Милосердия ради милости Бога нашего (...) мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии (...) королевне Елизавети Аглинской, Францовской, Хиперской[1] и иных.
Ради милосердия Бога нашего <...> мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси <...> королевне Елизавете Английской, Французской, Ирландской и иных.
Что преже сего нѣ в которое время братъ твой Едвартъ король нѣкоторых людей своих на имя Рыцерта послал нѣкоторыхъ для потреб по всему миру мѣстом, и писал ко всѣмъ королем и царем и княземъ и властодержцомъ и мѣстоблюстителем.[2] А къ намъ ни одного слова на имя не было. И тѣ брата твоего люди, Рыцертъ с товарыщи, не вѣдаемъ которымъ обычаемъ, волею или неволею, пристали к пристанищу к морскому в нашемъ граде Двины.[3] И мы и туто какъ подобаетъ государемъ христьянскимъ милостивно учинили ихъ в чести, принели, и въ своихъ в государских в нарядных столѣхъ ихъ своимъ жалованьемъ упокоили (...) брату к твоему отпустили.
Некоторое время тому назад брат твой, король Эдуард, послал своих людей под предводительством Ричарда для каких-то надобностей по всем странам мира и писал ко всем королям, и князьям, и властителям, и управителям. А на наше имя ни одного слова послано не было. И те люди твоего брата, Ричард с людьми своими, неизвестно каким образом, вольно или невольно, пристали к морской пристани у нашей крепости на Двине. И тут мы, как подобает государям христианским, милостиво оказали им честь, приняли их за государевыми парадными столами, пожаловали <...> к брату твоему отпустили.
И от того брата твоего приѣхали къ намъ тот же Рыцертъ Рыцертов, да Рыцерто Грай.[4] И мы и тѣхъ также пожаловали, с честью отпустили. И после того приѣхал к намъ от брата от твоего Рыцертъ Рыцертовъ, и мы послали къ брату твоему своего посланника Осифа Григорьевича Непею.[5] А гостемъ брата твоего и всѣмъ аглинскимъ людемъ жаловалную свою грамоту дали такову свободну, какова и нашимъ людемъ торговым не живет свободна, а чаяли есмя то, что от брата вашего и от вас великие дружбы и от всѣхъ аглинских людей службы.
И от того твоего брата приехали к нам тот же Ричард Ричардов и Ричард Грей. Мы их также пожаловали и отпустили с честью. И после того как к нам приехал от твоего брата Ричард Ричардов, мы послали к брату твоему своего посланника Осипа Григорьевича Непею. А купцам твоего брата и всем англичанам мы дали такую свободную жалованную грамоту, какую даже из наших купцов никто не получал, а надеялись за это на великую дружбу вашего брата и вас и на услуги от всех английских людей.
И в кою пору послали есмя своего посланника, и в тѣ поры брата твоего Едварта короля не стало, а учинилася на государстве сестра твоя Мария,[6] и после того пошла за ишпанского короля за Филипа.[7] И ишпанской король Филип и сестра твоя Марья посланника нашего приняла с честью и к намъ отпустили, а дѣла с нимъ никоторого не приказали.[8] А в тѣ поры ваши аглинские гости почали многие лукавства дѣлати над нашими гостьми и товары свои почали дорого продавати, что чего не стоит.
В то время, когда мы послали своего посланника, брат твой Эдуард скончался, и на престол вступила сестра твоя Мария, а потом она вышла замуж за испанского короля Филиппа. И испанский король Филипп и сестра твоя Мария приняли нашего посланника с честью и к нам отпустили, а дела с ним никакого не передали. А в то время ваши английские купцы начали творить нашим купцам многие обманы и свои товары начали продавать дороже того, чего они стоят.
А после того учинилося нам вѣдомо, что и сестры твоей Марьи королевны не стало, а Филипа короля ишпанского аглинские люди с королевства сослали, а тебя учинили на королевстве.[9] И мы и тутъ твоимъ гостемъ не учинили никоторые тесноты, а велѣли имъ по первому торговати.
А после этого стало нам известно, что и сестра твоя, королевна Мария, скончалась, а испанского короля Филиппа англичане выслали из королевства, а на королевство посадили тебя. Но мы и тут не учинили твоим купцам никаких притеснений и велели им торговать по-прежнему.
А сколько грамот и приходило по ся мѣста, — а ни у одной грамоты чтобы печать была одна! У всѣх грамотъ печати розные. И то не государскимъ обычаемъ, а такимъ грамотам во всѣх государьствах не вѣрят. У государей в государстве живет печать одна. И мы и тутъ вашимъ грамотамъ всѣмъ вѣрили и по тѣмъ грамотам дѣлали.
А до сих пор, сколько ни приходило грамот, — хотя бы у одной была одинаковая печать! У всех грамот печати разные. Это не соответствует обычаю, принятому у государей, — таким грамотам ни в каких государствах не верят. У государей в государстве должна быть единая печать. Но мы и тут всем вашим грамотам доверяли и поступали в соответствии с этими грамотами.
И после того прислала еси к намъ своего посланника Онтона Янкина[10] о торговых дѣлех. И мы, чаючи того, что он у тебя в жалованье, его есмя привели х правде, да и другово твоего торгового человека Рафа Иванова[11] для толмачства, потому что было в такомъ великомъ дѣле толмачити нѣкому, и приказывали есмя с нимъ к тебѣ словом свои великие дѣла тайные, а от тебя хотячи любви.[12] А тебѣ было къ намъ прислати своего ближнего человека, да Онтона ж с нимъ, или б одного Онтона прислала. И намъ то не вѣдомо, донес ли тѣ рѣчи до тебя Онтонъ или не донес, а про Онтона года с полтора вѣдома не было. А от тебя к намъ посланникъ, ни посол никаков не бывал. А мы для того дѣла твоимъ гостем дали другую свою жаловальную грамоту; а чаяли есмя того, что тѣ гости у тебя в жалованье, и мы того для имъ свое жалованье свыше учинили.
И после этого ты прислала к нам по торговым делам своего посланника Антона Янкина. И мы, надеясь, что он у тебя в милости, привели его к присяге, да и другого твоего купца Ральфа Иванова — как переводчика, потому что некому было быть переводчиком в таком великом деле, и передали с ним устно великие тайные дела, желая с тобой дружбы. Тебе же следовало к нам прислать своего ближнего человека, а с ним Антона или одного Антона. И нам неизвестно, передал ли эти дела тебе Антон или нет, про Антона года полтора не было известий. А от тебя никакой ни посланник, ни посол к нам не прибывал. Мы же ради этого дела дали твоим купцам другую свою жалованную грамоту; надеясь, что эти гости пользуются твоей милостью, мы даровали им свою милость свыше прежнего.
И после того намъ учинилося вѣдомо, что твой человекъ аглинецъ приѣхал на Ругодивъ[13] Едваръдъ Гудыван[14] и с нимъ многие грамоты, и мы велѣли спросити о Онтоне, и он о Онтоне вѣдома никоторого не учинил, a нашимъ посланникомъ, которые были у него приставлены, многие невѣжливые слова говорил. И мы велѣли у него обыскати грамот, и у него многие грамоты выняли, и в тѣх грамотах про наше государьское имя и про наше государьство со укоризною писано и многи вѣсти неподобные писаны, что будто в нашемъ царстве неподобные дѣла дѣлаютца. И мы его и тут пожаловали — велѣли с честью подержати, докуды от тебя о тѣх рѣчех, которые есмя приказывали с Онтономъ, от тебя вѣдомо будет.
И после этого нам стало известно, что в Ругодив приехал твой подданный, англичанин Эдуард Гудыван, с которым было много грамот, и мы велели спросить его об Антоне, но он ничего нам об Антоне не сообщил, а нашим посланникам, которые были к нему приставлены, говорил многие невежливые слова. Тогда мы велели расследовать, нет ли с ним грамот, и захватили у него многие грамоты, в которых о нашем государевом имени и нашем государстве говорится с презрением и написаны оскорбительные вести, будто в нашем царстве творятся недостойные дела. Но мы и тут отнеслись к нему милостиво — велели держать его с честью до тех пор, пока не станет известен ответ от тебя на те поручения, которые переданы с Антоном.
И после того приѣхал от тебя к нам посланникъ на Ругодив Юрьи Милдентов[15] о торговых дѣлех. И мы его велѣли спрашивати про Онтона про Янкина, бывал ли он у теба, и как ему от тебя к намъ быти. И посланникъ твой Юрьи дѣла никоторого не сказал и нашимъ посланникомъ и Онтону лаял. И мы его также велѣли подержати, докуды от тебя намъ про Онтоновы рѣчи вѣдомо будет.
И после этого приехал от тебя к нам в Ругодив посланник Юрий Милдентов по торговым делам. И мы его велели спросить про Антона Янкина, был ли он у тебя и когда он должен прибыть от тебя к нам. Но посланник твой Юрий ничего нам об этом не сказал и наших посланников и Антона облаял. Тогда мы также велели его задержать, пока не получим от тебя вестей о делах, порученных Антону.
И после того нам учинилося вѣдомо, што от тебя пришел посол на Двинское пристанищо Томос Ронделфъ,[16] и мы к нему послали с своимъ жалованьемъ сына боярского и велѣли ему быти у него в приставех[17] и честь есмя учинили ему великую. А велели есмя его спросити, ест ли с нимъ Онтон, и он нашему сыну боярскому не сказал ничего, а Онтон с нимъ не пришол, и почал говорити о мужитцких о торговых дѣлех.
После этого нам стало известно, что к Двинской пристани прибыл от тебя посол Томас Рандольф, и мы милостиво послали к нему своего сына боярского и приказали ему быть приставом при после, а послу оказали великую честь. А приказали спросить его, нет ли с ним Антона, он же нашему сыну боярскому ничего не сказал и начал говорить о мужицких торговых делах; а Антон с ним не пришел.
И приѣхал к нам в наше государьство, и мы к нему посылали многижды, чтоб он с нашими бояры о томъ известился, ест ли с нимъ приказ от тебя о тѣх рѣчех, что мы к тебѣ с Онтономъ приказывали. И он уродственымь обычаемъ не пошел. А жалобы писал на Томоса да на Рафа,[18] да о иных о торговых дѣлех писал, а наши государьские дѣла положил в бездѣлье. И потому посол твой замешкал у нас быти; а после того пришло Божье посланье — повѣтрее, и ему было у нас невозможно быти. И как время пришло, и Божье посланье минулось повѣтрее, и мы ему велѣли свои очи видети. И он намъ говорил о торговых же дѣлех. И мы къ нему высылали боярина своего и намѣстника вологотцкого князя Офонасья Ивановича Вяземского,[19] да печатника своего Ивана Михайлова,[20] да дьяка Ондрѣя Васильева,[21] а велѣли есмя его спросити о том, ест ли за нимъ тот приказ, что есмя к тебѣ приказывали с Онтономъ. И он сказал, что за нимъ тот приказ есть же. И мы потому к нему жалованье свое великое учинили, и после того у нас и наединѣ был. И он о тѣх же о мужитцких о торговых дѣлех говорил, да и тѣ дѣла намъ изредка сказал же. И намъ в то время поѣздъ лучился в нашу отчину на Вологду, и мы велѣли твоему послу Томосу за собою ж ѣхати. И тамъ на Вологде высылали есмя к нему боярина своего, князя Офонасья Ивановича Вяземского, да дьяка своего Петра Григорьева[22] и велѣли есмя с нимъ говорити, какъ тѣмъ дѣломъ промеж нас пригоже быти. И посол твой Томос Рондолфъ говорил о торговом же дѣле и одва его уговорили, и о тѣхъ дѣлех говорили. И приговорили о тѣх дѣлех, какъ тѣмъ дѣломъ пригож меж нас быти, да и грамоты пописали[23] и печати свои есмя к тѣмъ грамотам привѣсили. А тебѣ было, будет тебѣ любо то дѣло, таково ж грамоты пописати и послов своих к намъ прислати добрых людей, да и Онтона Янкина с ними было прислати ж. А Онтона мы просили для того, что хотѣли есмя его о томъ роспросити, донес ли он тѣ рѣчи, которые есмя к тебѣ с нимъ приказывали, любы ли тебѣ тѣ дѣла, и что о тѣх дѣлех твой промыслъ. И вмѣсте есмя с твоимъ посломъ послали своего посла Ондрѣя Григоревича Совина.[24]
Когда он приехал в наше государство, мы много раз ему указывали, чтобы он известил наших бояр о том, есть ли у него приказ от тебя о делах, о которых мы передали тебе с Антоном. Но он нелепым образом уклонился. А писал жалобы на Томаса и на Ральфа и о других торговых делах писал, а нашими государственными делами пренебрегал. Из-за этого-то твой посол и запоздал явиться к нам; а затем пришло Божье послание — моровое поветрие, и он не мог быть принят. Когда же время пришло и Божье послание — поветрие — кончилось, мы его допустили пред свои очи. Но он опять говорил нам о торговых делах. Мы высылали к нему своего боярина и наместника вологодского князя Афанасия Ивановича Вяземского, печатника своего Ивана Михайлова и дьяка Андрея Васильева и велели его спросить, если ли у него поручение по тем делам, о которых мы передавали тебе с Антоном. Он ответил, что такое поручение с ним тоже есть. А мы поэтому оказали ему великую честь, и он был принят нами наедине. Но он говорил о тех же мужицких торговых делах и лишь изредка касался того дела. А нам в то время случилось отправиться в нашу вотчину Вологду, и мы велели твоему послу Томасу ехать с собой. А там, в Вологде, мы выслали к нему своего боярина князя Афанасия Ивановича Вяземского и дьяка Петра Григорьева и велели с ним переговорить, как лучше всего устроить между нами это дело. Но посол твой Томас Рандольф все время говорил о торговом деле, и едва его убедили поговорить о тех делах. Наконец договорились об этих делах, как следует эти дела устроить, написали грамоты и привесили к ним печати. Тебе же, если тебе это было бы угодно, следовало таким же образом написать грамоты и прислать к нам послами достойных людей и с ними вместе прислать Антона Янкина. Прислать Антона мы просили потому, что хотели его расспросить, передал ли он тебе те слова, которые мы ему говорили, угодны ли тебе наши предложения и каковы твои о них намерения. И вместе с твоим послом послали своего посла Андрея Григорьевича Совина.
И ныне ты къ нам отпустила нашего посла, a с нимъ еси к намъ своего посла не прислала. А наше дѣло здѣлала еси не по тому, какъ посол твой приговорилъ.[25] А грамоту еси прислала обычную, какъ проѣжжую. А такие великие дѣла без крепостей не дѣлаютца и без послов. А ты то дѣло отложила на сторону, а дѣлали с нашимъ посломъ твои бояре — все о торговых дѣлех, а владѣли всѣмъ дѣломъ твоим гости — сертъ Ульян Гарит да сертъ Ульян Честер.[26] И мы чаяли того, что ты на своемъ государьстве государыня и сама владѣеш и своей государской чести смотриш и своему государству прибытка, и мы потому такие дѣла и хотѣли с тобою дѣлати. Ажно у тебя мимо тебя люди владѣют, и не токмо люди, но мужики торговые,[27] и о нашихъ о государских головах и о честех и о землях прибытка не смотрят, а ищут своих торговых прибытков. А ты пребываеш въ своемъ девическомъ чину, как есть пошлая девица.[28] А что которой будет хотя и в нашемъ дѣле был, да нам изменил, и тому было вѣрити не пригож.[29]
Ныне ты к нам отпустила нашего посла, а своего посла с ним ты к нам не послала. А наше дело ты сделала не таким образом, как договорился твой посол. Грамоту же ты послала обычную, вроде как проезжую. Но такие дела не делаются без присяги и без обмена послами. А ты то дело отложила в сторону, а вели переговоры с нашим послом твои бояре только о торговых делах, управляли же всем делом твои купцы — сэр Ульян Гарит да сэр Ульян Честер. Мы надеялись, что ты в своем государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государской чести и выгодах для государства, поэтому мы и затеяли с тобой эти переговоры. Но, видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые, и не заботятся о наших государских головах и о чести и о выгодах для страны, а ищут своей торговой прибыли. Ты же пребываешь в своем девическом звании, как всякая простая девица. А тому, кто хотя бы и участвовал в нашем деле, да нам изменил, верить не следовало.
И коли уж такъ, и мы тѣ дѣла отставим на сторону. А мужики торговые, которые отставили наши государские головы и нашу государскую честь и нашимъ землямъ прибыток, а смотрят своихъ торговыъ дѣлъ, и они посмотрят, какъ учнут торговати! А Московское государьство покамѣсто без аглинских товаров не скудно было. А грамоту б еси, которую есмя к тебѣ послали о торговомъ дѣле, прислала къ нам. А хотя к намъ тоѣ грамоты и не пришлеш, и намъ по той грамоте не велѣти дѣлати ничего. Да и всѣ наши грамоты, которые есмя давали о торговых дѣлех, по сей день не в грамоты.
И если уж так, то мы те дела отставим в сторону. Пусть те торговые мужики, которые пренебрегали нашими государскими головами и государской честью и выгодами для страны, а заботятся о торговых делах, посмотрят, как они будут торговать! А Московское государство пока и без английских товаров не скудно было. А торговую грамоту, которую мы к тебе послали, ты прислала бы к нам. Даже если ты и не пришлешь ту грамоту, мы все равно не велим по ней ничего делать. Да и все наши грамоты, которые до сего дня мы давали о торговых делах, мы отныне за грамоты не считаем.
Писана в нашем государстве града Москвы лѣта от созданья миру 7079-го октября в 24.
Писана в нашем Московском государстве, в году от создания мира 7079-м (1570), 24 октября.
Послание Ивана Грозного Елизавете — яркий памятник эпистолярного творчества царя. Как и многие другие послания, оно соединяет черты дипломатического послания с характерными особенностями «грубианского» стиля Ивана IV.
Послание написано в связи с неудачей плана русско-английского союза, возникшего у Грозного в 1567 г. Идея этого союза, изложенная царем в переговорах с английским послом А. Дженкинсоном (Толстой Ю. Первые сорок лет сношений между Россиею и Англиею. СПб., 1875, № 12), была неприемлема для Елизаветы уже потому, что он подразумевал помощь Ивану IV в Ливонской войне, ведшейся, в частности, против Польско-Литовского государства. Реальный интерес к политическому союзу с Россией появился у Елизаветы лишь в 80-х гг., когда готовилось нашествие испанской Армады на Англию и Филипп II попытался привлечь к войне и русского царя. Но в 60-х гг. угроза испанского нападения еще не возникла, a с Польшей Англия имела не менее тесные торговые связи, чем с Московским государством. В инструкциях, данных в июне 1568 г. послу Рандольфу, ближайший сподвижник Елизаветы лорд-казначей Сесиль (Берли) писал: «Такими общими и благопотребными речами имеете вы удовольствовать его, не давая повода вступать в какие-либо особые трактаты и договоры для заключения между нами такого союза, который называется наступательным и оборонительным...». Соответствующее этим инструкциям поведение английских дипломатов и вызвало резкую реакцию Ивана IV.
Послание публикуется по фотокопии с подлинной рукописи (свитка) XVI века, хранящейся в лондонском Публичном архиве (Public Record Office) S. P. 102/49. Текст печатается c любезного разрешения Public Record Office. Ознакомление c фотокопией обнаружило, что слова «пошлая девица» (адресованные королеве) были написаны по выскребленному; сотрудники лондонского Публичного архива, запрошенные об этом, подтвердили, что текст в этом месте был выскреблен. Кроме того, рукопись имеет лакуны, из-за чего текст в некоторых местах поврежден.