма хотел видеть, того поневоле избегал.

О ВИДѢНИИ БОЖЕСТВЕНАГО ОГНЯ

О ВИДЕНИИ БОЖЕСТВЕННОГО ОГНЯ

По сих же нѣкогда служащу блаженому божественую литургию, бяше бо тогда ученикъ преподобнаго Симонъ еклисиархъ, егоже выше помянухомъ, въ мнозѣй добродѣтели съвръшенъ, егоже и сам святый старець свидѣтельствоваше имуща съвръшено житие. Сей убо Симонъ зрит чюдное видѣние: служащу бо, рече, святому, видит огнь, ходящъ по жрътовнику, осѣняюще олтарь и окресть святыя трапезы окружаа. И егда святый хотя причаститися, тогда божественый огнь свится якоже нѣкаа плащаница[192] и въниде въ святый потыръ;[193] и тако преподобный причястися. Симонъ же, сиа зря, ужаса и трепета исполнь бяше и в себѣ дивяся. Святый же исшед от жрътовника, разумѣ Симона видѣнию чюдному сподобльшася, призвавъ его, рече: «Чядо! почто устрашися духъ твой?» И рече: «Господи! Видѣхъ чюдное видѣние, благодать Святого Духа дѣйствующа с тобою». Святый же запрѣти ему, рекъ: «Да никомуже възвѣстиши, яже видѣ, дондеже Господь сътворит яже о мнѣ отхождение от житиа сего». И тако общу хвалу въздаша Господеви. О сих же до здѣ.

По прошествии некоторого времени служил как-то блаженный божественную литургию, а был тогда екклесиархом ученик преподобного Симон, о котором мы выше вспоминали, человек, многими добродетелями украшенный, о котором и сам святой старец говорил, что совершенна его жизнь. И видит этот Симон чудесное видение: когда служил, как рассказывал он, святой, виден был огонь, ходящий по жертвеннику, осеняющий алтарь и со всех сторон святую трапезу окружающий. А когда святой хотел причаститься, тогда божественный огонь свернулся как некая плащаница и вошел в святой потир; так преподобный причастился. Симон же, увидев это, ужасом и трепетом охвачен был и про себя дивился. Когда святой вышел из жертвенника, он понял, что Симон видения чудесного удостоен был, призвал его и сказал: «Чадо, почему устрашился дух твой?» А тот ответил: «Господин! Я видел чудесное видение, как благодать Святого Духа содействует тебе». Святой же запретил ему говорить об этом, сказав: «Никому не передавай о том, что ты видел, пока Господь не возьмет меня из жизни этой». Так они общую хвалу воздали Господу. Об этом все.

О ПРЕСТАВЛЕНИИ СВЯТОГО

О КОНЧИНЕ СВЯТОГО

Живъ же святый лѣта доволна в добром въздръжании, трудѣ, и неисповѣдима несказанна чюдеса от дѣлъ показа, и въ старость глубоку пришед, нимала от божественыхъ пѣний или служений оставляа. И елико състарѣешася възрастом, толико паче крѣпляашеся и растяше, усердиемъ и божественых подвиг мужественѣ и теплѣ касаашеся, никакоже старостию побѣжаем. Но нозѣ его стлъпие бяху день от дне, якоже степенем приближающеся к Богу. Разумѣ же и преже шестих месяцех свое преставление, призвавъ убо братию, и вручаетъ старѣйшинъство своему присному ученику, сущу в добродѣтели свершену и въ всемъ равно послѣдующу своему учителю, тѣломъ убо младу, умом же зѣло сѣдинами цвѣтуща, иже послѣди явлена его в чюдесѣх показавъ, предводящее слово скажеть,[194] Никону же именем.[195] Сему повелѣ пасти стадо христоименитое внимателнѣ же и правѣ, яко слово въздати хотяща не о себѣ, но о многыхъ. Сей убо великый подвижникъ вѣрою благочестивѣйши, неусыпаемое хранило, непресыхаемый источникъ, желанное имя, безмлъствовати начятъ.

Жил святой долгие годы в совершенном воздержании, труде, и непередаваемые, несказанные чудесные дела совершил, и старости глубокой достиг, никогда от божественного пения или службы не уклоняясь. И чем больше старел он, тем больше укреплялся и возвышался, в усердии божественных подвигов мужественно и с любовью упражняясь, и никак его старость не побеждала. Но ноги его костенели день ото дня, как будто по ступеням приближались к Богу. Предвидел он за шесть месяцев свою кончину и, призвав братию, вручил игуменство своему самому любимому ученику, в добродетелях совершенному и во всем без исключения следующему своему учителю, и хотя возрастом был он молод, — ум его был весьма сединами убелен; впоследствии он чудесами прославился, о которых следующая повесть расскажет, — по имени Никон. Сергий повелел ему пасти стадо Христово внимательно и праведно, ибо ответ ему придется держать не за себя, но за многих. И с тех пор Сергий, этот великий подвижник в вере благочестивейший, недремлющий хранитель, непересыхающий источник, славный именем, безмолвствовать начал.

И месяца септевриа в недугъ убо в телесный впаде, и видѣ убо конечнѣ свое к Богу отхожение естества отдати долгъ, духъ же к желанному Исусу предати, призывает священно исплънение и новоизбранное стадо. И бесѣду простеръ подобающую, и ползе поучивъ, непреткновенно въ православии пребывати рече, и единомыслие другъ къ другу хранити завѣща, имѣти же чистоту душевну и телесну и любовь нелицемѣрну, от злых же и скверных похотей отлучитися, пищу же и питие имѣти не мятежно, наипаче смирениемъ украшатися, страннолюбиа не забывати, съпротивословиа удалятися, и ничтоже вмѣняти житиа сего честь же и славу, но вмѣсто сих еже от Бога мъздовъзданиа ожидати, небесных вѣчных благъ наслажение. И прочее много наказавъ, рече: «Азъ, Богу зовущу мя, отхожду от васъ. Предаю же вас всемогущему Господу и того пречистѣй Богоматери, да будет вамь прибѣжище и стѣна от сѣтей вражиих и лаяний их». И в самый убо исход, вън же хотяше телеснаго съуза отрѣшитися, владычняго тѣла и крови причястися, ученикъ руками того немощныя уды подкрѣпляемы. Въздвиже на небо руцѣ, молитву сътворивъ, чистую свою и священную душу съ молитвою Господеви предаст, в лѣто 6900-е месяца септевриа 25; живъ же преподобный лѣтъ 70 и 8.[196]

И в сентябре месяце недугом телесным был поражен, и видя, что он уже к Богу отходит, чтобы природе отдать долг, дух же любимому Иисусу предать, он призывает священное братство и новособранное стадо. И беседу повел подобающую, и полезным вещам учил, неуклонно в православии оставаться веля, и завещал единомыслие друг с другом хранить, иметь чистоту душевную и телесную и любовь нелицемерную, от злых и скверных похотей остерегаться, пищу и напитки вкушать трезвенные, а особенно смирением украшать себя, страннолюбия не забывать, от противоречия уклоняться, и ни во что ставить честь и славу жизни этой, но вместо этого от Бога воздаяния ожидать, небесных вечных благ наслаждения. И другому многому Сергий поучал, говоря: «Поскольку Бог зовет меня, я ухожу от вас, а вас передаю всемогущему Господу и его пречистой Богоматери, чтобы она была для вас прибежищем и стеной от сетей вражеских и козней их». И перед самой смертью, когда должна была душа его с телом разлучиться, он тела и крови Владыки причастился, а ученики руками своими его немощные члены поддерживали. Он простер к небу руки и, молитву совершив, чистую свою и священную душу с молитвой Господу предал, в год 6900 (1392) месяца сентября в 25 день; жил же преподобный семьдесят восемь лет.

Излия же ся тогда благоухание велие и неизреченно от телесе святого. Братии же всѣм събраном, плачем и рыданиемъ съкрушаахуся; и на одрѣ честное и трудолюбное тѣло положьше честно, псалмопѣнием и надгробными того провожаху. Ученикъ слез источници проливахуся, коръмчиа отщетившеся, и учителя отъяти бывше; и отчя разлучения не тръпяше, плакахуся, аще бы им мощно и съумрети им тогда с ним. Лице же святого свѣтляашеся, яко снѣг, а не яко обычай есть мертвымъ, но яко живу или аггелу Божию, показуя душевную его чистоту и еже от Бога мьздовъздааниа трудом его. Положиша же честное его тѣло въ обители, иже от него създаннѣй. Кая убо яже въ преставлении и по кончинѣ сего чюднаа бывша и бывают: разслабленых удовъ стягнутиа, и от лукавых духъ человеком свобожениа, слѣпых прозрѣниа, слукых исправлениа — токмо ракы его приближениемь. Аще и не хотяше святый, якоже в животѣ, и по смерти славы, но крѣпкая сила Божиа сего прослави. Емуже предидяху аггели въ преставлении къ небеси, двери предотвръзающи райскыя и въ желаемое блаженьство вводяще, в покой праведных, въ свѣте аггелъ; и яже присно желааше, зряй и всесвятыя Троици озарение приемля, якоже подобааше постнику, иноком украшение.

Распространилось тогда благоухание великое и неизреченное от тела святого. А братия вся собралась и в плаче и рыдании сокрушалась; и, в гроб честное и трудолюбивое тело положив честно, они псалмами и надгробным пением его провожали. Ученики проливали слез ручьи, кормчего лишившись, с учителем разъединенные; с отцом разлуки не вынося, плакали они, и если бы могли, умерли бы тогда с ним. Лицо же святого было светлым, как снег, а не как обычно у мертвых, но как у живого человека или ангела Божьего, показывая этим душевную его чистоту и от Бога воздаяние за труды его. Похоронили честное его тело в обители, которая им была создана. Сколько после смерти и после кончины Сергия чудесных дел произошло и происходит: расслабленных членов укрепление, от лукавых духов людям освобождение, слепых прозрение, горбатых выпрямление — только от приближения к его раке. Хотя и не хотел святой, как и при жизни, после смерти славы, но крепкая сила Божья его прославила. После кончины перед ним летели ангелы к небесам, двери открывая ему райские и в вожделенное блаженство вводя, в покой праведных, в свет ангельский; и увидел святой то, о чем мечтал, и всесвятой Троицы озарение получил, как подобает постнику, иноков украшению.

Сицеваа отчя течениа, сицева дарованиа, сицева чюдес приатиа, яже не токмо в животѣ, но и по смерти, иже не мощно есть писанию предати, елма убо тако яже о нем и доселѣ зрится.

Таково было житие отца, таковые дарования, таковые чудес его проявления, — причем не только при жизни, но и после смерти, — о которых нельзя написать; потому что чудеса его до сих пор все видят.

Принеси ми убо иже древле просиавших сравним сему, иже от добродѣтелей житиа и мудрости, и видим, аще въистинну ничимже от тѣхъ скуденъ бѣ иже прежде закона онѣмъ божественым мужем: по великому Моисеу и иже по нем Исусу,[197] събороводець бысть и пастырь людем многым, и яко въистину незлобие Иаковле стяжа и Авраамово страннолюбие,[198] законоположитель новый, и наслѣдникъ небеснаго царствиа, и истинный правитель пасомым от него. Не пустыню ли исполни благопопечений многых? Аще и разсудителенъ бяше Великый Сава,[199] общему житию правитель, сей же не стяжа ли по оному доброе разсуждение, многы монастыря общежитие проходящих въздвиже? Не имяше ли и сей чюдесъ дарованиа, якоже прежде того прославлении, и вельми Богъ сего прослави и сътвори именита по всей земли? Мы убо не похваляем того, яко похвалы требующа, но яко онъ о нас молиться, въ всемь бо страстоположителя Христа подражавъ. Не въ много же прострем слово. Кто бо възможет по достоянию святого ублажити?

Покажи мне в древности прославившихся, сравним с ним тех, кто известен добродетельной жизнью и мудростью, и увидим, что поистине святой ничем не хуже был тех ветхозаветных божественных мужей: как великий Моисей и после него Иисус, он вождем был и пастырем людям многим, и поистине незлобивость Иакова имел и страннолюбие Авраама, законодатель новый, и наследник небесного царства, и истинный правитель стада своего. Не пустынь ли он наполнил заботами многими? Разумен был Великий Савва, общежительства создатель, но не обладал ли Сергий, как он, добрым разумом, так что многие монастыри общежительные создал? Не обладал ли и он чудотворным дарованием, как до него прославившиеся, так что весьма Бог его прославил и сделал знаменитым по всей земле? Мы восхваляем не того, кто в похвале нуждается, но того, кто за нас молится, кто во всем предавшему себя на мучения Христу подражал. Но не будем удлинять рассказ. Ведь кто сможет по достоинству святого прославить?

СЛОВО ПОХВАЛНО ПРЕПОДОБНОМУ ОТЦУ НАШЕМУ СЕРГИЮ СЪТВОРЕНО БЫСТЬ УЧЕНИКОМ ЕГО, СВЯЩЕННОИНОКОМЪ ЕПИФАНИЕМЬ

СЛОВО ПОХВАЛЬНОЕ ПРЕПОДОБНОМУ ОТЦУ НАШЕМУ СЕРГИЮ СОЗДАНО БЫЛО УЧЕНИКОМ ЕГО, СВЯЩЕННОИНОКОМ ЕПИФАНИЕМ

Благослови, отче!

Благослови, отче!

Тайну цареву добро есть хранити, а дѣла Божиа проповѣдати преславно есть; еже бо не хранити царевы тайны — погубно есть и блазнено, а еже млъчати дѣла Божиа преславнаа — бѣду души наносити. Тѣмже и азъ боюся млъчати дѣла Божиа, въспоминаа муку раба оного, приимшаго господень талантъ, и в земли съкрывшаго, и прикупа имь не сътворивъша. Никтоже бо достоинъ есть, неочищену имѣя мысль вънутрьняго человека; таковъ сый страстный азъ, пленицами многыми грѣховъ моих стягнути, таковымь преславным вещемь нелѣпо бѣ мнѣ коснутися, но развѣ точию безакониа моа възвѣщевати и пещися о грѣсѣхь моих. Но понеже желание привлачит мя и недостоинъство млъчати запрѣщает ми, и грѣси мои яко бремя тяжко отяготѣша на мнѣ. И что сътворю? Дръзну ли недостойнѣ к начинанию? Что убо, реку ли или запрещаю в себѣ? Окаю ли свое окааньство? Внимаю ли въсходящим на сердце мое блаженьствомь о преподобнѣмь?

Тайну царскую следует хранить, а дела Божьи проповедовать похвально; ибо не хранить царской тайны — пагубно и опасно, а молчать о делах Божьих славных — беду душе приносить. Поэтому и я боюсь молчать о делах Божьих, вспоминая мучения известного раба, получившего от господина талант, и в землю его зарывшего, и не пустившего его в оборот. Никто не достоин писать, у кого нечисты внутренние помыслы; таков и я, одержимый страстями, цепями многих грехов моих связанный, и к таким славным вещам не следовало бы мне прикасаться, но только лишь в беззаконии моем каяться и заботиться о грехах моих. Но желание обуревает меня и мне, недостойному, молчать не дает, и грехи мои тяготеют надо мной, как бремя тяжкое. И что мне делать? Осмелюсь ли, недостойный, начать? Что делать — говорить мне или запретить себе это? Буду ли оплакивать себя, окаянного? Буду ли внимать приходящим на сердце мое блаженным мыслям о преподобном?

Но ты сам, отче, съдѣйствуй ми, да не яко недостойну ми помрачится ум мой, но сам, — яже и не пишущу ми в мысли моей, да взыдут от твоих похвалъ, — сиа пишущу ми, ты вразуми и настави. Множицею бо въспомянувъ и слезы о сем испустих моего ради недостоиньства, да не како не получю искомаго, о немже начат, аще не ты руку простреши. Нѣсмь бо доволенъ по достоянию хвалы тебѣ принести, но малая от великых провѣщати. Но обаче сподоби мя принести похвалы тебѣ, приносящаго млъбы о моей худости къ Христу Богу нашему. Аще бо и вси достойни, но аз недостоинъ есмь, влеком и жадая, да поне крупицам трапезы избранных причастникъ буду: могут бо и множество крупиць насытити алчющих душа, наипаче же духовных отець учениа и душеполезнаа словеса не токмо телеса, но и самую душу могут укрѣпити и окръмляти къ духовным подвигом: понеже свѣтла, и сладка, и просвѣщенна нам всечестных нашихь отець възсиа память, пресвѣтлою бо зарею и славою просвѣщающеся, и нас осиавают. Свѣтлаа убо въистину, и просвѣщеннаа, и всякоя почьсти от Бога и радости достойна, имъже вашихь боголюбивых душь, яко възлюбленных чяд отець, къ духовному веселию нынѣ съзвавши и, яко любителя отець, въ свѣтлѣй сей церкви радостно приемлющи и любовно веселящи прежде же плотскиа духовную вам предуготовляющи трапезы: исполнь сущи радости и веселиа духовнаго и исполнь сладости божественных словес, аггельскыа пища. Пищу убо аггельскую Писании духовна словеса нарицаютъ, имже душа наслажается, внимающа умом, и яко пищею тѣло, тако и словом укрѣпляема бывает душа. Сладость бо словесную Давидъ вкусивъ, удивляяся, къ Богу глаголет: «Коль сладка грътани моему словеса твоя, паче меда устомь моим! Он заповѣдѣй твоих разумѣх, и сего ради възненавидѣх всякь путь неправды».[200] Такожде и древнии отцы наши и прочии вси, иже в постѣ провосиаша.

Но ты сам, отче, помоги мне, чтобы у недостойного меня не помрачался ум мой, но сам ты (когда и не пишу я в мыслях своих, пусть восстанут они на похвалу тебе), пока я пишу это, вразуми и научи меня. Много раз в уме перебирал свои пороки и слезы из-за них источал, боялся, что не исполню своего желания, — того, что начал, — если ты мне руку помощи не подашь. Ведь не способен я по достоинству хвалы тебе воздать, но только немногое из великого рассказать могу. Но, однако, помоги мне восславить тебя, приносящего мольбы за меня, бедного, Христу, Богу нашему. Ведь если другие достойны, я не достоин, стремлюсь и желаю хотя бы крупицы от трапезы избранных получить: может ведь и множество крупиц насытить алчущую душу, особенно же духовных отцов учения и душеполезные слова могут не только тело, но и саму душу укрепить и насытить для духовных подвигов, потому что светлая, и сладостная, и просвещающая о наших честных отцах нам сияет память; ибо они, светлой зарей и славой просвещаясь, и нас озаряют. Светлая их память поистине и просвещающая, и всякой почести от Бога и радости достойная, которая ваши боголюбивые души, как возлюбленных сыновей отец, к духовному веселью теперь воззвав и, как любимого <сына> отец, в светлой этой церкви радостно приняв и с любовью веселя, до плотской духовную вам приготовляет трапезу: их память наполнена радости и веселья духовного и наполнена сладостных божественных слов, ангельской пищи. Ведь пищей ангельской в Писании духовные слова называются, которыми наслаждается душа и внимает ум; и как пищей тело, так словом укрепляется душа. Сладость слов вкусив, Давид, дивясь, Богу говорит: «Как сладки гортани моей слова твои, лучше меда устам моим! Повелениями твоими я вразумлен, потому ненавижу всякий путь лжи». Так же и древние отцы наши и прочие все, кто в посте прославился.

Сих же стопам послѣдуя и житию их ревнуя, всякь путь неправды възненавидѣ и истинну възлюби, егоже и прежде написаниемь слова вмѣнихом и от нас днесь нынѣ похваляемь есть Сергие, блаженый и преподобъный отець нашь. Сему убо въправду подобает дивитися, и достойно есть ублажити: зане и онъ, человекь подобострастенъ нам бывъ, но паче нас Бога възлюби, и вся краснаа мира сего, яко уметы, въмѣни и презрѣ, и усердно Христу послѣдова, и Богъ възлюби его; и яко угодити ему искрьно потщася, и удиви и прослави его; «славящаа мя бо, — рече, — аз прославлю, уничижающаа же мя без чести будуть».[201] И егоже Богъ прослави, кто может похвалу его скрыти? Лѣпо убо и нам того въ правду достойно ублажити и похвалити: похвала бо его яже отъ нас не оного что ползует, но нам паче спасение духовное съдѣвает. Сего ради в наше научение полезно узаконися, иже от Бога почьсти святых послѣднему роду писанием предавати, да не глубиною забвениа покрываются святого добродѣтели, но паче же разумно словесы сказающе, подобно сим открывати, яко не утаити ползу слышащим.

По их стопам следуя и жизни их подражая, всякий путь лжи возненавидел и истину возлюбил тот, о котором мы в написанном раньше Слове вспоминали и которого мы сейчас здесь хвалим, — Сергий, блаженный и преподобный отец наш. Ему поистине подобает удивляться и его следует прославить: потому что он, хотя был человек, подобный нам, но больше нас Бога возлюбил, и все прелести мира этого, как прах, отверг и презрел, и усердно за Христом последовал, и Бог возлюбил его; так как он угодить Богу искренне старался, Бог возвеличил и прославил его; «славящих меня, — сказано, — я прославлю, а уничижающие меня без чести будут». Кого Бог прославил, кто может того величие скрыть? Следует и нам его поистине достойно прославить и похвалить: ведь похвала наша Сергию не ему пользу приносит, но для нас спасением будет духовным. Поэтому у нас и установился обычай полезный, чтобы почести от Бога святым для последующих поколений в писаниях передавать, чтобы в глубину забвения не погрузились святого добродетели, но, разумными словами о них рассказывая, следует о них сообщить, чтобы принесли они пользу слушателям.

Вѣсть бо добродѣтель словом многых умилити, якоже жалом душу уязвити и къ Богу чистым житиемь подвигнути. Такожде и съй приведе къ Богу многых душа чистым своим и непорочным житием, преподобный игумен отець нашь Сергие святый: старець чюдный, добродѣтелми всякыми украшенъ, тихый кроткый нравъ имѣя, и смиреный добронравый, привѣтливый и благоувѣтливый, утѣшителный, сладкогласный и благоподатливый, милостивый и добросръдый, смиреномудрый и цѣломудреный, благоговѣйный и нищелюбивый, страннолюбный и миролюбный, и боголюбный; иже есть отцамь отець и учителем учитель, наказатель вождем, пастырем пастырь, игуменом наставник, мнихомь началникъ, монастырем строитель, постником похвала, млъчялником удобрение, иереом красота, священником благолѣпие, сущий въждь и неложный учитель, добрый пастырь, правый учитель, нелестный наставникъ, умный правитель, всеблагый наказатель, истинный кормник, богоподателный врачь, изящный предстатель, священный чиститель, началный общежитель, милостыням податель, трудолюбный подвижникь, молитвеникъ крѣпокь, и чистотѣ хранитель, цѣломудриа образ, столпъ терпѣниа: иже поживе на земли аггельскым житиемь и възсиа въ земли Рустѣй, акы звѣзда пресвѣтлаа; иже премногую его добродѣтель людем на плъзу бысть многым, многым на спасение, многым на успѣх душевный, многым на потребу, многым на устрои; иже бысть христолюбивым князем великым русскым учитель православию; велможам же, и тысущником, и прочим старѣйшим, и всему синглиту, и христолюбивому всему воиньству иже о благочестии твердый поборникь; архиепископамъ же, и епископом, и прочим святителемь, архимандритом благоразумный и душеполезный възгласникь и съвъспросникъ; честным же игуменом и прозвитером прибѣжище, иночьскому же чину акы лѣствица, възводящиа на высоту небесную; сиротамь акы отець милосердъ, вдовицамь яко заступникъ теплъ; печалным утѣшение, скръбящим и сѣтующим радостотворець, ратующимся и гнѣвающимся миротворець, нищим же и маломощнымь съкровище неоскудное, убогым, не имущим повседневныя пища великое утѣшение, болящим въ мнозѣх недузѣх посѣтитель, изнемогающим укрѣпление, малодушьным утвръжение, безвременным печалникь, обидимым помощникь, насильствующим и хищником крѣпокь обличитель, сущим въ плѣнении отпущение, в работах сущих свобожение; в темницах въ узах дръжимым избавление, длъжьным искупление, всѣмь просящим подаание, пианицам изтрезвѣние, гръделивымь цѣломудрие, чюжаа грабящимь въстягновение, лихоимцемь възбранникъ; грѣшником кающимся вѣрный поручитель и всѣмь притекающимь к нему, акы къ источнику благопотребну.

Ведь о добродетели рассказ может многих умилить, словно жалом уязвить душу и к Богу чистой жизнью подвигнуть. Так и он привел к Богу многие души своей чистой и непорочной жизнью, преподобный игумен отец наш святой Сергий: старец чудесный, добродетелями всякими украшенный, тихий, кроткий нрав имевший, смиренный и добронравный, приветливый и благодушный, утешительный, сладкогласный и мягкий, милостивый и мягкосердечный, смиренномудрый и целомудренный, благочестивый и нищелюбивый, гостеприимный и миролюбивый, и боголюбивый; он был отцам отец и учителям учитель, предводитель вождям, пастырям пастырь, игуменам наставник, монахам начальник, монастырям строитель, постникам похвала, молчальникам поддержка, иереям красота, священникам благолепие, настоящий вождь и неложный учитель, добрый пастырь, праведный учитель, неподкупный наставник, умный правитель, всеблагой руководитель, истинный кормчий, заботливый врач, прекрасный заступник, священный очиститель, создатель общежительства, милостыню подающий, трудолюбивый подвижник, в молитвах крепкий, и чистоты хранитель, целомудрия образец, столп терпения; он прожил на земле ангельской жизнью и прославился в земле Русской, как звезда пресветлая; великая его добродетель многим людям на пользу была, для многих спасение, для многих успех душевный, для многих поддержка, для многих опора; он был для благоверных князей великих русских учителем православия; вельможам же, и тысяцким, и прочим начальникам, и всем придворным, и благоверному всему войску благочестия твердый поборник; архиепископам же, и епископам, и прочим святителям, архимандритам благоразумный и душеполезный предстатель и испытатель; честным же игуменам и пресвитерам прибежище, инокам как лестница, возводящая на высоту небесную; сиротам как отец милосердный, вдовицам как заступник горячий; печальным утешение, скорбящим и сетующим радость, воюющим и гневающимся умиротворение, нищим же и слабым сокровище неистощимое, бедным, не имеющим повседневной пищи, великое утешение, страдающим многими недугами успокоитель, изнемогающим укрепление, робким опора, злосчастным заступник, обиженным помощник, насильников и хищников твердый обличитель, находящимся в плену избавитель, в трудах изнемогающим освободитель; в темницах в оковах содержащимся избавление, должникам выкуп, просящим подаяние, пьяницам трезвость, горделивым целомудрие, чужое грабящим обуздание, лихоимцам запрещение; грешникам кающимся и всем приходящим к нему, как к источнику целительному — верный помощник.

Бѣше же видѣти его хождениемь и подобиемь аггелолѣпными сѣдинами чьстна, постом украшена, въздержанием сиая и братолюбиемь цвѣтый, кротокъ взором, тих хождениемь, умиленъ видѣниемь, смиренъ сердцемь, высокъ житиемь добродѣтелным, почтенъ Божиею благодатию. Понеже Бога чтяше, и Богъ почте его, Божию честь многу положи на нем. Онъ Бога прослави, и Богъ на земли прослави его, якоже рече Господь въ святом Евангелии: «Тако да просвѣтится свѣт вашь пред человекы, яко да видят дѣла ваша блага и прославят Отца вашего, иже есть на небесѣхь».[202] И пакы рече: «Не укрыется град, връху горы стоа. Ни вжигают свѣтилника и поставляют его под спудом, но на свѣщницѣ»[203] и прочаа.

Все видели, что его внешность честная была прекрасна ангельской сединой, постом он был украшен, воздержанием сиял и братолюбием цвел, кроткий взором, с неторопливой походкой, с умиленным лицом, смиренный сердцем, возвышен жизнью добродетельной, удостоен Божьей благодати. Он Бога почитал, и поэтому Бог почтил его, Божью честь великую даровал ему. Он Бога прославил, и Бог на земле прославил его, как сказал Господь в святом Евангелии: «Да светит свет ваш перед людьми так, чтобы они видели дела ваши добрые и прославляли Отца вашего небесного». И также сказал: «Не укроется город, на верху горы стоящий. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике» и прочее.

Сего же угодника своего, преподобнаго отца нашего и преблаженаго Сергиа, тако Богъ почте его и тако прослави его, яко да молитвами его мнози от болѣзней здравы бывааху и мнози от недугъ исцѣлѣние приаша, мнози от бѣсовь избавишася и многоразличных искушений очистишася. Толико бо Богъ прослави угодника своего не токмо в той странѣ, въ нейже живяше святый, но и въ иных градѣх, и в далних странах, и въ всѣх языцѣх от моря даже и до моря, не токмо въ Царьствующемь градѣ, но и въ Иерусалимѣ. Не токмо едини православнии почюдишася добродѣтелному житию преподобнаго, но и невѣрнии мнози удивишася благопребывателнѣй жизни его: бяше бо Бога възлюби всѣм сердцемь своим и ближняго своего, яко и сам ся, Равно бо любляше всѣх и всѣмь добро творяше, и вси ему благотворяху; и къ всѣм любовь имяше, и вси к нему любовь имѣаху и добрѣ его почитааху. И мнози к нему прихождааху, не токмо ближнии, но издалече и от далних градовъ и странъ, хотяще видѣти и слышати слово от него и велику плъзу и душевное спасение приемлюще от поучениа и дѣлъ его: учаше бо и творяше, якоже въ Дѣаниих святых апостолъ речеся: «Понеже начат Исус творити же и учити»;[204] иже убо словом учааше, то же сам дѣломь творяше.

Этого угодника своего, преподобного отца нашего и преблаженного Сергия, так Бог почтил и так прославил, что благодаря молитвам его многие от болезней выздоравливали и многие от недугов исцеление получали, многие от бесов избавились и от различных искушений очистились. Так Бог прославил угодника не только в том месте, где жил святой, но и в других городах, и в дальних краях, и у всех народов от моря до моря, не только в Царьграде, но и в Иерусалиме. Не только одни православные изумлялись добродетельной жизни преподобного, но и неверные многие удивлялись блаженной жизни его: ведь он Бога возлюбил всем сердцем своим, и ближнего своего — как самого себя. Ведь одинаково он любил всех и всем добро творил, и все его благодарили; и ко всем любовь имел, и все к нему любовь имели и искренне его почитали. И многие к нему приходили, не только из ближних мест, но издалека, и из дальних городов и краев, желая увидеть его и услышать поучение его, и великую пользу, и душевное спасение получали от поучения и дел его: он учил и творил, как в Деяниях святых апостолов сказано: «Потому что начал Иисус творить и учить»; чему словом учил, то сам делом творил.

И не токмо от поучениа его плъзеваахуся, но и многажды нѣкымь, зрящимь на нь точию, от зрѣниа его приимати ползу многым. Многых научи душеполезными словесы, и на покаание къ Богу обрати; и многых спасе, и въ иночьскый облекъ образ, паче аггельскый, и честныя мощи их своима рукама опрятавъ, погребению предасть. И многых душа къ Богу приведе, и мнози поучениемь его спасошася и донынѣ спасаются, не точию иноци, но и простии, поминающе душеполезнаа его словеса и учениа; упасе бо порученное ему от Бога стадо въ преподобии, правдѣ, образ въ всемь бывъ своимь учеником. Поживе на земли житие чисто, непорочно и благоугодно Господеви, еже наченъ от юности зѣло, то же и съвръши въ старости глубоцѣ, не измѣнивъ правила чернечьскаго въ вся лѣта житиа своего, никакоже разлѣнися, ни унывъ, не инако нача, и инако оконча: но елико убо жестоко и свято нача, толико же изрядно и чюдно сконча; и съ благоизволением убо нача, съ святынею же съвръшив въ страсѣ Божии. «Зачало бо прѣмудрости страх Господень»;[205] занеже вѣру, и упование, и любовь преизлише приобрѣте, тѣмже благочестивъ нача, и благочестно поживе, и свято съвръши. Равно течение сконча, вѣру съблюде, и вѣнець праведный получи, и мзду вѣрну въсприат трудовь ради и исправлений своихь, имиже подвизася на земли, подвигъ мног съвръшивъ, и труд великъ подъятъ, тяготу вара дневнаго понесъ, и зной полудневный добльственѣ въсприатъ, и студень зимную велми пострада, и мразы лютыа неистръпимыа претръпѣ имени ради Божиа; и того ради нынѣ въсприатъ мзду съвершену и велию милость.

И не только поучения его пользу приносили, но много раз, взглянув на него только, от лицезрения его получали пользу многие. Многих он научил душеполезными словами и на покаяние к Богу обратил, и многих спас, и в иноческий облек образ, даже в ангельский, и, честные мощи их своими руками одев, погребению предал. И многих души он к Богу привел, и многие благодаря поучениям его спаслись и доныне спасаются, — не только иноки, но и миряне, — вспоминая душеполезные его слова и поучения; он пас порученное ему Богом стадо в благочестии, правде, примером во всем будучи своим ученикам. Прожил он на земле жизнь чистую, непорочную и угодную Господу, начиная с юности ранней и до старости глубокой, не отступив от правил иноческих во все годы жизни своей; никогда не ленился, не унывал, что начинал, то и завершал: и насколько мужественно и свято он начал, настолько же твердо и чудесно закончил; радостно начал, а свято завершил жизнь в страхе Божьем. «Ведь начало премудрости страх Господа»; так как он верой, и надеждой, и любовью в изобилии обладал, он благочестиво начал, и благочестиво прожил, и свято закончил жизнь. Он неуклонно течение жизни закончил, веру сохранил, и венец праведный получил, и мзду заслуженную принял за труды и деяния свои, которые он совершил на земле, подвиг великий совершил, и трудности великие преодолел, — тяжесть жары дневной терпел и зной полуденный доблестно переносил, и от стужи зимней весьма страдал, и морозы лютые нестерпимые терпел во имя Божье; и за это теперь получил мзду заслуженную и великую милость.

Что же много глаголю, и глаголя не престаю, умножаю рѣчь, распростираа глаголы и продлъжаа слово, не могый по достоянию написати житиа добраго господина и святого старца, не могый по подобию нарещи или похвалити достойно? Обаче прочаа его добродѣтели инде скажем, и многаа его исправлениа индѣ повѣмь, и похвалу его изложим, аще Богъ вразумит и силу подастъ молитвами святого старца; нынѣ же нѣсть время за оскудѣние разума и за мѣлину ума моего.

Зачем я пространно говорю и говорить не перестаю, умножаю речи, растягивая слова и продолжая рассказ, хотя не могу по достоинству описать жизнь доброго господина и святого старца, не могу, как подобает, назвать его или похвалить достойно? Но о прочих его добродетелях в другом месте скажем, и о многих его деяниях в другом месте сообщим, и похвалу ему изложим, если Бог вразумит меня и силу даст молитвами святого старца; теперь же не время из-за оскудения разума и из-за убожества ума моего.

Сиа же подробну писах не к тѣмь, иже извѣсто свѣдущим и добрѣ знающим благочестно житие его: ти бо не требуют сего възвѣщаниа. Но понудихся възвѣстити сиа и въспомянути новороженным младенцем и младоумным отрочатом, и дѣтскый смыслъ еще имущим, да и ти нѣкогда възрастут, и възмужают, и преуспѣют, и достигнут в мѣру връсты исплънениа мужества, и достигнут в разумь съвръшенъ, и друг друга въспросят о сем, и почетше разумѣют и инѣм възвѣстят, якоже в святом Писании речеся: «Въпроси, — рече, — отца твоего, и възвѣстит тебѣ, старца твоя, и рекут тебѣ. Елико видѣша, и слышаша, и разумѣша, отци наши повѣдаша намъ, да не утаится от чад ихъ в род ихь сказати сыновом своимь, да познает род инъ, сынове родящеися, да въстанут и повѣдят а сыновом своим, не забудут дѣлъ Божиих».[206] Елици бо их быша великому тому и святому старцу самовидци же и слугы, ученици и таибници, паче же послушници, иже своима очима видѣша его, уши их слышаша и, и руцѣ их осязаста и, ядоша же и пиша с ним, иже учениа его насытишася и добродѣтели его насладишася, то тии не требуют сего худаго нашего писмене. Доволни бо суще и иных научити, паче же и мене самого наказати, и извѣстити, и наставити на путь правый; а елици их еже быти нынѣ начинают, якоже преди речеся, иже не видѣша ниже разумѣша, и всѣм сущим, наипаче же новоначалным зѣло прилична и угодна суть, да не забвено будет житие святого тихое, и кроткое, и незлобливое; да не забвено будет житие его чистое, и непорочное, и безмятежное; да не забвено будет житие его добродѣтелное, и чюдное, и преизящное; да не забвены будуть многыя его добродѣтели и великаа исправлениа; да не забвены будуть благыа обычаа и добронравныя образы; да не будут бес памяти сладкаа его словеса и любезныа глаголы; да не останет бес памяти таковое удивление, иже на немъ удиви Богъ милости своя и дарова намь видѣти такова мужа свята и велика старца, иже бысть въ дни наша.

Это я подробно писал не для тех, кому все доподлинно известно и кто хорошо знает жизнь его: они ведь не нуждаются в этом рассказе. Но хотел я вспомнить это и сообщить для новорожденных младенцев и молодых отроков, у которых еще детский ум, чтобы, когда они вырастут, и возмужают, и преуспеют, и достигнут зрелого возраста, и достигнут совершенства разума, и друг друга спросят о Сергии, — чтобы тогда они прочли это, и уразумели, и другим сообщили, как в Святом писании сказано: «Спроси, — сказано, — отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе. Что видели мы, и слышали, и узнали, отцы наши сообщили нам, чтобы не скрылось это от детей их, которые расскажут сыновьям своим, чтобы знал грядущий род, сыновья, которые родятся, и чтобы они в свое время возвещали сыновьям своим, чтобы они не забыли дел Божьих». Ведь те из них, которые были великому тому и святому старцу слугами и очевидцами дел его, учениками и сподвижниками, особенно же послушники, которые своими глазами видели его, и ушами своими слышали его, и руки их осязали его, которые и трапезу делили с ним, которые учением его насытились и добродетелью его насладились, — те не нуждаются в этом убогом нашем рассказе. Ведь они и сами могут других научить, а особенно меня самого исправить, и вразумить, и наставить на путь правый; но для тех, которые не видели и не знали Сергия, и для всех прочих, особенно же для начинающих монахов, эта повесть очень полезна и нужна. Чтобы не забыта была жизнь святого — тихая, и кроткая, и незлобивая; чтобы не забыта была жизнь его чистая, и непорочная, и безмятежная; чтобы не забыта была жизнь его добродетельная, и чудесная, и прекрасная; чтобы не забыты были многие его добродетели и великие деяния; чтобы не забыты были хорошие обычаи его и добрый пример; чтобы не оказались без воспоминания сладостные его речи и мудрые слова; чтобы не остались без воспоминания такие удивительные милости, которыми его прославил Бог, а нас сподобил увидеть такого мужа святого и великого старца, который жил в дни наши.

О възлюблении! Въсхотѣх умлъчяти многыа его добродѣтели, якоже преди рекох, но обаче внутрь желание нудит мя глаголати, а недостиньство мое запрещает ми млъчяти. Помыслъ болѣзный предваряет, веля ми глаголати, скудость же ума загражают ми уста, веляще ми умолъкнути. И понеже обдръжимь есмь и побѣждаемь обѣма нуждама, но обаче лучше ми есть глаголати, да прииму помалу нѣкую ослабу и почию от многъ помыслъ, смущающих мя, въсхотѣвъ нѣчто от житиа святого повѣдати, сирѣчь от многа мала. И взем, написах и положих здѣ в худѣм нашемь гранесословии на славу и честь святѣй и живоначалнѣй Троици и пречистѣй Богоматери и на похвалу преподобному отцу нашему Сергию худымь своим разумом и растлѣнным умом. Наипаче же усумнѣхся, дръзаю, надѣяся на молитву блаженаго, понеже житие его добродѣтелно есть и съвръшено, и от Бога прославленъ бысть. Аз же убояхся, яко немощенъ есмь, груб же и умовреденъ сый; но обаче подробну глаголя, невъзможно бо есть постигнути до конечнаго исповѣданиа, якоже бы кто моглъ исповѣдати доволно о преподобнѣм сем и отци, великом старци, иже бысть въ дни наша, и времена, и лѣта, въ странѣ и въ языцѣ нашем, поживе на земли аггельскым житиемь, стяжа тръпѣние кротко и въздръжание твръдо, въ девьствѣ, и чистотѣ, и цѣломудрии, съвръши святыню Божию и сподобленъ бысть божественыа благодати: понеже от юности очистися церкви быти Святого Духа и преуготова себе съсуд святъ избранъ, да вселится Богъ в онь, по апостолу, глаголющу: «Братие, вы есте церкви Бога жива, якоже рече Богъ: “Вселюся в ня”».[207]

О возлюбленные! Хотел я молчанию предать многие его добродетели, как я сказал, но, однако, внутреннее желание заставляет меня говорить, а недостатки мои повелевают мне молчать. Мысль моя убогая идет впереди, повелевая мне говорить, скудость же ума заграждает мне уста, повелевая мне умолкнуть. Но хотя одержим я и побеждаем обоими желаниями, все же лучше мне говорить, чтобы получить понемногу некое облегчение и успокоение от многих помыслов, смущающих меня, и решаюсь я кое-что о жизни святого рассказать, то есть из многого малое. Я взял, написал и запечатлел все здесь, в убогой нашей похвале на славу и честь святой и живоначальной Троице и пречистой Богоматери и на похвалу преподобному отцу нашему Сергию, убогим своим разумом и растленным умом. Хотя и сомневаюсь, но дерзаю писать, надеясь на молитву блаженного, потому что жизнь его была добродетельна и совершенна, и он Богом прославлен. Я же убоялся, потому что немощен я, грубым и злым будучи; но, даже подробно повествуя о Сергии, невозможно понять его до конца, даже если бы кто-нибудь смог изложить все исчерпывающе о преподобном этом отце, великом старце, который жил в дни наши, и времена, и годы, в стране нашей и среди народа нашего, прожил на земле ангельскую жизнь, закалился в терпении кротком и воздержании твердом, в девственности, и в чистоте, и целомудрии, достиг святыни Божьей и удостоен был божественной благодати: потому что с юности он очистился, чтобы церковью стать Святого Духа, и сделал себя сосудом святым избранным, чтобы вселился Бог в него, согласно апостолу, говорящему: «Братья, вы церковь Бога живого, как сказал Бог: “Вселюсь в них”».

Сий убо преподобный отець нашь Сергие из дѣтьска възраста, и от уны връсты, и от младых ноготь предасться Богу, и от самых пеленъ Богу освятися, измлада церкви велми пристояше, и чясто в ня входя, поучаяся въ святых книгахь, навыкь божественая писаниа, и сладостно их послушаа, и в них поучаашеся, якоже пророкь Давидъ рече: «Поучится день и нощь и будет яко древо, саждено при исходящих вод, иже плод свой даст въ время свое».[208] Измлада бо възлюби мнишеский чинъ и въ нь облекся, измлада въ всякой добродѣтели прилѣжно постився и всяку добродѣтель иночьскаго житиа исправи, и свѣт благодатный възсиа въ сердци его, и просвѣтися помыслъ его благодатию духовною, еюже приспѣаше в житии добродѣтелном.

Этот преподобный отец наш Сергий с детского возраста, и с юных лет, и с младых ногтей предался Богу, и с самых пелен Богу был посвящен, с молодых лет церковь весьма любил, и, часто в нее ходя, наставляясь по святым книгам, выучил божественные писания, и, радостно их слушая, по ним учился, как пророк Давид сказал: «Будет учиться день и ночь и будет как дерево, посаженное при потоках вод, которое плод свой приносит во время свое». Ибо с молодости он возлюбил монашескую одежду и в нее облекся, с молодости в различных добродетелях прилежно постился и все добродетели иноческой жизни постиг, и свет благодатный воссиял в сердце его, и просветилась мысль его благодатью духовной, благодаря которой он преуспевал в жизни добродетельной.

И въздръжание велие стяжа въ себѣ, смиреномудрие, цѣломудрие и къ всѣм любовь нелицемѣрну. Слава же и слышание пронесеся о нем повсюду, и вси слышащеи издалеча притекааху к нему, и великий успѣх, и многу плъзу, и спасение приимаху от него: даст бо ему Господь разум о всем, могый утѣшити печалныя. Сице же бѣ тщание его, да не прилпнет умь его ни кацѣх же вещех земных и житейскыхь печалехь; и ничтоже не стяжа себѣ притяжаниа на земли, ни имѣниа от тлѣннаго богатьства, ни злата или сребра, ни съкровищь, ни храмов свѣтлых и превысокых, ни домовъ, ни селъ красных, ни риз многоцѣнных. Но сице стяжа себѣ паче всѣх истинное настяжание и безимѣнство, и богатство — нищету духовную, смирение безмѣрное и любовь нелицемѣрную равно къ всѣм человеком. И всѣх вкупѣ равно любляаше и равно чтяше, не избираа, ни судя, ни зря на лица человеком, и ни на кого же възносяся, ки осужаа, ни клевеща, ни гнѣвом, ни яростию, ни жестостию, ни лютостию, ниже злобы дръжа на кого; но бяше слово его въ благодати солию растворено съ сладостию и с любовию.[209]

Воздержание великое он хранил, смирение, целомудрие и ко всем любовь нелицемерную. Слава его и слух о нем разнеслись повсюду, и все, слыша о нем, издалека приходили к нему, и великое благо, и многую пользу, и спасение получали от него: ведь дал ему Господь разум всяческий, который мог утешить опечаленных. Все усердие его было направлено на то, чтобы не обратился ум его ни к каким вещам земным и житейским печалям; и никаких он не стяжал себе стяжаний на земле — ни имения от тленного богатства, ни золота или серебра, ни сокровищ, ни храмов светлых и высоких, ни домов, ни сел прекрасных, ни одежды драгоценной. Но он стяжал вместо всего этого истинное нестяжание и бедность, а вместо богатства — нищету духовную, смирение великое и любовь нелицемерную равно ко всем людям. Он всех вместе равно любил и равно почитал, не выбирая, не судя, не взирая на лицо человека, ни над кем не возносясь, не осуждая, не клевеща, ни с гневом, ни с яростью, ни с жестокостью, ни со свирепостью; и зла он не имел против кого-либо; но слово его в благодати солью было растворено с приятностью и с любовью.

Кто бо, слыша добрый его сладкий отвѣтъ, не насладися когда от сладости словес его? Или кто, зряй на лице его, не веселяшеся? Или кто, видя свято его житие, и не покаася? Или кто, видя кротость его и незлобие, и не умилися? Или кто сребролюбець бысть, видя его нищету духовную, и не подивися? Или кто похыщникь и гръдостию превъзносяйся, видя его высокое смирение, и не почюдися? Или кто бысть блудникь, видя чистоту его, и не прѣменися от блуда? Или кто гнѣвливъ и напрасен, бесѣдуя с ним, на кротость не преложися? Нѣсмь бо азъ видѣлъ въ дни сиа, и въ нынѣшняа времена, и в наша лѣта сицева мужа свята, и съвръшена въ всяко дѣло благо, и украшена всякою добродѣтелию всячьскы. Якоже от прочихь святых иже кто възлюбленъ есть от Бога, яко сей преподобьный Сергие?

Кто, услышав добрый его сладостный ответ, не насладился когда-либо сладостью слов его? Или кто, взирая на лицо его, не веселился? Или кто, видя святую его жизнь, не покаялся? Или кто, видя кротость его и незлобивость, не умилился? Или какой хищник, в гордости возносящийся, видя его высокое смирение, не поразился? Или какой блудник, видя чистоту его, не прекратил жизнь блудную? Или какой гневливый и несдержанный человек, беседуя с ним, в кроткого не превратился? Ибо я не видел в дни наши, и в нынешние времена, и в наши годы такого мужа святого, и совершенного во всяком деле благом, и украшенного всякими добродетелями всесторонне. Ибо кого из прочих святых столь возлюбил Бог, как этого преподобного Сергия?

Съй ми есть и пръвый и послѣдний въ нынѣшняа времена; сего Богъ проявилъ есть в послѣдняа времена на скончание вѣка и послѣднему роду нашему, сего Богъ прославилъ есть в Руской земли и на скончание седмыа тысяща;[210] сьй убо преподобный отець нашь провосиалъ есть въ странѣ Русстѣй, и яко свѣтило пресвѣтлое възсиа посреди тмы и мрака, и яко цвѣт прекрасный посреди тръниа и влъчець, и яко звѣзда незаходимаа, и яко луча, тайно сиающи блистающе, и яко кринъ въ юдолии мирьскых, и яко кадило благоуханно, яко яблоко добровонное, яко шипок благоуханный, яко злато посреди бръниа, яко сребро раждежено, и искушено, и очещенно седморицею, яко камень честный, и яко бисеръ многоцѣнный, и яко измарагдъ и самфиръ пресвѣтлый, и яко финиксъ процвѣте, и яко кипарис при водахь, яко кедръ иже в Ливанѣ, яко маслина плодовита, яко араматы благоуханиа, и яко миро излианное, и яко сад благоцвѣтущь, и ако виноград плодоносенъ, и яко гроздъ многоплоденъ, и яко оград заключенъ, и ако врътоград затворенъ, и яко сладкый запечатлѣнный источникъ, яко съсуд избранъ, яко алавастръ мира[211] многоцѣннаго, и ако град нерушим, и яко стѣна неподвижима, и яко забрала твръда, и ако сынъ крѣпокъ и вѣренъ, и ако основание церковное, яко столпъ непоколѣбимь, яко вѣнець пресвѣтлый, яко корабль, исплъненъ богатства духовнаго, яко земный аггелъ, яко небесный человекь.

Он для меня первый и последний в нынешние времена; его Бог даровал в последние времена перед концом света нам, последним людям, его Бог прославил в Русской земле в конце седьмого тысячелетия; этот преподобный отец наш воссиял в стране Русской, и как светило светлое воссиял посреди тьмы и мрака, и как цветок прекрасный среди терниев и колючек, и как звезда незаходящая, как луч, тайно сияющий и блистающий, и как лилия в ущелье земном, и как кадило благоуханное, как яблоко благовонное, как шиповник благоуханный, как золото посреди пыли, как серебро раскаленное, и испытанное, и очищенное семь раз, как камень прекрасный, и как жемчуг драгоценный, и сапфир светлый, и как финиковая пальма он расцвел, и как кипарис у воды, как кедр в Ливане, как маслина плодовитая, как ароматы благоуханные, как миро излитое, и как сад пышный, как виноградник плодоносный, и как гроздь богатая, и как огород запертый, и как вертоград затворенный, и как сладостный скрытый источник, как сосуд избранный, как алавастр с миром ценным, и как город несокрушимый, и как стена неподвижная, и как крепость твердая, и как сын крепкий и верный, и как основание церкви, как столб неколебимый, как венец славный, как корабль, наполненный богатством духовным, как земной ангел, как небесный человек.

Успе же старець о Господѣ въ старости глубоцѣ, добрѣ поживъ, въ преподобии, въ правдѣ и цѣломудрии, въ смиреномудрии, въ всякой чистотѣ и святыни, исплънь дний духовных, преставися от житиа сего лѣт седмидесяти и осми. Чрънечествова же лѣт 55 съ всяким прилежаниемь и въздръжанием, не лѣностию тогда съдръжимь, но с бодростию и съ мнозѣмь трезвѣниемь, и всѣх инокь предуспѣ в родѣ нашемь труды своими и тръпѣниемь, и многых превзыде добродѣтелми и исправлении своими. Что же наше житие или что наше пребывание противу святого подвигом и прочимь добродѣтелем? Ничтоже есть наше чернечьство, и наша молитва яко стѣнь есть. И колико растоание имать востокъ от запада, сице нам неудобь есть постигнути житиа блаженнаго и праведнаго мужа. Сице ти есть житие его и сицевы труды его, и исправлениа, а подвизи, и потове, и мнози болѣзни, еже от многа мало нѣчто понудихомся, аще и не по чину положихом, ни по достоянию написахомь.

Скончался старец ради Господа в старости глубокой, славно прожив, в добродетели, в правде и целомудрии, в смирении, во всякой чистоте и святости, кончив дни духовные, ушел из жизни этой в семьдесят восемь лет со всяким прилежанием и воздержанием, леностью никогда не одолеваем, но с бодростью и в великой трезвости, и всех иноков превзошел во времена наши трудами своими и терпением, и многих превзошел добродетелями и деяниями своими. Что наша жизнь или что наше существование по сравнению с подвигами и другими добродетелями святого? Ничто по сравнению с ним наше иночество, и наша молитва только отблеск его молитвы. И насколько отстоит восток от запада, настолько нам трудно постигнуть жизнь блаженного и праведного мужа. Такова жизнь его и таковы труды его, и деяния, и подвиги, и тяготы, и многие болезни, мы же из множества о малом только постарались рассказать, хотя и не по заслугам сообщили о нем, не по достоинству написали.

Егда же приспѣ врѣмя преставлениа его, заповѣда учеником своим и не повелѣ имъ въ церкви положити ся, но внѣ церкви тако просто повелѣ погрести ся с прочими братиами. Братиа же, слышавше сиа от святого, зѣло скръбни быша и о семь въпросиша пресвятѣйшаго архиепископа. Тогда же бѣ въ преславнѣмь и пресловущем въ велицѣм градѣ Москвѣ, украшаай престолъ пресвятыа и преславныя владычица наша Богородица,[212] преосвященный Кипреянъ митрополит.[213] Поразсмотривъ и разсуди въ себѣ, како и гдѣ погребется блаженный, и благослови и повелѣ им положити его въ церкви на правѣй странѣ; еже и бысть. Положено же бысть тѣло преподобнаго въ церкви, юже сам създа, и възъдвиже, и устрои, и съвръши, и украси ю всякою подобною красотою, и нарече сиа быти въ имя святыа, и живоначалныа, и нераздѣлимыя, и единосущныа Троица; въ честнѣмь его монастыри, и пресловущей лаврѣ, и велицѣ оградѣ, и въ славнѣй обители, яже самъ съгради, и съвокупи, и устрои; идѣже братию събра, словесное стадо Христово и спасену паству упасе ю в незлобии сердца своего, и в разумѣ настави; идѣже и самъ одѣянъ бысть въ иночьскый образ, паче же аггельскый, и много тмами тем труды положи, и неизчетныя подвигы показа; идѣже непрестанныя молитвы сътвори; идѣже повседневныя и нощныя пѣниа и благодарениа славословяше и Бога въспѣвааше; идѣже многолѣтное и многострадалное течение свое препроводи и укрѣпи, не исходя от мѣста своего въ иныя предѣлы, развѣ нужда нѣкыя.

Когда пришло время кончины его, он наставление дал ученикам своим и не разрешил им в церкви положить себя, но вне церкви скромно повелел похоронить себя с прочими братьями. Братия же, услышав это от святого, весьма печальна была и об этом спросила пресвятейшего архиепископа. Тогда в славном и знаменитом в великом городе Москве, украшая престол пресвятой и славной владычицы нашей Богородицы, был митрополитом преосвященный Киприан. Подумав и рассудив про себя, как и где должен быть погребен блаженный, он благословил братьев и повелел им положить его в церкви с правой стороны; так и сделали. Положено было тело преподобного в церкви, которую он сам создал, и воздвиг, и устроил, и основал, и украсил ее всякими подобающими украшениями, и назвал в честь святой, и живоначальной, и неразделимой, и единосущной Троицы; в честном его монастыре, и в знаменитой лавре, в великой ограде, и в славной обители, которую он сам воздвиг, и создал, и устроил; где он братию собрал, словесное стадо Христа, и как спасенное стадо пас ее в доброте сердца своего, и разуму наставлял; где и сам он принял иноческий образ, даже ангельский, и многие неисчислимые тысячи трудов совершил, и бесчисленные подвиги творил; где он непрестанные молитвы возносил; где он в повседневном и ночном пении в благодарности славословил и воспевал Бога; где он многолетний и многострадальный путь жизни своей закончил и завершил, не уходя с места своего в другие земли, за исключением особой на то нужды.

Не взыска Царьствующаго града, ни Святыа горы[214] или Иерусалима, якоже аз, окаанный и лишеный разума. Увы, лютѣ мнѣ! Полъзаа сѣмо и овамо, и преплаваа суду и овуду, и от мѣста на мѣсто преходя; но не хождааше тако преподобный, но в млъчании и добрѣ сѣдяше и себѣ внимаше: ни по многым мѣстомь, ни по далним странам хождааше, но во едином мѣсте живяше и Бога въспѣвааше. Не искаше бо суетных и стропотных вещий, иже не требѣ ему бысть, но паче всего взыска единаго истиннаго Бога, иже чим есть душа спасти, еже и бысть: «Ищете бо, — рече, — и обрящете, и тлъкущему отвръзается».[215] Кто бо нынѣ тако взыска Бога всѣмь сердцемь и от всеа душа възлюби, якоже съй преподобный отець нашь? Якоже пророкь рече: «Всѣмь сердцемь моим взыска тебе»;[216] и пакы: «Взысках Господа, и услыша мя».[217]

Не стремился он к Царьграду, Святой горе или Иерусалиму, как я, окаянный и лишенный разума. Увы, тяжко мне! Я ползаю здесь и там, и плаваю туда и сюда, и с места на место перехожу; не скитался так преподобный, но в молчании похвальном оставался и к себе прислушивался: ни во многие места, ни в далекие края он не ходил, но на одном месте жил и Бога воспевал. Ибо он не искал суетных и трудных вещей, в которых нужды нет, но более всего стремился к единому истинному Богу, чтобы душу спасти, что и удалось ему: «Ищите, — сказано, — и найдете, и стучащему отворяется». Кто ныне так стремился к Богу всем сердцем и от всей души его любил, как этот преподобный отец наш? Как пророк сказал: «Всем сердцем моим искал тебя»; а также: «Я искал Господа, и он услышал меня».

Въ время же преставлениа его събрася множество народа от град и от странъ многых, коиждо желаше съ многым тщанием приближитися и прикоснутися честнѣмь телеси его или что взяти от риз его на благословение себѣ. Поболѣвъ убо старець нѣколико время, и тако преставися къ Господу, къ вѣчным обителем, изсушивъ тѣло свое постом и молитвами, истончивъ плоть и умертвивъ уды сущаа на земли, страсти телесныя покоривъ духови, победивъ вреды душевныа, поправъ сласти житийскиа, отвръгъ земнаа попечениа, одолѣвъ страстным стремлениемь, презрѣвъ мирьскую красоту, злато, и сребро, и прочаа имѣниа прелестнаа свѣта сего яко худаа въмѣнивъ и презрѣ. И легьцѣ преплувъ многомутное житейское море, и без вреда препроводи душевный корабль, исполнь богатства духовнаго, беспакостно доиде въ тихое пристанище, и достиже, и крилома духовныма въскрилися на высоту разумную, и вѣнцем бестрастиа украсися, преставися къ Господу и прииде от смерти в живот, от труда въ покой, от печали в радость, от подвига въ утѣшение, от скръби въ веселие, от суетнаго житиа въ вѣчную жизнь, от маловременнаго вѣка в вѣкы бесконечныа, от тля в нетлѣние, от силы в силу, и от славы въ славу. И вси пришедшеи ту и обрѣтшеися плакахуся его ради.

Во время кончины Сергия собралось множество народа из городов и из мест многих, каждый желал весьма настойчиво приблизиться и прикоснуться к честному телу его или взять что-нибудь из одежды его в качестве благословения себе. Болел старец некоторое время и так ушел к Господу, к вечным обителям, иссушив тело свое постом и молитвами, изнурив плоть и умертвив части тела земного, страсти телесные покорив духу, победив зло душевное, поправ сладости жизни, отвергнув земные заботы, одолев страстные устремления, презрев мирскую красоту, золото, и серебро, и прочее имущество соблазнительное света этого как дурные вещи отверг и презрел. И легко переплыв мутное море жизни, он невредимым провел душевный корабль, наполненный богатством духовным, без ущерба дошел до тихой пристани, и достиг ее, и крыльями духовными вознесся на высоту разумную, и венцом бесстрастия украсился, отошел к Господу и перешел из смерти в жизнь, из труда в покой, из печали в радость, из подвига в утешение, из скорби в веселье, из суетной жизни в вечную жизнь, из быстротекущего мира в мир бесконечный, из тления в нетление, из силы в силу, из славы в славу. И все пришедшие в монастырь и находившиеся там плакали о нем.

Князи, и боляре, и прочии велможи, и честнии игумени, попы же, и диакони, и инокъ множество, и прочии народи съ свѣщами и с кандилы проводиша честно священныа его и страстотръпческиа мощи, пѣвше над ним обычныя пѣниа, и благодаривше надгробныа пѣсни, и доволно молитвовавше, опрятавше и благочиннѣ положиша и въ гробѣ, якоже преже речеся. И на многъ часъ плакавше над ним доволно, едва разыдошася кождо въсвояси, многа плача печали наплънишася. Наипаче непрестанных сльз еже ему бѣша приснии ученици и любимии послушници, в паствѣ его живущеи, зѣло вси скръбни быша, хождааху, сѣтующе, въздыхающе и рыдающе, стеняще смѣрени, сльзни, дряхли, печални, умилени, поникли, не имуще утѣшениа, и другь друга срѣтающе и въпрашающе, и съ многыми сльзами умилено глаголааху: «Прости, отче, и благослови, възлюбленый о Христѣ брат! Се добрый и блаженный нашь старець от нас къ Господу отиде, и нас сирых оставивъ. Изыде тамо, идѣже есть мъзда велиа и въздаание дѣлом его. Изыде с миром къ Господу егоже измлада възлюби. Успе сном вѣчнымь и длъжным и почи о Господи в покой вѣчный, токмо нас сирых оставль. Тѣм нынѣ и мы по нем жадаемь и плачемся, яко остахом его и обнищахом зѣло, яко осирѣхом и умалихомся, яко смирихомся и уничижихомся, яко оскръбихомся и убожихомся, и изумлени быхом, яко стадо бес пастыря и корабль бес кръмника, яко виноград многоплодный без стража и болящий без врача; быхом смущени и отвръжени». Сиа таковаа и подобна сим, по нем скръбяще и плачюще, глаголаху.

Князья, и бояре, и другие вельможи, и честные игумены, попы, и дьяконы, и иноков множество, и прочие люди со свечами и кадилами проводили честно его священные и мученические мощи, пели над ним положенное пение, и благодарность воздали в надгробных песнях и, достаточно помолившись, обрядили и благочинно положили его в гроб, как выше было сказано. И многие часы плакали над ним беспрестанно и едва разошлись все восвояси, многими слезами и печалью полные. Особенно непрестанные слезы изливали его старые ученики и любимые послушники, которые в стаде его жили, весьма все были скорбны и ходили, сетуя, вздыхали и рыдали, стонали смиренные, со слезами, дряхлые, печальные, умиленные, поникшие, не имея утешения; и, друг друга встречая и вопрошая, они со многими слезами умиленно говорили: «Прости, отче, и благослови нас, возлюбленный во Христе брат! Вот добрый и блаженный наш старец от нас к Господу отошел, нас осиротевшими оставив. Ушел туда, где получит мзду великую и воздаяние за дела его; ушел с миром к Господу, которого с молодости возлюбил. Успокоился в сне вечном и заслуженном и почил о Господе в покое вечном, только нас осиротевшими оставил. Поэтому сейчас мы о нем жалеем и плачем, так как остались без него и обнищали очень, так как осиротели и уменьшились, так как смирились и в презрении остались, так как мы опечалены и обеднели, и в растерянности находимся, как стадо без пастыря и корабль без кормчего, как виноградник плодовитый без сторожа и больной без врача; мы смущены и отвержены». Такие слова и подобные этим, скорбя и плача о нем, они говорили.

Мнози же убо елици к нему вѣру и любовь имуще не токмо в животѣ, но и по смерти къ гробу его присно приходяще, и съ страхомь притекающе, и вѣрою приступающе, и любовию припадающе, и съ умилениемь приничюще, и руками обьемълюще святолѣпно и благоговѣйно, осязающе очима, и главами своими прикасающеся, и любезно цѣлующе раку мощей его, и устнами чистами лобызающе, и вѣрою теплою и горящемь желаниемь и многою любовию бесѣдующе к нему, акы живу, поистинѣ и по успении живому, и съ сльзами глаголюще къ нему:

Многие из тех, которые к нему веру и любовь имели не только при жизни, но и после смерти, к гробу его всегда приходили, и со страхом прибегали, и с верой приступали, и с любовью припадали, и с умилением приближались, и руками обнимали благочестиво и с благоговением, и взирали очами, и головой своей прикасались, и с любовью целовали раку с мощами его, и устами чистыми лобзали, и верой исполненные и страстным желанием с великой любовью беседовали с ним, как с живым, — воистину после смерти живым, — и со слезами говорили ему:

Молитва: «О святче Божий, угодниче Спасовъ! О преподобниче и избранниче Христовъ! О священная главо, преблаженный авва Сергие великий! Не забуди нас, нищих своих, до конца, но поминай нас всегда въ святыхь своих благоприатныхь молитвах къ Господу. Помяни стадо свое, яже сам паствилъ есть, и не забуди присѣщати чад своих. Моли за ны, отче священный, за дѣти своа духовныя, яко имѣа дръзновение къ небесному царю, и не премолчи, въпиа за ны къ Господу, не презри нас, вѣрою и любовию чтущих тя. Помяни нас, недостойных, у престола Вседръжителева. Не престай моляся о нас къ Христу Богу, тебѣ бо дана бысть благодать за ны молитися. Не мним бо тя мертва суща, аще и тѣлом преставися от насъ, но не отступи от нас духом, пастуше нашь добрый. Се бо мощей твоихъ гробъ пред очима нашима видимы есть всегда, но святаа твоа душа невидимо съ аггельскыми воиньствы, съ бесплотными ликы, съ небесными силами у престола Вседръжителева и в лѣпоту достойно веселится. Нам бо суще свѣдущим тя, яко живу ти и по смерти сущу».

Молитва: «О святой Божий, угодник Спаса! О преподобный избранник Христа! О священный муж, преблаженный отец Сергий великий! Не забудь нас, нищих твоих, окончательно, но вспоминай о нас всегда в святых твоих благих молитвах к Господу. Вспомни стадо свое, которое ты сам пас, и не забывай посещать детей своих. Молись за нас, отче священный, за детей своих духовных, поскольку ты имеешь дерзновение перед небесным царем, и не умолкай, взывая за нас к Господу, не оставь нас, с верой и любовью почитающих тебя. Вспомни нас, недостойных, у престола Вседержителя. Не переставай молиться за нас к Христу Богу, — ведь тебе дана благодать за нас молиться. Мы не считаем тебя мертвым, хотя тело твое скончалось для нас, но не отступай от нас духом, пастух наш добрый. Вот гроб с мощами твоими перед глазами нашими стоит всегда, но святая твоя душа невидимо с ангельским войском, с бесплотными ликами, с небесными силами у престола Вседержителя прекрасно и достойно радуется. Ибо мы знаем про тебя, что жив ты и после смерти».

Тако бо писано есть пророком, глаголющим: «Душа праведных в руцѣ Божии, и не прикоснется их мука; упование их исплънь бесмертиа, яко Богъ искуси а и обрѣте их достойны себѣ; яко злато искуси а и яко всесъждежениа приат а; яко благодать и милость въ избранных его, и посѣщение на преподобных его».[218] «Праведници бо, — рече, — в вѣкы живут, мъзда от Господа и строение их от Вышняго; сего ради приимут царствие красоты и вѣнець доброты от рукы Господня. Память праведнаго с похвалами бывает, и благословение Господне над главою праведнаго; аще и преставится праведный, въ покои будеть; старость бо честна не многолѣтна, ни в числѣ лѣт изчтена есть; сѣдины же суть разум человеку, лѣта же старости — житие несквръно. Угоденъ Богу бывъ и възлюбленъ бывъ, живый посреди грѣшник преставленъ бысть, да не злоба измѣнит разумъ его, и лесть да не помрачит его; скончався, въмалѣ исплъни лѣта многа: угодна бо бѣ Господеви душа его. Того ради Господь любит праведника, съхранит и, живит и, и ублажит его на земли, и не дасть в вѣкы смятениа праведнику, ниже дастъ видѣти истлѣниа преподобному своему. Яко высокь Господь на смеренныа призирает, и приемля кроткыа Господь, и близ есть всѣмь призывающим его истинною; волю боящихся его сътворит, и молитву их услышит, и спасетъ я; хранит Господь вся любящаа его; любитъ Господь праведных сердца, приати же ему все непорочнии в путь; хранит Господь вся кости их, и ни едина от них не съкрушится; похваляему убо праведнику, възвеселятся людие. Се тако благословится человекь, бояйся Господа, и иже живый в помощи Вышняго въ кровѣ Бога небеснаго въдворится; насажденъ в дому Господни, въ дворѣх дому Бога нашего процвѣтет, и яко кѣдръ иже в Ливанѣ умножится. Си есть слава церковнаа, слава есть всѣм преподобным его. Радуйтеся, праведнии, о Господѣ, праведнымь подобает похвала!» «В память вѣчную, — рече, — будет праведникь, и род праведных благословится. Мнѣ же зѣло честни быша друзи твои, Боже, зѣло утвръдишася владычьствиа их».[219] Якоже рече Павел апостолъ: «Братие, радуйтеся о Господѣ», и пакы рече: «Радуйтеся».[220] И рече праведник: «Понеже убо смирихся, и спасе мя Господь. Сего ради обратися душе моа в покой твой, яко добро сътвори тебѣ Господь, яко изъят душю мою от смерти, очи мои от сльз, нозѣ мои от въсполъзновениа; угодих пред Господомь въ странѣ живущихь.[221] Се покой мой въ вѣкь вѣка, зде вселюся; изволих примѣтатися в дому Бога моего паче, неже жити ми в селех грѣшничих. Когда прииду и явлюся лицу Божию въ гласѣ радованиа и исповѣданиа шума празднующаго?[222] Тѣмже не умру, но живъ буду и исповѣмь дѣла Господня; показуя наказа мя Господь, смерти же не предаст мене. Отвръзите мнѣ врата правды, и вшед въ ня исповѣмся Господеви,[223] глаголя: «Господи, Боже силъ! Коль възлюбленна села твоа! Желает душа моа скончатися въ дворы твоя, яко лучши есть день единь въ дворѣх твоих паче тысящь; и яко тысяща лѣт пред очима твоима, Господи, яко день вчерашний, иже мимо идеть; и яко желает елень на источникы водныа, тако вжада душа моа к тебѣ, Боже; яко всѣм есть веселящимся жилище у тебѣ и источникъ животу. Блажени живуще в дому твоем: в вѣкъ вѣка въсхвалят тя.[224] Блажени кротци, яко ти наслѣдят землю и обладают ею».[225]

Ведь так написано пророком, сказавшим: «Души праведных в руке Божьей, и не коснется их мучение; надежда их полна бессмертия, потому что Бог испытал их и нашел их достойными его; как золото испытал их и как жертву принял их; ибо благодать и милость с избранными его, и он посещает преподобных своих». «А праведники, — сказано, — во веки живут, мзда им от Господа и помощь им от Всевышнего; поэтому они получат царство красоты и венец доброты из рук Господа. Память о праведном с похвалами бывает, и благословение Господа над головой праведного; хотя и скончался праведный, в покое будет; ибо старость честная не в долговечности, не числом лет измеряется, — разум есть седина для людей, а возраст старости — жизнь непорочная. Угоден Богу был и возлюблен им был, жил среди грешников и преставился, чтобы злоба не изменила разума его, и лесть чтобы не помрачила его; он скончался, в короткое время прожив годы многие: ибо была угодна Господу душа его. Поэтому Господь любит праведника, сохранит его, сбережет ему жизнь, блажен будет он на земле, и не будет никогда в смятении праведник, и не даст Бог увидеть тление преподобному своему. Высок Господь и смиренных возвышает, и принимает кротких Господь, и близок Господь ко всем призывающим его в истине; желание боящихся его он исполняет, молитву их услышит, и спасет их; хранит Господь всех любящих его: любит Господь праведных сердцем, приятны ему все, идущие непорочным путем; хранит Господь все кости их, и ни одна из них не сокрушится; когда хвалят праведника, веселятся люди. Вот так благословится человек, боящийся Господа, и живущий с помощью Всевышнего под кровом Бога небесного водворится; посаженный в доме Господа, во дворах дома Бога нашего расцветет и, как кедр в Ливане, умножится. Вот слава церковная, слава всем преподобным Бога. Радуйтесь, праведные, о Господе, праведным подобает похвала!» «В памяти вечной, — сказано, — будет праведник, и род праведных благословится. Сколь славны для меня друзья твои, Боже, и как утвердилась власть их». Как сказал Павел-апостол: «Братья, радуйтесь о Господе», и снова сказал: «Радуйтесь». И сказал праведник: «Поскольку я смирился, спас меня Господь. Поэтому возвратилась душа моя в покой твой, ибо добро сотворил душе Господь, ибо он избавил душу мою от смерти, очи мои от слез, ноги мои от преткновения; я угодил Господу в стране живых. Это покой мой навеки, здесь вселюсь; желаю быть у порога в доме Бога моего больше, чем жить в селах грешников. Когда приду и явлюсь перед лицом Божьим с голосом радости и славословия шума праздничного? Поэтому я не умру, но жить буду и возвещать дела Господни; строго наказал меня Господь, но смерти не предал меня. Отворите мне ворота правды, и я войду в них и прославлю Господа, говоря: «Господи, Боже сил! Как возлюбленны жилища твои! Желает душа моя скончаться во дворах твоих, ибо день один во дворах твоих лучше тысяч; ибо тысяча лет пред очами твоими, Господи, как день вчерашний, когда он прошел; и как тянется олень к источнику воды, так тянется душа моя к тебе, Боже; ибо для всех веселящихся жилище у тебя и источник жизни. Блаженны живущие в доме твоем: они будут восхвалять тебя во веки веков. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю и будут обладать ею».

Явѣ, яко праведници, и кротци, и смирени сердцемь, ти наслѣдят землю тиху и безмлъвну, веселящу всегда и наслажающа, не токмо телеса, но и самую душю неизреченнаго веселиа непрестанно исплъняюще, и на ней вселятся въ вѣкь вѣка.

Ясно, что праведники, и кроткие, и смиренные сердцем наследуют землю тихую и безмолвную, веселящую всегда и наслаждающую, не только тела, но и саму душу несказанным весельем постоянно наполняющую, и на ней будут веселиться всегда.

Тако и съй преподобный отець нашь Сергие того ради вся краснаа мира сего презрѣ и сиа въжделѣ, и сиа прилѣжно взиска, землю кротку и безмолвну, землю тиху и безмятежну, землю красну и всякого исплънь утѣшениа, якоже сама истинна рече въ святомь Евангелии: «Толцай отвръзет себѣ, и ищай обрящете безцѣнный бисерь»,[226] рекше Господа нашего Исуса Христа, и царьство небесное от него въсприат, егоже буди всѣм нам получити благодатию Господа нашего Исуса Христа, емуже подобает всяка слава, честь, покланяние съ безначалным его Отцем и съ пресвятым, и благым, и животворящим его Духом нынѣ, и присно, и въ вѣкы вѣком. Аминь.

Так и этот преподобный отец наш Сергий ради того все прелести мира здешнего презрел и к ней стремился, и ее прилежно искал, землю спокойную и безмолвную, землю тихую и безмятежную, землю прекрасную и всяким исполненную утешением, как сама истина сказала в святом Евангелии: «Стучите и откроете себе, ищите и найдете жемчуг бесценный», то есть Господа нашего Иисуса Христа, и царство небесное от него принял, и пусть все мы получим его по благодати Господа нашего Иисуса Христа, которому подобает всякая слава, честь, поклонение с безначальным его Отцом и с пресвятым, и благим, и животворящим его Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

[1] ...о нем же живемь, и движемся, и есмы! — Деян. 17, 28.

[2] Благодать Богу... его дарѣ! — 1 Кор. 9, 15.

[3] Пишет же Великий Василие... — Василий Кесарийский (Великий, ок. 330—379 гг.) — отец церкви.

[4] Въпроси отца твоего ...рекут тебѣ. — Вт. 32, 7.

[5] ...отца Феодору, архиепископу Ростовьскому... — Β 1390 г. Федор, став епископом ростовским, добился в Константинополе превращения Ростовской епископии в архиепископию.

[6] ...да подасть... устъ моих... — Ср. Иер. 6, 19.

[7] ...их же бо имена на небесѣх Богъ написа... — Лук. 10, 20.

[8] ...блажени бо, — рече, — не видѣвше вѣроваша. — Иоан. 20, 29.

[9] ...боюся осужениа притчи оного раба лѣниваго, скрывшаго талантъ и облѣнившагося. — Имеется в виду евангельская притча: один человек, отправляясь в чужую страну, поручил свое имение рабам с приказом пустить деньги в оборот. Рабы так и поступили, за исключением одного, который зарыл свой талант в землю и был за это наказан господином. Талант — древнегреческая мера веса и денежная единица.

[10] Без мене не можете... просите и приимете. — Иоан. 15, 5; Мф. 7, 7.

[11] ...даай... смыслъ... — Прит. 1, 4.

[12] ...якоже древле Aннa пророчица, мати Самоиля пророка. — Анна — библейский персонаж, жена Елканы и мать пророка Самуила. Будучи бездетной, она молила Бога дать ей потомство, которое обещала посвятить служению Богу. Родив наконец сына Самуила, она отдала его служению в храме.

[13] Несъдѣланное мое видѣста очи твои... — Пс. 138, 16.

[14] Вы же яко искони съ мною есте. — Иоан. 15, 27.

[15] ...Иеремѣя пророкъ въ чревѣ матерни освятися... — Иеремия — библейский пророк. Β Книге Пророка Иеремии Бог говорит, обращаясь κ нему: «Прежде, нежели ты вышел из утробы, я освятил тебя» (Иер. 1, 5).

[16] Богъ... да благовѣствую въ странах. — Гал. 1, 15—16.

[17] ...в среду бо и в пяток не приимаше... — Среда и пятница — постные дни.

[18] ..трижды Господь Самоила пророка възва... — Когда пророк Самуил, еще будучи отроком, служил в храме, он трижды услышал голос Бога, обращавшегося κ нему.

[19] ...трею камению пращею Давидъ Голиада порази... — Царь Давид во время одной из войн израильтян с филистимлянами победил в единоборстве исполина Голиафа, бросив камень из пращи.

[20] ...трижды повелѣ възливати воду Илиа на полѣна... — Илия — библейский пророк. Β Третьей Книге Царств рассказывается ο следующем чуде: Илия построил жертвенник, положил на жертвенник дрова и тельца и повелел трижды выливать воду на дрова; когда Илия помолился, на жертвенник ниспал огонь и поглотил жертву и воду.

[21] ...три дни и три нощи Иона пророкъ в китѣ тридневнова... — Библейский пророк Иона был выброшен по жребию мореходами в море, чтобы утишить бурю; его проглотил кит, и он провел в его чреве три дня и три ночи, а затем был выброшен китом на берег.

[22] ...трие отроци в Вавилонѣ пещь огньную угасиша... — Согласно Библии (Дан. 3) три отрока: Анания, Азария и Мисаил — во время пленения Иерусалима Навуходоносором были отправлены им в Вавилон, в халдейскую школу; за отказ поклоняться языческому идолу были брошены в горяшую печь, но остались невредимы. Вавилон в данном памятнике, изображенный как царство змей, является символом враждебных языческих сил, а три вавилонских отрока символизируют вечное, неистребимое христианское начало.

[23] ...тричисленое же слышание Исаию-пророку серафомовидцу... — Библейский пророк Исайя в видении лицезрел Бога, окруженного серафимами.

[24] Трею же лѣт въведена бысть въ церковь Святаа Святых пречистая дева Мариа... — Ο введении Богородицы в храм рассказывается в апокрифическом Протоевангелии Иакова.

[25] ...три же ученикы Христос постави на Фаворѣ и преобразися пред ними... — Β Евангелии рассказывается, что Христос явился в божественном сиянии перед тремя учениками — Петром, Иаковом и Иоанном (Преображение).

[26] Петре, любиши ли мя? — См.: Иоан. 21, 15—17.

[27] ...и понеже Иеремѣю пророка Богъ въ чревѣ матерни освяти... — Иеремия — библейский пророк. Β Книге Пророка Иеремии Бог говорит, обращаясь κ нему: «Прежде, нежели ты вышел из утробы, я освятил тебя» (Иер. 1, 5).

[28] Глаголеть Господь ... пронарече мя. — Ср. Ис. 49, 1.

[29] Святый же великый Иоан пророкъ Предтечя... «Откуду ... къ мнѣ?» — См.: Лук. 1, 41—43.

[30] Святый Николае чюдотворець... — Β тексте далее приводятся эпизоды, связанные с рождением целого ряда византийских святых: Николая Мирликийского (ум. в 343 г.), Ефрема Сирина (ок. 306—373 гг.), Алипия Столпника (VI—VII вв.), Симеона Столпника (ум. в 459 г.), Федора Сикеота (ум. в 613 г.), Евфимия Великого (376—477), Федора Едесского (IX в.), Федора Тирона (ум. ок. 306 г.).

[31] ...в ночвах... — Ночва или ночвы — сосуд, имеющий форму корыта.

[32] ...отрока тѣшениа тяклоименита... — Обыгрывается имя Евфимия Великого, которое по-гречески означает «произносящий хорошие слова».

[33] Въистину даръ Божий... — Федор по-гречески означает «Божий дар».

[34] Пишет же в житии святого отца нашего Петра митрополита... — Приводится эпизод из «Жития митрополита Петра», написанного митрополитом Киприаном.

[35] ...в лѣта... царя Андроника... при архиепископѣ... Калистѣ... въ княжение великое тферьское при великомъ князи Димитрии Михайловиче, при архиепископѣ пресвященнѣмь Петре, митрополитѣ всея Руси, егда рать Ахмулова. — Патриарх Каллист I (с 1350 по 1354 г.; с 1355 по 1362 г.) не мог править одновременно с византийским императором Андроником II Палеологом (занимал престол с 1282 по 1328 г.), так что здесь допущена явная хронологическая ошибка. Дмитрий Михайлович Грозные Очи был великим князем в 1322—1325 гг.; Петр занимал митрополичий престол в 1308—1326 гг.; Ахмыл, татарский посол, приходил на Русь в 1322 г.

[36] ...якоже Прьвыа Царъскиа Книгы извѣщают ο Саулѣ... — Приводится рассказ из Первой Книги Царств ο первом израильском царе Сауле.

[37] ...образом акы анафору... — Анафора — одна из частей богородичной просфоры, которая раздробляется и раздается верующим после трапезы.

[38] Коль сладка грътани моему словеса твоя!... устом моимь — Пс. 118, 103.

[39] И начят Часы пѣти... — Часы — церковная служба, которая совершается трижды в день: утром (последование первого часа), днем (последование третьего и шестого часа) и вечером (последование девятого часа).

[40] Тако глаголеть Господь: «Се... въ уста твоя». — Иер. 1, 9.

[41] Чти отца своего и матерь... на земли. — Исх. 20, 12.

[42] ...никтоже чистъ пред Богом... — Ср. Иов. 25, 4.

[43] Се бо въ безаконии... мати моя. — Пс. 50, 7.

[44] ..егда великаа рать татарьскаа, глаголемая Федорчюкова Туралыкова, егда пo ней за год единъ наста насилование, сирѣчь княжение великое досталося князю великому Ивану Даниловичю, купно же и досталося княжение ростовьское κ Москвѣ. — Федорчук — татарский темник, участник карательной экспедиции против Твери 1327 г., к которой был причастен и московский князь Иван Калита. Согласно «Житию Сергия», Иван Калита получил великое княжение через год — в 1328 г. Правда, полновластным великим князем Калита стал позднее, когда в 1331 г. умер его соправитель Александр Суздальский; тогда же, очевидно, он овладел Ростовом, точнее — половиной Ростова.

[45] ...Тормосовъ род, Дюдень, зять его, с родом си... — Β русской истории известны потомки Тормоса и Дюденя — Тормосовы и Дюденевы (Деденевы).

[46] ...с Протасиемь тысяцкым... — Протасий Федорович — московский тысяцкий (ум. ок. 1341 г.).

[47] ...даде князь великы сынови своему мѣзиному князю Андрѣю. — Андрей Иванович Серпуховской (1327—1353 гг.) — сын Ивана Калиты.

[48] Каа плъза въ крови моей... въ истлѣние? — Пс. 29, 10.

[49] Изыдѣте от среды их... не прикасайтеся. — Ис. 52, 11.

[50] Прилпѣ душа моа... десница твоя. — Ср. Пс. 62, 9.

[51] Се удалихся... чаах Бога спасающаго мя. — Ср. Пс. 54, 8.

[52] Иже кто хошаго... быти мой ученикь. — Ср. Лук. 14, 33.

[53] Уметы вся... да Христа приобрящу. — Фил. 3, 8.

[54] ...Климента да и Иоанна, иже тот Иоаннъ послѣди бысть Феодоръ Симоновский. — Симонов монастырь был основан около 1370 г. Этот монастырь был посвящен Рождеству Богородицы (Старое Симоново). Во время поездки в Константинополь в 1383 г. Федор был поставлен в архимандриты патриархом Нилом (1378—1388 гг.), а Симонов монастырь сделан ставропигиальным, то есть подчиняющимся непосредственно константинопольскому патриарху.

[55] ...и бысть мних в монастыри святыя Богородица у Покрова иже на Хотьковѣ. — Покровский Хотьков монастырь κ северо-востоку от Москвы, основанный в 1308 г.

[56] Буди имя... в вѣкы! — Ср. Иов. 1, 21.

[57] ...от митрополита Феогнаста... — Феогност был митрополитом с 1328 по 1353 г.

[58] ...и антимисъ... — Антиминс — льняной или шелковый плат с изображением положения Христа во гроб.

[59] ...при великом князи Симеонѣ Ивановиче... — Семен Иванович Гордый княжил в 1340—1353 гг.

[60] ...вселися в монастырь святого Богоявлениа... — Московский Богоявленский монастырь, находившийся в пределах Китай-города.

[61] ...в том монастыри Алексий митрополит живяше... — Β 1340 г. Алексей, будущий митрополит, был взят из Богоявленского монастыря наместником κ митрополиту Феогносту.

[62] ...такоже и Василий тысущникь, и Феодоръ, братъ его... — Очевидно, Василий Васильевич Вельяминов, последний московский тысяцкий (ум. в 1373 г.), и Федор Васильевич Воронец.

[63] ...тако бо тогда нарицаху сплоха имена, не съ имени... — Позднее установилась практика давать монашеское имя, которое начиналось с той же буквы, что и мирское.

[64] ...оставль род свой и вся ближникы и ужикы, дом же и отечество, no древнему патриарху Аврааму. — Авраам — библейский персонаж. Бог повелел Аврааму:«Пойди из земли твоей, от родства твоего, и из дома отца твоего, в землю, которую я укажу тебе».

[65] Господи... твоея... — Пс. 25, 8.

[66] ...дому... дний... — Пс. 92, 5.

[67] Коль... нежели жити ми въ селе грѣшничих. — Пс. 83, 2—5, 11.

[68] Се удалихся... и милости своея от мене. — Пс. 54, 8; 65, 19—20.

[69] Благословенъ Господь... искушеным быти. — 1 Кор. 10, 13.

[70] Все могу укрѣпляющему мя Богу. — Фил. 4, 13.

[71] ...Господь любит праведника... — Ср. Пс. 145, 8.

[72] He премлъчи... въшумѣша. — Пс. 82, 2—3.

[73] Да въскреснет Богъ... а праведници възвеселятся. — Пс. 67, 1—4.

[74] Сътвори... мя ecu. — Пс. 85, 17.

[75] ...яко лавра иже в Радонеже състави... — Слово «лавра» здесь употреблено в значении большого, многолюдного монастыря. Официально Троицкому монастырю было присвоено название лавры лишь в 1744 г.

[76] ...рекомый аркуда... — Аркуда — новогреческое «άρκοῡδα» вместо славянского эвфимистического образования «медведь».

[77] Праведный яко левъ уповаа ходит. — Прит. 28, 1.

[78] ...яко гора Сионъ... — Сион — гора в Иерусалиме, на которой находится Иерусалимская крепость. Β Священном писании Сион — символ несокрушимости и твердости.

[79] Надѣющейся на Господа... в вѣкы. — Пс. 124, 1.

[80] С ним есмь въ скръби... спасение мое. — Пс. 90, 15—16.

[81] Исчезоста очи... на Бога моего. — Пс. 68, 4.

[82] He убоишися от страха нощнаго... полуденьнаго и полунощнаго. — Пс. 90, 5—6.

[83] ...якоже в Лѣствицѣ речеся... — «Лестница (лествица), возводящая κ небесам» — аскетико-дидактический трактат византийского писателя Иоанна Синайского (Лествичника, ум. между 650—680 г.). Это сочинение пользовалось в Древней Руси исключительной популярностью.

[84] Яко аггелом своим заповѣсть съхранити тя. — Пс. 90, 11.

[85] He ища своеа плъзы... да ся спасут. — 1 Кор. 10, 33.

[86] Грядущаго къ мнѣ не ижьждену вънъ. — Иоан. 6, 37.

[87] Идѣже суть два... тy аз есмь посредѣ их. — Мф. 18, 20.

[88] Се коль добро... жити братии вкупѣ. — Пс. 132, 1.

[89] Многыми бо скръбьми... въ царство небесное. — Деян. 14, 22.

[90] Узокъ путь и прискръбенъ есть... иже обрѣают его. — Мф. 7, 14.

[91] Нужно бо есть... въсхищают е — Мф. 11, 12.

[92] Мнози суть звани, мало же избранных. — Мф. 22, 14.

[93] He бойся... дати вамъ царство небесное. — Лук. 12, 32.

[94] Зачало бо премудрости страх Господень. — Прит. 1, 7.

[95] ...и чясове... и нефимонъ... — Мефимон — церковная служба, отправляемая после великой вечерни (великое повечерие). Часы. — церковная служба, которая совершается трижды в день: утром (последование первого часа), днем (последование третьего и шестого часа) и вечером (последование девятого часа).

[96] Седмижды днемь... правды твоея. — Пс. 118, 164.

[97] He престающе молитеся Богу. — Фес. 5, 17.

[98] Приидѣте къ мнѣ... смиренъ сердцемь. — Мф. 11, 28—29.

[99] Предзрѣх Господа... да ся не подвижу. — Пс. 15, 8.

[100] Волю боящихся... и спасеть их. — Пс. 144, 19.

[101] Митрополиту же Алексию всея Руси тогда бывшу ему въ Цариградѣ, въ градѣ же Переяславли повелѣ быти въ свое мѣсто епископу Афонасию Велыньскому. — Митрополит Алексей был в Константинополе в 1353—1355 гг. Поставленный в епископы в 1328 г., Афанасий прибыл в Москву из юго-западной Руси около 1344 г.

[102] Изведу избраннаго от людий моих. — Ср. Пс. 88, 20.

[103] Ибо рука моя... укрѣпит и — Пс. 88, 22.

[104] Никтоже приемлет... от Бога. — Ср. Евр. 5, 4.

[105] ...изложение образ святыя вѣры, еже есть: «Вѣрую еъ единого Бога». — Символ веры («Верую») — изложение основных догматов православной веры.

[106] ...и постави его иподдиаконом, таже и диаконом... — Иподьякон — церковный служитель; дьякон — помощник священника при богослужении.

[107] ...немощи немощных носити... да угаждает. — Рим. 15, 1—2.

[108] Сиа предаждь... иных научити. — 2 Тим. 2, 2.

[109] Друг другу тяжести... законъ Христовъ. — Гал. 6, 2.

[110] Ни хотящему, ни текущему... отца свѣтом. — Рим. 9, 16; Иак. 1, 17.

[111] ...съ сими же началныя святителя — Василиа Великаго, Богослова Григориа и Златаустаго Иоанна... — Василий Кесарийский (ок. 330—379 гг.) — Григорий Назианзин (ок. 330—390 гг.), Иоанн Златоуст (между 344 и 354—407 гг.) — наиболее известные «отцы церкви».

[112] Подвизайтеся, братиа... враты. — Мф. 7, 13.

[113] ...нужно бо есть царство небесное... въсхыщают е. — Мф. 11, 12.

[114] Плод духовный есть... въздержание. — Гал. 5, 22.

[115] Приидѣте, чада... научю вы. — Пс. 33, 12.

[116] Талантъ приахь... — Талант — древнегреческая мера веса и денежная единица.

[117] Иже аще съблазнить... и ввръженъ в море. — Мф. 18, 6.

[118] Благий рабе, вѣрне!... господа своего. — Мф. 25, 21.

[119] ...помышляше въ умѣ житиа великых свѣтилъ... реку Атониа Великаго, и Великаго Евфимиа, Саву Освященнаго, Пахомия аггеловиднаго, Феодосиа общежителя... — Византийские святые Антоний Великий (ок. 250—356 гг.), Евфимий Великий (376—477 гг.), Савва Освященный (434—531 гг.), Пахомий (ум. в 346 г.), Феодосий Великий (ум. в 529 г.).

[120] Акы ничтоже имуще, все съдръжаще. — 2 Кор. 6, 10.

[121] ...сей бо... поглотити. — 1 Петр. 5, 8.

[122] Се дахь вам власть... силу вражию. — Лук. 10, 19.

[123] Призва Господь... и апостолы нарече. — Лук. 6, 13.

[124] ...или пo числу двою на десяте колѣнъ Израилевь... — После исхода из Египта Моисей произвел религиозно-политическую реорганизацию израильтян: одно из тринадцати племен посвящено было служению Богу, а остальные двенадцать сделаны частями нового политического организма.

[125] ...или будет пo числу 12 источник вод... — Β библейской Книге Исход рассказывается, что израильтяне во время скитаний в пустыне пришли в Елим, где было двенадцать источников воды.

[126] ...или пo числу избранных камений драгых 12, бывших на ризах архиерейскых no чину Аароню? — Β библейской Книге Исход рассказывается, что Бог повелел пророку Моисею сделать Аарона, своего брата, священником; на одежде Аарона должны были быть укреплены двенадцать драгоценных камней.

[127] ...прииде къ ним Симонъ, архимандритъ смоленский... — Предполагают, что Симон прибыл в Москву как один из кандидатов на смоленскую кафедру.

[128] ...якоже древле Аврам не пощадѣ сына своего Исаака. —Имеется в виду библейский рассказ: Бог, желая испытать Авраама, повелел ему принести в жертву единственного сына, но в последний момент Авраам был остановлен ангелом.

[129] Пасете стадо... бывающе стаду. — 1 Петр. 5, 2—3.

[130] ...писано есть въ книгах отечьскых, рекше въ Патерицѣ... — Патерик — сборник повествований ο подвижниках какой-либо области.

[131] Ho увѣдайте... своего. — Ср. Пс. 4, 4.

[132] ...и кутию самъ варяше... и каноны творяше. — Кутья и канун — еда и питье, которые приносили в церковь для поминовения умерших.

[133] Иже кто... всѣмь слуга. — Mр. 9, 35.

[134] Павечерница... — церковная служба, отпрзвляемая после вечерни.

[135] Претръпѣвый бо... той спасется. — Мф. 24, 13.

[136] Покажет мя праведникъ... обличит мя. — Ср. Пс. 140, 5.

[137] ...въ днех княжениа князя великого Ивана, сына Иваня, брата же Симионя... — Дедом Дмитрия Ивановича был Иван Данилович Калита, великий князь московский с 1325 г., a в 1328—1340 гг. — великий князь владимирский, при котором началось собирание русских земель вокруг Москвы. Иван Иванович Красный — второй сын Ивана Калиты, великий князь московский и владимирский (1353—1359 гг.). Мать Дмитрия Ивановича — Александра (ум. в 1364 г.). Семен Иванович Гордый княжил в 1340—1353 гг.

[138] Нѣкоторый же от мних поропта... — Β житии заметна непоследовательность. Сначала говорится, что один монах возроптал, затем говорится ο монахах во множественном числе, а затем вновь об одном монахе. Возможно, это следствие компилятивности текста.

[139] Възрите на пръвыя роды... от него? — Ср. Сир. 2, 10.

[140] He аз ли есмь податель пищам... животно благоволениа. — Ср. Пс. 135, 25; 144, 15—16.

[141] Ищете и просите... до конца и спасется. — Мф. 6, 33, 26; Евр. 10, 36; Лук. 21, 19; Матф. 10, 22.

[142] ...вечеръ бо... радость. — Пс. 29, 6.

[143] И яко же древле израильтяном нѣкогда в пустыни манна от Бога посылаема бяше... — Β Библии рассказывается, что когда пророк Моисей выводил израильтян из египетского плена, Бог чудесным образом накормил народ в пустыне и утолил жажду людей.

[144] И одожди им манну... и насытишася зѣло. — Пс. 77, 24—25, 29.

[145] Тръпѣние убогых... добро тебѣ будет. — Ср. Пс. 9, 19; 27, 2.

[146] Ихже око не видѣ... хранящимъ заповѣди его. — 1 Кор. 2, 9.

[147] Зане пепелъ... с плачемъ растворях. — Пс. 101, 10.

[148] Имуще пищу... доволни будем. — 1 Тим. 6, 8.

[149] Одожди имь манну ясти... насытишася зѣло. — Ср. Пс. 77, 24—29.

[150] Мягкая бо... царевых суть. — Мф. 11, 8.

[151] ...яко же премудрый Сирах рече... — Имеется в виду библейская «Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова».

[152] Аще человекь... духом кроткым. — Гал. 6, 1.

[153] ...подвойские княжи... — Подвойский — придворный чин.

[154] Аще бо непокоривым людемъ еврейскым от камене воду источилъ есть... — Когда, спасшись из египетского плена, израильтяне странствовали в пустыне и мучились жаждой, Моисей чудесным образом высек жезлом воду из скалы.

[155] ...вънезаапу источникь велий явися, иже и донынѣ всѣми видим есть... — Над источником, который, по преданию, возник по молитве Сергия близ Троице-Сергиевой лавры, сейчас находится Пятницкая часовня.

[156] О съставлении общаго житиа. — Монастыри разделяются на особножительные (идиоритм) и общинножительные (киновия). Β последних не допускается никакой личной собственности монаха.

[157] ...патриархъ Коньстянтиня града киръ Филофей... — Константннопольский патриарх Филофей занимал престол в 1354—1355 и 1364—1376 гг. Предполагают, что в действительности инициатива введения общежития исходила от митрополита Алексея, а послание Филофея было доставлено Сергию в 1355 г., когда митрополит Алексей вернулся из Константинополя.

[158] ...крестъ, и парамантъ, и схиму... — Параманд — четырехугольный плат с изображением креста и других знаков страдания Иисуса, носимый монахами на груди и плечах. Схима — монашеское облачение. Сохранился крест-мощевик (крест с частицами мощей святых), который по традиции Троице-Сергиева монастыря считается тем самым, который был послан Сергию патриархом Филофеем.

[159] Се нынѣ что добро... братии вкупѣ. — Ср. Пс. 132, 1.

[160] ...ового келаря... — Келарь — заведующий кельями и благоустройством монастыря.

[161] ...пръвѣе еклисиарха; еже потом параеклисиарси... — Екклесиарх — церковный уставщик; параекклесиарх — помощник екклесиарха.

[162] ...и въпроси канонарха... — Канонарх — клирик в монастыре, являющийся руководителем церковного пения.

[163] ...в монастырь иже на Махрище. — Троицкий Махрищский монастырь, κ востоку от Троице-Сергиевой лавры, при впадении р. Махры в р. Молокшу (Молокчу), был основан Стефаном, который прибыл в Москву около 1355 г. из Киева (ум. в 1406 г.).

[164] ...имуще и рѣку близ, именем Кержачь, идѣже нынѣ монастырь стоит честное Благовѣщение пречистыа владычица наша Богородица. — Благовещенский Киржачский монастырь был основан на р. Киржач, притоке р. Клязьмы.

[165] ...Гедеону руном образ побѣды показывый! — Гедеон — библейский персонаж, «судья израильский». Желая узнать исход будущего сражения с мадианитянами, Гедеон попросил у Бога знамение: если утром роса будет только на разостланной шерсти, а на земле будет сухо, значит, израильтяне будут спасены. На другой день Гедеон попросил у Бога нового знамения: чтобы шерсть была сухая, а земля покрыта росой. Исход гадания был благоприятен для израильтян.

[166] Аз же бых... не отвръзаа устъ своих. — Пс. 37, 14.

[167] И тако в том предасть душю свою Господеви... — Исаакий-молчальник умер в 1387 г.

[168] ...О епископъ Стефанѣ. — Стефан Пермский, герой другого жития, написанного Епифанием Премудрым; в епископы пермские поставлен в 1383 г. (ум. в 1396 г.).

[169] ...яко поприщь 10... — Поприще — мера длины, приблизительно соответствует позднейшей версте (1066 м).

[170] ...сътвори «Достойно есть·»... — Молитва.

[171] Вручив же старѣйшинство предреченному Андронику... — Предполагается, что Андроников монастырь (ныне — в черте Москвы) был основан около 1360 г. Первый его игумен Андроник ум. в 1374 г.

[172] ...и вручаеть паству своему ученику, Caвѣ именем... — Второй игумен Андроникова монастыря Савва умер между 1410—1420 гг.

[173] ...священноинокъ именем Ефрѣмь, от бѣса блуднаго страстию борим бѣ. — Очевидно, этот Ефрем был позднее игуменом Андроникова монастыря.

[174] По времени же въ оной обители бывшу игумену Александру... — Третий игумен Андроникова монастыря Александр умер не ранее 1427 г.

[175] ...тако же и другому старцу его, именем Андрѣю, иконописцу преизрядну... — Знаменитый древнерусский живописец Андрей Рублев. Спасский собор Андроникова монастыря был расписан Андреем Рублевым и Даниилом Черным в начале второй четверти XV в. Рассказ об игуменах Савве и Александре, преемниках Андроника, и об Андрее Рублеве обычно рассматривают как интерполяцию Пахомия Логофета.

[176] И тако съставляет монастырь... — Симонов монастырь был основан около 1370 г. Этот монастырь был посвящен Рождеству Богородицы (Старое Симоново).

[177] ...и въ архимандритѣх въ всѣх русскых старѣйшиньству сподобляеться, въ еже Симановьскый честнѣйши монастырь в Руси Феодоровъ строится въ патреарше имя. — Во время поездки в Константинополь в 1383 г. Федор был поставлен в архимандриты патриархом Нилом (1378—1388 гг.), а Симонов монастырь сделан ставропигиальным, то есть подчиняющимся непосредственно константинопольскому патриарху.

[178] ...на томъ мѣстѣ благодатию Христовою устроенъ бысть монастырь... — Β 1379 г. Симонов монастырь был перенесен на новое место и посвящен Успению Богородицы.

[179] По времени же Феодоръ... възведенъ бысть на архиерейство града Ростова... — Β 1390 г. Федор, став епископом ростовским, добился в Константинополе превращения Ростовской епископии в архиепископию.

[180] ...бѣ бо тогда Владимеръ в монастыри. — Владимир Андреевич Серпуховской.

[181] Князь же великодръжавный... Дмитрей дa глаголется. — Дмитрий Иванович Донской.

[182] Единъ гоняше тысящу, а два тму. — Втор. 32, 30.

[183] ...обрѣте мѣсто угодно на рецѣ, зовомой Дубенкѣ... — Дубенский Шавыкинский монастырь, посвященный Успению Богоматери, был основан на северо-западе от Троицкой лавры на острове р. Дубенки, впадающей в р. Дубну.

[184] Вручи же святый игуменъство от ученикъ своих, Савѣ именем... — Позднее Савва основал Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде.

[185] ...на Коломнѣ, въ отечьствѣ его, на мѣстѣ, именем Голутвинѣ... — Голутвин Богоявленский монастырь был основан около 1385 г. в устье р. Москвы.

[186] ...великоименитому князю Владимеру... — Владимир Андреевич Серпуховской.

[187] ...благословит мѣсто на рѣцѣ Наре, и въздвигнет церковь въ имя Зачятиа пречистыа Богородица. — Высоцкий (Богородицкий Зачатьевский) монастырь был основан в 1374 г. близ Серпухова на р. Наре — притоке р. Оки.

[188] И сего оставляет святый строити монастырь... — Β 1382 г. Афанасий, оставив игуменство в Высоцком монастыре, ушел в Константинополь.

[189] Възыде же на престолъ архиерейскый нѣкто архимандрит, Михаилъ именем... — Претендент на митрополичий престол архимандрит придворного Спасского монастыря Михаил-Митяй был ставленником Дмитрия Донского. См. также общий комментарий к статье «Послание митрополита Киприана игуменам Сергию и Феодору».

[190] ...повнегда бо пловяше къ Царьскому граду, в телесный недугъ впаде и скончася. — Михаил-Митяй умер в 1379 г. на пути в Константинополь, куда он отправился для поставления в митрополиты.

[191] ...предпомянутый благовѣрный князь Владимеръ... — Владимир Андреевич Серпуховской.

[192] ...нѣкаа плащаница... — Плащаница — покрывало с изображением положения Христа во гроб.

[193] ...потыръ... — Потир — чаша, использующаяся для вина во время литургии.

[194] ...предводящее слово скажеть... — Имеется в виду «Житие Никона», написанное Пахомием Логофетом.

[195] ...вручаетъ старѣйшинъство своему присному ученику... Никону же именем. — Вскоре после смерти Сергия Никон удалился с игуменства, чтобы подвизаться в безмолвии. Спустя шесть лет он снова стал игуменом вплоть до своей смерти (1427 г.).

[196] ...в лѣто 6900-е месяца септевриа 25; живъ же преподобньш лѣтъ 70 и 8. — Возраст Сергия в год его смерти (78 лет) вызывает сомнения, поскольку не согласуется с другими историческими событиями, упоминаемыми в житии.

[197] ...и иже no нем Исусу... — Иисус Навин — библейский персонаж, герой Книги Иисуса Навина.

[198] ...незлобие Иаковле стяжа и Авраамово страннолюбие... — Иаков и Авраам — библейские персонажи.

[199] Аще и разсудителенъ бяше Великый Сава... — Савва Освященный (434—531 гг.).

[200] Коль сладка грътани... путь неправды. — Пс. 118, 103—104.

[201] ...славящаа мя бо... без чести будуть. — Ср. 1 Цар. 2, 30.

[202] Тако да просвѣтится... иже есть на небесѣхъ. — Мф. 5, 16.

[203] He укрыется град... но на свѣщницѣ. — Мф. 5, 14—15.

[204] Понеже начат... и учити. — Деян. 1, 1.

[205] Зачало бо прѣмудрости страх Господень. — Прит. 1, 7.

[206] Въпроси... не забудут дѣлъ Божиих. — Втор. 32, 7; Пс. 77, 3—7.

[207] Братие, вы есте... «Вселюся в ня». — 2 Кор. 6, 16.

[208] Поучится день и нощь... въ еремя свое. — Пс. 1, 2—3.

[209] ...но бяше... с любовию. — Ср. Кол. 4, 6.

[210] ...в послѣдняа времена... на скончание седмыа тысяща... — To есть под конец земной истории человечества, так как в средние века было распространено мнение, что Страшный Суд наступит по истечении тысячелетия от сотворения мира.

[211] ...яко алавастръ мира... — Алавастр — узкогорлый металлический сосуд, употреблявшийся для хранения ароматов.

[212] ...престолъ пресвятыа и преславныя владычица наша Богородица... — Имеется в виду Успенский собор в Московском Кремле.

[213] ...Кипреянъ митрополит. — Митрополитом Киприан был в 1381—1382 и 1390—1406 гт.

[214] ...ни Святыа горы... — Афонская монастырская колония.

[215] Ищете бо... тлъкущему отвръзается. — Мф. 7, 7—8; Лук. 11, 9—10.

[216] Всѣмь сердцемь моим взыска тебе. — Пс. 118, 10.

[217] Взысках Господа, и услыша мя. — Пс. 33, 5.

[218] Душа праведных... на преподобных его. — Ср. Прем. 3, 1—9.

[219] Праведници бо... владычьствиа их. — Ср. Прем. 5, 15—16; Прит. 10, 6—7; Прем. 4, 7—14; Пс. 15, 10; 112, 4, 6; 146, 6; 144, 18—19; 33, 21; Прит. 29, 2; Пс. 90, 1; 91, 13—14; 32, 1; 111, 6, 2; 138, 17.

[220] Братие... Радуйтеся! — Фил. 4, 4.

[221] Понеже убо смирихся... въ странѣ живущихь. — Ср. Пс. 114, 6—9.

[222] Се покой мой... шума празднующаго? — Ср. Пс. 131, 14; 83, 11; 41, 3, 5.

[223] Тѣм же не умру... исповѣмся Господеви... — Ср. Пс. 117, 17—19.

[224] Господи, Боже силъ!... в вѣкъ вѣка въсхвалят тя. — Ср. Пс. 83, 2, 11; 89, 5; 41, 2; 35, 10; 83, 5.

[225] Блажени кротци... обладают ею. — Ср. Мф. 5, 5.

[226] Толцай отвръзет себѣ... безцѣнный бисерь. — Ср. Мф. 7, 7.

Литературные памятники конца XIV — первой половины XV в. характеризуются исключительным вниманием κ психологической жизни человека, стремлением передать тончайшие оттенки человеческих эмоций; отличительной чертой литературы этого периода является, по выражению Д. С. Лихачева, своеобразный «абстрактный» психологизм. Особенности русской культуры конца XIV — первой половины XV в. во многом объясняются так называемым вторым южнославянским влиянием; в это время в южнославянских землях получил широкое распространение тот витийственный стиль, который характерен и для русских писателей. Интерес κ внутренней жизни человека обусловил внимание писателей κ слову, κ способности слова передать сущность изображаемого. Этим объясняется нагромождение эпитетов, любовь κ сочетаниям слов одного корня (figura etymologica), неологизмам; слова у писателей иногда как будто теряют свою смысловую функцию и связываются ассонансом, аллитерацией. Этот стиль, который обычно называют «плетением словес», особенно ярко проявился в сочинениях Епифания Премудрого.

Немногие сведения, которыми мы располагаем ο жизни Епифания, черпаются из его сочинений, из которых крупнейшие — жития его учителей Стефана Пермского и Сергия Радонежского. Некоторые выражения в «Похвальном слове Сергию» дали основание предполагать, что Епифаний побывал в Византии; здесь он, очевидно, выучил греческий язык, знакомство с которым обнаруживается в его сочинениях. Последние годы жизни писатель провел в Троицкой лавре, где и умер между 1418 и 1422 г. «Житие Сергия Радонежского», написанное Епифанием на склоне жизни (1417—1418), посвящено одному из интереснейших русских людей XIV в. Сергий Радонежский сыграл выдающуюся роль в истории Древней Руси. Создатель крупнейшего русского монастыря — Троицкой лавры, преобразователь монастырской жизни на основе общежительного принципа (киновия), исключавшего личную собственность монахов, воспитатель целого поколения игуменов — основателей многих известных монастырей (Андроникова, Симонова, Саввино-Сторожевского и др.), Сергий был не только крупным церковным, но и политическим деятелем. Он сознательно поставил свою деятельность на службу централизаторским стремлениям московских князей и выручал их в ряде деликатных ситуаций (в частности, в деле приведения κ покорности удельных князей Бориса Константиновича Суздальского и Олега Ивановича Рязанского); именно κ Сергию отправился Дмитрий Донской, чтобы получить благословение перед Куликовской битвой. Желая сделать Сергия своим преемником на митрополию, митрополит Алексей говорит ему, что «от великодръжавных господий и до послѣднихъ вси тебе требують». Указывая на связи Сергия с великокняжеской семьей, Епифаний, однако, не разделяет целиком политическую программу своего учителя; описание бесчинств москвичей в Ростове позволило исследователям предположить, что Епифаний не был родом из Москвы.

Κ сожалению, «Житие Сергия» не дошло до нас в первоначальном виде: в середине XV в. житие, вышедшее из-под пера Епифания, было переработано официальным агиографом Пахомием Логофетом. Пахомий писал после «обретения мощей» Сергия в 1422 г. и основное внимание уделил «чудесам», свершавшимся у гроба святого. Однако описание жизни святого также подверглось под рукой Пахомия существенным изменениям: он значительно сокращает пространное житие Епифания, с тем чтобы сделать его пригодным и для церковной службы, усиливает элемент похвалы святому в новом панегирическом стиле, удаляет нежелательные политические намеки. Удовлетворяя требованиям заказчиков, Пахомий придал «Житию Сергия» парадную форму. Β том виде, в котором сохранилось «Житие Сергия», оно свидетельствует ο незаурядной образованности его автора. Библия и Евангелие многократно цитируются и перефразируются в житии; в некоторых случаях из библейских цитат создается своеобразный монтаж, как, например, в молитве Сергия после его пострижения, которая составлена из небольших отрывков 25, 83, 92 псалмов. Памятники византийской агиографии также были прекрасно известны автору «Жития Сергия»; чудесные явления, сопровождавшие рождение Сергия, сопоставляются в житии с рассказами ο различных греческих святых; здесь же приводится выписка из русского жития митрополита Петра, которое было написано митрополитом Киприаном. Κ различным эпизодам «Жития Сергия» ученые приводили параллели из житий Антония Великого, Федора Едесского и др.

«Житие Сергия» дошло до нас в нескольких редакциях. Степень переработки, которой подверглась каждая из редакций со стороны Пахомия Логофета, оценивалась учеными по-разному. Публикуемая редакция жития не сохранилась в списках XV в. Очевидно, она представляет собой компиляцию, составленную в XVI в. на основе других редакций. Именно в этом заключается ее значение; вследствие своей компилятивности эта редакция сохранила больше кусков, автором которых можно признать Епифания.

«Житие Сергия» печатается по изданию: «Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия-чудотворца и похвальное ему слово, написанные учеником его Епифанием Премудрым в XV веке. Сообщил архимандрит Леонид». Памятники древней письменности и искусства, т. 58. СПб., 1885, по спискам: РГБ, ф. 304, собр. Троице-Сергиевой лавры, № 698, л. 1 —139 об., 156 об.—182 об.; № 663 (главы «О Голутвиньском монастырѣ» — «О преставлении святого»), л. 539—553 об. Издание выверено по рукописям. Вставки и исправления сделаны по изданию: «Великие Минеи-Четьи». Сентябрь, дни 25—30. СПб., 1883, стб. 1463—1578 и по рукописи XVII в.: РНБ, Софийское собр., № 1493, л. 100—311 (по изданию Леонида с. 22, 64, 70, 74, 142, 146—147). Β одном случае вставка сделана по рукописи XVI в.: РНБ, F. 1. 278, л. 69 («Сий же внѣшняя обзираша, а не вънутреняя...» — по изданию Леонида с. 96), а в двух случаях сохранены конъектуры Леонида («побивачи» вместо «побиваючи»; «неочищену имѣя мысль» вместо «очищену имѣя мысль» — по изданию Леонида с. 98, 145), которые не подтверждаются рукописными чтениями. Перевод дат от сотворения мира κ датам от Рождества Христова дается по мартовскому году.