Электронные публикации

ИСТОРИЯ О ВЕЛИКОМ КНЯЗѣ МОСКОВСКОМ: ЕЖЕ СЛЫШАХОМ У ДОСТОВѣРНЫХ, И ЕЖЕ ВИДѣХОМ ОЧИМА НАШИМА. СИЕ СОКРАЩЕННѣ ВМѣЩАЮЧИ, ЕЛИКО ВОЗМОГОХЪ, НАПИСАХЪ ПРИЛѣЖНАГО РАДИ СТУЖАНИЯ ОТ МНОГИХЪ

ИСТОРИЯ ОВЕЛИКОМ КНЯЗЕ МОСКОВСКОМ: ТО, ЧТО СЛЫШАЛИ МЫ ОТ ДОСТОВЕРНЫХ ЛЮДЕЙ, И ТО, ЧТОВИДЕЛИ СОБСТВЕННЫМИ ГЛАЗАМИ. СОКРАЩЕННО ИЗЛАГАЯ, НАПИСАЛ Я ЭТО, КАК СУМЕЛ,ИЗ-ЗА НЕОТСТУПНОЙ НАСТОЙЧИВОСТИ МНОГИХ

Много кратъ ото многихъ свѣтлыхъ мужей вопрошаемъ бых с великимъстужаниемъ, откуды сия приключишася такъ прежде доброму и нарочитому царю,многожды за отечество и о здравии своемъ не радящу, и в военныхъ вещах сопротивъ враговъ креста Христова труды тяжкие и бѣды, и безчисленные поты претерпѣвающу, и прежде от всѣхъ добрую славу имущему. И многожды умолчахъ со воздыханиемъ и слезами, не восхотѣхъ отвѣщати. Послѣди же, частыхъ ради вопрошений, принужденъ былъ нѣчто рещи отчасти о случаехъ приключшихся таковыхъ. И отвѣщахъ имъ: «Аще бы из начала и по ряду рѣхъ, много бы о том писати, яко в предобрый рускихъ князей род всѣял диявол злые нравы, наипаче же женами ихъ злыми и чародѣицами. Яко и во исраилтескихъ царехъ, паче же которых поимовали от иноплеменниковъ».[1]Но сия вся оставя, нѣчто изреку о том самом настоящемъ.

Многораз многие умные люди спрашивали меня с большой настойчивостью, как это моглослучиться с таким прежде добрым и знаменитым царем, который столько раз радиотечества пренебрегал своим здоровьем, сносил беды, бесчисленные страдания итяжелый труд в военных предприятиях против врагов Христова креста и пользовалсяпрежде у всех доброй славой. И каждый раз со вздохами и слезами я отмалчивалсяи не хотел отвечать. В конце концов постоянные расспросы принудили меня кое-чторассказать о том, что же все-таки произошло. И я отвечал им: «Если бырассказывал я с самого начала и все подробно, много бы пришлось писать о том,как посеял дьявол скверные навыки в добром роде русских князей прежде всего спомощью их злых жен-колдуний. Так ведь было и с царями Израиля, особенно когдабрали они жен из других племен». Впрочем, отложив все это, расскажу кое-что посуществу дела.

Яко глаголютъ многие премудрые: «Доброму началу и конецъ бывает добръ», такожде и сопротив — злое злым скончевается. А наипаче от самовластнаго человѣческаго естества, злым произволением и по всему супротивныхъ, против Божиихъ заповедей дерзати. Князь великий Василий Московский ко многимъ злымъ и сопротив закона Божия дѣломъ своим и сие приложил. Иже и писати, и исчитати, краткости ради книжицы сея, невмѣстно, а яже достоитъ воспомянути, зѣло вкратцѣ напишемъ по силѣ.

Многиемудрецы говорят: «При хорошем начале хороший конец», точно так инапротив — зло оканчивается злом. В особенности это свойственно свободнойприроде человека восставать против Божеских заповедей своей свободной волей,злой и всему враждебной. Великий князь московский Василий и это прибавил комногим скверным своим делам, враждебным Божеским заповедям. По краткости этойкниги здесь не место описывать и перечислять их, но то, что необходимоупомянуть, изложим по возможности со всей краткостью.

Живши со женою своею первою Соломаниею[2] двадесятъ и шесть лѣтъ, остриг ея во мнишество, не хотящу и ни мыслящу о том, и заточил в далечайшъмонастырь, от Москвы болши двусотъ миль, в земли Каргопольскии лежащъ. И затворити казалъ ребро свое в темницу, зѣло нужную и уныния исполненую, сиирѣчь жену, ему Богомъ данную, святую и неповинную. И понял себѣ Елену, дщерь Глинского, аще и возбраняющу ему сего беззакония многимъ святым и преподобным не токмо мнихом, но и сигклитом его. От нихъже единъ, Васьян-постынник,[3]сродникъ ему сущъ по матери своей, а по отце внук княжатилитовского, Патрикиев, и оставя мирскую славу, в пустыню вселился, и так жестоко и свято житие препровожал во мнишествѣ, подобнѣ великому и славному древнему Антонию. Да не зазрите хто дерзостнѣ рещи, Иоанну Крестителюревностию уподобился, бо и оный о законопреступном браку царю возбранял, беззаконие творящу. Он в моисейском, сей же во евангелскомбеззаконовал.

Проживс первой своей женой Соломонией двадцать шесть лет, он постриг ее в монашество,хотя она не помышляла об этом и не хотела этого, и заточил ее в самый дальниймонастырь, находящийся за двести с лишним миль от Москвы, в Каргопольскойземле. Итак, он распорядился ребро свое, то есть Богом данную святую и невиннуюжену, заключить в темницу, крайне тесную и наполненную мраком. А сам женился наЕлене, дочери Глинского, хотя и препятствовали ему в этом беззаконии многиесвятые и добродетельные не только монахи, но и сенаторы его. Один из них былпустынник Вассиан Патрикеев, по матери родственник великому князю, а по отцувнук литовского князя, который, оставя славу мира сего, поселился в пустыне ипроводил свою жизнь в монашестве с такой строгостью и святостью, как некогдазнаменитый Антоний Великий. И не сочтет пусть никто за дерзость сказать, что вусердии своем он был подобен Иоанну Крестителю, ведь и тот препятствовал внепозволительном браке царю, совершавшему беззакония. Тот попирал законыМоисея, а этот — Евангелия.

А от мирских сигклитовъ возбранял ему Семен, реченный Курбский,[4]с родукняжатъ смоленскихъ и ярославскихъ. О немже и о святом жителстве его не токмо тамо Руская земля вѣдома, но и Герберштейн,[5]нарочитый муж цесарский и великий посол, на Москвѣ был и увѣдал, и в «Кроице» своей свидѣтельствуетъ, латинским языком, в Медиоланѣ, в славном граде будучи, написал.[6]

Аиз мирских сановников препятствовал великому князю Семен, по прозваниюКурбский, из рода князей смоленских и ярославских. О нем и святой жизни его нетолько там, в Русской земле, знают, но когда был в Москве, слышал иГерберштейн, знаменитый муж и великий посол императора, и рассказал в своей«Хронике», которую написал на латыни в славном городе Милане.

Он же, предреченный Василий, великий, паче же в прегордости и в лютости, князь, не токмо ихъ не послушал, такъ великихъ и нарочитыхъ мужей, но онаго блаженного Васьяна, по плоти сродника своего, изымав, заточити повелѣл, и связана святаго мужа, аки злодѣя, в прегорчайшую темницу, к подобнымъ к себѣ, в злости презлыхъ осифляном,[7]в монастырь ихъ отослал и скорою смертию уморити повелѣлъ. Они же, яко лютости его скорые послушницы и во всѣх злыхъ потаковницы, паче же еще и подражатели, умориша его вскорѣ. И других святыхъ мужей, овыхъ заточил на смерть (от нихъже единъ Максимъ Философ,[8]о немже напреди повѣмъ), а другихъ погубити повелѣлъ, ихъже имена здѣ оставляю. А князя Семена ото очей своихъ отогналъ даже до смерти его.

Авышеназванный князь Василий, великий в основном гордыней и жестокостью, нетолько не послушался этих великих и знатных людей, но и блаженного Вассиана,своего родственника по крови, приказал схватить и заточить, так что святогочеловека, связанного, как преступника, отправил в ужасающую темницу —монастырь преступных иосифлян, подобных ему в своей преступности, и велелумертвить немедленной смертью. И они, скорые исполнители его жестокости ипотворщики ему во всех его преступлениях, пожалуй, еще и соперники в этом,немедленно умертвили того. А других святых людей — одних подверг онпожизненному заключению (один из них философ Максим, о котором я расскажупозже), других велел убить, их имена я здесь опускаю. А князя Семена навсегдапрогнал с глаз долой.

Тогда зачался нынѣшний Иоанъ нашъ, и родилася в законопреступлению и во сладострастию лютость, яко рече Иоаннъ Златоустый во Словѣ о женѣ злой,[9]емуженачало:«ДнесьнамъИоанново преподобие и Иродова лютость егда возвѣщалась, смутились и внутренние, сердца вострепетали, зракъ помрачился, разумъ притупился, слухъ скутался» и прочие. И аще святые великие учители ужасалися, пишуще, от мучителей на святыхъ дерзаемые, колми паче намъ, грѣшным, подобаетъ ужасатися, таковую трагедию возвещати! Но послушание всѣ преодолѣваетъ, паче же стужения, або докучания ради вашего частого.

Тогдазачат был наш теперешний Иван, и через попрание закона и похоть родиласьжестокость, как сказал об этом Иоанн Златоуст в Слове о злой жене, началокоторого: «Когда стали нам теперь известны праведность Иоанна и жестокостьИрода, потряслись утробы, вострепетали сердца, померкло зрение, притупился ум,ослабел слух» и так далее. И если великие святые учители ужасались, описываято, что творили мучители со святыми, как нам, грешным, нужно ужасаться, сообщаяо такой трагедии! Но все преодолевает повиновение, в особенности радипостоянной вашей настойчивости или неотступности.

Но и сие к тому злому началу еще возмогло, понеже остался отца своего зѣло млад, аки дву лѣтъ. По немногихъ же лѣтех и мати ему умре. Потом питаша его велицые гордые паны — по ихъ языку боярове, — его на свою и детей своихъ бѣду, ретящеся друг пред другом, ласкающе и угождающе ему во всяком наслаждению и сладострастию. Егда же начал приходити в возрастъ, аки лѣт в дванадесятъ, — и впредь что творил, умолчю иные и иные, обаче же возвещу сие — начал первие безсловесных крови проливати, с стремнинъ высокихъ мечюще ихъ — а по ихъ языку с крылецъ, або с теремовъ, — тако же и иные многиенеподобные дѣла творити, являющи хотящее быти немилосердое произволение в себѣ (яко Соломон глаголетъ: «Мудрый, рече, милуетъ души скотовъ своихъ, тако жь и безумный биетъ ихъ нещадно»),[10]а пѣстуномъ ласкающим, попущающе сие и хваляще, на свое горшѣе отрока учаще. Егда же уже приходяще к пятомунадесятьлѣту и вящей, тогда началъ человѣковъ ураняти и, собравши четы юныхъ около себя детей и сродныхъ оныхъ предреченныхъ сигклитов, по стогнам и по торжищамъ начал на конѣхъ с ними ѣздити и всенародныхъ человѣковъ, мужей и жен, бити и грабити, скачюще и бѣгающе всюду неблагочиннѣ. И воистинну, дѣла разбойнические самые творяше и иные злые исполняше, ихъже не токмо глаголати излишно, но и срамно, ласкателем же всѣм таковое на свою бѣду восхваляющим: «О, храбръ, — глаголюще, — будет сей царь и мужественъ!»

Ито еще оказало помощь злому началу, что совсем маленьким, лет двух, остался онбез отца. Через несколько лет и мать его умерла. Воспитывали его потом важные игордые паны — бояре, на их языке, — соревнуясь друг с другом, льстя иугождая ему в его сластолюбии и похоти, — себе и детям своим на беду. Акогда начал он подрастать, лет в двенадцать, — что раньше вытворял, всеопущу, сообщу лишь это: начал сначала проливать кровь животных, швыряя их сбольшой высоты — с крылец или теремов, как они говорят, — вытворятьтакже и многие другие негодные вещи, выявляя будущее свое немилосердноесвоеволие (как говорит Соломон: «Мудрый, дескать, жалеет души скотов своих, аглупый их бьет без пощады»), а воспитатели льстили ему, позволяли это,расхваливали его, на свою беду научая ребенка. Когда же стало ему летпятнадцать и больше, тогда начал он и людей бросать и, собрав вокруг себя толпымолодежи из детей и родственников названных сенаторов, стал разъезжать с нимина конях по улицам и площадям, скача повсюду и носясь неблагопристойно, бить играбить простых людей, мужчин и женщин. Действительно, совершал он просторазбойничьи поступки, совершал другие преступления, о которых говорить нестоит, да и стыдно, а льстецы себе на беду все это расхваливали, говоря: «Вотэто будет храбрый и мужественный царь!»

Егда прииде к седмомунадесять лѣту, тогда тѣ же прегордые сингклитове начаша подущати его и мстити имъ свои недружбы, единъ против другаго. И первие убиша мужа пресилного, зѣло храброго стратига и великороднаго, иже был с роду княжатъ литовскихъ, единоколененъ кролеви полскому Ягайлу, именем князь Иванъ Бѣлский,[11]ижене токмо был мужественъ, но и в разумѣ многъ, и Священных Писаниихъ в нѣкоторыхъ искусенъ.

Акогда исполнилось ему семнадцать лет, эти же надменные сенаторы один впереддругого стали науськивать его и использовать его для мести в своей вражде.Вначале убили они храбрейшего стратега, влиятельного человека благородногопроисхождения по имени князь Иван Бельский, который был из рода литовскихкнязей и находился в родстве с польским королем Ягайлой. Был он не толькомужествен, но и большого ума и имел неплохой опыт в Священном Писании.

По мале же времени онъ же самъ повелѣл убити такожде благородноеедино княжа именем Андрѣя Шуйского,[12]с роду княжатъ суждалских. Потом, аки по двухъ лѣтехъ, убилъ трех великородныхъ мужей: единаго ближняго сродникасвоего,рожденнаго с сестры отца его, князя Иоанна Кубенского, яже был у отца его великимъ земским морщалкомъ. А был роду княжатъсмоленскихъ и ярославскихъ, и муж зѣло разумный и тихий, в совершенныхъ ужелѣтехъ. И вкупѣ побиени с нимъ предреченные мужие Феодоръ и Василий Воронцовы,родомъот немецка языка, а с племяни княжат рѣшских. И тогда же убиен Феодоръ, глаголемый Невѣжа, зацный и богатый землянин. А мало пред тѣмъ, аки за два лѣта, удавленъ от него князя Богдана сынъ Трубецкого, в пятинадесяти лѣтехъ младенецъ, Михаил именемъ, с роду княжатъ литовскихъ. И потом, памата ми ся, того же лѣта убиени от него благородные княжата: князь Иоаннъ Дорогобужский, с роду великих княжатъ тверскихъ, и Феодоръ, единочадный сынъ князя Иоанна, глаголемаго Овчины, с роду княжатъ торуских и оболенских, — яко агнцы неповинно заколены еще в самом наусии.

Немногопогодя он уже сам приказал убить другого благородного князя по имени АндрейШуйский, из рода суздальских князей. Года через два после этого убил он трехблагородных людей: одного близкого своего родственника, князя Ивана Кубенского,родившегося от сестры его отца и бывшего у его отца великим земским маршалом.Был он из рода князей смоленских и ярославских, очень умный и тихий человекпожилого уже возраста. Вместе с ним были убиты знатные Федор и ВасилийВоронцовы, происходившие из немцев, из рода имперских князей. Тогда же был убитФедор, по прозванию Невежа, шляхетный и богатый гражданин. А немного раньше,года на два, был удавлен пятнадцатилетний юноша, сын князя Богдана Трубецкого,по имени Михаил, из рода литовских князей. А после, помнится мне, в тот же годубиты были благородные князья: князь Иван Дорогобужский, из рода великих князейтверских, и Федор, единственный сын князя Ивана, по прозванию Овчины, из родакнязей тарусских и оболенских, — как агнцы без вины зарезаны в самоммладенчестве.

Потомъ, егда началъ всякими безчисленными злостьми превосходити, тогда Господь, усмиряюща лютость его, посѣтил град великий Москву презелным огнемъ, и такъ явственнѣ гнѣвъ свой навел, аще бы по ряду писати, могла бы повесть цѣлая быти або книжица. А пред тѣмъ, еще во младости его, безчисленными плененми варварскими — ово от царя перекопского, ово от татар нагайскихъ, сиирѣчь заволскихъ, а наипаче и горше всѣхъ от царя казанского, силнаго и можнаго мучителя христианского (яже подо властию своею имѣл шесть языковъ различныхъ), — имиже безчисленное, неисповѣдимое пленение и кровопролитие учинил, так, иже уже было все пусто за осмьнадесять миль до Московского мѣста. Такоже и от перекопского або от крымского царя и от нагай вся Рязанская земля, аже по самую Оку-рѣку спустошено, а внутрь человѣкоугодником со царемъ младым, пустошащим и воюющим нещадно отечество.

Нокогда стал он потом превосходить меру в бесчисленных своих преступлениях, тоГосподь, смиряя его свирепость, послал на великий город Москву громадный пожар,так что с очевидностью проявил свой гнев, и если бы подробно писать, вышла быцелая повесть или книжка. А еще раньше, в годы его юности, с помощьюмногочисленных нашествий варваров — то крымского хана, то ногайских, тоесть заволжских, татар, и в особенности и страшнее всего казанского царя,сильного и мощного мучителя христиан (который имел в своей власти шесть разныхнародов), — всеми ими устроил Господь несказанное кровопролитие инашествие, так что на восемьдесят миль вокруг города Москвы все стало пусто.Вся Рязанская земля до самой Оки опустошена была перекопским, или крымским,ханом и ногаями, притом что внутри угождатели с молодым царем безжалостноопустошали и подвергали отечество бедствиям войны.

Тогда же случилось, после того предреченнаго пожару презелнаго и воистинну зѣло страшнаго, о немже никтоже сумнитца рещи «явственный гнѣв Божий», — а что же тогда бысть? Бысть возмущение великое всему народу,[13]якои самому царю утещи от града со своим двором его. И в том возмущении убиенъ(...) вой его, князь Юрий Глинский от всего народа, и домъ его весьразграбленъ. Другие же вой его, князь Михаилъ Глинский, которой был всему злому началникъ, утече, и другие человѣкоугодницы, сущие с нимъ, разбегошася. И в то время дивне нѣяко Богъ руку помощи подал отдохнути землѣ христианской образомъ симъ. Тогда убо, тогда, глаголю, прииде к нему един муж, презвитеръ чином, именем Селивестръ,[14]пришлецъ от Новаграда Великого, претяще ему от Бога Священными Писанми и срозе[15] заклинающе его страшным Божиимъ именем, еще ктому и чюдеса и аки бы явление от Бога повѣдающе ему — не вѣмъ, аще истинные, або такъ ужасновение пущающе, буйства его ради и для дѣтскихъ неистовых его нравов умыслил был собѣ сие. Яко многажды и отцы повелѣвают слугамъ детей ужасати мечтателнымистрахи, и от излишнихъ игор презлых сверсников. Сице, мню, блаженный малую присовокупляетъ благокознению, еюже великое зло целити умыслил. Яко и врачеве дѣлают, поневолѣ согнившие гагрины стружуще и рѣжуще жѣлѣзом, або дикое мясо, возрастающее на ранѣ, обрѣзающе аже до живаго мяса. А ему негли подобно и он блаженный, лстецъ истиннъ, умыслил, яко и послѣдовало дѣло, иже душу его от прокаженныхъ ран исцелил и очистилъ был и развращенный умъ исправил, тѣмъ и овым наставляюще на стезю правую.

Нотогда, после упомянутого пожара, громадного и действительно очень страшного, окотором никто не усомнится сказать «очевидный Божий гнев», — что же былотогда? Было великое всенародное возмущение, так что самому царю пришлось бежатьиз города со всем своим двором. В этом возмущении толпой был убит из дядьев егокнязь Юрий Глинский, а дом его разграблен. Другой же его дядя, князь МихаилГлинский, который был голова всему злу, убежал, а угождатели, бывшие с ним,разбежались. В то время чудесно как-то и следующим образом подал Бог рукупомощи, чтобы отдохнула христианская земля. Тогда, именно тогда, говорю я,пришел к нему один человек в сане священника, именем Сильвестр, выходец извеликого Новгорода, усмиряя его божественным Священным Писанием, суровозаклиная его грозным именем Бога и вдобавок открывая ему чудеса и как бызнаменья от Бога, — не знаю, истинные ли, или так, чтоб запугать, он самвсе это придумал, имея в виду буйство Ивана и по-детски неистовый его характер.Ведь часто и отцы приказывают слугам выдуманными страхами отпугивать детей отчрезмерных игр с дурными сверстниками. Так и блаженный, я полагаю, прибавилнемного благих козней, которыми задумал исцелить большое зло. Так поступают иврачи, по необходимости скобля и разрезая железом гниющую гангрену, то естьвплоть до здорового тела срезают вырастающее на ране дикое мясо. Подобное этомупридумал, видимо, и блаженный этот, хитрец ради истины, так что случилось то,что душу великого князя он исцелил было и очистил от ран проказы, аразвращенный нрав поправил, наставляя то так, то этак на верный путь.

С нимже соединяетца во общение единъ благородный тогда юноша ко доброму и полезному общему, имянем Алексѣй Адашев. Цареви же той Алексѣй в то время зѣло любимъ был и согласенъ; и был он общей вещи зѣло полезен, и отчасти в нѣкоторых нравѣхъ ангелом подобенъ. И аще бы вся по ряду изъявил о немъ, воистинну вѣре неподобно было бы пред грубыми и мирскими человѣки. И аще же возримъ, яко благодать Святаго Духа вѣрныхъ в Новем завѣте украшает не по дѣлом нашимъ, но по преизообилности щедрот Христа нашего, иже не токмо не дивно будетъ, ино удобно, понеже и крови своеѣ Сотворител всяческих не жаловал за нас излияти. Но, прекративъ сие, до предреченныхъ паки возвратимся.

Ас ним вступил тогда в союз на пользу и общее благо один благородный юноша поимени Алексей Адашев. Царь в то время очень любил этого Алексея и находился сним в согласии; был Алексей очень полезен всему государству и даже некоторымичертами характера подобен ангелу. Если бы я все подробно рассказал о нем, людямневежественным и житейским это, пожалуй, показалось бы невероятным. Но если мыобратим внимание на то, что благодать Святого Духа не за наши дела, но поизобилию щедрот Христа нашего украшает тех, кто верен Новому завету, топокажется это не чудесно, а только уместно, ибо Творец всего даже кровь свою непожалел пролить за нас. Оставив это, однако, вновь вернемся к начатому.

Что же сие мужие два творят полезное землѣ оной, спустошеной уже воистинну и зѣло бѣдне сокрушеной? Приклони же уже уши и слушай со прилѣжаниемъ! Сие творятъ, сие дѣлаютъ — главную доброту начинаютъ: утвержаютъ царя! И якого царя? Юнаго, и во злострастиях и в самоволствиибез отца воспитанного, и преизлище прелютого, и крови уже напившися всякие, не токмо всѣхъ животных, но и человѣческия! Паче же и согласных его на зло прежде бывшихъ овых отдѣляют от него (яжъ быша зѣло люты), овых же уздают и воздержатъ страхом Бога живаго. И что же еще по сем придаютъ? Наказуют опаснѣ благочестию — молитвам же прилѣжным ко Богу и постомъ, и воздержанию внимати со прилѣжанием. Завѣщеваетъ оной презвитеръ и отгоняетъ от него оных предреченныхъ прелютѣйших зверей (сиирѣчь ласкателей и человѣкъугодников, над нихъже ничтоже можетъ быти поветрѣннѣйшаго во царствѣ) и отсылаетъ, и отдѣляетъ от него всяку нечистоту и скверну, прежде ему приключшуюся от Сатаны. И подвижетъ на то и присовокупляетъ себѣ в помощь архиерея оного великого града, и ктому всѣхъ предобрыхъ и преподобных мужей, презвитерством почтенных. И возбуждают царя к покаянию, и исчистив сосуд его внутренный, яко подобаетъ, ко Богу приводят и святыхъ, непорочных Христа нашего тайн сподобляютъ, и в сицевую высоту онаго, прежде бывшаго окаянного, возводятъ, яко и многимъ окрестным языком дивитися обращению его и благочестию. И ктому еще и сие прилогаютъ: собирают к нему совѣтников, мужей разумныхъ и совершенныхъ, во старостимастите сущих, благочестием и страхом Божиимъ украшенныхъ, других же, аще и во среднемъ вѣку, тако же предобрыхъ и храбрых, и тѣх и онѣхъ в военныхъ и в земских вещах по всему искусных. И сице ему ихъ в приязнь и в дружбу усвояютъ, яко безъ ихъ совѣту ничесоже устроити или мыслити, воистинну по премудрому Соломону, глаголющему: «Царь, рече, добрыми совѣтники, яко град претвердыми столпы утвержены».[16]И паки: «Любяй, рече, совѣт, хранитъ свою душу, а не любяй его совсѣм изчезнетъ». Понеже яко безсловесныместьналежитъ чювством по естеству управлятися, сице всѣм словесным совѣтом и разсуждением.

Чтоже полезного делают эти два человека для той действительно опустошенной ивесьма сильно разрушенной земли? Преклони же слух свой и прилежно слушай! Вотчто совершают, вот что делают — самое хорошее начинают: укрепляют царя! Икакого царя? Юного, воспитанного без отца в скверных страстях и самоволии,крайне жестокого, напившегося уже всякой крови — не только животных, но илюдей! Прежде всего из бывших уже с ним в согласии одних они отстраняют от него(тех, кто был особенно жесток), других обуздывают и удерживают страхом Богаживого. А что же они к этому прибавляют? С осторожностью наставляют вблагочестии — в прилежных молитвах к Богу, в прилежном соблюдении постов ивоздержании. Иерей этот заклинает и изгоняет от него упомянутых жесточайшихзверей (то есть льстецов и угождателей, — нет ничего в царстве заразней,чем они), отделяет и отводит от него всю нечисть и скверну, насланную преждеСатаной. Он также подвигает на это и призывает на помощь себе архиерея тоговеликого города, а также всех добрых и праведных людей, почтенных священством.Они настраивают царя на покаяние, и, очистив его внутренний сосуд, приводят,как положено, к Богу, и сподобляют принять святых непорочных тайн Христа нашего,и возводят его, прежде окаянного, на такую высоту, что многие соседние народывынуждены удивляться его обращению и благочестию. А кроме того, вот что ещеприбавляют они: собирают к нему советников, умных и совершенных людей,пребывающих в маститой старости, украшенных благочестием и страхом Божиим, иныхже хотя и среднего возраста, но также весьма порядочных и отважных, притом чтои те и другие вполне опытны в военных и гражданских вопросах. Они связываютсоветников с великим князем союзом и дружбой, так что без их совета ничего непредпринимать и не решать, вполне согласно с премудрым Соломоном, сказавшим:«Царь, дескать, хорошими советниками крепок, как город крепкими башнями». И ещеон же сказал: «Любящий совет сохраняет жизнь, а нелюбящий его вконец гибнет».Ведь если бессловесные твари согласно своей природе руководствуются как должночувствами, то все, кто наделен разумом, — советом и размышлением.

И нарицалися тогда оные совѣтницы у него избранная рада.[17]Воистинну, по дѣломъ и наречение имѣли, понеже всѣ избранное и нарочитое совѣты своими производили, сиирѣчь суд праведный, нелицеприятен яко богатому такъ и убогому, еже бываетъ во царствиѣ наилѣпшѣе, и ктому воевод искусных и храбрыхъ мужей сопротивъ врагов избираютъ и стратилацкие чины устрояют, яко над ѣзными, такъ и над пѣшими. И аще кто явитца мужественнымъ в битвах и окровил руку во крови вражии, сего дарованми почитано, яко движными вещи, так и недвижными. Нѣкоторые же от нихъ, искуснѣйшие, того ради и на вышние степени возводились. А парозитовъ или тунеядцовъ, сиирѣчъ подобѣдовъ или товарищей трапезам, яже блазенством или шутками питаются и кормы хают, не токмо тогда не дарованно, но и отгоняемо вкупѣ с скомрахи и со иными прелукавыми и презлыми таковыми роды. Но токмо на мужество человѣковъ подвизаемо и на храбрость всякими роды даровъ или мздовоздаянми, кождому по достоянию.

Называлисьже тогда эти его советники избранной радой. Действительно, по делам и названиеим было, потому что все избранное и лучшее осуществляли они своими советами, тоесть справедливый суд богатому и бедному, невзирая на лица, что служит кукрашению царства, кроме того, умелых и храбрых людей они назначают воеводамипротив врага и ставят на стратегические должности над конницей и пехотой. Иесли кто проявит мужество в сражениях и омочит в крови врага руки, тотудостаивается наград как движимым, так и недвижимым имуществом. Согласно этому,самые опытные возводились на высшие ступени. А паразиты или тунеядцы, то естьприхлебатели или застольные дружки, которые живут фиглярством и шуточками,насмехаясь над пищей, не только не получали тогда наград, но изгонялись вместесо скоморохами и им подобными скверными и коварными людьми. Лишь толькомужество и храбрость людей поощрялись различными пожалованиями иливознаграждениями, каждому по заслугам.

И абие за помощию Божиею сопротив супостатов возмогоша воинствохристиянское. И против якихъ сопостатов? Такъ великого и грознаго измаилтескаго языка, от негоже нѣкогда и вселенная трепетала, и не токмо трепетала, но и спустошена была! И не против единаго царя ополчашеся, но абие против трех великих и силныхъ, сиирѣчъ сопротив перекопскаго царя и казанского, и сопротив княжатъ нагайских. И за благодатию и помощию Христа Бога нашего, абие от того времяни всѣмъ трем возражаше нахождение, частыми преодолѣнми преодолѣваху и преславными побѣдами украшахуся, о нихъже по ряду писати сия краткая повѣсть не вмѣстит. Но вкратце рекши, по толику спустошению руские земли бѣ от них, не по толику, но множайше предѣлы християнские разширишася за малые лѣта. Идѣже были прежде в спустошенных краехърускихотзимовища татарские, тамо грады и мѣста сооружишася. И не токмо (...) кони рускихъ сынов во Азии с текущих рѣкъ напишася — с Танаиса и Куалы[18] и с протчихъ, но и грады тамо поставишася.

Итотчас с Божьей помощью превозмогло врагов войско христиан. И какихврагов? Великое и грозное измаильское племя, от которого трепетала некогдавселенная, не только трепетала, но и опустошалась! И не с одним царем воевали,но сразу с тремя великими и могучими царями, то есть с крымским, казанским икнязьями ногайскими! С помощью и благодатью Христа, Бога нашего, как раз с тойпоры отражали набеги всех троих, во многих битвах разбивали, славными победамиукрашались, о которых, если писать подробно, недостанет этой краткой повести.Но если коротко сказать, за несколько лет владения христиан распространились нетолько на опустошенные русские земли, а гораздо дальше. Где прежде были вопустошенных русских областях татарские зимовья, построены крепости и города.Не только кони русских сынов напились из текущих по Азии рек — из Танаисаи Куалы и других, но и крепости там воздвиглись.

Видѣв же таковые неизреченны Божия щедроты, такъ вскорѣ бываемыя, и сам царь возвревновал ревностию, начал противъ врагов самъ ополчатися своею главою и собирати себѣ воинство множайшее и храбрѣйшее. И не хотяше покою наслажатися, в прекрасных полатахъ затворяся пребывати, яко есть нынѣшним западнымъ царемъ обычай (всѣ целые нощи истребляти, нат карты седяще и над прочими бесовскими бреднями), но подвигся многожды самъ, не щадечи здравия своего, на сопротивнаго и горшаго своего супостата — царя казанского. Единова в лютую зиму,[19]ащеи не взял мѣста оного главнаго, сиирѣчь Казани града, и со тщетою немалою атойде, но всяко не сокрушилося ему сердце и воинство его храброе, укрепляющу Богу оными совѣтники его. И разсмотрив тамо положения мѣста, и аки по лѣте единомъ или дву, град тамо превеликий,зѣло прекрасен абие поставити повелѣл на рецѣ Свиязе, от Волги за четверть мили, а от великаго Казанского мѣста аки миль пять, — такъ близу приближился!

Видевэту несказанную, так скоро пришедшую щедрость Бога, сам царь исполнилсяусердием, сам и по собственному разумению начал вооружаться против врага исобирать многочисленные и храбрые войска. Он уже не хотел наслаждаться покоем,жить, затворясь в прекрасных хоромах, как в обыкновении у теперешних царей назападе (прожигать целые ночи, сидя за картами и другими бесовскимиизмышлениями), но сам поднимался не раз, не щадя своего здоровья, навраждебного и злейшего своего противника — казанского царя. И хоть не взялон в одну суровую зиму этого столичного города, то есть крепости Казани, иотступил без всякого успеха, вовсе не впали в уныние душа его и храбрая еговоинственность, притом что Бог поддержал его через советников. И, оценивположение города, через год или два распорядился он построить немедля на рекеСвияге большую превосходную крепость, за четверть мили от Волги и миль за пятьот великого города Казани, — вот как близко уже подошел!

[20]И того же лѣта, выправя пушки великие стѣнобитные рекою Волгою, а сам сухим путем хотяще абие поити. И прииде ему вѣсть, иже царь перекопскийс великими силами на него идет, возбраняюще хождение ему на Казань. Он же, аще и войска великие прежде, града поставления ради, послал, тако же и при делахъ множество воинов, но обаче того ради на Казань хождение на мало время отложил. И еще аки бы з большою частью войска иде сопротив предреченнаго оного врага Христова и самъ стал на Окѣ-рекѣ, ожидающе его ко сражению брани во едином мѣсте. А другие войска разложил по другим градом, яжь лежать при той же рецѣ, и выведыватися велѣл о немъ, бо невѣдомо еще было, на которое мѣсто итти мѣл. Онъ же, егда услышал, иже великий князь стоит с войскомъ против его, готов над надежду его (бо певне сподевался,[21]иже уже на Казань пошел), тогда возвратился и облегъ мѣсто великое мурованное[22] Тулу, аки во штина-десяти милях от мѣста Коломны, идѣже царь християнский лежал с войском, ждуще его. А нас тогда послалъ со другими о немъ вывѣдыватися и земли от взгонов бронити. И было с нами тогда войска аки пятьнадесятъ тысящей. Мы же, преплавяся чрез великую Оку-рѣку со многимъ потщаниемъ того дня, зѣло скоро устремишася и преѣхаша аки тринадесять миль. И положишася к нощи на едином потоцѣ близу стражи царя перекопского, от града же Тулы аки за пол-2 мили, под нимъже сам царь стояше. Стража татарская утече ко царю и повѣда ему о множествѣ войска христианского, и мняще, иже сам князь великий прииде со всѣмъ своим воинством. И тое нощи царь татарский от града утече аки миль осмь в поле дикое, за три реки препроводившися. И пушки, и дѣла нѣкоторые, и кули потопил, и порохов, и верблюдов отбеже, и войско в войнѣ оставил (бо три дни хотяще воевати, а два дни точию под градом стоял, а против третьяго дня побежал).

Втот же год отправив по Волге большие стенобитные пушки, сам он хотел тотчаспойти сухим путем. Но тут пришло известие, что крымский хан идет на него сбольшими силами, препятствуя походу на Казань. И хотя для постройки крепости онпослал прежде большое войско, да и при пушках множество воинов, но по этомуслучаю ненадолго отсрочил поход на Казань. И вот вроде как с большей частьювойска пошел он против названного врага Христова и встал в одном месте на рекеОке, поджидая его для сражения. Другие же войска расположил он по другимгородам, которые стоят по этой реке, и распорядился собирать сведения окрымском хане, поскольку еще не было известно, на какой город тот хотел пойти.И когда тот узнал, что против его ожидания великий князь в готовности со своимвойском (он-то был вполне уверен, что великий князь отправился против Казани),то повернул назад и осадил большой укрепленный стенами город Тулу, милях вшестнадцати от города Коломны, где располагался с войском христианский царь,дожидаясь его. А нас и других послали тогда собирать сведения о крымском хане изащищать от набегов земли. Было тогда у нас тысяч пятнадцать войска. В тот жедень мы переправились с великой осторожностью через большую реку Оку, двинулисьскорым походом и прошли миль тридцать. К ночи мы расположились на одной речкевблизи от сторожевых разъездов крымского хана, мили за полторы от города Тулы,под которым находился сам хан. Татарские разъезды прискакали к хану и сообщилиему о множестве христианского войска, полагая, что сам великий князь пришел совсеми своими силами. И в ту же ночь татарский царь отошел от города в степьмиль на восемь, переправившись через три реки. Он утопил несколько пушек иорудий, ядра, порох и верблюдов растерял и часть войска оставил в разъездах(ведь он расположился на три дня и лишь два дня стоял у города, а на третийотступил).

Наутро же мы, воставши рано, поидохом ко граду и положихомся с войскомъ, идѣже шатры его стояли. Войска же татарского аки третина або вящей остала была в загонехъ, и шли ко граду, надѣющеся царя ихъ стояща. Егда же разсмотриша и увѣдаша о насъ, ополчишася противу насъ. Мы же абие сразившеся с ними, и пребывала битва аки на пол-2 годины. Потом помогъ Богъ намъ, християномъ, над босурманы и толико избиша ихъ, яко зѣло мало ихъ осталося и едва вѣсть в Орду возвратилася. На той-то битве и сам аз тяшкие раны на телеси отнесох, яко на главѣ, такъ и на другихъ составѣхъ.

Вставрано утром, мы пошли к городу и расположились с войском там, где стояли егошатры. Треть или больше татарского войска осталась в разъездах, и вот онивозвратились к городу, думая, что там стоит их царь. И когда они разглядели исообразили про нас, то изготовились к битве с нами. Мы тотчас вступили всражение, и бой затянулся часа на полтора. Потом нам, христианам, помог Богпротив басурман, и столько мы их перебили, и так мало их осталось, что едвадошло до Орды известие об этом. В том бою я сам получил тяжелые телесныеранения и в голову и в другие части тела.

Егда же возвратихомся ко цареви нашему со пресвѣтлым одолениемъ, он же тогда повелѣлъ опочивати оному утружденному войску аки 8 дней. И по осми дняхъ самъ поиде с воинствомъ х Казани на мѣсто великое, глаголемое Муром, еже лежитъ от поля уже крайнѣе х казанским предѣлом. И оттуду, чрез поле дикое, аки мѣсяцъ шел ко оному предреченному новому граду, поставленному на Свиязе, идѣже воинство его ждало с великими дѣлы и со многими запасы, яжъ приплыша Волгою, рекою великою. А нас тогда послал со тремянадесять тысящей люду чрез Резанскую землю и потом чрезъ Мещерскую, идѣже есть мордовский языкъ. Потом, препроводяся аки за три дни мордовские лѣсы, изыдохомъ на великое дикое поле и идохомъ от него по правой руце, аки в пяти днях конем ѣзду. Понеже мы заслонихом его тѣмъ войском, еже с нами шло, от заволских татар (бояше бо ся он, да не приидутъ на него безвестно тѣ княжата нагайские). И аки бы по пяти неделях, со гладом и с нуждою многою, доидохом Суры, реки великие, на устья Борыша-рѣчки, идѣже и он в том же дни с войски великими прииде. И того дни хлѣба сухагонаядохомся со многою сладостию и благодарениемъ, ово зѣло дорого купующе, ово позычающе[23] от сродных и приятел, и другов: бо нам было не стало аки бы на 9 дней. И Господь Богъ препитал насъ и войско ово рыбами, ово иными зверми, бо в пустых тѣх полях зѣло много в реках рыб.

Когдавернулись мы со славной победой к нашему царю, позволил он дней восемьотдохнуть нашему усталому войску. Через восемь дней выступил он сам с войскамик Казани вначале на большой город, называемый Муром, что стоит уже на границестепи у казанских владений. А оттуда примерно месяц двигался степью он к тойупомянутой новой крепости, построенной на Свияге, где ждали его войска сбольшими пушками и запасами, которые были доставлены по большой реке Волге. Анас он послал тогда с тринадцатью тысячами через Рязанскую и Мещерскую земли,где живет мордва. Пройдя дня за три через мордовские леса, вышли мы в открытуюстепь и шли правее великого князя в пяти днях конной езды от него. Такимобразом, мы прикрывали его тем войском, что было у нас, от заволжских татар(ведь он боялся, чтобы не напали на него внезапно ногайские князья). С великимтрудом, изголодавшись, недель через пять добрались мы до Суры, большой реки приустье речки Барыша, куда и он пришел в тот же день с главными войсками. В тотдень с большим удовольствием и благодарностью наелись мы сухого хлеба, либокупив по дорогой цене, либо взяв взаймы у родственников, друзей и знакомых:дней на девять недостало нам хлеба. Но прокормил Господь Бог нас и войско нашеи рыбами и другими зверьми, ведь в степных реках там много рыбы.

Егда же преплавишася Суру-реку, тогда и черемиса горняя,[24]а по их чуваша зовомые, языкъ особливый, начаша встрѣчати по пяти сотъ и по тысяще ихъ, аки бы радующеся цареву пришествию (понеже въ ихъ землѣ поставлен онъ предреченный град на Свиязе). И от тое реки шли есма войском 8 дней полями дикими и дубровами, нѣгдѣ же и лесами, а селъ со живущими зѣло мало, понеже у нихъ села при великих крепостях ставлены и незримы, аще и поблизку ходящимъ. И ту уже намъ привожено и, по сторонам ѣздя, добывано купити хлѣба и скотов, аще и зѣло дорого плачено, но нам было, яко изнемоглым от гладу, благодарно (а малмазии и любимыхъ трунков[25] з марцыпаны тамо не воспоминай, черемийский же хлѣбъ сладостнѣйший паче драгоценных колачей обрѣтеся!). И наипаче же сего ради, иже подвызахомся за отечество правовѣрнаго християнства сопротив врагов креста Христова, паче же вкупъ со царемъ своимъ, сие было всего благодарнѣйшии и радостнѣйшии. И не чюлося ни единые нужды, друг передругом к добрым подвигом ретящеся, наипаче же сам Господь Богъ помогал нам.

Когдапереправились мы через реку Суру, стали встречать нас, как бы радуясь приходуцаря, по пятьсот, по тысяче человек верхних черемисов — особый народ,называемый по-русски чувашами (поскольку в их земле построена была упомянутаякрепость на Свияге). И от той реки шли мы с войском восемь дней степью идубравами, кое-где и лесами, а населенных мест там очень мало, посколькурасположены они у них при больших крепостях и незаметны даже тем, кто проходитблизко. И тут уж нам добыли и навезли, отъезжая в стороны и скупая, хлеб искот, хотя и по высокой цене, но мы, измученные голодом, были и этому рады (ине вспоминай про мальвазию и изысканные напитки с конфектами, черемисский хлебпоказался слаще добрых калачей!). Но приятнее и радостнее всего было то, чтосражались мы за отечество православного христианства против врагов крестаХристова да еще вместе со своим царем. И не пугала нас никакая нужда, когдасоревновались мы друг с другом в славных подвигах, к тому же и сам Господь Богпомогал нам.

Егда же приидохомъ близу новопоставленого града, воистинну зѣло прекрасного, тогда выѣхаша во стретение царя гетмана они — яко градскии, такъ которые и з дѣлы приидоша — с немалыми вои, по чину благочиннѣ устроени полки имущи. С ними же конного войска тысящ пятнадесят изыдоша во стретение, тако же и пѣших множество много, к тому и гуфов[26] оных варваръскихъ, новопокорившихся царю, немало, аки четыре тысящи, ихъже обитания и села близу града оного быша (яже, хотяще и не хотяще, покоришася). И бысть там радость немала о здравии пришествия царева со множествы воевъ, тако же и о побѣде предреченной, яже на крымского пса одержахомъ (бо зѣло трепетахом о прихождении и помощи его Казани), и о поставлению града оного превеликаго. И тамо х тому приѣхали есмо воистинну яко во свои домы от того долгова и зѣло нужнаго пути, понеже привезено нам множество от домов нашихъ Волгою, мало не кождому, в великих в галияхъ запасу. Такоже и купцов безчисленное множество с различными живностьми и со многими иными товары приплыша, идѣже бяше всего достатокъ, чего бы душа восхотѣла (точию нечистоты тамо купить не обрящешь). И опочинув тамо войско аки три дни, начаша великую реку Волгу превозитися, и превезошася все войско аки за два дни.

Акогда приблизились мы к новопостроенной крепости, действительно превосходной,тогда выехали навстречу царю гетманы — и те, что прибыли с пушками, икрепостные — с немалым войском, ведя полки, построенные как следует, впорядке. С ними и тысяч пятнадцать конницы вышло навстречу, и великое множествопехоты, а сверх того, несколько батальонов варваров, только что признавшихвласть царя (волей или неволей, а признали), числом до четырех тысяч: ихселения и деревни были вблизи этой крепости. И было там великое торжество послучаю прихода царя с большим войском, и по случаю упомянутой победы, которуюодержали мы над крымским псом (ведь мы очень опасались, что он придет и поможетКазани), и по случаю постройки этой важной крепости. И к тому же прибыли мытуда поистине как к себе домой после долгого и крайне трудного пути, посколькуна больших галерах было доставлено по Волге из домов наших почти каждомубольшое количество припасов. Приплыло также множество купцов с разной живностьюи другими товарами, так что всего там было в достатке, чего душа желала (не ищитолько купить там мерзости). И войска, отдохнув дня три, начали переправлятьсячерез великую Волгу-реку, и дня за два переправились все войска.

И на третей же день двигнушася в путь, и преидохомъ четыре мили аки за 3 дни, бо тамо немало рѣкъ, еже впадаютъ в Волгу, препровожашеся чрез мосты и гати, которые были пред нами показили[27] казанцы. И на четвертый день изыдохом сопротив града Казанского на великие и пространные, и гладкие, зѣло веселые луги, и положися тамо все войско подле реки Волги. А лугов оных до мѣста аки миля зѣло велика, бо стоит онъ град и мѣсто не на Волзе, но рѣка под нимъ, Казань реченная, от неяже и наречен. И положение его на великой горѣ, а наипаче от приходу Волги сице зритца, а от нагайской стороны, от Камы-реки, от реченного Арского поля, равно приити к нему. Опочинувши же аки день единъ, паки дѣла нѣкоторые с кораблей выложены, яже пред полками хождаше. На другий же день рано по Божиихъ литоргияхъ, воздвижеся войско от станов со царемъ своимъ и, развивши хоругви християнские, со многимъблагочиниемъ и устроениемъ полков поидоша ко граду сопостатов. Град же видѣхом аки пустъ стоящ, иже а ни человѣкъ, а ни глас человѣчь ни единъ отнуд слышашеся в нем, яко многимъ неискуснымъ радоватися о семъ и глаголати, яко избѣгоша царь и все воинство в лѣсы, от страха великого войска.

Ана третий день двинулись мы в путь и четыре мили прошли дня за три, ибо немалотам рек, которые впадают в Волгу, так что перебирались по мостам и гатям, а ихказанцы попортили перед нами. На четвертый день вышли мы к крепости Казани набольшие, просторные, гладкие и очень красивые луга и расположились там войскомвдоль реки Волги. И тянутся те луга до города на милю с лишним, но стояткрепость и город не на Волге: река под ними названием Казань, по ней и городназван. Расположен он на большой горе, особенно если смотреть со стороны Волги,а с ногайской стороны, от реки Камы и так называемого Арского поля, к немуидешь по равнине. Отдохнув один день, выгрузили опять с кораблей пушки, которыеприбыли прежде войска. На другой день рано после божественной службы поднялисьвойска со своим царем из стана и, развернув хоругви христианские, стройно иблагочинно пошли полками к вражеской крепости. И казалось нам, что стоиткрепость пустая, где нет людей, и даже ни один человеческий голос не раздалсяиз нее, так что многие из неопытных радовались этому и говорили, что царь сосвоим воинством в страхе сбежал в леса от великого войска.

Егда же приидохом близу мѣста Казанского, яже в великой крѣпости лежитъ, с востоку от него идетъ Казань-река,[28]а з западу Булакъ-рѣчка, зѣло тиновата и непреходима. Под самое мѣсто течетъ и впадаетъ под уголную вежу[29] в Казан-реку. А течетъ изь ѣзера, Кабана глаголемаго, немалого, которое езеро кончится аки полверсты от мѣста. И якъ преправитися тую нужную рѣчку, тогда между озеромъ и мѣстом лежитъ с Арскаго поля гора зѣло прикрая[30] и ко восхождению нужная. А от тое реки около мѣста ров копан зѣло глубокий, аже до езерка, реченнаго Поганога, еже лежитъ подле самую Казань-реку. А от Казани-реки гора так высока, иже окомъ возрити прикро. На нейже град стоитъ и полаты царские, и мечиты зѣло высокие, мурованные, идѣже ихъ умершие царие клались. Числом, памята ми ся, пять ихъ.

Ивот подошли мы к городу Казани, который расположен на неприступном месте:восточнее его течет река Казань, а западнее — речка Булак, сильнозаболоченная и непроходимая. Течет она у самого города и впадает у угловойвышки в реку Казань. А вытекает она из довольно большого озера по названиюКабан, это озеро с полверсты не доходит до города. А если перебраться через этуречку, неудобную для переправы, то между озером и городом со стороны Арскогополя будет расположена гора, очень крутая и труднодоступная. И вокруг города оттой реки и до озерка, по названию Поганое, что расположено у самой реки Казани,выкопан очень глубокий ров. А со стороны реки Казани гора так высока, что трудноохватить ее взглядом. На ней-то и находятся крепость и царский дворец и высокиекаменные мечети, где положены их умершие цари. Помнится мне, что числом ихпять.

Егда же начаша обступати мѣсто оное бусурманское, и войско християнское повелѣно итти тремя полкамъ чрез предреченную рѣчку Булакъ. Егда же первие препровадился, направя[31] мостки чрез неѣ, предний полкъ, а тамо обыкли его звати яртаул, в немже бѣ войска избранного аки седмь тысящей, а над ними стратилаты два — княжа Пронский Юрей и княжа Феодоръ Лвов с роду княжат ярославскихъ, юноши зѣло храбрые. И прииде[32] имъ итти с нуждою прямо на оную гору, на Арское поле, между мѣста и Кабана, предреченнагоозера, от вратъ градскихъ аки два стреляния лучныхъ. Другий же великий полкъ начаша толко преправожатися чрез оную рѣчку по мостом, царь же казанский выпустилъ войска коннаго из мѣста аки пят тысещь, а пѣшихъ от десять тысящъ на первый предреченный полкъ, конные татаровя с копьи, а пѣшие со стрелами. И абие удариша посреди полка христианского аки в полгоры оные и прерваша его, дондеже поправишася оные стратилатове, бо уже аки со двемя тысящами и вящей взошли было на оную гору. И сразишася с ними крѣпце, и бысть сѣча немала между ими. Потом поспѣшишася другия стратилатыс пѣшими нашими ручничными стрелцы и сопроша бусурмановъ яко конныхъ, такъ и пѣших, и гониша ихъ, биюще, аже до самых врат грацких, и несколко живыхъ поимаша. Той же час вкупѣ во сражение оное и стрѣлбу огненную со града изьявиша яко со вежъ высоких, такъ еще и с стѣны мѣские на войско християнское стреляюще,но ничтоже, за Божиею благодатию, тщеты сотвориша.

Ивот начали мы окружать этот басурманский город, и войску христианскомуприказано было двигаться тремя группами через названную речку Булак. И вот,наведя мосты через нее, переправился вначале передний полк, который называют уних обычно ертаул, в составе его было около семи тысяч отборного войска с двумяполководцами, очень храбрыми юношами, — князем Юрием Пронским и княземФедором Львовым из рода князей Ярославских. Пришлось им с трудом взбиратьсяпрямо на эту гору, на Арское поле между городом и упомянутым озером Кабаном,примерно в двух полетах стрелы от крепостных ворот. А когда начал другойполк — большой — переходить по мостам через реку, царь казанскийвыпустил из города на первый упомянутый полк конницы около пяти тысяч, а пешихболее десяти тысяч, конные татары с копьями, а пешие с луками. И тотчас ударилитатары в середину полка христиан на половине горы и рассекли его, прежде чемперестроились полководцы, которые с двумя с лишним тысячами взошли уже было нагору. И наши крепко сразились с ними, и бой был немалый. Тут же подоспелидругие стратеги с нашими пешими ружейными стрелками, и дали отпор и конным ипешим басурманам, и гнали их, избивая, до самых крепостных ворот, а несколькихвзяли живьем. В то же время при этом бое начали татары пушечный обстрел изкрепости, как с высоких башен, так и с городских стен, ведя огонь по войску христиан,но благодаря Богу никакого опустошения не произвели.

И абие в той день обступихом мѣсто и град бусурманский полкихристиянскими и отняхом ото всѣхъ странъ пути и проѣзды ко граду: не возмогли они никакоже ни из града, ни во град преходити. Таже стратилатове, а по-ихъ воеводы полковъ — передовый полкъ, который ходитъ у нихъ за яртаулом, прииде на Арское поле и еще другий полкъ, в немъже бѣ царь Шигалей[33] — и другие великие стратилатове залегоша тамо пути, яже от Нагайские страны ко граду лежатъ.

Икак раз в тот день обступили мы христианскими полками басурманский город икрепость и перекрыли со всех сторон пути и подходы к крепости: казанцы никак немогли передвигаться ни из крепости, ни в крепость. Потом стратеги, а по-русскиполковые воеводы — передовой полк, который идет у них за ертаулом, вышелна Арское поле и другой полк, где был царь Шигалей, — и другие важныестратеги закрыли пути, ведущие к крепости с Ногайской стороны.

Мнѣ же тогда со другимъ моимъ товарыщем правый рогъ, а по-ихъ — правая рука поручена была устрояти. Аще ми и во младыхъ лѣтехъ сущу — бо еще мнѣ тогда лѣтъ было аки двадесятъ и четыре от рождения, — но всяко, за благодатию Христа моего, приидох к тому достоинству не туне, но по степенемъвоенным взыдохъ. И было в нашемъ полку вящей, нежели двенадесять тысящей, и пѣших стрелцов, и казаков[34] аки шесть тысящей. И повелено намъ итти за Казан-реку. И прострошася войско полка нашего аж до Казани-реки, яже выше града, а другий конецъ до мосту, яже по Галицкой дороге,[35]и до тое же реки, яже ниже града. И залегохомъ пути ото всея луговыя черемисы, яже ко граду лежитъ. И случилася намъ стояти на мѣсте в равнинѣ, на лугу между великими блаты. Граду же с нашие страны на превеликой горѣ стояшу, и сего ради зѣло нам, паче всѣх нужно было от огненныя стрелбы со града, а ззади, с лѣсовъ — от частого наѣзжания черемиского. Другия же полки сташа между Булаком и Казанию объ сю страну от Волги. Сам же царь с валным гуфомъ,[36]абосо множеством воевъ стал от Казани аки за версту або мало болши от града с приходу своего от Волги на мѣсте на погористом. И сицевым чином мѣсты и грады бусурманские облегоша.

Амне тогда с одним моим товарищем поручено было руководить правым флангом,по-русски — правой рукой. Хоть и был я тогда в молодых летах — отрождения мне было года двадцать четыре — но по благодати Христа моего,вероятно, не случайно достиг я этой должности, а взошел на нее по ступенямвоинской службы. В нашем полку было больше двенадцати тысяч, а пеших стрелков иказаков тысяч около шести. Нам было приказано перейти реку Казань. Воинствонашего полка растянулось вплоть до реки Казани, выше крепости по течению, а другойкрай был у моста на Галицкой дороге, у той же реки, ниже крепости по течению.Так что перекрыли мы дороги, ведущие в крепость со стороны луговых черемисов.Стоять нам пришлось на ровном месте, на лугу между большими болотами. И так какпо отношению к нам крепость была расположена на высокой горе, приходилось намхуже всех от пушечной стрельбы из крепости, а с тылу — от частых набеговчеремисов из лесов. А другие полки встали между Булаком и Казанью по этусторону Волги. Сам же царь с великим батальоном, или со множеством воинов, стална возвышенном месте примерно за версту или несколько больше от крепости Казанипо ходу своего следования от Волги. Таким вот образом окружили басурманскийгород и крепость.

Царь же казанский затворися во граде со тремядесят тысящей избранных своихъ воиновъ и со всѣми карачи[37] духовными ихъ и мирскими и з двором своимъ. А другую половину войска оставил внѣ города на лѣсехъ, такоже и тѣ людие, яже нагайский улубий[38] прислал на помощь ему, а было их аки две тысящи и колко сотъ. И по трех днях начаша близу мѣста шанцы ставити. Того бусурманы зѣло возбраняше, ово биюще со града, ово, вытекающе, вручь секошася. И нападаху со обою стран множество люду, но обаче вяще бусурманов, нежели християн. И сего ради знак Божия милосердия являшеся християном и духъ храбрости нашимъ прискоряшеся.

Аказанский царь закрылся в крепости с тридцатью тысячами отборного войска, совсеми духовными и светскими боярами и со своим двором. Другую половину войскаон оставил вне крепости в лесах вместе с теми, кого прислал ему на помощьногайский улуг-бек, а их было две тысячи и несколько сот человек. Через три дняначали мы копать вокруг города шанцы. Басурманы изо всех сил препятствовалиэтому стрельбой из крепости или вылазками с рукопашным боем. С обеих сторонгибло много людей, но все-таки больше басурман, чем христиан. В этом, прибавляянашим храбрости, являлся христианам знак Божественного милосердия.

Егда же добрѣ и крѣпце заточиша шанцы и стрелцы со стратилаты ихъ закопашася в землю, аки уже безстрашны от стрелбы мѣские и от вытечек мнящеся, тогда привлекоша великие дѣла и средние, и огненные близу града и мѣста, имиже вверх стреляютъ. А памята ми ся, всѣх было аки полтораста и великихъ, и среднихъ за всѣми шанцами ото всѣхъ стран града и мѣста поставлены, а и мнѣйшие было по полторы сажени. Окромѣ того были полные[39] многие около царскихъ шатров. Егда же начаша быти со всѣхъ стран по стенамъ града, и уже очистиша стрелбу великую на граде, сиирѣчь не даша имъ стреляти с великихъ дѣлъ на войско християнское, точию гаковничныя и ручничния не могоша отняти, еюже много тщеты дѣлали войску християнскому в людехъ и конѣхъ.

Когдахорошо и прочно устроили шанцы и стрелки со своими стратегами окопались вземле, считая, что находятся в безопасности от городского обстрела и вылазок,тогда подвезли поближе к городу и крепости большие и средние пушки и мортиры,из которых стреляют вверх. Насколько я помню, всего вокруг крепости и городапоставлено было в шанцах полтораста пушек больших и средних, причем и самыемалые были по полторы сажени в длину. Кроме того, было много полевых орудийоколо царских шатров. Когда начали мы бить со всех сторон по крепостным стенам,тотчас сбили тяжелый бой в крепости, то есть воспрепятствовали им вести огоньиз тяжелых орудий по христианскому войску, не смогли только подавить мушкетныйи ружейный огонь, который в христианском войске вызывал большие потери в людяхи лошадях.

И еще ктому тогда иную хитрость изобрѣте царь казанский против нас. — Яковую же? Молю, повѣждь ми. — Исте таковую, но слухай прилѣжне, раздрочены воине! Ибо уложил онъ таковой совѣтъ со своими, с тѣм войском, ихъже оставил внѣ града на лесѣхъ, и положилъ с ними таковоезнамение, а по ихъ языку — ясакъ:[40]егдаизнесутъ на высокую вежу, або иногда на град, на высочайшѣе мѣсце хоругов ихъ зѣло великую бусурманскую и начнутъ ею махать, тогда, глаголю, — понеже далося нам знати — ударять со всѣх стран с лѣсов зѣло грозно и прутко во устроению полковъбусурманы на полки християнские. А от града во все врата вытекали в тот же часъ на наши шанцы и такъ зѣло жестоце и храбре натекали, яко и вѣре не подобно. И единова изыдоша сами карачи з двором царевымъ, и с ними аки десять тысящей войска на тѣ шанцы, идѣже быша дѣла великие заточены, и такъ сотвориша сечу злую и жестокую бусурманы на християн, уже всѣхъ нашихъ долеко от дѣл отогнали было. И за помощию Божиею приспѣша шляхта муромского повѣту, бо негде ту близу станы ихъ были. И межи рускими та шляхта зѣло храбры и мужественны мужие сущие, стародавные в родѣх рускихъ. Тогда абие взопроша карачей со всѣми силами ихъ, аже принудишася от нихъ подати тыл, а они аж до вратъ мескихъ сѣкоша, биюще ихъ, и не такъ множество посѣкоша, яко во вратѣхъ подавишася тесноты ради. Множество же и живыхъ поимаше. В той же час и на другие врата вытекаше, но не такъ крепце бишася.

Ивот еще какую другую хитрость придумал тогда против нас царь казанский. —Какую же? Прошу, расскажи мне. — А именно такую, только слушайвнимательно, изнеженный воин! Ведь он заключил такое условие со своими, с темвойском, которое оставил в лесах вне крепости, и назначил им такой знак или,как говорят они, ясак: когда вынесут на высокую башню или на какое другоевысокое место в крепости их громадное басурманское знамя и начнут им махать,тогда, — поясняю я, поскольку мы на себе испытали это, — ударятбасурманы боевым порядком со всех сторон из лесов со всей мощью и быстротой похристианским полкам. А в это же время из крепости через все ворота делалисьвылазки на наши шанцы, при этом так крепко они и храбро сражались, что трудноповерить. И однажды сделали вылазку на шанцы, где стояли в укрытии тяжелыеорудия, сами бояре с царским двором, а с ними около десяти тысяч войска, и втакой вступили жестокий и крепкий бой против христиан, что всех наших отогналибыло далеко от пушек. Но с Божьей помощью подоспело дворянство муромскоговоеводства, поскольку стан его располагался где-то поблизости. Между русскимиэто дворянство отличается настоящими храбрыми и мужественными мужами, происходящимииз древних русских родов. И тотчас они опрокинули бояр со всеми их силами, такчто те принуждены были показать тыл, а они их секли, избивая, до самыхгородских ворот, и не столько посекли, сколько задавлено было из-за тесноты вворотах. Довольно много было захвачено живьем. В это же время делались вылазкии из других ворот, но без таких жестоких сражений.

И воистинну, на всякий день аки три недѣли тое бѣды было, яко и брашна намъ оного зѣло нужнаго не дали приимати многожды. Но сице намъ Богъ помогахъ, ово храбре за помощию Божиею сражахуся с ними — пѣшие с пѣшими, от града исходящими, конники же с конники, с лѣса наѣзжающими, а к тому и дѣла великие, яже суть з желѣзными кулями, оброщающе от града, стрѣляюще на тѣ полки бусурманские, яже отовнѣ града с лѣсов наѣзжали. А горѣе всѣхъ было от ихъ наѣзжания тѣм християньским полкамъ, яже стояли на Арском поле, яко и намъ з Галицкие дороги, яже суть от луговые черемисы. А которое стояло войско наше под градом за Булаком — на которой странѣ царь нашъ стоял, от Волги, — тѣ ото внѣйшагонахождения бусурманского в покою пребывали, точию из града частые вытечки тѣ мѣли, яко же ближайше стояли под стѣнами града при дѣлехъ. А что бы повѣдал, яковую нам тщету в людехъ и в конехъ дѣлали, которые слуги наши добывали травы, ѣздяще на кони наши, аки ротмистры, стрегуще с полки своими, не могуще вездѣ обраняти ихъ, злохитровства ради бусурманского и наглаго, внезапнаго, пруткаго ихъ наѣзжания? Воистинно, и пишучи, не исписал бы по ряду, колко бы бито ихъ и поранено.

Идействительно, ежедневно в течение трех недель происходило это несчастье, такчто зачастую не давали нам употребить крайне скудное наше питание. Но такпомогал нам Бог, что с Божьей помощью храбро сражались мы с ними — пешие спешими, выходящими из крепости, конные с конными, выезжающими из лесов, авдобавок отворачивали мы от крепости тяжелые орудия, что с железными ядрами, истреляли по басурманским полкам, которые производили набеги не из крепости, аиз лесов. Хуже всего от этих набегов было тем христианским полкам, которые, какмы, стояли на Арском поле у Галицкой дороги со стороны луговых черемисов. А тонаше войско, что стояло под крепостью за Булаком у Волги — там и царь нашстоял, — оставалось в покое от басурманских набегов, страдали они толькоот частых вылазок из крепости, поскольку со своими пушками находились ближевсего к стенам крепости. А что бы рассказал я о том, какой урон наносили нам влюдях и лошадях, когда ездили наши слуги добывать траву для лошадей, притом чтокомандиры, охраняя их со своими отрядами, не всегда могли защитить ихвследствие коварства басурман и стремительных, внезапных и быстрых их набегов?Действительно, если писать, не написать в подробностях, сколько их убито иранено.

Видѣв же царь казанский, яко уже изнемогло было зѣло войскохристиянское, но и паче тое, яже близу стѣн мѣскихъ пришанцовався лежало — ово от частых вытечекъ и наѣзжания ихъ с лѣсовъ, ово от скудости пищи (бѣ зѣло уже драго куповано всякие брашна; в войску за неиспокоемъ, яко рѣхом, не дано и сухаго хлѣба наястися), а ктому мало не всѣ нощи пребывах без сна, храняще дѣл паче же живота и чести своей, — егда же, яко рѣх, уразумѣл сие яко царь ихъ, такъ и вне града бусурманские воеводове утружение войсканашего,тогдатѣм силнѣе и частѣйше отовнѣе наѣзжали и из града исходили. Царь же нашъ со всѣми сигклиты и стратилаты вниде в совѣт о семъ и совѣт в конецъ добръ, благодати ради Божии, произведе: разделити повелѣлъ войско все надвое, аки половину его под градом при делѣхъ оставя, части же ни малой здравия своего стрещи повелѣл при шатрѣхъ своихъ, а тридесят тысящейконников устроя и розделивъ на полки по чину рыцарскому, и поставя над каждом полкомъ по два, негде и по три стратилатовъ храбрыхъ, в богатырских вещах свидѣтелствованныхъ; тако же и пѣших, аки пятнадесятъ тысящей, изведе стрелцов и казаков, и такоже роздѣлиша на гуфы по устроениемъстратилатским, и поставя надо всѣми ими гетмана великого княжа Суждалского Александра, нареченного Горбатого,[41]мужазѣло разумного и статечнаго, и в военныхъ вещах свидѣтелствованного. И повелѣл ждати, закрыв все войско христианскоеза горами, егда же изыдутъ бусурманы с лѣсов по обычаю своему, тогда повелѣнно сразитися с ними.

Царьказанский, убедившись, что уже как будто очень изнемогло христианское войско, вособенности то, что находилось в шанцах вблизи городских стен, — как отчастых вылазок и набегов из лесов, так и от недостатка продовольствия (уж оченьза дорого покупалась всякая пища, а войску, как мы уже сказали, из-забеспокойств не удавалось и сухого хлеба наесться), а кроме того, едва не всякуюночь пребывало без сна, охраняя пушки больше жизни и чести своей, — и вот,когда увидел, как я сказал, эти трудности нашего войска их царь, а также ибасурманские военачальники за стенами города, тем сильнее и чаще сталисовершать набеги извне и делать вылазки. А наш царь со всеми сенаторами истратегами созвал совет и с Божьей помощью принял хорошее решение: распорядилсяразделить все войско на две части и примерно половину его оставить у крепостипри пушках, порядочной части распорядился нести охрану своего благополучия присвоих ставках, а тридцать тысяч конных упорядочил и распределил в полки покавалерийскому уставу, поставив над каждым полком по два, а кое-где и по трихрабрых стратега, отличившихся в героических предприятиях; наконец вывел тысячпятнадцать пеших стрелков и казаков и также разделил их по стратегическомууставу на батальоны, поставив над всеми ними великим гетманом князя АлександраСуздальского, по прозванию Горбатого, человека разумного, достойного иотличившегося в воинских предприятиях. Укрыв все христианское войско за горами,приказал он ожидать, когда басурманы выйдут, как обычно, из лесов, и тогда-товступить с ними в сражение.

Во утрии же, аки на третии годинѣ дня, изыдоша на великое поле, глаголемое Арское, от лѣсовъ полки бусурманские и первые удариша на ротмистров, яже на стражех въ полцѣхъ стояще, коимъ было заповѣдано уступити имъ, уклоняющеся аже до шанцовъ. Они же, уповающе, аки, боящеся, христианѣ побѣгоша, гнаша за ними. Егда же втиснуша ихъ уже в обоз, тогда начаша под шанцами круги водити и герцовати, стреляюще из луковъ подобиючастости дождя. Овы же, во устроению мноземъ, помалу полки грядуще конные и пѣшие, аки уже християнъ пожрети хотяще. Тогда убо, тогда, глаголю, изыдоша абие гетманъ с войскомъ християнским, такожде во устроению мноземъ,и приближишася со тщаниемъ ко сражению. Видѣвше же, бусурманы и ради бы назад к лѣсу, но не возмогоша, уже бо далеко отъехали от него на поле, но обаче, хотяще и не хотяще, дали битву и крѣпце сразишася со первыми полки. Егда же надспѣл великий полкъ, в немже сам бяше гетман, такоже и пѣшие полки приближишася, обходяще ихъ, наипаче от лѣсу, тогда абие в бѣгство обратишася всѣ полки ихъ. Христианское же воинство гониша за ними, биюще ихъ, и яко на пол-2 мили трупия бусурманского множество лежаше, и ктому аки тысечю живыхъ поимаше. Тогда за Божиею помощию таковую пресвѣтлую побѣду христиане над босурманы одержаше.

Надругой день, часу в третьем, басурманские полки выехали из лесов на большоеполе, называемое Арское, и вначале напали на командиров, которые несли охрану вполках и которым было отдано распоряжение, избегая схватки, отступать вплоть дошанцев. Те же, думая, что христиане отступили из страха, пустились за ними впогоню. И когда заперли их в обозах, начали кружить и гарцевать у шанцев,осыпая стрелами из луков, как проливным дождем. Тем временем в добром порядкемедленно подходили другие пешие и конные полки, как будто собираясь принестихристиан в жертву. И вот тогда, именно тогда, говорю я, вышел внезапно гетман схристианским войском, также в добром порядке и с осмотрительностью приблизилсяк полю боя. Увидев это, басурманы и рады бы назад к лесу, но это былоневозможно, поскольку далеко уже отъехали они от него в поле, так что вольноили невольно приняли бой и крепко бились с первыми отрядами. Когда же подоспелбольшой полк, где был сам гетман, и приблизились пешие полки, отрезая их преждевсего от леса, тотчас тогда обратились они всеми полками в бегство. Ахристианское воинство преследовало их, избивая так, что трупы басурман лежалина полторы мили вокруг, а сверх того, еще почти тысячу взяли живьем. Такуюпресветлую победу одержали тогда с Божьей помощью христиане над басурманами.

Егда же приведоша живых вязней оныхъ ко царю нашему, тогда повелѣл, пред шанцы выведши, привезати ихъ х колью, да во граде сущихъ своихъ молятъ и напоминаютъ, да подадут Казанское мѣсто цареви християнскому. Такожде и наши, ѣздяше, напоминали ихъ, обещевающе имъ живот и свободу, яко тѣм вязнемъ, такъ и сущим во граде, от царя нашего. Они же, сихъ словес выслухав тихо, абие начаша стреляти с стѣнъ града не так по наших, яко по своихъ, глаголюще: «Лутче, рече, увидим вас мертвыхъ от рукъ нашихъ бусурманскихъ, нежели бы посѣкли васъ кгауры необрѣзанные!» И иные словеса отрыгающехулные сь яростию многою, яко и всѣм нам дивитися, зреще.

Когдаже привели пленников к нашему царю, распорядился он вывести их и привязать ккольям перед шанцами, чтобы просили и убеждали своих, пребывающих в крепости,сдать город Казань нашему царю. И наши убеждали их, объезжая и обещая от нашегоцаря жизнь и свободу как самим пленникам, так и находящимся в крепости. А те,выслушав не прерывая эти речи, тут же начали стрелять с крепостных стен не столькопо нашим, сколько по своим, и говорили: «Лучше, дескать, видеть вашу гибель отнашей басурманской руки, чем быть вам зарубленными необрезанными гяурами!» Ввеликой ярости изрыгали они и другие ругательства, так что, видя это, мы всеудивлялись.

И по сем аки по трех днехъ повелѣл царь нашъ итти тому княжатиАлександру Суздалскому с тѣм же войском на засѣку, яже были бусурманы сооружилистѣну между великими блаты на горѣ единой аки две мили от мѣста. Идѣже паки по розбѣжанию ономъ собрашася множество ихъ. И умыслиша оттуду,акииз града единаго выѣзжаючи, паки ударяти на войско християнское. И ктому еще, к ойному предреченному гетману придано другаго гетмана, а по-ихъ — великого воеводу, с полки его, именем князя Семена Микулинского, с роду великихъ княжат тверских, мужа зѣло храбраго и в богатырниих вещах искуснаго.И дано имъ повелѣние таково: аще имъ бы Богъ помоглъ оную стѣну проломити, да идутъ всѣм войскомъ аже до Арского города, который лежитъ от Казани дванадесять мил великих. Егда же приидоша ко оной стѣне, опрошася бусурманыи начаша бранитися крѣпце, аки на две годины биющеся. Потом за Божиею помощию одолѣша ихъ наши яко огненною стрелбою, такъ ручною. И побѣгоша бусурманы, наши же гонили ихъ. Егда же препроводишася все войско великое за оную стѣну, и оттуду цареви нашему с сеунчем послали. А тамо наше воинство об нощь пребыло и обрѣтоша в шатрѣх и в станѣхъ бусурманскихъ немало корыстей.И приидоша аки за два дни до оного предреченного града Арского и обрѣтоша его пустъ, покинен, от страха бо избѣжаша из него всѣ страха ради в далѣчайшие лѣсы. И плѣниша тамо в земли оной аки 10 дней, понеже в землѣ той поля великие и зѣло преизобилные, и гобзующе на всякие плоды, такожде и дворы княжат ихъ и велможей зѣло прекрасны и воистинну удивлению достойни. И сѣла часты, хлѣбов же всякихъ такое там множество, воистинну вѣре ко исповѣданию неподобно — аки бы наподобие множества звѣздъ небесныхъ! Такъже и скотов различныхстадбезчисленныя множества, и корыстей драгоценных, наипаче от различных зверей, в той земли бывающихъ: бо тамо радятца куны дорогие и бѣлки, и прочие звѣрие ко одеждам и ко едению потребны. А мало за тѣм далѣй — соболей множество, такожде и медовъ, не вѣм, гдѣ бы под солнцем болши было! И по десяти днехъ со бесчисленными корыстми и со множеством плѣну бусурманскихъ жен и детей возвратишася к нам здраво. Такожде и своихъ, древле заведенныхъ многихъ от бусурманъ, свободиша от многолѣтныя работы. И бысть тогда в воинстве християнском велия радость, и благодарение ко Богу воспѣвали. И такъ было таней[42] в войску нашемъ всякие живности, иже краву куповано за десят денегъ московскихъ, а вола великаго за десят аспръ.[43]

Послеэтого дня через три велел наш царь пойти тому князю Александру Суздальскому стем же войском на заставу, где басурманы соорудили было стены на горе междубольшими болотами, в двух примерно милях от города. Там опять после бегствасобралось их много. Они намеревались делать оттуда вылазки, как из крепости, иснова нападать на христианское войско. Кроме того, упомянутому гетману былподчинен со своими полками другой гетман — великий воевода,по-русски — именем князь Семен Микулинский, из рода князей тверских, человекочень храбрый и искусный в героических делах. А приказ им дан такой: еслипоможет Бог проломить те стены, то пусть идут со всем войском до самой Арскойкрепости, которая находится от Казани в двенадцати больших милях. Когда пришлиони к этим стенам, басурманы оказали сопротивление и стали упорно защищаться,отбиваясь в течение двух примерно часов. Потом с Божьей помощью одолели их нашикак пушечной, так и ружейной стрельбой. Басурманы побежали, а наши преследовалиих. И вот все великое войско вошло в эти стены, и оттуда прислали нашему царювестника. Наше войско провело там одну ночь и нашло в басурманских шатрах иставках неплохую добычу. Затем дня за два дошло оно до названной Арскойкрепости и обнаружило, что она стоит пустая: со страху разбежались из неевсе — страха ради в самые дальние леса. И застряло оно там, в той земле,дней на десять, потому что в земле той большие поля, чрезвычайно изобильные ищедрые на всякий плод, там прекрасны также и поистине достойны удивления дворыих князей и вельмож. Села часты, а хлеба всякого такое там множество, чтопоистине невозможно рассказать и поверить — сравнить, пожалуй, сомножеством небесных звезд! Бесчисленны также множества стад разного скота иценной добычи, прежде всего живущих в той земле разных зверей: ведь обитают тамценная куница и белка и другие звери, годные на одежду и в еду. А чутьподальше — множество соболей и медов, не знаю, где бы было больше подсолнцем! Через десять дней благополучно возвратились они к нам с бесчисленнойдобычей, захватив в плен множество басурманских женщин и детей. Они освободилитакже от многолетнего рабства множество своих, прежде захваченных басурманами.И была тогда в христианском стане большая радость, и воспели благодарственныемолитвы к Богу. И по такой дешевке шла в нашем войске всякая живность, чтокорову покупали за десять московских денег, а большого вола за десять аспр.

Скоро по возвращению онаго войска потомъ, аки по четырехъ дняхъ, собралося черемисы луговыя немало, и ударили на наши станы задние з Галицкие дороги, и немало стадъ коней нашихъ отгромили. Мы же абие послали в погоню за ними трехъ ротмистровъ, и за ними другихъ посылочные полки во устроению засады ради. И угонено ихъ в трех або в четырехъ миляхъ, и овыхъ избиша, другихъ живыхъ поимаша.

Вскорепосле возвращения этого войска, дня через четыре, собралось немало луговыхчеремисов, и ударили они с тылу по нашим станам у Галицкой дороги и отбилидовольно много наших конских табунов. Но мы тотчас послали в погоню за нимитрех командиров, а за ними для засады других со снаряженными разъезднымиполками. Нагнали мы их в трех или четырех милях, одних перебили, других взялиживьем.

А естли бы писал по ряду, яко тамо под градом на кождый день дѣялося, того бы цѣлая книга была. Но вкратце сице воспомянути достоит, яко они на войско християнское чары творили и великую плювию[44] наводили: яко скоро по облежанию града, яко солнце начнет восходити, взыдут на град, всѣм нам зрящим, ово престарѣвшияся ихъ мужи, ово бабы и начнутъ вопияти сатанинскиясловеса, машуще одеждами своими на войско наше и вертящеся неблагочинне. Тогда абие востанетъ вѣтръ и сочинятся облаки, аще бы и день ясенъ зѣло начинался, и будетъ такий дождь, и сухие мѣста в блато обратятся и мокроты исполнятся.И сие точию было над войскомъ, а по сторонам нѣсть, — не точию по естеству аера случашеся. Видѣвше же сие, абие совѣтоваше цареви послати по древо спасенное до Москвы, яже во крестъ вдѣлано, который всегда при царском венце лежитъ. И збѣгано за Божиею помощию зѣло скоро: водою до Новаграда Нижняго аки в три, або четыре дни вяцкими, зѣло скоро плывающими кораблецы, а от Новаграда аже до Москвы прудкошественными подводами. Егда же привезенъ честный крестъ, в немъже частка вдѣлана спасенного древа, на немже Господь нашъ Иисусъ Христосъ плотию страдал за человѣки, тогда прозвитеры соборне со церемониями[45] християнскими обхождение творяху и по обычаю церковному освятиша имъ воды, и силою животворящаго креста абие от того часа ищезоша и без вести быша чары оные поганские.

Ноесли бы писал я подробно, что происходило каждый день у крепости, вышла бы отом целая книга. Коротко стоит вспомнить лишь о том, как они наводили нахристианское войско чары и посылали великий потоп, а именно: вскоре посленачала осады крепости, как станет всходить солнце, на наших глазах выходят настены то пожилые мужчины, то старухи и начинают выкрикивать сатанинские слова,непристойно кружась и размахивая своими одеждами в сторону нашего войска.Тотчас тогда поднимается ветер и собираются облака, хотя бы и вполне ясноначинался день, и начинается такой дождь, что сухие места наполняются сыростьюи обращаются в болота. И это было как раз над войском, а в стороне небыло, — происходило это не только от естественных атмосферных явлений. Ипри виде этого посоветовали царю немедля послать в Москву за спасительнымдревом: он вделано в крест, который находится всегда при царском венце. И сБожьей помощью очень быстро съездили: водою до Нижнего Новгорода дня в три либочетыре на вятских, весьма быстроходных лодках, а от Новгорода до самой Москвына скороходных подводах. Когда доставлен был честной крест, в который вделаначастица спасительного древа, на коем Господь наш Иисус Христос пострадал плотиюза людей, тогда иереи соборно с христианскими церемониями сотворили крестныйход и по церковному обычаю освятили им воду, так что силою животворящего крестаэти языческие чары тотчас исчезли и с тех пор не объявлялись.

И в то же время у нихъ подкопомъ воду отнято за 2 або за 3 недѣли до взятья: бо ся тамо под вежу великую и под тайнники подкопано, откуду они на вес град воду брали, и порохов подставлено аки двадесят бочек великихъ, и вырвало. И къ тому у нас вежу[46] над обычай великую и высокую за две недѣли уроблено потаемне за полмили от града, и единыя нощи близу рва мѣскагопоставлено и на нея взношенно стрелбы десят дѣл и пятдесят гаковниць. И зѣло великую шкоду в мѣсте и во граде на всякъ день чинено с нее: бо до взятья градскагопобитолюдубусурманского военного, кромѣ женъ и детей, близу десяти тысящей со всѣхъ стран — и з дѣл на вытечках ихъ, и с тое-то вежи. А яко е ставлено, и яковым обычаемъ и иные различные стѣнобитные хитроститворено, сие оставляю краткости ради истории, бо широце в лѣтописной руской книзе[47] о том писано. Толико о взятию града мало воспомянем, елико можемвспамятати, вкратце опишем. Понеже не токмо Богъ разумъ и даръ духа храбрости тогда подавал, но явления нѣкоторыя достойным и чистыя совести мужем в нощных видѣниях изъявилъ о взятию града бусурманского, к сему подвижуще воинство, яко мню, отомщающе бесчисленное и многолѣтное разлияния крови християнские, а оставльшихся еще тамо живых избавляюще от многолѣтныя работы.

Атем временем недели за две или за три до взятия с помощью подкопа лишили ихводы: подкопали под большую башню и под тайники, откуда они брали воду на всюкрепость, поставили около двадцати больших бочек пороха и взорвали. Кроме того,за две недели тайно в полумиле от крепости сделали мы необыкновенно большую ивысокую вышку, поставили ее за одну ночь у городского рва и втащили на нееартиллерии десять пушек и пятьдесят мушкетов. Очень большой урон и городу, икрепости наносили мы с нее каждый день: с этой башни до взятия крепости убитовооруженных басурман около десяти тысяч со всех сторон — и из пушек привылазках их, считая женщин и детей. А как строили ее, каким образом устроены идругие стенобитные изобретения, — все это я опущу для краткости этойистории, ибо пространно описано это в русской летописной книге. Вспомним толькокое-что о взятии крепости, сколько сможем вспомнить, и кратко опишем. Междупрочим, подавал тогда Бог не только разум и дар храброго духа, но людямдостойным и чистой совести некоторыми явлениями в ночных видениях сообщил овзятии басурманской крепости, поощряя к этому воинство и, как я думаю, отмщаяза бесчисленное и многолетнее пролитие христианской крови, избавляя отмноголетнего рабства еще находящихся там живых.

Егда же по скончанию седми недѣль от обложения града заповѣдано намъ еще в дни утренной зари ждати до востока солнца и повелено уготовлятися со всѣхъ стран ко штурму[48] и дана таково знамение: егда взорвутъ стѣну порохи, яже в подкопе, — бо было в другий раз подкопано и засажено 48 бочекъ пороху под стѣною мѣскою. И болшую половину войска пѣшаго ко штурму послано, аки же третина войска всего або мало болши на полю осташася, паче же стрегуще здравия царева. Мы же, по повелѣнному, рано к сему уготовавшеся, аки за две годины еще до зори. Бо аз тогда послан был к нижайшим вратамъ, сверху Казани-рѣки приступати, а со мною былодванадесять тысящей войска. Ото всѣхъ же четырехъ странъ такожде устроено присылныхъ и храбрых мужей, нѣкоторыхъ и з болшими почты. Царь же сие казанский и сенатыри его увѣдали о сем и такоже на нас уготовились, яко же и мы на нихъ.

Ивот, когда кончились семь недель осады крепости, еще днем наказано было намдожидаться утренней зари прежде восхода солнца и приказано было готовиться кштурму со всех сторон и дан такой знак: когда взорвут стену порохом, который вподкопе, — ибо был уже сделан другой подкоп и под городскую стену заложеносорок восемь бочек пороху. Большая часть нашего войска была назначена к штурму,а треть или немного больше оставалась в поле прежде всего для охраныблагополучия царя. Мы же, согласно распоряжению, приготовились рано, часа задва до зари. Ведь меня тогда послали к самым нижним воротам наступать сверхнего течения реки Казани, а со мною было двенадцать тысяч войска. Так и навсех четырех сторонах построили могучих и храбрых мужей, некоторых с большимипостами. Но царь казанский и сенаторы его узнали об этом, и как мы против них,так и они против нас приготовились.

Пред самым же солнычнымъ восходом, або мало что уже нача солнцу являтися, взорвало подкопъ, войско же християнское абие ударило со всѣх странъ на мѣсто. Да свидѣтелствуетъ кождый о себѣ, аз же, что пред очима тогда имѣхъ и дѣлахъ, повѣмъ истинну вкратце. Разрядихъ войско мое дванадесят тысещей под устроениемъ стратилатов, потекохом ко грацким стѣнам и к той великой башне, яже пред враты стояла на горѣ. Егда же еще быхом подалѣче от стѣнъ, ни из единые ручницы або стрелою на нас стрелено, егда же уже близу быхом, тогда первие многоогненный бой на нас пущен с стѣн из башен. Тогда стрѣл густость такая, яко частость дожда, тогда камения множество безчисленное, яко и воздуха не видѣти! Егда же близу стѣну подбихомся с великою нуждою и бѣдою, тогда вары кипящими начаша на нас лити и целыми бревны метати. Всяко же Божия помощь помогаше намъ тѣмъ, еже храбрость и крѣпость, и запамятания смерти дароваше. И воистинну с поощрениемъсердца и со радостию бишася з босурманы за православное християнство и аки бы за полгодины отбиша ихъ от окон стрелами и ручницами. А ктому и дѣла из-за шанцовъ нашихъ помогаше намъ, стреляюще на нихъ: бо они явственно уже стояще на башне оной великой и на стѣнах града, не хранящеся, яко прежде, но крѣпце с нами и обличне вручь бьющеся. И абие могли бы ихъ избити, но много нас ко штурму поидоша, а мало под стѣны градные приидоша, нѣкоторые возвращающеся, множество лежаще и творяшесь побиты и ранены.

Иперед самым восходом солнца, чуть только стало оно появляться, подкоп былвзорван, тотчас со всех сторон устремилось христианское войско на город. Пустькаждый свидетельствует за себя, я же коротко расскажу правду о том, что виделсам и что делал. Я распределил мои двенадцать тысяч войска в подчинениестратегам, и пустились мы к крепостным стенам и к той большой башне, что стоялана горе у ворот. Когда были мы еще далековато от стен, не было ни одноговыстрела ни стрелою, ни из ружья, а когда приблизились мы, тогда уже впервые состен и башен открыли сильную стрельбу. Так густы были тогда стрелы, как частыйдождь, а камней столь бесчисленное множество, что и воздуха не видно! Когда жес большими трудами и потерями пробились мы к стенам, начали тогда лить на наскипящий вар и бросать целые бревна. Безусловно, помощь Божья помогла нам тем,что даровала храбрость, упорство и забвение смерти. И действительно, ссердечным рвением и радостью бились мы с басурманами за православноехристианство и уже через полчаса стрелами и ружьями отбили их от амбразур.Кроме того, и пушки из-за наших шанцев помогали нам своим огнем: ведь те уже непрячась, как прежде, а открыто стояли на большой башне и на крепостных стенах,сражаясь с нами упорно, лицом к лицу, врукопашную. Мы бы сразу могли ихразбить, но на штурм нас пошло много, а под крепостные стены пришло мало,некоторые вернулись, а многие лежали и притворялись убитыми и ранеными.

Затѣмъ Богъ поможе нам. Первый братъ мой родный[49] на стѣну града взыде по лествице, и другие воини храбрые с нимъ. А овые, секущеся и колющеся з босурманы, во окна оные великие башни влѣзже, а из башнисметавшись во врата великие градные. Бусурманы же абие тыл подаша, стѣны градные оставив, побѣгоша на великую гору ко двору цареву: бо бѣ зѣло крѣпокъ, между полатъ и мечетей каменныхъ оплотом великимъ обточен. Мы же за ними ко двору цареву, аще и утружденныи во зброях, а многие храбрые мужие на телесахъ радны уже имуще. И зѣло нас мало осталося биющихся с ними. А войско наше, яже было оттамо, вне града, яко увидѣли, иже мы уже во граде, а татаровя с стѣнъ побегоша, всѣ во град ринулося, и лежащся глаголемыераненые воскочиша, и творящияся мертвыя воскресоша. И со всѣхъ стран не токмо тѣ, но и с становъ, и кашевары, и яже были у конех оставлены, и друзии, яже и с куплею приѣхаша, — всѣ збѣгошася во град не ратного ради дѣла, но на корысть многую. Бо то мѣсто воистинну полно было дражайшихкорыстей — златом и сребром, и камениемъ драгоценным, и соболми кипѣло, и другими великими богатствы. Татаровя же запрошася с нашу сторону на цареве дворѣ, а долную часть мѣста покинули, елико ихъ могло утещи. А з другую сторону, яже с Арского поля, откуду подкопъ взорвало, и царь казанский з дворомъ своимъ, уступя аки в половину мѣста, застоновился на Тезицком рве, по-нашему — на Купецком, биющеся крѣпцѣ со християны. Бо того мѣста две части, аки на равнине, на горѣ стоятъ, а третия часть зѣло удолна, аки в пропасти. А поперегъ, аки в половину мѣста, от стѣны Булака аже до долные части мѣста — ров немалый. А мѣсто оно немало, мало что от Виленского мнѣйше.

Нотут Бог помог нам. Мой родной брат первым взошел по лестнице на крепостнуюстену, а с ним другие храбрые воины. А иные, рубя и коля басурман, влезли вамбразуры большой башни, а из башни пробрались к большим крепостным воротам.Тотчас басурманы показали тыл и, оставив крепостные стены, побежали на большуюгору к царскому двору: обнесенный большим забором меж каменных мечетей и домов,был он очень крепок. А мы — за ними к царскому двору, хоть и были утомленыдоспехами и ранами, которые были уже на теле многих храбрых мужей. И очень малоосталось нас в сражении. А наше войско, бывшее там, вне крепости, как увидело,что мы уже в крепости, а татары все со стен побежали, ринулись в крепость, такчто лежавшие под именем раненых вскочили, а притворявшиеся мертвыми воскресли.И не только они со всех сторон, но и кашевары из станов, и те, кто был у конейоставлен, и те, кто с товарами приехал, — все сбежались в крепость не длябранного подвига, а за обильной добычей. И действительно, город был полон самойдорогой добычи — золота, серебра, драгоценных камней, кипел соболями ииным великим богатством. С нашей стороны татары, сколько могло их убежать,укрылись на царском дворе, а нижнюю часть города оставили. А с другой стороны,то есть с Арского поля, где был взорван подкоп, казанский царь со своим дворомуступил примерно половину города и закрепился на Тезицком (по-нашему,купеческом) рве, упорно сражаясь с христианами. Ведь две части этого городарасположены на горе, как на равнине, а третья часть, очень низменная, как впропасти. А поперек, примерно на половину города от стены Булак и до самойнижней части города — довольно большой ров. Вообще же, город немалый, чутьменьше Вильны.

И бысть сеѣ предреченные битвы аки на четыре годины и вящей, памята ми ся, ото всѣхъ стран добывания на стены и во граде сѣчи. И якъ видѣвше бусурманы, иже християнского войска мало оставляет, мало не всѣ на корысти падоша — мнози, яко глаголютъ, по два кратъ и по три в станы отхождаху с корыстми и паки возвращахуся, храбрии же воини без престани бьющеся, — видѣв же сие бусурманы, иже утрудишася уже воины храбрые, и начаша крѣпце налегати, ополчающеся на нихъ. Корыстовники же оные предреченные, егда увидѣли, что наши по нужде уступаютъ помалу, бранящеся бусурманомъ, в таковое абие бѣгство вдашеся, яко и во врата многие не попали, но множайшие и с корыстми чрез стѣну металися, а иные и корысти повергоша, толко вопиюще: «Секут! Секут!» Но за благодатию Божиею храбрыхъ сердцемъ не сокрушили. Бо и с нашу сторону зѣло было тяжко от належания бусурмановъ — в то время, отнележе во град внидоша и изодоша, в моем полку девяносто и осмь храбрыхъ мужей убито, кромѣ раненых, — но обаче благодати ради Божия устояхомъ на нашей сторонѣ сопротив ихъ неподвижны. Со оныя же предреченныя страны мало что поступиша, яко рекохомъ, великого ради множества належания ихъ. И доша о собѣ вѣдати цареви нашему и всѣмъ совѣтником, окрестъ его в тот час бывшимъ, яко и самому ему зрящу бѣгство из града оных предреченных бегунов, и зѣло ему не токмо лице изменяшеся, но и сердце сокрушися, уповая, иже все войско уже християнское бусурманы из града изгнаша. Видѣвше же сицевое, мудрые и искусные сигклитове его повелѣша херугов великую християнскую близу вратъ градцкихъ, нареченныхЦарскихъ, подвинути, и самого царя, хотяща и не хотяща, за бразды коня взяв, близу хоругови поставиша: понеже были нѣцыи между сниглицы оными мужие вѣку еще отцов нашихъ, состарѣвшиеся в добродѣтелях и во всяких искуствах ратныхъ.Полкуже царскому великому, в котором было вящей нежели двадесят тысящейвоиновизбранных, абие повелено сойти с коней аки половине, тамо же не токмо детем своим, — сроднымъ повелѣша, но и самих ихъ половина, сшедши с коней, потекоша во град на помощь утружденнымъ оным воиномъ.

Ипомнится мне, что часа четыре или больше этой описываемой битвы ушло на захватстен со всех сторон и резню в крепости. А когда увидели басурманы, что малоосталось христианского войска, едва ли не все набросились на добычу —говорят, что многие по два и по три раза уходили в станы с добычей ивозвращались снова, пока храбрые воины непрерывно сражались, — и когдаувидели басурманы, что измучены уже храбрые воины, стали они упорно наступать,направляя удары против них. А когда увидели упомянутые корыстолюбцы, что,сражаясь с басурманами, наши вынужденно и шаг за шагом отступают, в такоетотчас ударились они бегство, что многие не нашли и ворот, и большинство вместес добычей бросалось со стен, а иные побросали и добычу, крича: «Секут! Секут!»Но с Божьей благодатью не сокрушили татары храбрых сердцем. Хоть и было оченьтрудно на нашем краю от напора басурман — за время между нашим входом ивыходом из крепости убито было в моем полку девяносто восемь храбрых мужей, несчитая раненых, — но все же с Божьей благодатью выстояли мы на нашем краюпротив них недвижно. А на другом упомянутом краю наши продвинулись лишьчуть-чуть из-за весьма значительного, как мы говорили, напора неприятеля. Дали онио себе весть нашему царю и всем советникам, бывшим в тот час около него: ведьон сам видел бегство из города этих упомянутых беглецов, и не только лицомизменился, но и сердце у него сокрушилось при мысли, что все войскохристианское басурманы изгнали уже из города. Мудрые и опытные его сенаторы,видя это, распорядились воздвигнуть большую христианскую хоругвь у городскихворот, называемых Царскими, и самого царя, взяв за узду коня его, — волейили неволей — у хоругви поставили: были ведь между теми сенаторамикое-какие мужи в возрасте наших отцов, состарившиеся в добрых делах и в военныхпредприятиях. И тотчас приказали они примерно половине большого царскогополка, в котором было более двадцати тысяч отборных воинов, сойти с коней, тоже приказали они не только детям своим и родственникам, но и самих их половина,сойдя с коней, устремилась в город на помощь усталым тем воинам.

Егда же приидоша во град внезапу такъ много воинства свежего, в пресветлые зброи оболченнаго, абие царь казанский со всѣмъ воинствомначаша уступовати назад, обаче браняшеся крѣпце. Наши же по них неотступно крѣпцей находяще, секущеся с ними. Егда же погнаша ихъ аже до мечетей, яже близу царева двора стоят, абие изыдоша во стретение нашихъ обызы ихъ, сеиты,[50]молбыпредвеликим бискупом ихъ, а по-ихъ с великимъ анарыи, або амиром, именем Кулшерифмуллою, и сразишась с нашими такъ крѣпце, аже до единаго избиша их. Царь же со всѣми остатними затворился в дворе своемъ, нача бронитися крѣпце, аки еще на полторы годины биющеся. Егда же видѣв, яко не возможе уже помощи собѣ, тогда на едину сторону отобраша женъ и детей своихъ в прекрасныхъ и в преиспрещренныхъ одеждахъ, околко десят тысещей, и сташа на единой странѣ великого предреченнаго двора царева, уповающе, иже прелстятся войско християнское на красату ихъ и живити ихъ будутъ. Сами же татаровя со царемъ ихъ отобрашеся во единъ угол и умыслиша не датися живым в руки, точию бы царя живаго соблюсти. И поидоша от царева двора на долную сторону мѣста к нижайшимъ вратом, идѣже аз сопротив ихъ у царева двора стоях. И не остало уже было со мною полутораста воиновъ, а ихъ еще было о десять тысещей, обаче тесноты ради улицы бронилися есма имъ, отходяще и опирающеся крѣпце. Наше же войско великое з горы оные да потиснуша ихъ зѣло, паче же задний конецъ татарского полку, секуще и бьюще. Тогда едва с великою нуждою за Божиею помощию изыдохом из вратъ градцких. Наши же с великие горы крѣпце належаще, тиснуша ихъ, нам же об ону страну стоящем во вратѣхъ биющеся, не пущающе ихъ из града. Уже бо нам на помощь два полка християнские приспѣша. Имъже так тиснушася неволею великаго ради належания з горы, иже с вежею высокою равно, яже надо враты бяше, полно трупия ихъ лежаше, среднимъ же и заднимъ людемъ аже по людем своим идуще на град и на вѣжу. Егда же возведоша царя своего на вежу, тогда начаша вопияти, просяще малого времяни на розмову,[51]мы же мало утишився, послушаще прошения ихъ. Они же абие сице рѣша, глаголюще: «Поки, речи, юртъ стояше (юртъ исмаилтеским языком обыче нарицатися царство, само в себѣ стояще) и мѣсто главное, идѣже престолъ царевъ был, потыя же до смерти браняхусяза царя и отечество. А нынѣ царя вам отдаем здрава, ведете его ко царю своему, а остаток нас исходимъ на широкое поле испити с вами послѣдную чашу». И отдаша нам царя своего со единым корачом,[52]штонаиболшим их, и со двемя имилдеши.[53]Царюихъбылоимябусурманское Идигеръ, а князю оному Зиниешь. И отдав намъ царя здрава, по нас абие стрелами, а мы по нихъ. И не поидоша на нас во врата, но абие поидоша с стѣны просто чрез Казань-реку и хотяще пробитися прямо противъ моего стану на шанцы тѣми дирами, идѣже шесть дѣл великих стояло.

Икогда внезапно появилось в городе так много свежего войска, облаченного всияющие доспехи, сразу начал отступать назад царь казанский со всем своимвоинством, хотя оборонялись они упорно. А наши, наступая упорно и неотвратимо,рубились с ними. И когда загнали их к мечетям, которые стоят у царского двора,вышли тут навстречу их абазы и сеиды и муллы с главным их епископом, а на ихязыке великим ансари или эмиром, по имени Кулшерифмулла, и бились с нашими такупорно, что погибли все до одного. А царь со всеми уцелевшими заперся на своемдворе и стал упорно обороняться, сопротивляясь еще часа полтора. Видя, однако,что им не спастись, свели они в одну сторону своих жен и детей в красивых инарядных одеждах, около десяти тысяч, и поставили их в одном краю большогоцарского двора, о котором уже была речь, надеясь, что польстится христианскоевойско на их красоту и оставит им жизнь. Сами же татары со своим царемсобрались в другом углу и задумали не даться живыми в руки, только бы царясохранить живым. И устремились они от царского двора в нижнюю часть города ксамым нижним воротам, где я у царского двора стоял против них. Со мною уже не оставалосьи полутораста воинов, а их было еще около десяти тысяч, но в узких улицах мыупорно сопротивлялись им, отступая и отбиваясь. А главное наше войско сильнотеснило их с горы, в особенности задние ряды татарского полка, рубя и убивая. Амы с Божьей помощью едва тогда вышли с большим трудом из городских ворот. Сбольшой горы упорно наступали наши и давили их, мы же стояли на другой стороне,сражались в воротах и не выпускали татар из города. Два христианских полкаподоспели уже к нам на помощь. И при сильном напоре с горы так стиснулисьтатары в тесноте, что трупы их легли вровень с высокой башней, что была надворотами, так что идущие следом и сзади всходили на крепостную стену и на башнюпрямо по своим. И когда ввели они своего царя на башню, стали кричать и проситьнемного времени, чтобы потолковать, мы же, несколько притихнув, выслушали ихпросьбу. И вот что они тут сказали: «Пока, дескать, стоял юрт (юртом по-турецкиобычно называется самостоятельное царство) и главный город, где был царский престол,до тех пор стояли мы насмерть за царя и отечество. Но теперь отдаем вам царяживым, ведите его к своему царю, а остатком выйдем мы в широкое поле испить свами смертную чашу». И отдали они нам своего царя с одним корачем, самымбольшим у них, и с двумя имильдешами. Басурманское имя царю было Идигер, а томукнязю — Зениеш. Отдали нам живого царя и тотчас в нас — стрелами, амы — в них. Не пошли они воротами против нас, а тут же двинулись со стеныпрямо через реку Казань и хотели пробиться напротив моего стана через шанцытеми амбразурами, где стояли шесть больших пушек.

И абие по нихъ ударено иза всѣхъ тѣх дѣл. Они же воздвигошася оттуды и поидоша налѣво вниз, водле Казань-рѣку, берегомъ, аки три перестрѣлы лучныхъ и по конецъ шанецъ нашихъ, тамо сташа и начаша лехчитися и метати с себя зброи и розувати собя ко бредению реки. Еще бо бѣ ихъ остал полкъ, аки шесть тысещей або мало мнѣйше. Мы же, видѣвши сие, мало нас нѣчто добыша собѣ коней от своихъ станов из-за рѣки, и так, сѣдши на свои кони, устремишася скоро сопротивъ ихъ и заступиша имъ пут, имъже хотяху поити. И обрѣтоша еще ихъ не прешедших чрез рѣку, и собрашася нас сопротив ихъ мало что болши дву сот коней: бо зѣло вскорѣ сия случишася, понеже что остало войска столко об ону сторону мѣста, при царѣ было, паче же мало не всѣ во граде уже. Абие жь они, предбредши реку (бо мѣлка была в том мѣсте, по ихъ сщастью), зжидатися начаша на самом брегу, ополчающеся, готови суще ко сражению, с различными бронми, паче же мало не все со стрелами, и уже на тетивахъ луков стрѣлы имуще. И абие начаша мало от берегу подвигатися, учиня чело немалое, а за ними всѣм идущим вкупѣ зѣло густо и долго, аки два стреляния намалые лучных, по примѣте. Християнского же войска множествобезчисленное на стенѣ града, такоже с полатъ царскимъ зрящим, а помощи нам, стремнины для великия и зѣло прикрые горы, никакоже возмогоша подати.

Итотчас ударили мы по ним из всех этих пушек. А они снялись оттуда и спустилисьберегом реки Казани вниз налево, на расстояние трех полетов стрелы к краю нашихшанцев, остановились там и стали скидывать доспехи и разуваться, чтобы рекуперейти. Оставалось их еще в полку тысяч шесть или немного меньше. Увидели мыэто, и хоть было нас мало, добыли коней, за рекой у своих станов, и, сев наконей своих, быстро помчались на них и перерезали путь, которым хотели ониуйти. Мы настигли их, когда не перешли они еще реку, но набралось нас малопротив них, чуть больше двухсот коней: ведь очень быстро все это произошло, авсе войско, что было по эту сторону города, было при царе, а почти все остальноебыло уже в городе. И вот они, перейдя вброд реку (а в том месте мелка была, наих счастье, река), стали строиться на самом берегу и облачаться в различныедоспехи, уже готовые к битве; стрелы были почти у всякого и уже лежали натетивах луков. И стали тут они уходить тихо от берега: построили чело немалое,за которым вместе двигались, густо столпившись и растянувшись, если прикинутьна глаз, на два больших полета стрелы. Смотрело с крепостной стены и с царскогодворца бесчисленное множество христианского войска, а помощи нам оказать немогли из-за большой высоты и очень крутого берега.

Мы же, отпустя ихъ мало что от брегу, бо еще самому концу остатному из реки не явившуся, тогда удариша на нихъ, хотяще их прервати и устроенныеполки ихъ разсторгнути. Молюся, да не возмнитъ мя хто безумна, сам себя хваляща! Правду воистинну глаголю, и дарования духа храбрости, от Бога данна ми, не таю; к тому и коня зѣло быстра и добра имѣхъ. И всѣх первие вразихся во весь полкъ он бусурманский и памятую то, иже, секущеся, три разы в нихъ конь мой оперся, и в четвертый разъ зѣло раненъ повалился в средине ихъ со мною. И уже от великих ранъ не памятаю вяще. Очхнув же ся уже потом, аки по малѣ годинѣ, видѣхъ, аки над мертвецом, плачющимъ и рыдающим двема слугам моимъ, надо мною стоящимъ, и другимъ двема воином царскимъ. Азъ же видѣхъ себя обноженна лежаща, многими ранама учащенна, а животъ цѣл понеже на мнѣ збройка была праотеческая зѣло крѣпка, паче же благодатьХриста моего такъ благоволила, иже ангеломъ своимъ заповѣдал сохранити мя, недостойнаго, во всѣхъ путехъ. Последи же, потом уже увѣдахъ, иже тѣ всѣ благородные, ихъже уже собралось было аки со триста, яже обещалися, устремилися и были со мною вкупѣ, и на них ударили, да погладили возле полка ихъ, не сразився с ними. Подобно для того, иже преднихъ ихъ нѣкоторыхъ зѣло поранили, близу собя припустя ихъ, или негли убоящеся толщи ради полку. Возвратився паки, ззади оного бусурманского полку сещи начаша, наѣзжаючи и топчючи ихъ. Чело же ихъ иде невозбранно чрез широкий лугъ великому блату, идѣже конемъ невозможно, а тамо уже за блатом великий лѣс.

Немногоотпустили мы их от берега, еще и задний конец их не вышел из реки, и тогдаударили на них, собираясь разрезать и смешать построение их отрядов. Прошу я,пусть не подумают обо мне, что по безумию я сам себя хвалю! Истинную правдуговорю я и не скрываю духа храбрости, данного и дарованного мне Богом; к томуже и конь у меня был очень резвый и добрый. Впереди всех врезался я вбасурманский тот полк, и помню, что трижды во время сечи упирался во врагов мойконь, а в четвертый раз, тяжко раненный, повалился вместе со мною посреди них.И потом уже дальнейшего не помню из-за тяжелых ран. Очнулся я, видимо, скоро иувидел над собою двух слуг своих и двух каких-то воинов царских: стоят иплачут, и рыдают, как над мертвецом. Сам же я, вижу, лежу повержен, покрытмногими ранами, но жив, потому что был на мне праотеческий доспех оченьпрочный, но важнее, что благоволила ко мне благодать Христа моего,заповедавшего ангелам своим, чтоб охраняли меня, недостойного, на всех путях.Потом уже, позже, узнал я, что все эти благородные, которых собралось, было,сотни три и которые обещались и пошли, было, вместе со мною, чтоб напасть наврага, лишь потерлись слегка возле вражеского полка, а в бой не вступили.Потому вроде, что некоторых из передовых татары тяжело ранили, подпустив близкок себе, или, скорее, потому, что испугались глубины полка. Только возвратилисьони и, наезжая и топча, стали рубить с тылу басурманский полк. А чело полка беспрепятственнопрошло широкий луг к большому болоту, где конным не пройти, а дальше, заболотом, большой лес.

Потом, глаголютъ, приспѣл он мой братъ предреченный, иже первие на стѣну градскую взыде. Аки бы среди оного лугу еще застал ихъ, и в самое чело ихъ зѣло быстро, всѣми уздами роспустя коня, вразився в нихъ такъмужественно, такъ храбро, иже верѣ неподобно. Яко всѣм свидѣтелствовати, аки двакротъ проѣхал посреди ихъ, секуще ихъ и обращающе конем посредѣ ихъ. Егда уже в третий разъ вразился въ них, поможе ему нѣкоторый благородный воинъ, помогающе ему, вкупѣ бьюще бусурманов. Всѣм же со града зрящим и дивящимся, которые же не вѣдяще о цареве отданию, мняще царя Казанского между ихъ ѣздяща. И такъ его уранили, иже по пяти стрѣл в ногахъ ему было, кромѣ иныхъ ран. Но животъ сохраненъ был Божиею благодатию, понеже зброю на собѣ зѣло крѣпку имѣл. И такого был мужественнаго сердца, егда же уже той конь под ним ураниша такъ, иже с мѣста не може двигнутися, другаго коня обрѣл, просто водяща у единого дворянина царева брата, и испрося его, и забывши, паче же не радящи такъ о прелютых своих ранахъ, угонивъ паки полкъ бусурманский, секуще ихъ со другими воины, аже до самого блата. И воистинну имѣхъ таковаго брата храбра и мужественна, и добранравна, и ктому зѣло разумна, иже во всем войску християнском не обрѣташеся храбрѣйший и лутши паче его. Аще бы обрѣлся хто, Господи Боже, да таков же бы был! Паче же мнѣ зѣло былъ превозлюбленъ, и воистинну мѣл бы за него душу свою положити и животом своим здравие его откупити, понеже умре потом на другое лѣто, подобно от тѣх лютых ран. [54]Сие конецъ краткого писания о Казанского великого града бусурманского взятию.

Говорят,что после подоспел он, мой брат, о котором я говорил уже, что первым он взошелна крепостную стену. Вроде бы еще посреди луга застал он их и врезался в челополка на всем скаку, отпустив конские поводья, так мужественно, так храбро, чтои поверить трудно. Все говорили, что вроде как дважды проехал он посреди татар,рубя их и на коне крутясь посреди них. А когда в третий раз врезался он в них,помогал ему какой-то благородный воин, и вместе били они басурман. Все этовидели со стен и удивлялись, а те, кто не знал о сдаче царя, думали, что токазанский царь между них ездит. Он был так изранен, что в ногах было по пятистрел помимо других ран. Но благодатью Божьей жизнь его была сохранена,поскольку был на нем весьма крепкий доспех. И был он такого мужественногосердца, что когда изранили под ним коня так, что и двинуться тот не мог, увиделдругого коня, шедшего в поводу у одного слуги царского брата, и выпросил его и,забыв, а вернее, пренебрегая жестокими ранами, снова нагнал басурманский полк ирубил его вместе с другими воинами до самого болота. Действительно, был у менябрат так храбр, мужествен, такого доброго нрава, кроме того, так умен, что вовсем христианском войске не было храбрее и лучше его. А если бы нашелся кто,Господи Боже, был бы точно таков! И любил я его особенно и поистине хотел быдушу за него положить и жизнью своей заплатить за его здоровье: ведь умер онпотом, на другой год, как кажется, от тех жестоких ран. Вот конец краткогоописания взятия великой басурманской крепости Казани.

По оной же преславной побѣде, аки бы на третий день, царь нашъ отрыгнул нѣчто неблагодарно вмѣсто благодарения, воеводам и ко всему воинству своему — на единаго разгнѣвался, таковое слово реклъ: «Нынѣ, рече, обронил мя Богъ от вас!» Аки бы реклъ: «Не возмоглъ есма вас мучити, паки Казань стояла сама во собѣ, бо ми есть потребны были всячески, а нынѣ уже волно мнѣ всякую злость и мучителство над вами показывати». О, словосатанинское, являемое неизреченную лютость человѣческому роду! О, наполнения мѣры кровопийства отческого! Паче к нам, християном, достоило рещи ото всего сердца человѣкови сицевое слово между благодарными глаголы ко Богу всемогущему: «Благодарю тя, Господи, иже нынѣ оборонил еси насъ ото врагов нашихъ!» Приявши же Сатана человѣческий скверный языкъ яко орудие, сице похвалился губити роды християнские со своимъ стаиникомъ, аки бы мстяще християнскому войску, иже воином его скверныхъ измаилтянъ мужеством храбрости своей, Богу имъ помогающу, побили.

Ана третий день после славной этой победы вместо благодарности воеводам и всемусвоему воинству изрыгнул наш царь неблагодарность — разгневался на всех доодного и такое слово произнес: «Теперь, дескать, защитил меня Бог от вас!»Словно сказал: «Не мог я мучить вас, пока Казань стояла сама по себе, ведьочень нужны вы мне были, а теперь уж свобода мне проявить на вас свою злобу ижестокость». О, сатанинское слово, являющее роду человеческому несказанноезверство! О, переполнение меры кровопийства отцов! Среди благодарственных речейк всемогущему Богу: «Благодарю тебя, Господи, что защитил ныне нас от нашихврагов!» — достойно, чтобы человек сказал от всего сердца такое же слово инам, христианам. А Сатана, приняв как орудие скверный человеческий язык, прямопохвалялся со своим тайным соучастником, что погубит христианский род, как быотмщая христианскому воинству, что с Божьей помощью мужеством и храбростьюсвоими погубили его воинов, скверных измаильтян.

Царь же вниде в совѣтъ о устроению града нововзятого. И совѣтовавше ему все мудрые и разумные, иже бы ту пребыл зиму ажь до весны со всѣмъ воинством: бо запасовъ было всякихъ множество съ Руския земли кгалияминаправажено, якоже и в той землѣ бесчисленное богатство всякихъ достатков. И до конца выгубил бы воинство бусурманское и царство оное себѣ покорив и усмирил землю навѣки, бо кромѣ татарска языка в том царстве пять различных языков:мордовский, чювашский, черемиский, воитецкий або арски, пятыйбашкирский; тѣ живут башкирцы вверхъ великие рѣки Камы в лѣсах, яже в Волгу впадает ниже Казани дванадесят миль. Онъ же совѣта мудрыхъ воевод своих не послушал, послушал же совѣта шурьи своихъ,[55]онибо шептаху ему во уши, да споспешитца ко царице своей, сестре ихъ, а и других ласкателей направили съ попами.

Ивошел царь в совет об устройстве нововзятого города. И советовали ему всемудрые и разумные, чтобы со всем воинством пробыл там зиму до самой весны: ведьиз Русской земли доставлено было галерами много запасов, да и в той земле былобесчисленное количество продовольствия. Тем самым царь вконец уничтожил быбасурманское воинство, покорил бы себе царство, усмирил бы навеки землю, ибокроме татар в царстве том пять различных народов: мордва, чуваши, черемисы,вотяки, или арцы, пятый — башкиры; те башкиры живут в лесах в верховьяхбольшой реки Камы, которая впадает в Волгу в двенадцати милях ниже Казани. Ноне послушал он совета мудрых своих воевод, послушал совета шуринов своих, а онинашептывали ему в уши, чтобы спешил к своей царице, их сестре, и другихльстецов с попами подослали к нему.

Онъ же стояв недѣлю и, оставя часть воинства в мѣсте и огненныестрелбы с потребу, и всѣдши в суды, ѣхал к Новугороду Нижнему, еже есть крайнѣе мѣсто великое руское, которое лежит от Казани шездесят миль. А кони наши всѣ послал не тою доброю дорогою, еюже сам шел х Казани, но водле Волгу зѣло притрудными стезями, по великим горам лежащими, на нихже чювашский языкъ обитает, и того ради погубил у всего воинства своего кони тогда: бо у кого было сто або двѣсте коней, едва два або три вышли. Се сия первая дума человѣкоугодницы! Егда же приѣхал в Новгород Нижний и пребывал тамо три дни, и распустил по домам воинство все, сам же пустился на подводах сто миль до главнаго мѣста соего Москвы: бо уродился ему был тогда сынъ Димитрий, егоже своимъ безумьемъ погубил, яко напреди вкратце о сем повѣм. Приѣхавъ же до Москвы аки по двухъ мѣсяцахъ или по трехъ, разболѣлся зѣло тяжкимъ огненнымънедугомъ такъ, иже никтоже уже ему жити надѣялся.[56] По немалых же днях помалу оздравляти почалъ.

Постоялон неделю и, оставив часть войска в городе с необходимым числом пушек, сел насуда и поехал к Нижнему Новгороду, большому окраинному русскому городу,находящемуся в шестидесяти милях от Казани. Конницу нашу отправил он не по тойхорошей дороге, по которой сам шел к Казани, а вдоль Волги, скверными тропами,идущими по большим горам, где живут чуваши, чем погубил тогда всех коней усвоего войска: если у кого было сто или двести коней, едва ли дошло два илитри. Вот он, первый совет угождателей! А когда приехал он в Нижний Новгород,побыл там три дня и распустил по домам все войско, сам же пустился на подводахза сто миль к главному своему городу Москве: родился у него тогда сын Дмитрий,которого он погубил по своему безумию, как я коротко расскажу об этом потом. Априехав в Москву, месяца через два или три заболел он очень тяжело лихорадкой,так что никто уже не надеялся, что он выживет. Лишь через немалое время он сталпотихоньку поправляться.

Егда же уже оздравел, обѣщался, скоро по недузе оном, и умыслил ѣхати сто миль от Москвы до единаго монастыря, глаголемаго Кирилова. После же великого дня Воскресения Христова, аки на третьей или на четвертой недѣле, поѣхал первие в монастырь Троицы живоначалные, глаголемый Сергиев, яже лежитъ от Москвы двадесять миль на великой дорозе, которая идет к Студеному морю. Поѣхал же не один, но со царицею своею и с новорожденномотрочатем на такъ долги путь. И пребыл в Сергиеве монастыре аки три дни, опочиваючи собѣ, бо еще был не зѣло оздравелъ.

Акогда поправился, задумал он ехать в монастырь, называемый Кириллов, за стомиль от Москвы, как дал обет сделать сразу по болезни своей. И послевеликого дня Воскресения Христова, на третьей или четвертой неделе поехал онвначале в монастырь живоначальной Троицы, называемый Сергиев, которыйрасположен от Москвы в двадцати милях по большой дороге, ведущей к Ледовитомуокеану. В этот долгий путь он поехал не один, а со своей царицей иноворожденным дитятей. В Сергиеве монастыре пробыл он три дня, спалзатворившись, потому что был не совсем еще здоров.

А в том тогда монастырю обитал Максимъ преподобный, мнихъ святые горы Афонские, Ватапеда монастыря, грекъ родом, муж зѣло мудрый и не токмо в ритарском искустве многъ, но и филосов искусен. И уже въ лѣтехъ превосходные старости умащен и по Бозѣ в терпѣнию исповѣдническомъ украшенъ. Много бо претерпѣл от отца его многолѣтных и тяжкихъ оков и многолѣтнаго заточения в прегорчайшихъ темницах, и других родов мученей искусил неповинне по зависти Даниила митрополита, прегордаго и лютаго и ото вселукавых мнихов, глаголемых осифлянских. А он был его из заточения свободил по совѣту нѣкоторых синглитовъ своихъ, исповѣдающих ему, иже отнюдь неповинне страждетъ таковый блаженный мужь. Тогда предреченный мнихъ Максим начал совѣтывати ему, да нѣ едетъ на такъ далекий путь, но и паче же со женою и с новорожденным отрочатем.

Вмонастыре том тогда обитал преподобный Максим, монах Ватопедского монастыря сосвятой горы Афона, родом грек, человек весьма мудрый, сведущ не только вриторике, но и искусный философ. Был он умащен летами почтенной старости иукрашен в Боге терпеливостью исповедника. При отце царя много он пережил вдолголетних и тяжких оковах, многолетнее заключение в самых скверных темницах,испытал и другие роды мучений по зависти гордого и жестокого митрополитаДаниила и коварных монахов, называемых иосифлянами. Он же, царь, по советунекоторых сенаторов своих, объяснивших ему, что совершенно невинно страдаеттакой добродетельный человек, освободил его, было, из заключения. Начал тогданазванный монах Максим советовать ему, чтобы не ехал в столь дальний путь, даеще с женой и новорожденным дитятей.

«Аще, — рече, — и обѣщался еси тамо ѣхати, подвижуще святаго Кирилу на молитву ко Богу, но обѣты таковые с разумом не согласуютъ. А то сего ради: егда доставал еси так прегордаго и силнаго бусурманского царства, тогда и воинства християнского храброго тамо немало от поганов падоша, яже брашася с ними крѣпце по Бозе за православие. И тѣхъ избиенных жены и дѣти осиротѣли и матери обнищадѣли, во слезах многих и в скорбѣхъ пребываютъ. И далеко, — рече, — лучше тѣ тобѣ пожаловати и устроити, утѣшающе ихъ от таковыхъ бѣд и сокрбѣй, собравше ихъ ко своему царствѣннѣйшему граду, нежели тѣ обѣщания не по разуму исполняти. А Богъ, — рече, — вездѣ сый, все исполняетъ и всюды зритъ недреманнымъ своимъ окомъ, яко пророкъ рече: "Сей не воздремлет, ни уснетъ, храняще Исраиля".[57]И другий пророкъ: "У негоже, — рече, — очи седмь кратъ солнца свѣтлѣйше"[58]Тѣм же не токмо святый Кирилъ духомъ, но и всѣ первородныхъ праведных духи, написанные на небесѣх, иже предстоятъ нынѣ у престола Господня, имуще очи духовные острозритѣлнѣйше, паче с высоты (нежели богатый во аде) и молятся Христу за всѣх человѣков, на земном кругу обитающих, паче же за кающихся грѣхов и волею обращающихся от беззаконий своихъ ко Богу, понеже Богъ и святые его не по мѣсту объятия молитвам нашимъ внимаютъ, но по доброй воле нашей и по самовластию. И аще, — рече, — послушаеши мене, здравъ будеши и многолѣтен со женою и отрочатем».

«Хоть, —сказал он, — дал бы обет ехать туда просить святого Кирилла озаступничестве перед Богом, но такие обеты не согласны с рассудком. И вот почему:когда добывал ты надменное и могучее басурманское царство, немало храбрыххристианских воинов пало там от язычников, с которыми твердо боролись они заправославие по Боге. Жены и дети погибших осиротели, матери нищенствуют ипребывают во многих скорбях и слезах. Будет гораздо лучше, — сказалон, — чтобы их ты наградил и устроил, собрав в свой царственный город иутешив в скорбях и бедах, чем исполнять неразумные обеты. А Бог, дескать,вездесущ, исполняет все и видит везде недремлющим своим оком, как сказалпророк: “Этот не задремлет, не уснет, охраняя Израиль”. А другой пророк сказал:“У него очи в семь раз светлее солнца”. Поэтому не только святого Кирилла душа,но души всех прежде бывших праведников, которые изображены на небесах и которыепредстоят теперь Господнему престолу с очами духовными самого острого, особенносверху, зрения (чем богатый в аду), молятся Христу о всех людях, живущих наземле, особенно о тех, кто раскаивается в грехах и по собственной волеотвращается от беззаконий своих к Богу, ведь Бог и святые его внимают молитвамнашим не по месту их творения, но по нашей доброй воле и по усмотрению. Иесли, — сказал он, — послушаешь меня, многие лета будешь благополученс женою и младенцем».

И иными словесы множайшими наказуя его, воистинну сладчайшими, паче меда, каплющаго ото усть его преподобных. Онъ же, яко гордый человѣкъ, упрямяся, толико: «Ехати да ехати, — рече, — ко святому Кирилу». Ктому ласкающе его и поджигающе миролюбцом и любоименным мнихом и похваляюще умиление царево, аки богоугодное обѣщание. Бо тѣ мнихи боготолюбные не зрят богоугоднаго, а ни совѣтуют по разуму духовному, чему были должны суще паче в мирѣ живущих человѣков, но всячески со прилѣжанием слухают, чтобы угодно было царю и властем, сиирѣчь чем бы угодно бы выманити имѣния к монастырем или богатство многое и жити в сладострастиях скверных яко свиньям питающеся, а не глаголю, в калѣ валяющеся. Прочеѣ же умолчим, да не речем чего горшаго и сквернѣйшаго и ко предреченным возвратимся, о оном добром совѣте глаголюще.

Поучалон его и другими многими словами из своих добродетельных уст, поистине болеесладкими, чем каплющий мед. А тот, как человек надменный, упрямясь, твердилодно: «Ехать да ехать ко святому Кириллу». И те из монахов, кто возлюбил этотмир и богатства, льстили ему, разжигали и расхваливали намерение царя какбогоугодный обет. Такие сребролюбивые монахи не ищут богоугодного, но советуютпо духовному разуму, что обязаны были бы делать, находясь среди мирских людей,но со всяким старанием слушают то, что желательно царю и властям, то есть чемможно было бы заполучить для монастырей имения или большие богатства, чтобыжить в скверных сладострастиях, как свиньи обжираясь и, лучше не говорить, внечистотах валяясь. Об остальном умолчим, чтоб не сказать чего-нибудь худшего исквернейшего, а возвратимся к повествованию и продолжим про добрый тот совет.

[59]Егда видѣвъ преподобный Максим, иже презрѣл его совѣтъ и ко ѣханию безгодному устремился царь, исполнився духа пророческаго, начал прорицати ему: «Аще, — рече, — не послушаеши мене, по Бозѣ совѣтующаго, и забудеши крови оных мучеников, избиенных от поганов за правовѣрие, и презриши слезы сиротъ оных и вдовицъ, и поѣдеши со упрямством, вѣдай о сем, иже сынъ твой умрет и не возвратится оттуды жив. Аще же послушаеши, и возвратишися, здрав будеши яко сам, так и сынъ твой». И сия словеса приказалемучетырмя нами: первый — исповѣдникъ его, презвитер Андрѣй Протопоповъ,[60]другий— Иоаннъ, княжа Мстиславский, а третей — Алексѣй Адашев,[61]ложничей его, четвертым — мною. И тѣ слова слышав от святаго, исповѣдахом ему по ряду. Онъ же не радяще о сем, и поѣхал оттуды до града, глаголемаго Дмитрова, и оттуды до монастыря единаго, реченнаго «на Песочне»,[62]яжележитъприрецѣЯхромѣ:тутоимѣл суды уготованы ко плаванию.

Когдаувидел праведный Максим, что царь пренебрег его советом и стремится кнеуместной поездке, исполнился он пророческого духа и начал прорицать:«Если, — сказал, — не послушаешь меня, Богом советующего тебе,предашь забвению кровь мучеников, убитых за православие язычниками,пренебрежешь слезами сирот и вдов и поедешь из упрямства, знай тогда, что сынтвой умрет и живым оттуда не вернется. Если же послушаешься и возвратишься, исам здоров будешь, и сын твой». Слова эти он передал ему через нас четверых:первого его исповедника пресвитера Андрея Протопопова, второго — Ивана,князя Мстиславского, третьего — его постельничего Алексея Адашева, ачетвертого — через меня. Услышав от святого эти слова, мы подробнопередали ему. А он не обратил на них внимания и поехал оттуда до города поназванию Дмитров, а оттуда до одного монастыря, прозванного «на Песочне»,который стоит при реке Яхроме: там были приготовленные к плаванию суда.

Ту ми зри со прилѣжанием, что враг нашъ непримирителный, Диавол, умышляет и к чему человѣка окоянного приводит и на что подвижет, влагающе ему аки благочестие ложное и обѣщание ко Богу, сопротивное разуму! И аки бы стрѣлою по примѣте царемъ стрелилъ до того монастыря, идѣже епископъ, уже престарѣвшися во днех мнозех, пребывал. Прежде был мних от осифлянские оные лукавые четы,[63]яжебылвеликий похлѣбникъ отца его, и вкупѣ со прегордым и проклятым Даниломъ митрополитомъ, предреченныхъ оныхъ мужей многими лжесшиванми оклеветаше и велико гонение на нихъ воздвигоша. Той-то митрополитъ Силвана преподобнаго,[64]Максимова ученика, обоеголюбомудрия внѣшняго и духовнаго искуснаго мужа, во своем епископством домузлоюсмертию за малые дни уморил. И скоро по смерти князя великагоВасилия яко митрополита московскаго, так того коломенского епископа, не токмо по совѣту всѣхъ сигклитов, но и всенародне изгнано от престолов ихъ явственныя ради злости.

Следитеперь внимательно за мной, что замышляет Дьявол, непримиримый наш враг, к чемуприводит он несчастного человека, на что толкает его, как благочестие влагая внего лживый и противный разуму обет Богу! Как в цель стрелою выстрелил Дьяволцарем в тот монастырь, где епископ был состарившийся в глубоких летах. Был онпрежде монах из той иосифлянской коварной общины, первый приживальщик цареваотца, вместе с надменным и окаянным митрополитом Даниилом оклеветал он многиминаветами тех мужей, о которых уже была речь, и подверг их большим гонениям. Этотсамый митрополит в несколько дней предал злой смерти в своем епископском домеученика праведного Максима, Селивана, мужа искусного в обеих философиях —светской и духовной. Вскоре по смерти великого князя Василия не только посовету всех сенаторов, но и по желанию всего народа московского митрополита иэтого коломенского епископа прогнали с престолов за их очевидные преступления.

Что же тогда приключишася? Тако (...) воистинну: иже приходитъ царь до оного старца в кѣлью и, вѣдая, яже отцу его единосовѣтникъ был и во всемъ угоденъ и согласенъ, вопрошает его: «Како бы моглъ добре царствовати и великихъ и силныхъ своихъ въ послушествѣ имѣти?» И подобало рещи ему: «Самому царю достоит быти яко главѣ и любити мудрыхъ совѣтников своих, яко свои уды», и иными множайшими словесы от Священных Писаней ему подобало о сем совѣтывати и наказати царя християнскаго. Яко достоилоепископу нѣкогда бывшу, паче же престарѣвшемуся уже в лѣтехъ доволныхъ. Онъ же что рече? Абие началъ шептали ему во ухо, по древней своей обыкновеннойзлости,якои отцу его древле ложное сиковацие[65] шепталъ и таково слово реклъ: «И аще хощеши самодержецъ быти, не держи собѣ советника ни единаго мудрѣйшаго собя, понеже самъ еси всѣхъ лутчши. Тако будеши твердъ на царстве и всѣхъ имѣти будеши в рукахъ своихъ. И аще будеши имѣть мудрѣйшихъ близу собя, по нужде будеши послушенъ имъ». И сице соплете силлогизмъ[66] сотанинский. Царь же абие руку его поцеловалъ и рече: «О, аще и отецъ былъ бы ми живъ, таковаго глагола полезнаго не повѣдалъ бы ми!»

Ачто же произошло дальше? Вот что поистине: что приходит царь в келью к этомустарцу и, зная, что был он единомышленник отцу его, во всем согласен и на всеготов, спрашивает его: «Как мне быть, чтобы хорошо царствовать, а больших исильных держать в послушании?» А тот должен был сказать так: «Царю должно бытьголовой и любить мудрых советников своих как члены своего тела», а потоммногими высказываниями из Священных Писаний должен был это обосновать и научитьхристианского царя. Так должен был поступить тот, кто когда-то был епископом, ктому же и старик в преклонных годах. А что он сказал? Тотчас начал нашептыватьему на ухо по прежней привычной своей злобе, как и отцу его прежде лживыесикофантии нашептывал, и такую сказал речь: «Если хочешь ты быть самодержцем,не держи при себе ни одного советника умнее себя, поскольку ты сам лучше всех.Через это будет крепка твоя власть, всех держать будешь в своих руках. Но еслиприблизишь тех, кто умнее тебя, поневоле будешь слушаться их». Вот как сплелсатанинский силлогизм! Тут же поцеловал ему руку царь и сказал: «Ну, хоть иотец был бы мой жив, не сказал бы мне столь полезного слова!»

Ту ми разсмотри прилѣжно, яко согласуетъ древний гласъ отечь с новымъ гласомъ сына! Искони отецъ, прежде бывшей Офорос,[67]глаголетъ, видѣвъ себя пресвѣтла и силна и надо многими полки ангелскими чиноначальником от Бога поставлена, и забывъ, иже сотворение есть, рече себѣ: «Погублюземлю и море и поставлю престолъ мой выше облакъ небесныхъ и буду равенъПревышнему!» Аки бы реклъ: «И могу сопротивитися ему!» И абие денница низпаде восходящая заутра, и низпаде аже в преисподние: возгордѣвъ бо и не сохранив своего чина, яко писано есть: и отъ Осфора Сатана нареченъ, сирѣчь отступникъ. Тому древнему отступнику и сынъ гласъ подобенъ провещалъ, паче же онъ самъ, точию дѣйствовалъ устнами престарѣвшимись старца, и рече: «Ты лутчи всѣх, и недостоит ти никого имѣти мудраго». Аки бы реклъ: «Понеже еси Богу равенъ».

Обративнимание, как согласуется древний голос отца с новым голосом сына! Какизвестно, с самого начала отец, прежде бывший Люцифер, увидел, что он светел,что он силен и что Бог поставил его чиноначальником над многими полкамиангелов, тогда сказал он себе, забыв, что сам есть творение: «Уничтожу землю иморе, а престол свой поставлю над облаками неба и равен стану самомуПревышнему!» Словно сказал: «И смогу противустать ему!» И тотчас упала заря,восходящая утром, и упала в самую преисподнюю: возгордился и не сберег своегосана, как написано: вместо Люцифера Сатаной назван, то есть отступником. Так исын вещал голосом, подобным древнему этому отступнику; конечно, это он сам исказал, только использовал уста престарелого старца: «Ты лучше всех, и не нужнотебе никого умного». Словно сказал: «Потому что равен ты Богу».

О, глас воистинну дияволи, всякие злости и презорства, и забвенияпреполонъ! Забыл ли еси, епископе, во Второмъ царстве реченнаго? Егда совѣтовалъ Давыдъ со синглиты своими, хотяще считати людей исраилтескихъ, яко речено: совѣтоваша ему всѣ синглитове, да не сочитаетъ, понеже умножил Господь людъ Исраилевъ по обѣщанию своему ко Аврааму, аки песокъ морский. И превозможе, рече, глаголъ царевъ, сирѣчь не послушал совѣтников своих и повелѣл считати людъ дани ради болшие. Забылъ ли еси, что принесло непослушание синглитскаго совѣта, и яковую бѣду навел Богъ сего ради? Мало весь Исраиль не погибе, аще бы царь покаяниемъ и слезами многими не предварил! Запомнил ли еси, что гордость и совѣтъ юныхъ о презрѣние старѣйших совѣту Ровоаму безумному[68] принесло? И иные всѣ безчисленныево Священных Писанияхъ о семъ учащие оставя, вмѣсто тѣхъ шептанныйпребеззаконный глаголъ царю християнскому, покаяниемъ очищену сущу, во уши всѣялъ еси.

Поистинедьявольский голос, преисполненный всякой злобой, презрением и беспамятством!Забыл ты, епископ, что сказано в Книге вторых царств? Ведь сказано, что когдасоветовался Давид со своими сенаторами, собираясь вести перепись населенияИзраиля, все сенаторы советовали ему, чтобы не считал, поскольку умножилГосподь, согласно своему обещанию Аврааму, население Израиля как морской песок.И сказано, что победило мнение царя, то есть не послушался он советников своихи велел считать население ради большей подати. Забыл ли ты, к чему привелонеповиновение совету сенаторов и какое несчастье навел за это Бог? И если быцарь не поспешил с покаянием и обильными слезами, погиб бы весь Израиль! Апомнишь ли, что принесли безрассудному Ровоаму гордыня и совет юных пренебречьсоветом старейших? И, оставив все другие бесчисленные места в СвященномПисании, учащие этому, вложил ты вместо них в уши христианскому царю,очистившемуся покаянием, доносительное, законопреступное слово!

Подобно ленился еси прочести златыми усты вещающаго о семъ во словѣ о Духу Святом, емужь начало: «Вчера от насъ, любимицы»,[69]тако же и во другомъ слове, в последней похвалѣ о святомъ Павле, сирѣчь во 9, емуже начало: «Обличили насъ друзи нѣкоторые»,[70]якоон похваляет, нарицающе даръ Духа совѣтъ от Бога данный. Идѣже в них разсуждаетъ о различных дарованияхъ духа, яко мертвыхъ воскрещати и предивные чюдеса творити и различными языки глаголати — дары Духа нарицает, тако жъ и совѣтовати полѣзные на прибыль царства дар совѣта нарицает, и свидѣтелство на то приводитъ не худаго мужа, ни незнаемаго, но самаго славнаго Моисѣя, со Богомъ бесѣдовавшаго, моря раздѣлителя и фараонова бога и преселныхъ амалехитовъ потребителя, и предивных чюдесъ дѣлателя, а дара совѣта не имѣща, яко писано: но принял, рече, совѣтъ ото окромнаго, сирѣчь от чюжеземца або отъ страннаго человѣка, от тестя своего, и не токмо, рече, Богъ совѣтъ Рагуила, тестя его, похвалил, но и в законъ написалъ, яко пространнѣе в предреченныхъ его словесах зрится.

Точнотак же поленился ты прочесть того, кто златыми устами говорит об этом в слове оСвятом Духе, которому начало: «Вчера от нас, любимые», также и в другом слове,то есть в девятом, в последней похвале святому Павлу, начало которой: «Обличилинас некоторые из друзей», как хвалит он, называя совет, данный Богом, даромДуха. Вообще же, в этих словах рассуждает он о различных духовных дарованиях, аименно: называет духовным дарованием воскрешать мертвых, творить предивныечудеса, говорить различными языками, а также называет даром совета советоватьполезное к выгоде царства и приводит свидетельство об этом не какого-нибудьнизкого человека, не безвестного кого, а самого славного Моисея, собеседникаБогу, разделителя моря, истребителя фараонова бога и кочевников амаликян,совершителя предивных чудес, но не обладавшего даром совета, как написано: апринял, дескать, совет от постороннего, то есть от чужеземца, или отиностранца, от своего тестя, а Бог не только, дескать, одобрил совет Рагуила, тестяего, но в законы вписал, как подробнее можно видеть в названных словах ИоаннаЗлатоуста.

Царь, аще и почтенъ царствомъ, а даровании, которых от Бога не получил, должен искати добраго и полезнаго совѣта не токмо у совѣтниковъ, но и у всеродныхъ человѣкъ, понеже дар духа даетца не по богатеству внѣшнему и по силѣ царства, но по правости душевной, ибо не зрит Богъ на могутство и гордость, но на правость сердечную и даетъ дары, сирѣчь елико хто вместит добрымъ произволениемъ.[71]Ты же, все сие забывъ, отрыгнулъ же еси вмѣсто благоухания смрад! И еще ктому: что, запамятал еси или не вѣси, иже всѣ безсловесные душевные естеством несутся, або принуждаются, и чювством правятца,а словесные — не токмо человѣцы плотные, но и самые безтелесные силы,сирѣчь святые аггели, совѣтомъ и разумомъ управляютца, яко Дионисий Ареопагитъ[72] и другий великий учитель пишутъ о семъ?

Ацарь, хоть и служит к его чести царство, а не получил какого-нибудь от Богадара, должен искать доброго и полезного совета не только у советников, но и упростых людей, потому что духовные дарования даются не по внешнему богатству,не по силе царства, но по душевной праведности, ибо не смотрит Бог на силу игордость, но на правду сердца и так дары дает, то есть кто сколько примет всогласии с доброй волей. А ты, забыв все это, отрыгнул смрад вместоблагоухания! И наконец, разве забыл ты или не знаешь, что все бессловесныеодушевленные существа направляются или принуждаются природой, а управляютсячувством, а словесные — и не только плотские люди, но и сами бесплотныесилы, то есть святые ангелы, — управляются помыслом и рассудком, как пишутоб этом Дионисий Ареопагит и другой великий учитель?

А что древных оныхъ блаженныхъ ликъ исчитал бы! Иже всѣмъ еще тамо во устѣхъ обносится, о томъ мало достоитъ воспомянути, сирѣчь дѣда того царя, Иоанна, князя великаго, такъ далече границы свои разширивши. И ктому еще дивнѣйшаго, у негоже в неволе былъ, великаго царя ордынскогоизгнал и юртъ его разарилъ, не кровопиянства ради своего и любимаго для грабления, — не буди! — но воистинну многаго его совѣта ради с мудрыми и мужественными сигклиты его. Бо зѣло, глаголютъ, его любосовѣтна быти и ничтоже починати без глубочайшаго и многаго совѣта. Ты же, аки сопротив всѣхъ оныхъ, не токмо древнихъ оныхъ великих святыхъ предреченныхъ, но и новаго того славнаго вашего сопротивъ сталъ, понеже всѣ тѣ согласнѣ вѣщаютъ: «Любяй совѣтъ, любитъ свою душу»,[73]а ты рече: «Не держи совѣтниковъ мудрѣйшии собя!»[74]

Дачто перебирать собор древних благочестивых мужей! Нужно мимолетно вспомнить отом, кто живет еще там у всех на устах, то есть о деде этого царя, великомкнязе Иване, далеко раздвинувшем свои пределы. Но что удивительнее всего:великого царя ордынского, у которого был в рабстве, прогнал и юрт его разорил,и это не по своему кровопийству или любви к грабежам, — отнюдь нет! —но действительно благодаря совещаниям с мудрыми и мужественными сановниками.Говорят ведь, что он очень любил советы и не начинал ничего без глубокого идолгого совещания. А ты, как будто против всех их, не только названных древнихсвятых, но и знаменитого вашего современника стал против, потому что все они водин голос говорят: «Кто любит совет, любит свою душу», а ты сказал: «Не держисоветников умнее себя!»

О, сыну Диаволь! Про что человѣческаго естества, вкратце рещи, жилы пресеклъ еси и, всю крѣпость разрушити отъяти хотящи, таковую искру безбожную в сердце царя християнскаго всѣялъ, отъ неяже во всей святой Руской земли таков пожар лютъ возгорѣлся, о немже свидѣтелсвовати словесы мню не потреба? Понеже дѣломъ сия прелютѣйшая злость произвелася, якова никогдаже в нашемъ языцѣ бывала, от тебя бѣды начало приемше, яко напреди нами плодъ твоих прелютых дѣлъ вкратце изъявитца! Воистинну мало по наречениютвоему и дѣло твое показася, бо наречение ти Топорковъ, а ты не топоркомъ, сирѣчь малою секѣркою, воистинну великою и широкою, и самымъ оскордомъ благородныхъ и славных мужей во великой Руси постиналъ еси.[75]Ктомуяко многое воинство, такъ безчисленное множество всѣнародныхъ человѣковъ ни от кого прежде, по добромъ покаянию своему, толко от тебя, Васьяна Топоркова, царь будучи прелютостию наквашенъ, всѣхъ тѣхъ предреченныхъ различнымисмерти погубил. И сие оставя, да предреченных возвратимся.

Осын Диавола! Зачем рассек ты, так сказать, жилы человеческой природы и,восхотев разрушить и отнять всю крепость, всеял в сердце христианского царя этубезбожную искру, от которой во всей святой Русской земле загорелся стольжестокий пожар, что и говорить о нем словами невозможно? Ведь это жесточайшаянесправедливость, какой не бывало никогда раньше в нашем народе, воплотилась вжизнь, приняв в тебе начало несчастиям, и далее мы кратко покажем плод жестокихтвоих дел! Действительно, почти по прозванию твоему оказалось твое дело:прозвание тебе Топорков, но ты не топорком, то есть небольшим бердышом, апоистине большой и широкой — настоящей секирой благородных и славных мужейна Руси великой уничтожил. Кроме того, и множество воинов, и бесчисленноемножество простых людей — всех их, вышеназванных, царь предал различнойсмерти, оказавшись после доброго покаяния своего только от тебя, ВассианаТопоркова, на крайней жестокости заквашен. Но, оставив это, вернемся к нашемурассказу.

Напившися царь христианский от православнаго епископа таковагосмертоноснаго яду, поплыл в путь свой Яхромою-рекою аже до Волги, Волгою жъ плылъ колко десять миль до Шексны-реки великие, и Шексною вверхъ аже до езера великаго Бѣлаго, на немже мѣсто и градъ стоитъ. И не доѣзжаючи монастыряКирилова, еще Шексною-рѣкою плывучи, сынъ ему, по пророчествусвятаго, умре.[76]Се первая радость за молитвами оного предреченнаго епископа! Се полученная мзда за обѣщания не по разуму, паче же не богоугодныхъ! И оттуду приѣхалъ до оного Кирилова монастыря в печали мнозѣ и въ тузѣ, и возвратился тощими руками во мнозей скорби до Москвы.

Христианскийцарь, напившись у православного епископа этого смертельного яда, отправился впуть свой рекой Яхромой до Волги, около десяти миль плыл Волгою до большой рекиШексны, а Шексною вверх до самого Белого озера, где стоят город и крепость. Ноне доехали они до Кириллова монастыря, а плыли еще по Шексне-реке, когда, попророчеству святого, умер его сын. Вот первая радость от молитв вышеназванногоепископа! Вот полученная награда за неразумные и даже небогоугодные обеты!Приехал он к тому Кириллову монастырю в большой печали и тоске, а в Москвувернулся с пустыми руками и многими скорбями.

Ктому и то достоит вкратцѣ воспомянути — перваго ради презрения совѣта добраго, — яже, еще в Казани будуще, совѣтовали ему синглитове и не исходити оттуды, дондеже до конца искоренит от земли оные бусурманскихвластелей, яко прежде написахом. Что же, смиряюще его гордость, попущаетъ Богъ? Паки ополчаются противъ его оставшие князи казанские, вкупе со предреченнымипрочими языки поганскими, и воюютъ зелнѣ, не токмо на градъ на Казанский приходяще с великих лѣсовъ, но и на землю Муромскую и Новаграда Нижняго наѣзжаютъ и пленятъ. Того было безпрестанне аки шесть лѣтъ после взятия мѣста Казанскаго, иже во оной землѣ грады новопоставленные, нѣкоторые же и Руской землѣ, в осадѣ были от нихъ. И свели тогда битву съ гетманом его, мужемъ нарочитымъ, емуже имя было Борисъ Морозовъ, глаголемый Салтыков, и падоша полки христианские от погановъ и самъ же гетман поиманъ. И держаша его жива аки два лѣта и потом убиша его: не хотѣша его а ни на откуп, о ни на отмѣну своихъ дати. И в тую шесть лѣтъ битвы многие быша с ними и воевания, и толикое множество в то время погибѣ войска християнскаго, биющеся и воюющеся с ними безпрестанно, иже вѣре неподобно.

Крометого, нужно вспомнить и о том — первый случай отвержения доброгосовета, — как еще в Казани советовали ему сенаторы не уходить оттуда, покане искоренит полностью из той земли басурманских владык, как мы уже преждеписали. И что же разрешает Бог, смиряя гордость его? Снова вооружаются противнего оставшиеся казанские князья вместе с другими названными языческиминародами и, выходя из больших лесов, стремительно нападают не только накрепость Казань, но совершают набеги и берут пленных в землях Мурома и НижнегоНовгорода. И так продолжалось лет шесть без перерыва после взятия городаКазани, что нововыстроенные крепости в той земле, как и некоторые в землеРусской, оказывались в осаде. С его гетманом, важным человеком, имя которомубыло Борис Морозов, по прозванию Салтыков, затеяли они тогда битву, ирассыпались христианские полки пред язычниками, а сам гетман был захвачен.Держали его живым года два, а потом убили его: не хотели ни выкуп за неговзять, ни в обмен за своих отдать. Много битв и сражений произошло за эти шестьлет, и так много за это время погибло христианского войска, беспрестанносражаясь и воюя, что поверить трудно.

И по шестомъ лѣте собра войска немало царь нашъ, вящей нежели от тридесятъ тысящей, и поставилъ над ними воеводъ трех: Иоанна Шеремѣтева, мужа зело мудраго и острозрителнаго и от младости своея во богатырскихъ вещах искуснаго, и предреченнаго князя Симеона Микулинскаго, и меня, и с нами немало стратилатов, свѣтлых и храбрыхъ, ивеликородныхъ мужей. Мы же, пришедше в Казанъ и опочинувъ мало воинству, поидохомъвъпредѣлы оныя далеко, идѣже князие казанские с воинствы бусурманскими и другими поганскими ополчашеся. И было ихъ во ополчению вящей, нежели пятнадесять тысящей. И поставляху битвы с нами и со предними полки нашими, сражашеся мало не двадесять кратъ, памяти ми ся. Бо имъ удобне бываше яко знаемым во своей ихъ земле, паче же с лѣсовъ прихождаху, сопротивляющии же ся намъ крѣпце, и вездѣ, за благодатию Божиею, поражаеми были от християнъ. И ктому погодное время Богъ далъ намъ на них, понеже зѣло в тую зиму снеги были великие бѣз северов,итогорадималочтоихъосталося. Понеже хождаху за ними мѣсяцъ цѣлый, а предние полки наши гоняху за ними аже за Уржумъ и Мѣтъ-рѣку,[77]за лѣсы великие, и оттуду аже до башкирска языка, яже по Камѣ-рѣке вверхъ ко Сибири протязается. И что ихъ было осталося, тѣ покоришася намъ. И воистинну, было что писати по ряду о оных сражанияхъ съ бусурманы, да краткости ради оставляется, бо тогда болши десяти тысящей воинства бусурманскаго погубихом со атаманы ихъ, тогда же славных кровопийцовъхристианскихъ, Янчуру Измаилтянина и Алеку Черемисина, и других князей ихъ немало погубихомъ. И возвратихомся[78] за Божиею благодатию во отечество со пресвѣтлою побѣдою и со множайшими корыстьми. И оттуды началоусмирятися и покарятися Казанская земля цареви нашему.

Нашестой год царь наш собрал немалое войско, больше тридцати тысяч, и поставилнад ними трех воевод: Ивана Шереметева, человека умного и дальновидного,смолоду опытного в героических предприятиях, названного уже князя СеменаМикулинского и меня, а с нами немало стратегов, светлых, храбрых и родовитыхмужей. Придя в Казань и дав небольшой отдых войску, мы пошли в те дальниепределы, где казанские князья с басурманским воинством и другими язычникамивели подготовку к войне. В их ополчении было больше пятнадцати тысяч. Онивступали в сражения с нами и нашими передними полками, так что сражались мы,как я помню, чуть не двадцать раз. И хоть было им удобно как знакомым со своейземлей, а особенно упорно сражались те, кто приходил из лесов, везде с помощьюБожьей бывали они разбиты от христиан. Кроме того, дал нам Бог против ниххорошую погоду, потому что в ту зиму без северных ветров снега были оченьглубоки, а потом мало их (врагов) осталось. Ведь преследовали мы их целыймесяц, а передние полки наши гонялись за ними даже за Уржум и за реку Мет, забольшие леса, а там даже до башкир, которые растянулись по реке Каме вверх понаправлению к Сибири. А те из них, что остались, покорились нам.И действительно, есть что написать поподробней о тех битвах смусульманами, да оставим это для краткости: ведь тогда перебили мы большедесяти тысяч мусульманских воинов с их атаманами, тогда и знаменитыххристианских кровопийц, Янчуру Измаильтянина и Алеку Черемисина, и другихкнязей их немало мы побили. И с Божьей благодатью возвратились в свое отечествосо светлой победой и богатой добычей. С тех пор стала Казанская земля смирятьсяи покоряться нашему царю.

И потом того же лѣта прииде вѣсть ко царю нашему, иже царьперекопский со всѣми силами своими, препроводясь чрез проливы морския, пошелъ воевати землю черкасовъ пятигорскихъ. И сего ради послалъ царь нашъ войска на Перекопъ аки тринадесят тысящей, над нимиже поставил гетманом Иоанна Шеремѣтева и другихъ с нимъ стратилатовъ. Егда же наши поидоша чрез поле великое к Перекопи дорогою лежащею, глаголемою «на Изюмъ-курганъ».[79]Царемъже бусурманским яко есть обычай издавна — инуды лукъ потянутъ, а инуды стрѣлятъ, сирѣчь на иную страну славу пустят, аки бы хотяще воевати, а инуды поидутъ. И возвративши войска от Черкаские земли, поиде на Русь дорогою, глаголемою «на Великий перевоз», от тое дороги — иже лежитъ на Изюмъ-курганъ, аки день ѣзду конем, и не вѣдяще о християнскому войску. Иоаннъ же, яко мужъразумный, имяше стражу со обоихъ боковъ зело прилѣжную и подъѣзды под шляхи. И увѣдѣвше о цареве хождению на Руску землю, и абие послал вѣсть ко царю нашему до Москвы, иже грядетъ недругъ его на него в силе тяжестей, а самъ заиде ему созади, хотяше на него ударити в то время, егда в Руской землѣ войско распуститъ. Потомъ увѣдалъ о коше царя перекопскаго, послалъ на него аки третину войска, бо от шляху былъ, имже Иоаннъ идяше, аки полднища в странѣ. А обычай есть всегда перекопскагоцаряднищъса пятъ, або за шесть, оставляти половину коней всего воинства своего, пригоды ради.

Апозже в тот год пришла к нашему царю весть, что крымский хан, переправившись совсеми своими силами через морские проливы, пошел войной на землю пятигорскихчеркасов. По этой причине послал наш царь на Перекоп тысяч тринадцать войска,над которым поставил гетманом Ивана Шереметева, а с ним и других стратегов.Пошли наши через великое поле дорогой, ведущей к Перекопу и называемой «наИзюм-курган». А у мусульманских царей издавна есть обычай — туда лукнатянут, а туда стреляют, то есть пустят слух об одной стороне, что ее хотятзавоевать, а пойдут на другую. Так что, возвратив войска из Черкасской земли,пошел крымский хан на Русь дорогой, называемой «на Великий перевоз», от нее додороги на Изюм-курган день примерно езды конем, и не знали они о христианскомвойске. Иван как рассудительный человек имел с обеих сторон весьма прилежнуюохрану и разъезды на степных путях. Узнав, что хан идет на Русскую землю, онтотчас послал сообщение нашему царю в Москву, что идет на него враг с большойсилой, а сам зашел ему с тыла, собираясь напасть на него тогда, когда распуститвойско по Русской земле. Потом он узнал про обоз крымского хана и послал к немупримерно треть войска, а находился он от дороги, которой двигался Иван, наполдня пути в сторону. Известно, что у крымского хана обыкновение в пяти- илишестидневных переходах всегда оставлять на всякий случай половину коней своеговойска.

Писари же наши руския, имже князь великий зѣло вѣритъ, а избираетъ ихъ не от шляхецкаго роду, ни от благородна, но паче от поповичевъ, или от простаго всенародства, а то ненавидячи творит вельможей своих, подобно по пророку глаголющему, «хотяще единъ вселитися на земли»,[80]— что же тые сотворили писари? То воистинну: что было таити, сие всемъ велегласно проповѣдали. «Се, рекше, исчезнетъ убо царь перекопский со всѣми силами своими! Царь нашъ грядет со множеством воинства против его, а Иоаннъ Шеремѣтев над главою его идетъ за хрептом». И то во всѣ украины написали, проповѣдающе. Царь же перекопский, до самых рускихъ предѣловъ прешедши, ни о чемъ же не вѣдяше, но такъ был Богъ далъ, иже ни единаго человѣка не возможе нигдѣ обрѣсти. И о том зѣло тружашеся, тамо и овамо по странам имуще языка. Послѣди же, по несчастию, наиде дву, един же ему вся по ряду исповѣда, муки не претерпѣвъ, еже написали мудрые наши писари. И первие тогда, глаголютъ, во велице ужасе тогда былъ и в недоумѣнию со всѣми своими, и абие возвратился шляхомсвоимък Ордѣ. И по дву днях встретился с войскомъ нашим, и то не со всѣмъ, понеже еще не пришла была оная предреченная часть войска, яже на кошъ была послана. И снидошася оба войска ополудни в среду, и битва пребывала аже до самыя нощи. И такъ было перваго дня посчастил Богъ над босурманы, иже множество побито ихъ, во християнском же войску зѣло мало шкоды быша. И по излишнему смѣлству вразишася нѣкоторые наши в полки бусурманские, и убитъ единъ зацнаго отца сынъ, а два шляхтича изимано живых, от татар приведено ихъ пред царю. Царь же нача со прещениемъ и муками пытати ихъ. Единъ же повѣдалъ ему то, яко достоило храброму воину и благородному, а другий, безумный, устрашился мукъ, повѣдал ему по ряду, иже, рече, малый людъ, и того вящей — четвертая часть на кошъ твой послано.

Анаши русские писари, которым великий князь очень верит и выбирает их не издворянского рода, не из благородных, но больше из поповичей или изпростонародья, а делает это из ненависти к своим вельможам, как будто по словампророка, — «один хочет жить на земле», — так что же сделали этиписари? А вот что поистине: что следовало скрывать, то громогласно всемрастолковали. «Вот, дескать, сгинет крымский хан со всей своей силой! Идет нашцарь со множеством войска против него, а Иван Шереметев на плечах у него идетза спиной». И во все окраины написали, растолковывая это. А крымский хан, дойдядо самых русских пределов, не знал ни о чем, и так дал было Бог, что не мог нигденайти ни одного человека. И очень об этом он старался, разыскивая тут и там посторонам языка. Наконец, к несчастью, нашел двух, и один из них, не вынесяпыток, все подробно рассказал, что написали наши мудрые писари. Говорят, чтовначале он пришел в великий страх и растерянность со всеми своими и тотчасповернул на свою дорогу к Орде. Через два дня встретился он с нашим войском, даи то не со всем, потому что не вернулась еще та названная часть войска, котораябыла послана к обозу. Сошлись оба войска около полудня в среду, и битвапродолжалась до самой ночи. И такую в первый день даровал было удачу Бог надбасурманами, что было их убито множество, а войску христианскому совсем малоущерба нанесено. По чрезмерной отваге, однако, врезались некоторые из наших вбасурманские полки, и один был убит, аристократического отца сын, а двое дворянзахвачено живьем и приведены татарами к хану. И стал хан допрашивать их подугрозами и пытками. Один сказал ему лишь то, что достойно храброго иблагородного воина, другой, малодушный, испугался пыток и рассказал всеподробно, что, дескать, мало войска, и более того, — что четвертая частьпослана к обозу.

Царь же татарский, аще и хотяше нощию тою отойти и бѣжати во Орду, зѣло бо бояшеся съзади войска християнскаго и самаго князя великаго, но онъ его, предреченный безумникъ, во всѣмъ утвердилъ, и сего ради задержался. Наутро же, четвергъ, дню свитающу, паки битва начашася и пребывала аже до полудня. Такъ бишася крѣпце и мужествѣнне тѣми малыми людми, иже все были полки татарския розогнали. Царь же единъ остался между янычары (бо было с нимъ аки тысяща с ручницами и дѣлъ немало). И по грѣхом нашимъ в том часу самъ гетман войска християнскаго зелне ранен, и ктому коня застрѣлиша под ним, иже еще ктому збилъ его с себя, яко обычай раненым конемъ. И оброниша его храбрые воины нѣкоторые едва жива и наполы мертва. Татаровя же, видѣвше царя своего между янычары при делехъ, паки обратишася, а нашимъ уже справа без гетмана помѣшалась: аще и были другие воеводы, но нѣ были такъ храбры и справны. Потом еще трвала битва мала не на двѣ годины, яко глаголютъ пословицу: «Аще бы и львов стадо было, без добраго пастыря неспоро». И большую половину войска християнскаго разогнаша татаровя, овыхъ побиша, храбрыхъ же мужей немало же и живых поимано, а другая часть — аки двѣ тысящи и вящей — в байраку единомъ обсѣкошася. К нимже царь со всѣмъ войском своим три краты того же дни приступалъ, добывающе ихъ, и отбишась от него, и поиде от нихъ пред солнечнымъ заходомъ со великою тщетою. Поиде же скоро ко Ордѣ своей, бояше бо ся сзади нашего войска за собою. И приѣхаша тѣ всѣ съ стратилатами и с воями здравии ко царю нашему.

Татарскийхан хотел было в ту ночь отступить и уйти в Орду, потому что очень опасалсяхристианского войска в тылу с самим великим князем, но этот упомянутыймалодушный воин очень обнадежил его, и поэтому он задержался. Наутро прирассвете в четверг снова началась битва и продолжалась до полудня. Так стойко имужественно бились тем малым числом, что разогнали было все татарские полки.Один хан еще держался с янычарами (было их с ним около тысячи с ружьями, ипушек немало). И в то время, по грехам нашим, тяжело был ранен сам гетманхристианского войска, к тому же и коня подстрелили под ним, и тот, как частобывает с ранеными лошадьми, еще и сбросил его с себя. Несколько храбрых воиновспасло его, едва жива и полумертва. Увидели татары своего хана с янычарами припушках и повернули назад, а у наших уже без гетмана порядок сломался: хоть былии другие военачальники, но не так храбры и толковы. Тянулась потом битва ещепочти два часа, но, как говорится в пословице: «Без доброго пастуха и стаяльвов не помощь». Рассеяли татары большую часть христианского войска, многихубили, немало храбрых воинов взято живьем, а другая часть — тысячи две илибольше — отбились в каком-то буераке. Трижды в тот день со всем своимвойском нападал на них хан, добираясь до них, но отбились они от него, и передзаходом солнца отступил он с большими потерями. Он устремился в Орду, потомучто боялся в тылу у себя нашего войска. И прибыли все те — и стратеги ивоины — благополучно к нашему царю.

Царь же нашъ, егда о поражению своихъ не вѣдяше, скоро шелъ и со великим потщаниемъ сопротив царю перекопскому, ибо егда пришел от Москвы ко Окѣ-рецѣ, не стоялъ тамо, идѣже обычай бывал издавна застоновлятисяхристиянскому войску против царей татарских, но превезшеся за великую Оку-рѣку, пошел оттуду к мѣсту Тулѣ: хотяше с ним битву великую свести. Егде же аки половину отъиде от Оки до Тулы, прииде ему вѣсть, иже пораженно войскохристиянское от царя перекопскаго, потомъ, аки по године, раненые наши воины нѣцыи усрѣтошася. Цареви жъ нашему и многимъ совѣтником его абие мысль отмениша. И начаша иноко, совѣтоваша ему, сирѣчь, да идешъ паки за Оку, а оттуды к Москвѣ; нѣцыи мужественнѣйшии укрепляюще его и глаголюще, да не дастъ хрепта врагу своему и да не посрамитъ прежние славы своея добрые и лицо всѣхъ храбрыхъ своих, и да грядетъ мужественнѣ супротивъ врага креста Христова. И рече: «Аще онъ и выигралъ за грехихристиянские битву, но обаче уже утруженно войско имѣетъ, тако же множество раненых и побитыхъ: бо бранъ крѣпкая с нашими пребывала два дни». Ибо сице ему добрый и полѣзный совѣтъ подающе, понеже еще того не вѣдуще, иже царь пошел уже к Орде, не чающе его что час пришествия. Царь же нашъ абие совѣта храбрых послушав, а совѣтъ страшливых отвергъ: иде к Туле-мѣсту, хотящи сразитися съ бусурманы за православное християнство. Се таков нашъ царь былъ, поки любилъ окола себя добрых и правду совѣтующих, а не презлых ласкателей, над нихже губителнейшаго и горшаго во царствѣ ничтоже может быти! Егда же приѣхал на Тулу, тогда сьѣхашася к нему немало разогнаннаговойска,и оные предреченные приѣхаша со своими стротилаты, яже от царя отбишася, аки 2000 ихъ, и повѣдаша: уже аки третий день царь поиде ко Ордѣ.

Ещене зная о поражении своих, скоро и без малейших задержек двигался наш царьвслед за крымским ханом, так что когда прибыл из Москвы на реку Оку, незадержался там, где издавна было в обыкновении останавливаться христианскомувойску при походах против татарских ханов, но переправился он через Оку,большую реку, и пошел дальше к городу Туле: хотел он вступить в большоесражение с крымским ханом. Покрыл он уже полпути от Оки до Тулы, и пришло кнему известие о поражении христианского войска от крымского хана, потом,примерно через час, стали попадаться наши раненые воины. У нашего царя и многихсоветников тотчас изменился замысел. Начали все заново и советовали ему, чтобыон шел, дескать, за Оку, а потом к Москве, притом что кое-кто из самыхмужественных вселял в царя твердость, говоря, чтобы не обращался к врагу тылом,чтобы не позорил прежнюю добрую славу свою и храбрых людей своих, чтобымужественно шел против врага креста Христова. Говорили они также: «Хотя ивыиграл он за христианские грехи битву, но теперь у него утомленное войско,много убитых и раненых: ведь два дня длилось упорное сражение с нашими».Подавая ему такой добрый и полезный совет, они еще не знали того, что ханнаправился к Орде, но каждый час ждали его появления. И тотчас наш царьпослушался совета храбрых и отверг совет робких: пошел он к городу Туле,намереваясь сразиться с басурманами за православное христианство. Вот таков былнаш царь, пока любил, чтобы его окружали добрые и советующие истину, а непорочные льстецы, хуже и погибельней которых в царстве ничего быть не может! Акогда прибыл он в Тулу, собралось к нему немало рассеянного воинства, и те,упомянутые, которые отбились от хана, со своими стратегами приехали, тысячи двеих, и сообщили, что уже третий день как хан направился к Орде.

Потом паки, аки бы в покаяние вниде, и немало лѣтъ царствовал добрѣ, ужаснулся бо о наказании оных от Бога, ово перекопским царем, ово казанскимвозмущением о нихже мало пред тѣмъ рекох. Понеже такъ уже, глаголютъ, было от тѣхъ казанцов изнемогло воинство християнское и в нищету пришло, иже уже у множайших нас и послѣдних стяжаней не стало. Ктому болезни различныеи моры частые бывали тамо, яко многим уже совѣтовати со вопиянием, да покинет мѣсто Казанские и град, и вонство християнское сведет оттуду. А рада[81] то была богатых и лѣнивых мнихов и мирских, яко глаголютъ пословицу: «Добре бывает: кому родити, тому и кормити младенца», или попечение о нем имѣти, сирѣчь: хто тружался зѣло и болѣзновал о сем, тому достойно и совѣтовати о таковых.

Иснова потом, как бы раскаявшись, несколько лет справедливо царствовал великийкнязь, видимо, испугался наказаний от Бога то крымским ханом, то казанскиммятежом, о чем я только что рассказал. Ведь говорят же, что от этих казанцевхристианское воинство совсем было изнемогло и пришло к разорению, так что убольшинства из нас не стало и последнего имущества. Кроме того, случались тамразличные болезни и частые моры, так что многие уже с рыданиями советовали ему,чтобы бросил он крепость и город Казань и вызвал оттуда христианское войско.Исходила эта мысль от богатых и ленивых как монахов, так и мирян, как впословице говорится: «Вот что добро: кому родить, тому и младенца кормить», тоесть печься о нем, иначе говоря: кто много потрудился в каком деле, тот пусть изаботится и советует о нем.

А потом взяла было черемиса луговая царя себѣ с Нагайския орды, броняшеся христианом и воююще. Бо тот черемиский язык не мал есть и зѣлокровопийствен, а обирается ихъ, глаголютъ, вящей двадесятъ тысящей войска. Потом же, егда разсмотривши, иже мало имъ прибыли с того царя, убиша его и сущихъ с ним татаръ аки триста и главу ему отсѣкоша и на высокое древо вззотинули,и глаголали: «Мы было взяли тебя того ради на царство з дворомъ твоимъ, да обороняеши нас; а ты и сущие с тобою не сотворилъ намъ помощи столько, сколько воловъ и коров наших поѣлъ. А ныне глава твоя да царствует на высокомъ коле!» Потомъ, избравше себѣ своих атаманов, бьющеся и воююще с нами крѣпцѣ аки два лѣта, и паки потомъ ово примиряхуся, ово паки брань начинаху. Но иные оставя, в тѣ лѣта бывшые, х краткости исторейки тое зряще, но се воспомянемъ.

Атут луговые черемисы, не прекращавшие стычек и войн с христианами, взяли былосебе хана из Ногайской орды. Эти черемисы довольно многочисленны и оченькровожадны, говорят, что собирают они войска более двадцати тысяч. Но потом ониувидели, что мало толку им от этого царя, убили его и бывших с ним татарчеловек триста, отрубили ему голову, воткнули на высокий кол и сказали: «Взялимы тебя с двором твоим на царство, чтобы защищал ты нас; ты же со своими большебыков и коров поел, чем пользы принес. Так пусть теперь на высоком колуцарствует твоя голова!» Избрали они потом себе атаманов из своих и с намиупорно сражались да воевали года два, а после то снова примирятся, то сновавойну начнут. Впрочем, имея в виду краткость этой истории, оставим другиесобытия тех лет и вспомним лишь об одном.

[82]В тѣх же лѣтех премирие минуло[83] с Лифлянскою землею, и приѣхаша послове от нихъ, просяще миру. Царь же нашъ началъ упоминатися дани, яже еще дѣд его в привилью воспомянулъ об ней, и от того времяни аки пятдесятъ лѣтъ не плачено было от нихъ. А немцы не хотяще ему дани дати оныя, и затемъ война зачалася. И послалъ тогда насъ[84] трех великихъ воевод и с нами другихъстратилатов, и войска аки четыредесять тысящей и вящей, не градовъ и мѣстъ добывати, но землю ихъ воевати. И воевахомъ еѣ мѣсяцъ цѣлый, и нигдѣже опрошася намъ битвою. Точию со единаго града изошли сопротивъ посылакъ нашихъ и тамо поражено ихъ. И шли есмя ихъ землею, ваююще вдоль вяще четыредесятьмиль.И изыдохомъ бо в землю Фифлянскую с великого мѣста Пскова, а вышли есми совсѣмъ здраво съ ихъ земли, аже на Иванград, вколо ихъ землею ходяще. И изнесоша с собою множество различныхъ корыстей, понеже тамъ земля зѣло была богатая и жители в ней быша так горды зѣло, иже и вѣры християнские отступили, и обычаевъ, и дѣлъ добрыхъ праотецъ своих, но удалилися и ринулися все ко широкому и пространному пути, сирѣчь ко пьянству многому и невоздержанию, и ко долгому спанию и лѣнивству, к неправдамъ и кровопроливанию междоусобному, яко есть обычай, презлых ради догматов таковым и дѣламъ послѣдовати. И сихъ ради, мню, и не попустилъ имъ Богъ быти в покою и в долготу дней владети отчизнами своими.

Вте годы окончилось перемирие с Лифляндией, и оттуда приехали послы проситьмира. Но наш царь стал вспоминать о дани, о которой упоминал еще его дед впривилегии и которая не была плачена уже пятьдесят лет. А поскольку немцы нехотели платить эту дань, началась война. Отправил тогда царь нас, трех главныхвоеначальников, а с нами других стратегов с войском более сорока тысяч,разорять их землю, не беря городов и крепостей. Целый месяц ходили мы по ней, инигде не дали они нам сражения. Из одной только крепости вышли против нашихразъездов и тут же были разбиты. Прошли мы по их земле, разоряя ее, большесорока миль. Вошли мы в Лифляндию из большого города Пскова и, обойдя вокруг,благополучно вышли из нее у Ивангорода. Вывезли мы с собою множество разнойдобычи, потому что страна там была очень богатая, а жители ее впали в такуюгордыню, что отступили от христианской веры, от обычаев и добрых дел своихпредков, от всего удалились и ринулись все на широкий и просторный путь, тоесть в обильное пьянство и невоздержанность, долгий сон и лень,несправедливости и междоусобное кровопролитие, как обыкновенно и бывает, чтоскверные догматы приводят к совершению таких же дел. Вот из-за этого, думаю я,и не дал им Бог покоя и пожизненного владения вотчинами.

Потом же они упросили были премирья на полроку, хотяще себѣ взяти о той предреченной дани на размышление и, сами упросивши, не пребыли в том дву мѣсяцей. Сице, разрушили тое премирье:[85]яковсемъестьвѣдомо, иже немецкое мѣсто, глаголемое Нарви[86] и руское Иван-град об едину реку стоятъ, а оба два града и мѣста немалые, паче же той русии многонароден. И на самый день, в онже Господь нашъ Иисусъ Христос за человѣческий род плотиюпострадалъ, и в той день, ему по силе своей кождый християнинъ подобяся, страстемъ его терпитъ, в посте и в воздержанию пребывающе, — а ихъ милость нѣмцы,[87]велѣможные и гордые, сами себѣ новое имя изобретши, нарекшеся Евангилики, в началѣ еще дня того ужравшися и упившися, над надежду всѣхъ из великих дѣлъ стреляти на мѣсто руское начали. И побиша люду немалохристиянского со женами и дѣтками, и пролияша кровь християнскую в такие великие и святые дни: бо безпрестани били три дни, и на самый день Христова Воскресения не унелися, будучи в премирию, присягами утверженномъ. А на Иванеграде воевода, не смѣючи без царева вѣдома премирья нарушити, и далъ скоро до Москвы знаки. Царь же вниде в совѣтъ о том и по совѣте на томъ положилъ, иже, по нужде за их початкомъ, повелѣлъ бранитися и стреляти з дѣлъ на их град и мѣсто. Бо уже бы и великих дѣлъ с Москвы припроваженотамо немало, и ктому послалъ стратилатов и повелѣлъ двема пятинам новгородскимъ воинству збиратися к ним. Наши же, егда заточиша дѣла великие на мѣсто их и начаша бити по граду и по полатомъ их, такоже и верхними дѣлы стреляти кулями каменными великими, они же, яко отнюд тому неискусные, живше множество лѣтъ в покою, гордость отложа, абие начаша проситипремирья аки на 4 недѣли, беручи себѣ на размышление о поданию мѣста и града. И выправили до Москвы ко царю нашему двух бурмистровъ своихъ, ктому жъ трехъ мужей богатыхъ, обѣщевающи за четыре недѣли мѣсто и град подати. Ко маистру же лифлянскому[88] и ко другимъ властемъ немецкимъпослаша, просяще помощь: «Аще ли, рече, не дадите помощи, мы от такой великие стрелбы не можемъ терпѣти, подадимъ град и мѣсто». Маистръ же абие далъ имъ помощь — антипата фелинскаго,[89]другаго с Ревля[90] и с ними четыре тысящи люду немецкого, и конных, и пешихъ.

Апотом они выпросили себе на полгода перемирия, чтобы иметь время поразмыслитьоб упомянутой дани, но, выпросивши, сами не сохранили его и двух месяцев. И воткак нарушили они это перемирие: всем известно, что немецкий город по названиюНарва и русский Ивангород стоят на одной реке, и обе крепости, и оба городадовольно большие, особенно же многочисленно население русского города. Так вот,в тот самый день, когда Господь наш Иисус Христос пострадал плотию за родчеловеческий, в тот день, когда, уподобляясь ему, по мере сил каждый христианинтерпит подобные ему страсти, пребывая в посте и воздержании, — в тот деньих милость немцы, могущественные и гордые, придумавшие сами себе новое имя,назвавшись евангелистами, — еще с утра напившись и нажравшись, началипротив всякого чаяния стрелять из больших пушек по русскому городу. Многопобили они христиан с женами и детьми и пролили крови христианской в этивеликие и святые дни: они, находясь в перемирии, подтвержденном клятвами,стреляли без перерыва три дня, не унялись даже в день Воскресения Христова. Ноивангородский воевода не решался нарушить перемирия без ведома царя и немедляпослал в Москву сообщение. Вошел царь в совет с этим и после совета остановилсяна том, что приказал защищаться и стрелять из пушек по немецкому городу, раз ужсами они начали и принудили к тому. А было уже немало отправлено туда из Москвыбольших пушек, вдобавок послал царь полководцев и приказал собраться к нимратникам двух новгородских пятин. И когда установили наши большие пушки поместам и начали бить по крепости и по зданиям, а также обстреливать большимикаменными ядрами из пушек верхнего боя, то непривычные к этому и много летжившие в мире немцы тотчас отбросили гордость и стали просить перемирия, желаявзять себе на размышление о сдаче города и крепости недели четыре. Отправилиони к нашему царю в Москву двух своих бурмистров и с ними трех состоятельныхлиц, обещая через четыре недели сдать город и крепость, а к лифляндскомумагистру и к другим немецким властителям послали с просьбой о помощи: «Если недадите, мол, помощи, мы не сможем устоять перед таким сильным обстрелом и сдадимкрепость и город». И магистр тотчас послал им на помощь экзарха из Феллина, адругого из Ревеля и с ними четыре тысячи конных и пеших немцев.

Егда же приидоша войско немецкое во град аки во дву недѣлях потомъ, наши же не начинающи брани, дондеже минет оный мѣсяцъ премирью. Они же не престаша обыкновения своего, сиречь пиянства многаго и ругания над догъматы християнскими: и обрѣтше икону пречистые Богородицы, у неяже на руку написан по плоти превѣчный младенецъ, Господь нашъ Иисус Христос, в коморах оныхъ, идѣже купцы руские у них некогда обитали, возрѣвше на нее господинъ дому с некоторыми новопришедшими немцы, начаша ругатися, глаголюще: «Сей болванъ поставленъ былъ купцов ради руских, а намъ уже нынѣ не потребенъ, приидемъ и истребимъ его». Яко пророк некогда рече о таковых безумных: «Сѣчивомъ и теслою разрушающе, и огнемъ зажигающесвятило Божие».[91]Семуподобно и тѣ безумные южики сотвориша — и взявше образ со стены и пришедше к великому огню, игдѣже потребные питья свои в котлѣ варяще, и ввергше абие во огнь. О Христе! Неизреченные силы чюдес твоих, имже обличаеши хотящих дерзати и на имя твое беззаконновавших! Абие паче пращи и прутко лѣтящие, або из якого великого дѣла, весь огнь он ис-пот котла ударил вверхъ — воистинну яко при халдѣйской пещи,[92]и не обрѣтеся ничтоже огня тамо, идѣже образ ввержен, и абие вверху полаты загорелося.Сияже быша аки по третей године в день недѣлный. Аеру чисту бывшу и тиху, и абие внезапу прииде буря великая, и загорелося мѣсто так скоро, же за малый час все мѣсто обьяло.

Ихотя недели через две после этого в крепость пришло немецкое войско, наши всене возобновляли войны, пока не пройдет месяц перемирия. А они не отступились отсвоих обычаев, то есть великого пьянства и оскорбления христианских догматов. Ивот, найдя и увидев в тех комнатах, где когда-то жили у них русские купцы,икону пречистой Богородицы, у которой изображено на руках дитя ее по плотипрежде всех времен Господь наш, Иисус Христос, хозяин дома с некоторымигостями-немцами начали поносить ее, говоря: «Этот идол был поставлен длярусских купцов, а нам в нем теперь нет нужды, давайте возьмем и уничтожим его».Ведь и пророк сказал когда-то о таких безумных: «Секирой и топором разрушая, аогнем зажигая святыню Божию». Подобным образом вели себя и эти родственники побезумию — сняли они со стены образ и, приблизившись к большому огню, гдеварили в котле обычное свое питие, ввергли его тотчас в огонь. О Христос!Несказанна сила твоих чудес, которыми обличаешь тех, кто готов на предерзости исовершения беззаконий против имени твоего! Тотчас весь огонь, как из пращибыстрометной или как из большой какой пушки, из-под котла вверх ударил —действительно как при пещи халдейской, — так что совсем не оказалось огнятам, куда повергнут был образ, а верх строения тут же загорелся. И было это втретьем часу в день воскресения. Воздух чист был и тих, но вдруг пришла внезапновеликая буря, и загорелся город так скоро, что за короткое время весь был объятогнем.

Людие же немецкие все от мѣста избѣгоша во град от огня великого и не возмогоша нимало помощи себѣ. Народи же руские, видевше, иже стѣны меские пусты, абие устремишася чрез реку — овии в кораблецех различных, овии на дщицах, овии же врата вымающе от домов своих, и поплыша. Потомъ и воинство устремилося, аще и воеводамъ крепце возбраняющимъ имъ о семъ, премирья ради, они же, не послушав, видевше явственный Божий гнѣвъ, на них пущенный, а нашимъ подающе помощь. И абие розламавши врата желѣзные и проломавши стены, внидоша в мѣсто, бѣ бо буря она зелная от мѣста на град возбуряше огнь. Егда же приидоша с мѣста ко граду войско наше, тогда начаша немцы противитися имъ, изходяще из вратъ вышеградцкихъ, и бишася с нами аки на две годины. И взявшви наши дѣла, яже в вратехъ мѣста немецкого и которые на стенах стояли, и начаша на них стреляти из дѣлъ оныхъ. Потомъприспеша стрелцы руские съ стратилаты их, такоже и стрѣл множество от наших вкупе с ручничною стрелбою пущаемо на них. Абие встиснуша ихъ во вышград, и ово от великого духа огня, ово от стрелбы, яже из ихъ дѣлъ на них по вратомъ вышеградскимъ стреляно, ово от великого множества народу, бо онъ вышеград былъ тесенъ, начаша абие просити, да поволено будетъ имъ размовити. Егда же утишишася с обоих стран войска, изыдоша из града и начаша постанавляти с нашими, да дадутъ имъ волное изхождение и да пустятъ здравых со всемъ. И на томъ постанавили: пустили их со оружиемъ, яже точию при бедрах, новопришедших во град воинство их, а тутошних жителей со женами и з дѣтьми токмо, а богатество и стяжания во граде оставили. А нѣцыи произволиша ту в домѣхъ своих остати, то пущено на волю их.

Всенемцы сбежались в крепость из города от большого пожара, не были они способныхоть чем-нибудь помочь себе. Увидело русское население, что пусты городскиестены, и тотчас устремилось через реку — кто на разных лодках, кто надосках, кто снял ворота у своего дома и поплыл. Следом устремились и войска,хоть и настойчиво препятствовали этому по случаю перемирия их военачальники, ноне слушались те, видя явный Божий гнев, обрушившийся на немцев, а нашим дающийпомощь. Тотчас разломали они железные ворота, проломили стены и вошли в город,тогда как жестокая буря гнала огонь от города на крепость. А когда пришло отгорода к крепости наше войско, немцы стали оказывать сопротивление, делаявылазки из крепостных ворот, так что сражались они с нами часа два. А нашивзяли пушки, которые стояли в воротах немецкого города и на стенах, и сталистрелять по немцам из этих пушек. Потом подоспели русские стрелки со своимистратегами, так что вместе с ружейным огнем обрушили на немцев множество стрел.Загнали тогда их в крепость, и вот то ли от большого жара, то ли от стрельбы,которая велась по крепостным воротам, то ли от большого множества народа,поскольку крепость тесна была, стали они снова просить, чтоб дали им начатьпереговоры. Когда успокоились с обеих сторон войска, вышли они из крепости истали договариваться с нашими, чтобы дали им свободный выход и благополучнопропустили со всем имуществом. Но порешили на том: выпустили новопришедшее вкрепость войско с оружием, только тем, что на поясе, местных жителей —только с женами и детьми, а ценности и имущество оставлены в крепости. Но иныезахотели остаться здесь в своих домах, и это оставлено на их усмотрение.

Се такова мзда ругателей, яже уподобляютъ Христовъ образ, по плоти написан, и рождшие его, болваном поганских богов! Се икономахом[93] воздаяние! Абие, яко за четыре годины або за пять, ото всѣхъ отчин и от превысоких полат и домов златописанныхъ лишени и премногих богатествъ и стежаней обнажены, со уничижениемъ и постыдѣниемъ, и со многою срамотою отоидоша, аки нази: воистинну знамения суда прежде суда на них изъявлено, да прочее накажутся и убоятся не хулити святыни. Сице первое мѣсто немецкое вкупе со градомъ взято. О образе же ономъ того же дня исповѣдано стратилатом нашим. Егда же до конца погашен огнь в той нощи, обретен образ Пречистые в пепеле, идеже былъ вверженъ, наутрии целъ, ничемъ же не рушенъ Божия ради благодати. Потомъ в новосозданной великой церкви поставлен, и по днес всѣми зримъ.

Воттакова плата оскорбителям, которые приравнивают к идолам языческих богов образХриста, изображенного во плоти, и родившей его! Вот воздаяние икономахам! Сразуже, часа за четыре или за пять, лишившись всех вотчин, высочайших хором излатоукрашенных домов и потеряв богатства и имущество, отбыли с унижением,стыдом и великим срамом, словно нагие: поистине явился на них знак суда еще досуда, чтобы другие научились и боялись бы хулить святыни. Это был первыйнемецкий город, взятый вместе с крепостью. А о том образе в тот же день было сообщенонашим стратегам. И когда за ночь полностью был погашен огонь, то нашелся утромв зале там, где был повержен, и образ Пречистой, целый, ничуть не испорченныйпо Божьей благодати. Был он помещен потом в новопристроенной большой церкви,где и сегодня все его видят.

Потомъ, аки недѣля едина, взятъ град другий немецкий, оттуду шесть миль, Сыренецъ глаголемый, яже стоитъ на рекѣ Нарве, идѣже она исходитъ из великого озера Чюцкого. Та есть река немала, еюже от мѣста Пскова портъ, аже до мѣстъ оных предреченных. И били з дѣл по нем толко три дни и подали его немцы нашимъ. Мы же ото Пскова поидоша под немецкий град, нарицаемыйНовый, яже лежит от границы псковские аки полторы мили. Стояхом же под нимъ вящей, нежели месяцъ, заточивши дѣла великие, едва возмогохомъ взяти его, бо зело твердъ былъ. Маистръ же лифлянский, со всѣми бискупы и властели земли оные, повель ко граду тому на помощь сопротив нас, имѣюще войска немецкого с собою вящей, нежели осмь тысящей. И не доходя, от нас сталъ аки за пять миль, за великими крѣпостьми блатъ и за рекою единою. К нам же дале не пошелъ, подобно боялся, бо на единомъ мѣсте стоялъ, окопався, четыре недѣли обозомъ. Егда же послышал, иже стены града розбиты и град уже взятъ, поиде назад к мѣсту своему Кеси, а бискупово войско ко Юрьеву-граду, и не допущено ихъ до мѣста и поражено. За маистромъ же сами мы поидохомъ, и отоиде от нас.

Потом,через неделю, взят другой немецкий город, по названию Сыренск, что стоит зашесть миль оттуда на реке Нарве, где выходит она из большого Чудского озера.Река та немалая, по ней от города Пскова и до вышеназванных городов водныйпуть. Только три дня били из пушек по городу, и сдали его нашим немцы. А мы отПскова пошли к немецкой крепости, называемой Новая, что стоит от псковскойграницы в полуторах милях. Стояли мы под ней больше месяца, разместив большиепушки, и едва смогли взять ее, настолько крепка она была. А лифляндский магистрсо всеми епископами и властителями той земли пошел против нас этому городу напомощь, имея с собою немецкого войска больше восьми тысяч. Но, не дойдя до нас,стал он в милях пяти за рекой и большими непроходимыми болотами. А дальше нанас не пошел, вероятно, боялся, так что на одном месте и простоял, окопавшись,четыре недели обозом. А когда узнал, что разбиты стены крепости и сама она ужевзята, пошел назад в свой город Кесь, а войска епископа — к крепости Юрьеву,но не дошли они до города и были разбиты. А за магистром мы пошли сами, ноотступил он от нас.

Мы же возвратихомся оттуды и поидохомъ до великого мѣста немецкого, глаголемаго Дерпта,[94]в немъже бискупъ самъ затворился со бурмистры великими и со жители града, и ктому аки две тысящи заморских немецъ, еже к нимъ приидоша за пенези. И стояли есмо под темъ великимъ мѣстомъ и градомъ две недѣли, пришанцовався и заточа дѣла и все мѣсто тое облегши, от негоже не могоша уже ни изходити, ни вгодити в него. И бишася с нами крѣпце, броняще града и мѣсто, яко огненою стрелбою, тако частые вытечки творяще на войско наше, воистинну яко достоит рыцерским мужемъ. Егда же уже мы стѣны мѣские из великих дѣлъ розбихомъ, также из верхнихъ дѣлъ стреляюще ово огнистыми кулями,овокаменными, немалую тщету в людех сотворихомъ, тогда они начали роковати[95] с нами и выѣзжали к намъ из града о поставлению четыре кратъ дня единого, о немже бы долго писати, но вкратце рещи — здали мѣсто и град. И оставленъ кождый при домѣхъ своих и при всѣхъ стажанияхъ, токмо бискупу выѣхавъ из мѣста до кляштора своего, аки бы миля велика отъ мѣста[96] Дерпта и пребылъ тамо до повелѣния царя нашего, и потомъ поѣхалъ к Москве и тамо былъ дан ему удѣлъ до живота его, сирѣчь град единъ со великою властию.

Отошлимы оттуда и пошли к большому немецкому городу по названию Дерпт, где засел самепископ с великими бургомистрами и жителями города, а сверх того еще тысячи двенемцев из-за моря прибыли к ним за монеты. Стояли мы под этим большим городом икрепостью две недели, выкопав шанцы, разместив пушки и обложив весь город, такчто нельзя было ни выйти, ни войти в него. И упорно бились с нами немцы,защищая крепость и город как пушечною стрельбою, так и совершая частые вылазкипротив наших войск поистине так, как надлежит рыцарям. Но когда разбили мы избольших пушек городские стены и нанесли немалые потери в людях, стреляя изпушек верхнего боя то пороховыми, то каменными ядрами, тогда они учинилитрактаменты с нами и четырежды выезжали к нам из крепости для назначенияопределенного дня, о чем долго было бы писать, но сказать коротко — сдалиони и город и крепость. И каждый оставлен в своем доме при своей собственности,только епископ выехал из города в свой монастырь примерно в большой миле отДерпта и был там до распоряжения нашего царя, а потом поехал в Москву, где далиему пожизненный удел, то есть город с большой волостью.

И таго лѣта взяхомъ градовъ немецких с мѣсты близу двадесяти числом, и пребыхомъ в той землѣ аже до самаго первозимия и возвратихомся ко царю нашему с великою и свѣтлою побѣдою, бо и по взятью града, гдѣ и сопротивляшеся немецкое войско к намъ, везде поражаху ихъ от нас посланными на то ротмистры. И скоро по отшествию нашемъ, аки во дву недѣляхъ, собравшися, маистръ сотворилъ немалую шкоду во псковских властех, и оттуды пошелъ к Дерпту и, не доходя мѣста великого, облегъ единъ градок, по иговскому языку[97] зовут его Рылдехъ, аки за четыре мили от мѣста Дерпта. И стоялъ, его облегши, аки три дни, и выбивъ стену, припустилъ штурмъ, и за третьимъ приступомъвзялъ. И которого ротмистра на немъ взялъ с тремасты воины, тѣхъ мало не всѣх во презлых темницах гладомъ и зимою поморил. А помощи дати тому граду не возмогохомъ для далечайшаго путя, презлые ради первозимние дороги, бо от Москвы-мѣста до Дерпта миль сто и осмьдесятъ есть, и войско было уже зело утружденно. И ктому тое земы пошелъ былъ царь перекопский со всею ордою на князя великого, бо дана была с Москвы от татар вѣсть, аки бы князь великими со всѣми силами своими на Лифлянты к мѣсту Ризе пошелъ. Егда же пришел до Украины аки за полтара днища, тогда взялъ на поле, на ловех рыбных и бобровых, казаков нашихъ и довѣдался, иже князь великий на Москвѣ есть и войско от Лифлянские земли возратилося здраво, взявше немецкое мѣсто великое Дерптъ и других о двадесятъ градовъ. Он же не повоевал, оттуды возвратился к Ордѣ со всѣми силами своими, со великою тщетою и срамом, бо та зима зело была студена и снѣги великие, и того ради кони собѣ всѣ погубили, и множество их от зимы и самых померло. Ктому и наши за ними гоняли аже до реки до Донца, глаголемаго Северского, и тамо, по зимовищамъ ихъ обретая, губили. Паки на тую же зиму царь нашъ послалъ с войскомъ своимъ немалымъ гетманов своих — Ивана, княжа Мстиславское, и Петра Шуйского с роду княжат суздалских. И взяли, вшедше, единъ град зело прекрасенъ; стоитъ среди немалого озера на таковой выспѣ,[98]яковелико мѣстечко и град, а зовутъ его иговским языкомъ Алыстъ, а по-немецки Наримъ-бурхъ.

Взялимы за лето около двадцати немецких крепостей с городами, а находились мы в тойземле до начала зимы и возвратились к нашему царю с большой и светлой победой,потому что если где и сопротивлялось нам немецкое войско после занятиякрепостей, везде разбивали его посылаемые нами командиры. Но вскоре по нашемуходе, недели через две, магистр собрал войско и нанес немалый ущерб псковскимобластям, а потом пошел к Дерпту, но, не дойдя до этого большого города,обложил осадой крепостицу, на эстонском языке называемую Рынгу, милях в четырехот Дерпта. Стоял он, обложив ее, дня три и, пробив стену, предпринял штурм ивзял ее на третьем приступе. А командира с тремястами воинов, которых захватилпри этом, всех почти уморил в ужасных темницах холодом и голодом. И не смоглимы оказать помощи этой крепости из-за дальности пути и скверной первозимнейдороги, ведь от Москвы до Дерпта расстояние в сто восемьдесят миль, а войскобыло уже очень утомлено. Кроме того, в ту же зиму выступил было против великогокнязя крымский хан со всею Ордой, потому что послано ему было из Москвы оттатар известие, что будто великий князь со всеми своими войсками пошел вЛифляндию к городу Риге. Но, не дойдя еще до окраинных пределов на полторадневных перехода, захватил он в степи на рыбной ловле и бобровых ловах нашихказаков и узнал от них, что великий князь находится в Москве, а войскавозвратились из Лифляндии благополучно, взяв большой немецкий город Дерпт ипочти двадцать других городов. Не начав военных действий, возвратился он совсеми своими силами к Орде с позором и большим уроном, потому что была та зимаочень суровая и снега глубокие, так что погубили они всех своих лошадей, да исамих татар умерло множество от холодов. К тому же и наши преследовали их досамой реки Донца, называемого Северским, и там убивали их, настигая позимовищам. Наконец в ту же зиму послал наш царь со своим порядочным войскомсвоих гетманов — Ивана, князя Мстиславского, и Петра Шуйского из родакнязей суздальских. Вторгшись, они захватили превосходную крепость: стоитпосреди довольно большого озера на таком отоке, какова площадь городка икрепости, зовется эстонским языком Алуксне, а по-немецки Мариенбург.

[99]В тѣ же-то лѣта, яко прежде воспомянухомъ, иже былъ царь нашъ смирился и добре царствовалъ, и по пути Господня закона шествовалъ, тогда «ни о чесомже», яко рече пророкъ, «враги его смирилъ» и на наступающих языковнародухристиянскому возлагалъ руку свою. И произволение человѣческое Господь прещедрый паче добротою наводит и утвержаетъ, нежели казнию, аще ли же уже зело жестоко и непокориво обращутся, тогда прещениемъ, с милосердиемъ смешеннымъ, наказуетъ, егда же уже неисцелнобудетъ, тогда казни на образ хотящимъ беззаконновати. Приложил же еще и другое милосердие, яко рѣхоми, дарующе и утешающе в покояния суща царя християнского.

Ив те-то годы, как я уже говорил, когда был наш царь смирен и правильноцарствовал и шел по пути закона Господня, тогда «ничем», как сказал пророк,«усмирил он врагов своих» и руку возложил на нападающие на христианский народплемена. А прещедрый Господь выводит и утверждает свободу человеческой волескорее добротой, чем наказанием, и если уж очень упрямы и непокорны окажутсялюди, тогда поучает он наказанием, смешанным с милосердием, и только если будетнеизлечимо, — тогда казни в пример тем, кто готов совершать беззаконие.Прибавил Господь, как сказали мы, и еще милосердие, одаряя и утешаяпребывающего в раскаянии христианского царя.

Въ тѣх же лѣтех, аки мало пред тѣмъ, даровалъ ему х Казанскому другое царство — Астраханское, а се вкратце извещу о семъ. Послалъ тридесятътысящей войска в кгалиях рекою Волгою на царя астраханского, а над ними поставилъ стратига, Юрья имянемъ, с роду княжат Пронских, яко рѣхомъ прежде о немъ (о казанскомъ взятье пишучи), и к нему прилучилъ другаго мужа — Игнатья, реченнаго Вешнякова, ложничего[100] своего, мужа воистиннухраброго и нарочитого. Они же, шедши, взяша оное царство, лежащие близу Каспискогоморя.Царьже утече пред ними, а царицъ его и дѣтей побрали и со скарбы царскими и всѣ людие, яже во царьстве ономъ, ему покорили и возратишася со свѣтлою побѣдою, здравы со всѣмъ воинствомъ.

Вте же годы или чуть раньше даровал Господь ему сверх Казанского другоецарство — Астраханское, и вот об этом я коротко расскажу. Послал царь наастраханского хана рекою Волгою в галерах тридцатитысячное войско, поставил надним стратега Юрия из роду князей Пронских, о котором мы уже говорили прежде(когда писали о взятии Казани), а к нему приставил другого мужа — Игнатия,по прозванию Вешнякова, своего спальника, человека поистине храброго ивыдающегося. Пошли они и взяли это царство, находящееся близ Каспийского моря.Сам хан убежал до них, а ханш его и детей с ханским имуществом они захватили,все население этого царства привели в покорность и возвратились со светлойпобедой, благополучно и со всем войском.

Потомъ в тѣх же лѣтех мор пущенъ былъ от Бога на Нагайскую орду, сирѣчь на заволских татар, и сице наведе его: пустилъ на них такъ зиму зело люте студеную, же и весь скотъ ихъ помер, яко стада конские, такъ и другихъ скотовъ, а на лѣто и сами изчезоша, такъ бо они живятся млекомъ точию от стад различных скотов своих, а хлѣб тамо а ни именуется. Видевше же остатные, иже явственне на них гнѣвъ Божий пущенъ, поидоша препитания ради до Перекопские орды. Господь же и тамо поражаше их такъ: от горѣния солнечнаго наведе сухоту и безводие — идѣже рѣки текли, тамъ не токмо вода обрѣтеся, но и капавши три сажени в землю, едва негдѣ мало что обрѣташеся. И такъ того народу измаилтескаго мало за Волгою осталося, едва пять тысещейвоенныхъ людей, егоже было число подобно песку морскому. Но и с Перекопи тѣх нагайскихъ татар выгнано, такоже мало что их осташась, понеже и тамо глад былъ и мор великий. Нѣкоторые самовидцы наши, тамо мужие бывше, свидѣтельствовали, иже и в той ордѣ Перекопской десяти тысящей коней от тоѣ язвы не осталося. Тогда время было над бусурманы християнскимъ царемъ мститися за многолѣтную кров християнскую, безпрестанне проливаему от них, и успокоитися собя и отечества свое вѣчне, ибо ничего ради другаго, но точию того ради и помазаны бываютъ, еже прямо судити и царства, врученные имъ от Бога, оброняти от нахождения варваров. Понеже и нашему тогда цареви совѣтницы некоторые, мужие храбрые и мужественные, совѣтавали и стужали, да подвигнется самъ с своею главою, со великими войски на перекопского, времяни на то зовущу и Богу на се подвижущу и помощь на сие истое хотящу подати, аки самымъ перстомъ показующе погубити врагов своих старовѣчных, християнских кровопивцовъ, и избавити пленных множайших от древле заведеныя работы, яко от самых адских пропастей. И аще бы на свой санъ помазания царьскогопамятал и послушал добрых и мужественных стратиговъ совѣту, яко премногая бы похвала и на семъ свѣте была, но паче тмами кратъ премножайше во ономъ вѣце у самаго создателя Христа Бога, иже надрожащее крови своея не пощадил за человѣческий погибающий род излияти. Аще бо и души наши случилося положити за плененных многими лѣты бѣдных християн, воистинну всѣхъ добродѣтелей сия добродѣтель любви высшии пред нимъ обрела бы ся, яко самъ рече: «Болши сея добродѣтели ничтоже есть, аще кто душу свою положитъ за други своя».[101]

Потомв те же годы послан был Богом мор на Ногайскую орду, то есть на татарзаволжских, и вот как навел он его: послал им зиму с жесточайшими морозами, такчто пал весь их скот, как конские стада, так и прочие, а летом сгинули и самитатары, потому что живут они только молоком от стад различного своего скота, ахлеба там и названия не знают. Оставшиеся увидели с очевидностью, что и точнопослан на них Божий гнев, и пошли ради пропитания к Крымской орде. Но и тутпоражал их Господь, наведя от солнечного жара засуху и безводие: где теклиреки, там не только не было воды, но и на три сажени вглубь копая, едва можнобыло кое-где найти чуть-чуть. Так что мало за Волгой осталось от этого племениизмаильтян, едва пять тысяч воинов, а было число их подобно песку морскому. Ноиз Крыма тоже выгнали этих ногайских татар, потому что и там был голод ивеликий мор, так что мало осталось их. Некоторые наши очевидцы, люди, бывшиетам, свидетельствовали, что в той Крымской орде не осталось после того мора идесяти тысяч коней. Тогда настало время христианским царям отмстить басурманамза христианскую кровь, проливаемую много лет беспрестанно, и привести себя иотечество свое к покою, ведь не для чего другого, но для того только и бываютони помазаны, чтобы справедливо судить и защищать от нападения варваровцарства, врученные им Богом. Поэтому некоторые из советников, храбрые имужественные люди, советовали и нашему царю и настаивали, чтобы он поднялся сами лично возглавил большое войско против крымского хана, пока способствует этомувремя и подталкивает Бог, желая оказать в этом деле действительную помощьи как бы перстом показывая, что нужно уничтожить своих извечных врагов, пьющиххристианскую кровь, и спасти множество пленных от давно заведенного рабства,как из преисподней ада. Так что если бы помнил он о своем сане и помазании нацарство, слушал советы хороших и мужественных стратегов, великая слава была быему уже на этом свете и в тысячу раз большая в иной жизни у самого творцаХриста Бога, который не пожалел пролить за гибнущий человеческий род своюдрагоценную кровь. Если бы голову пришлось нам сложить за пребывающих вмноголетнем плене несчастных христиан, безусловно, это доброе деяние любвиоказалось бы перед Богом выше всех других добрых деяний, ведь он сам сказал:«Ничего нет больше той добродетели, чтобы голову свою сложить за своих друзей».

Добро бы, и паки реку, зело добро избавити в Ордѣ плененных от многолѣтныя работы и разрешити окованных от претехчайшие неволи! Но нашъ царь о семъ тогда мало радяще, аще и едва послалъ с пять тысящей всего воинства с Вишневецкимъ Дмитромъ Днепромъ-рекою на Перекопскую орду, а на другое лѣто з Даниломъ Адашевымъ[102] и з другими стратилаты со осмь тысящей такоже водою посла. Они же выплыша Днепром на море и, над надежду татарскую, немалу тщету учиниша во Ордѣ: яко самых побиша, такоже женъ и детей ихъ немало поплениша, и христианских людей от работысвободили немало и возвратишася восвояси здравы. Мы же паки о сем, и паки ко царю стужали и совѣтовали: или бы сам потщился итъти, или бы войско великое послалъ в то время на Орду. Онъ же не послушал, прешкаждающе нам сие, и помогающе ему ласкателие, добрые и вѣрные товарыщы трапез и купковъ и различных наслажденей друзи. А подобно уже на своих сродныхъ и единоколѣнных остроту оружия паче, нежели поганомъ, готовал, крыюще въ себѣ оное сѣмя въсѣянное от пререченнаго епископа, глаголемаго Топорка.

Хорошобы, повторяю, очень хорошо бы спасти от многолетнего рабства в Орде пленных изакованных освободить от самой тяжкой неволи! Но наш царь мало тогдабеспокоился об этом, если и послал-то всего тысяч пять войска рекой Днепром вКрымскую орду во главе с Димитрием Вишневецким, а на другой год — сДаниилом Адашевым и другими стратегами тысяч восемь послал, и тоже водой. ПоДнепру они выплыли в море и неожиданно для татар нанесли Орде порядочный урон:и татар побили, и женщин с детьми немало захватили, немало и христианосвободили от рабства и домой возвратились благополучно. И опять и опять мы сэтим к царю приступали и советовали, чтоб или сам постарался пойти, или жевойско большое послал на Орду в это время. Но он не послушался и нам непозволил, и помогли ему в этом льстецы, товарищи добрые и верные по трапезам икубкам, друзья по разнообразным удовольствиям. А похоже, что уж тогда готовилон против родных и единородных острие оружия больше, чем против язычников,скрывая еще в себе то семя, посеянное упомянутым епископом по прозваниюТопорок.

А здѣшнему было кролеви и зѣло ближайше, да подобна, его кролевская высота и величество не к тому обращалося умом, но паче в различныяплясания много и в преиспещренныя мошкары.[103] Такоже и властели земли тоя драгоцѣнные калачи со безчисленнымъ проторы гортань и чрево с марцыпаны натыкающе и яко бы в утлые дельвы дражайшие различные вина безмерне льюще и с печенеги вкупѣ высоко скачюще и воздухъ биюще, и так прехвалне и прегордѣ другъ друга пьяни восхваляюще, иже не токмо Москву або Константинопол, но аще бы и на небѣ былъ турокъ, совлещи его со другими неприятелми своими обѣщевающе. Егда же возлягутъ на одрехъ своихъ между толстыми перинами, тогда, едва пополудню проспавшися, со связанными головами с похмѣлья едва живы, и выочутяся, востанутъ, на прочие дни паки гнусны и лѣнивы, многолѣтнаго ради обыкновения. И сего ради забыли таковаго благополучнаго времени на бусурманы и не радяще, горши предреченных тѣхъ, о своем отечестве, не токмо о оныхъзаведеныхъ, о нихже выше мало прежде рекохъ, во многолѣтной работѣ сущих, но на кождое лѣто пред очима ихъ женъ и дѣтокъ, такоже и подручных во плен множество веденных, не пекущеся о них, но паче же тѣ-то предреченные печенеги они обраняюще их. Но, аще и срама ради великаго и нарекания многаслезнаго от народу, аки бы выѣдутъ, ополчатся, грядуще издалека вослѣдъ полков бусурманскихъ, боящеся наступити и ударити на враги креста Христова, и пошедчи за ними два дни або три, паки возвратятсявосвояси, а что было остало от татар або сохраненно убогиххристиянъ на лесѣхъ нечто со стяжанием яковым, або скотов, — всѣ поядятъ, а последнее разграбят, и ничтоже бѣдным и окаянным оставляюще оных слезных остатков.

Здешнийже король был еще ближе, да кажется, что не на это обращало свой ум егокоролевское высочество и величество, а, скорее, на разные пляски, а также и наразукрашенные маскарады. Точно так и властелины этой страны с неисчетнымииздержками глотку и брюхо набивали дорогими калачами и конфетами, и всякиедорогие вина безо всякой меры вливали в себя, как в дырявые бочки, и вместе сприхлебателями скакали и воздух сотрясали, гордо и самодовольно друг переддругом пьяные похвалялись и клялись, что пусть бы не только в Москве илиКонстантинополе, но хоть бы и на небе воссел турок, стащить его оттуда со всемидругими врагами. А как возлягут на ложах своих меж пышных перин, так за полденьедва живы встанут, едва проспавшись и в себя придя, с головами, с похмельязавязанными, ленивы и мерзки весь остаток дня по многолетней привычке. Вотпочему упустили они это благоприятное для борьбы с басурманами время и ещеменьше тревожились о своем отечестве, чем те, о которых уже сказано, и вовсе незаботились о тех захваченных, о которых я уже бегло упомянул, находящихся вмноголетнем рабстве, а также и о тех женщинах, детях и подданных своих, которыхво множестве каждый год уводили в плен, — больше, пожалуй, защищали их этиупомянутые прихлебатели. А если даже из-за великого стыда и многослезныхнародных упреков вооружатся и вроде как отправятся в поход, идя в отдалении последам басурманских полков и боясь перейти в наступление и ударить по врагамкреста Христова, то, два-три дня походя за ними, опять вернутся восвояси, а чтоосталось у бедных христиан от татар или сохранилось в лесах из имущества либоскота, — все съедят и последнее разграбят, ничего не оставив бедным инесчастным из слезных этих остатков.

А издавна ли тые народы и тые люди нерадивии и немилосердыи такъ зѣло о ихъ языцѣ и о своих сродных? Но воистинну не издавна, но новои: первие в них обретахусь мужие храбры и чюйны[104] о своемъ отечествѣ. Но что нынѣ таково есть и чего ради имъ таковая приключишася? Заисте,[105]тогоради:егда бѣша о вѣрѣ христианской и въ церковныхъ догмѣтехъ утверженны и в дѣлехъ житейских мернѣ и воздержнѣ хранящеся, тогда яко едины человѣцы наилепшие во всѣх пребывающе, себя и отечество броняще. Внегда же путь Господень оставилии вѣру церковную отринули, многаго ради преизлишняго покоя, и возлюбивша же и ринушася во пространный и широкий путь, сирѣчь въ пропасть ереси люторские и других различных сектъ, паче же пребогатѣйшие ихъ властели на сие непреподобие дерзнуша, — тогда от того имъ приключишася. Паче же нѣцыи и велможи ихъ богатые, въ великих властех постановленные у них, на сие самовластие умъ свой обратиша. На них же зряще, не токмо подрученныя ихъ, но братия их мнѣйшая произволение естественное самоизволне на таковыя слабости, не по преподобне и неразсудне, устремиша. Яко глаголют мудрыя пословицу: идѣже началницы произволяютъ, тамо и всенародства воля несется, або устремляется. А что еще и горшаго видѣх от сихъ сладострастей приключившихся имъ: ибо много от них — не токмо зацные их нѣкоторые и княжата, такъ боязливы и раздраченны от женъ своих, яко послышатъ варварское нахождение, такъ забьются въ претвердые грады и — воистинну смѣху достойно, — вооружившися в зброи, сядутъ за столом за кубками, да баютъ фабулы[106] с пияными бабами своими, а ни из врат градскихъ изыти хотяще, аще и пред самымъ мѣстомъ або под градом сѣча от бусурманъ на християны была. Сие воистинудивное сам очима своима видѣх не во едином от градов, но и во других некоторыхъ.

Идавно ли люди эти, эти существа так безжалостны и равнодушны к своему народу исвоим родным? Нет, вовсе недавно, это что-то новое: вначале были у них людихрабрые, радящие об отечестве своем. А что же теперь такое и почему у них такполучилось? Вот почему, конечно: когда пребывали тверды в христианской вере ицерковных догматах, и в житейских делах держались умеренности и воздержанности,тогда везде все как один оказывались лучшие люди, защищая себя и отечество. Акогда оставили путь Господень и отвергли христианскую веру для всегдашнего ичрезмерного покоя и возлюбили и устремились на просторный и широкий путь, иначеговоря, в бездну лютеранской и различных других сект — в особенности самыебогатые их властелины осмелились на это безобразие, — тогда и потому это ислучилось с ними. Особенно некоторые вельможи их и богачи, облеченные у нихвеликой властью, обратили свой ум к этому самовольству. Глядя на них, не толькопомощники, но и меньшая их братия самовольно, безобразно и безрассудноустремилась ради естественной свободы к этим послаблениям. Как говорится умудрых в пословице: куда начальники захотят, туда и толпы желанье летит ильстремится. Но из этих роскошей, распространившихся у них, видел я и самоескверное: это то, что многие из них — и не только некоторые аристократы,но и князья — так трусливы и изнежены женами, что как услышат о нападенииварваров, так и забьются в неприступные крепости и — действительно, смехадостойно, — облаченные в доспехи, восседают с кубками за столами да брешутбайки с пьяными бабами своими, а из ворот крепостных выйти не желают, хотя бы усамого города или крепости было избиение христиан басурманами. И это чудо насамом деле видел я своими глазами не то чтобы в одной только крепости, но внескольких.

Во едином же градѣ случилося намъ таково видѣти: идѣже была пятерица великородных з дворы ихъ, кътому два ротмистра с полки своими, и ту жь под самым мѣстом яко нѣкоторых воинов, такъ человѣков всѣнародныхбиющихся немало с мимо шедшым полком татарскимъ, яже уже со пленом из земли шолъ. И поражаеми суть и гоними не единократъ от бусурман християне, а оные предреченныя властели ни един от града изыде на помощь им: сѣдящи жъ ихъ в то время, глаголютъ, и пиющихъ великими полными алевастры. О пирование, зѣло непохвалное! О алавастръ, не вина, ни меду сладкаго, но самые крови християнские налиянны! И при концѣ битвы тоя, аще бы не Волынский полкъ,пруткогонящий за оными поганы, приспѣлъ, и всѣх бы до конца избили. Но егда видѣвше бусурманы за ними скоро грядущь полкъ грядущий християнский, посѣкши часть болшую плѣну, а других живых помѣтали и, всѣ оставя, въ бѣгство обратишася. Такоже и въ другихъ градѣхъ, яко мало вышши рѣхомъ, очима своима богатых и благородных, вооруженныхъ в зброях видѣхъ, а не токмо сопротивъ врагов хотящих исходити, а ни вослѣд ихъ гонити хотяще, или, подобно, и слѣду ихъ боящеся, понеже а ни лакотъ единъ которые велможивооруженные дерзнули изыти из градов.

Вотчто пришлось нам увидеть в одной из крепостей: было там пятеро благородных сосвоими свитами и, кроме того, два командира со своими отрядами, а у города тутже несколько воинов и множество простых людей бились с проходящим татарскимполком, который уже возвращался из страны с пленниками. Не раз уже были разбитыи разогнаны басурманами христиане, но ни один из названных властителей не вышелим на помощь из крепости: тем временем сидели они, говорят, и пили винобольшими и полными кубками. О пир, весьма постыдный! О кубок, не вина или медусладкого полный, но самой крови христианской! И если бы не подоспел к концуэтой битвы Волынский полк, стремительно напавший на язычников, все бы до концапогибли. А когда увидели басурмане стремительно наступающий на них христианскийполк, перебили они большую часть пленников, а других бросили живьем иобратились в бегство, оставив все. Точно так и в других крепостях, как чутьвыше мы сказали, видел я своими глазами, что богатые и благородные вооружены вдоспехи, а не только не желают выйти против врага, но и преследовать его нехотят, кажется, что и следов его боятся, поскольку ни один вооруженный вельможане посмел выйти из крепости ни на шаг.

Се таковое — ужаснослышателные, паче же смѣху достойные, от роскошей и от презлыхъ различныхъ вѣръ приключаются християнским предстателемъ. И прежде бывшимъ храбрым и мужественным славнымъ воиномженовидные и боязни исполненные случаются. А о тѣхъ волынцахъ не токмо въ крайникахъ мужество их описуется,[107]но и новыми повѣстьми храбрость ихъ свидѣтелствуется, яко мало прежде и о других рѣхом: егда быша въ вѣрѣ православной и пребывающе во обычаехъ мѣрных, и кътому имѣюще над собою гетмана храбраго и славнаго Константина, въ правовѣрныхъ догматахъ свѣтлаго и во всякомъ благочестии сияющаго, яко славний и похвалний в дѣлехъ ратныхъ явишася, отечество свое оброняюще, ни единова, ни дважды, но многажды показашеся нарочиты. Но впала сия повесть, мнит ми ся, произлишие, а сего ради оставя сию, ко предреченным возвратимся.

Вотчто от роскоши и разных скверных верований происходит с защитникамихристиан — и слышать страшно, а по сути и смехотворно. Будучи преждехрабрыми, мужественными и славными воинами, становятся они женоподобны ибоязливы. А что касается волынцев, то мужество их описывается не только вхрониках, но засвидетельствована их храбрость и недавними рассказами, и какчуть выше говорили мы о других: когда держались веры православной, пребывали вумеренных нравах, а сверх того имели над собою храброго и славного гетманаКонстантина, светлого правоверными догматами и сияющего всяческим благочестием,тогда оказывались они славны и достойны хвалы в ратном деле и, защищаяотечество не раз, не два, но многократно, замечательно проявили себя. Однакокажется мне, что рассказ этот впадает в излишества, так что, оставив его,возвратимся к тому, о чем шла речь.

Преминувшу ми много о Лифлянской войнѣ, мало нечто вкратцѣ о битвахъ нѣкоторых и взятью градов оных воспомянем, к сокращению истории и къ концу зряще. И яко напреди воспомянухомъ оных о дву добрых мужехъ — исповѣдника царскаго, другаго же — ложничего, которые достойны нарещись друзи его и совѣтницы духовные, яко сам Господь рече: «Идѣже два или три собрани о имени моемъ, ту есм и азъ посреди ихъ».[108]И воистинну был Господь посреди,сирѣчь многая помощь Божия, когда было сердца и душа тѣхъ едина, и ктому совѣтницы оные мудрые и мужественные близ царя со искусными и мужественными стратилаты и храброе воинство цѣло и весело было. Тогда, глаголю, царь всюду прославляем был и земля руская доброю славою цвѣла, и грады предтвердыя аламанския[109] разбивахуся, и предѣлы християнския разширяхуся, и на диких полях древлѣ плененыя грады от Батыя безбожнаго и пакивоздвизахуся, и сопротивники царевы и врази креста Христова падаху, а другии покаряхуся,нецыиже от них и ко благочестию обращахуся, огласився и научився от клириков вѣрою, Христу присвояхуся, от лютых варваров, от кровеядных звѣрей в кротость овчю прелагахуся и ко Христовѣ чредѣ присовокупляхуся.

Многоеопустив в рассказе о Лифляндской войне, коротко вспомним кое-что о некоторыхсражениях и взятии крепостей, не упуская из виду и краткость истории и ееокончание. И, как прежде, вспоминаем мы тех двух добрых мужей — царскогоисповедника и другого — постельничего, которые достойны называтьсядрузьями и духовными советниками (царя), как сказал сам Господь: «Где соберутсядвое или трое во имя мое, тут и я среди них». И действительно, посреди былГосподь, то есть великая помощь от Бога, когда были сердца их и души едины, апри царе рядом с опытными и мужественными полководцами — мудрые имужественные советники, а храброе воинство в целости и бодрости. Тогда, говорюя, всюду прославляем был царь, а Русская земля расцветала доброй славой, тогдатвердые крепости германские сдавались, а пределы христиан расширялись,захваченные некогда безбожным Батыем крепости в степи снова воздвигались, апротивники царя и враги креста Христова одни пали, а другие покорялись, иные жеиз них и к благочестию обращались, оглашенные и наставленные в вере клириками,ко Христу приближались, из жестоких варваров, из хищных зверей в овечьюкротость превращались и к чреде Христовой присоединялись.

Потом же, аки на четвертое лѣто па Дерпском взятью, послѣдняя властьЛифлянская разрушилася, понеже оставшая часть ихъ кралеви полскому, ко великому княжеству Литовскому поддашася, зане Кесъ, столечный свой град, новоизбранный свой маистръ отдал и забѣжал, подобно, от страха за Двину-рѣку, упрося себя у краля Курлянскую землю. И протчие грады, яко рекох, сие с Кесью всѣ оставилъ, яже обою страну отсюду Двины-рѣки великие, а другие швецкому королю поддашася, яко великое мѣсто Ревль, а другие дунскому. А в мѣсте, реченном Вильяне, а по-немецку Филине, маистръ старый Фиштемъ-берклъ остал, и при немъ кортуны великие, ихже многою цѣною из-за моря, з Любка, мѣста великаго, от германов своихъ достали было, и вся стрелбаогненная многая.

Годачерез четыре после взятия Дерпта пала последняя область в Лифляндии, посколькуоставшаяся ее часть в составе великого княжества Литовского приняла подданствопольского короля, когда новоизбранный магистр отдал свой столичный город Кесь исбежал, видимо от страха, за реку Двину, выпросив себе у короля Курляндию.Другие крепости, что по обе стороны большой реки Двины, он оставил вместе сКесью, как я сказал, а другие приняли подданство шведского короля, напримерРевель, большой город, а другие — датского. А в городе, называемомВильянди, по-немецки Феллин, остался старый магистр Фирстенберг, а с ним большиекартауны, которые по большой цене доставили из-за моря, из Любека, от своихгерманцев, и все множество пушек.

На тот же Филинъ князь великий войско свое с нами великое послалъ, а первые, до того аки за два мѣсяца еще, в самую вѣсну, пришелъ азъ в Дерптъ, посланъ от царя того ради, понеже было у воинства его зѣло сердце сокрушенно от немецъ. Зане егда обращали искусныхъ воевод и стратилатов своихъ сопротив царя перекопскаго, храняще предѣлов своих, а вмѣсто тѣхъ случилосяпосылати въ вифлянские городы неискусных и необыкновенныхъ в полку устроенияхъ,и того ради многажды были поражени от немецъ, не токмо от равных полков, но уже и от малых людей великие бѣгали. Но сего ради «введе мя царь в ложницу свою» и глагола ми словесами, милосердиемъ растворенными и зѣло любовными, и ктому со обѣщанми многими: «Принужденъ быхъ, — рече, — от оныыхъ прибѣгшихъ воевод моихъ, або самъ итти сопротив лифляндов, або тебя, любимаго моего, послати. Да охрабрится паки воинство мое, Богу помогающу ти. Сего ради иди и послужи ми вѣрнѣ». Азъ же со потщаниемъ поидохъ:послушливъ былъ, яко вѣрный слуга, повелѣнию царя моего.

Ик этому Феллину послал с нами великий князь большое войско, но прежде, ещемесяца за два до того, в разгар весны прибыл я в Дерпт: царь послал меняпотому, что в войсках его, сражающихся с немцами, пал боевой дух. Ведьпоскольку опытных военачальников и полководцев отправляли против крымского ханаохранять свои рубежи, а вместо них приходилось посылать против лифляндскихкрепостей неопытных и не привыкших к военному делу, постольку не раз наши былиразбиты немцами, и не только равными отрядами, но уже от малого числа во многомчисле убегали. Вот за этим-то и «ввел меня царь в покой свой» и вещал мнесловами, насыщенными милосердием и весьма любезными, а сверх того, с посуламимногими: «Принуждают меня, — сказал он, — сбежавшие военачальники моиили самому пойти на германцев, или тебя, любимца своего, послать. Да поможеттебе Бог, и вновь вернется мужество к моему воинству. Иди на это и послужи мневерно». И отправился я с усердием: как верный слуга был я послушен повелениюцаря моего.

И тогда въ тѣ два мѣсяца, нежели пришли другие стратиги, азъ ходилъ два кратъ: первие — под Бѣлый Камень,[110]от Дерпта осмьнадесят миль, на зѣло богатые волости. И тамо поразих гуфецъ немецкий под самым градом, яже был на стражи и довѣдахся от тѣхъ вязней о маистре и о другихъ ротмистрех немецкихъ, еже стояли во ополчению немалом оттуду аки в осми милях за великими блаты. Азъ же, со пленом отпустя къ Дерпту и избрав войско, поидохом к ним в нощи и приидохом во утрии ко оным великим блатом. Ипрепровожахомся легкимъ войском день цѣлый чрез нихъ. А аще бы ту встретились с нами, поразили бы нас, аще бы и трикратно было нашего войска, а со мною невеликое тогда было воинство, аки пят тысяч было. Но они, яко гордыя, стояли на широком поле от тѣхъ блатъ, ждуще нас, аки две мили, ко сражению. Но мы, яко рѣхомъ, препроводясь тѣ нужные мѣста, починути дали аки годину едину конемъ, пред солнечным захождениемъ аки за годину поидохом ко сражению, и уже приидохомъ к нимъ аки в половину нощи — нощь же бѣ лунна, а наиначе близ моря тамо свѣтлы нощи бывают, нежели гдѣ инде — и сразихомся с ными. На широкомъ поле первие предние гуфцы сражахуся. И пребыла битва аки на полторы годины. И не такъ в нощи возмогла имъ огненная стрелба,яконашистрелыко блистанию огней ихъ. Егда же прииде помощь полка, тогда сразишася с ними вруч и сопроша ихъ наши. А потом на бѣгство германи устремишася, и гнаша ихъ наши аки милю до единые рѣки, на нейже бѣ мостъ. Егда же прибѣгоша на мостъ, къ тому несчастию ихъ еще под ними мостъ подломился и тамо погибоша до конца. Егда же возвратихомся от сѣчи и уже возсиявшу солнцу, тогда на том предреченномъ полѣ, идѣже битва была, обрѣтохом пѣших ихъ кнегтов, по житомъ и инде расховавшихся лежащих, бо было ихъ четыре полки конных, а пять пѣших. Тогда, кромѣ побиенных, взяхом ихъ живых сто семдесят нарочитых воинов, а наших убиенных особ шляхты шестьнадесят,кромѣслужащих ихъ.

Ив эти два месяца тогда, пока не прибыли другие стратеги, совершил я два похода:первый — на Белый Камень, весьма богатую область в восемнадцати милях отДерпта. Там разбил я немецкий отрядец, стоявший на страже под самой крепостью,и от пленников узнал о магистре и других немецких командирах, расположившихся сдовольно большим войском за болотами в восьми милях оттуда. Я отобрал войско,отпустив остальных с пленниками в Дерпт, и пошли мы ночью, а утром пришли кэтим большим болотам. Целый день переправлялись мы через них с легким войском.Если бы столкнулись они тут с нами, то разбили бы нас, хоть бы и втрое было насбольше, а было у меня тогда немного воинов, тысяч с пять. Но эти гордецы стоялина широком поле милях в двух от болот, поджидая нас к битве. Мы жепереправились через те трудные места, как я сказал, примерно час дали отдохнутьконям, а за час до захода солнца мы выступили на битву и уже к полуночи подошлик ним — а ночь была лунная, там, особенно вблизи моря, ночи бывают светлыкак нигде — и вступили в бой. Вначале на широком поле с нами сошлисьпередовые отряды. И продолжалась битва часа полтора. Но не так пригодились имночью пушки, как нам стрелы на блеск их огней. А когда пришла нашим помощь отполка, тогда сошлись наши с ними врукопашную и опрокинули их. Тогда немцыобратились в бегство, а наши гнали их с милю до реки, через которую был мост. Икогда взбежали они на мост, под ними на беду и мост провалился, так что все онипогибли там. Уже при восходе солнца возвращались мы с битвы, и на названномполе, где было сражение, нашли пеших их рыцарей — ведь их было четыреполка конных, а пять пеших, — которые лежали, спрятавшись, в житах идругих местах. Так что помимо убитых взяли мы живьем сто семьдесят знатныхвоинов, а у нас было убито шестнадцать персон из дворянства, не считая слуг.

И оттуду возвратихомся паки к Дерпту. И опочивши войско аки 10 дней, ктому своею охотою, не посланных, на то к нам прибыло аки 2000 войска, або и вящей, паки поидохом к Фелину, идѣже бѣ маистръ старыйпредреченный. И укравши всѣ войско, послахом един полкъ татарский аки предмѣстия жещи. Онъ же, мняще малый люд, выѣхалъ самъ бронити со всѣми людми, яже бѣ во градѣ. И поразихом его засадою, едва самъ утече. И воевахъ потомъ тыждень[111] цѣлый и возвратихомся съ великими богатствы и корыстьми. И вкратцѣ рещи, седмь або осем кратъ того лѣта битвъ имѣхомъ великихъ и малыхъ, и вездѣ, за Божиею помощию, одолѣние получихомъ. А срам бы ми было самому о своихъ дѣлехъ вся сия по ряду писати, а сего ради множайшиеоставляю, яко о татарских битвахъ, яже во младости моей бывали с казанцы и перекопцы, такъ и со другими языки. Бо вѣмъ сие добрѣ, иже подвиги християнских воиновъ не суть забвенни, а ни малѣйшии пред Богомъ не токмо подвизи, по Бозѣ за правовѣрие со доброю ревностию производимыя, или сопротивъ чювственныхъ врагов, или мысленных, но и власы на главах нашихъ изочтени суть,[112]якосамъГосподь рече.

Оттудамы снова вернулись в Дерпт. Здесь войско отдохнуло дней десять, к тому же к намприбавилось тысячи две или больше воинов, добровольцев, а не присланных, и мыснова выступили в поход — к Феллину, где был упомянутый прежний магистр.Войско мы укрыли и послали только один татарский полк как бы жечь предместья.Магистр же решил, что нас мало, и выехал на защиту сам со всеми своими, кто былв крепости. А мы из засады разгромили его, так что едва сам спасся. И потомцелую седьмицу били мы их, а возвратились с большой добычей и богатством.Коротко сказать, в тот год семь или восемь раз сходились мы с ними в больших ималых сражениях и всякий раз с Божьей помощью одерживали верх. Было бынеприлично мне самому писать все подробно о своих делах, поэтому я опускаюбольшую часть того, что касается сражений с татарами, с казанцами и крымцами,которые бывали в молодости моей, так и сражений с другими народами. Ведь ятвердо верю, что не преданы забвению подвиги христианских воинов, но самыемалые перед Богом, и не только подвиги, совершенные с доброй ревностью по Богеза правоверие против ли телесных врагов или же духовных, но и волосы на головеу нас сочтены, как сказал сам Господь.

Егда же приидоша гетмани со другим великимъ войскомъ къ нам, к Дерпту, с нимиже было воинства вящей тридесят тысящь коннаго и пѣшихъ 10000 стрелцовъ и казаковъ, и дел великих четыредесятъ, такожь и других дѣлъ аки 50, имиже огненной былъ бой съ стѣнъ збиваютъ, а и мнѣйшие по полторы сажени, и повелѣние прииде от царя намъ итти под Фелинъ. Мы же, взявши вѣдомость, иже маистръ хощетъ выпроводити картуны великие предреченны и другие дѣла и скарбы свои во град Гупсалъ,[113]ижена самомъ морѣ стоитъ, тогда абие послахомъ 12000 съ стратилаты, да обгонят Фелин, а сами поидохомъ зъ другою частию войска иным путем, а дѣла всѣ препроводихом Имбѣком-рѣкою вверхъ, и оттуды езеромъ, аже за двѣ мили от Фелина выкладахомъихъна берегъ з кгалей.

Акогда прибыли к нам в Дерпт гетманы с другим большим войском, а в нем воиновбыло больше тридцати тысяч конных и десять тысяч пеших стрелков и казаков,сорок больших пушек, которыми подавляют пушечный огонь в крепости, из них самыемаленькие по полторы сажени, других пушек около пятидесяти, тогда пришло ираспоряжение царя идти нам на Феллин. А мы получили известие, что магистр хочетперевести большие упомянутые картауны и другие пушки и имущество свое в крепостьГапсаль, которая стоит у самого моря, и тотчас послали со стратегами, чтобыобложили Феллин, сами же мы пошли с другой частью войска иным путем, а пушкивсе отправили по реке Эмбах вверх, а дальше по озеру, так что всего за две милиот Феллина выгрузили их с галер.

А оные стратилаты, прежде посланныя от нас къ Фелину, идяху путем поблиз града немецка Армуса аки за милю. Филипъ же, ленсъмаршалок, муж храбрый и въ военныхъ вещахъ искусный, мающе с собою аки 500 человѣкъ райтаров немцовъ и аки бы другую 500 або 400 пѣшихъ, не вѣдяше о такомъ великомъ люду, мнящи мои посылки, ажь не единъ кратъ посылалъ воевати под той град прежде, да иже великое еще войско пришло со предреченнымистратиги — и изыде на них со дерзновениемъ скоро, а наипаче яко немцы мало бываютъ в день трезвы, взявши от бѣгающих в осаду вѣдомость, а не вывѣдавшися совершение, яковое войско грядетъ. Наши же, аще и вѣдали о нем, но не надѣялися, иже такъ малым людом дерзнетъ ударити на такъ неравное собѣ войско. И пред полуднем, на опочивании, ударили на едину часть, смѣшавшися со стражею наших, потомъ пришли до коней нашихъ, и битва сточися. Стратилаты же другие, видѣвши со полки своими, имѣюще вожей добрых, вѣдомых о мѣсцахъ, обыдоша чрез лесы вкол и поразиша их такъ, иже едва колко ихъ убѣже з битвы, и самаго онаго храбраго мужа и славнаго вь их языцѣхъ, иже воистинну последняго и защитника и надежду лифлянского народу, Алексѣя Адашева пахоликъ[114] жива поимал и с нимъ единнатцат кунтуровъ[115] живыхъ взято и сто двадесят шляхтичей немѣцкихъ кромѣ другихъ. Мы же, о сем не вѣдавше, приидохомъ под мѣсто Фелинъ и тамо обрѣтохъ наших стратилатов не токмо здравых, но и пресвѣтлою побѣдою здравыхъ, и славнаго началника лифлянскаго, храбраго мужа Филиппа, ленсъмаршалка, со единнатцама кунторы и со другими въ рукахъ имуща.

Стратегиже, посланные нами уже к Феллину, проходили вблизи примерно в миле от немецкойкрепости Эрмис. И ландмаршал Филипп, человек храбрый и опытный в военном деле,взяв с собою человек пятьсот немецких рейтаров и еще пятьсот или четырестапеших, немедленно и отважно вышел против них (к тому же редко бывают немцытрезвы днем): не знал он о нашей большой численности, а думал, что это разъезд,какие не раз посылал я прежде для набега под эту крепость, прежде чем явилосьэто большое войско с помянутыми стратегами, — получил он сведения отпробравшихся в крепость, а не удостоверился вполне, какое движется войско. Анаши хоть и знали о нем, но не допускали, что столь малым числом осмелится оннапасть на столь неравное по силе войско. Но перед полуднем во время отдыханапали они на одну часть, перемешавшись с нашей охраной, потом дошли до нашихконей, и бой закипел. Увидев это, другие стратеги взяли хороших проводников,сведущих в местности, прошли со своими полками наискось через лес и ударили поним так, что едва несколько человек спаслись из боя, а храброго этого мужа,знаменитого в их народе, действительно последнего защитника и надежду народаЛифляндии живьем взял оруженосец Алексея Адашева, и с ним одиннадцатькомендантов живьем взято и сто двадцать немецких дворян, не считая прочих. Мыже, не зная об этом, пришли к городу Феллину и обнаружили там, что нашиполководцы не только в благополучии, но в благополучии от блестящей победы идержат в своих руках знаменитого лифляндского военачальника, храброгомужа — ландмаршала Филиппа, а с ним одиннадцать комендантов и другихпрочих.

Егда же повелѣхомъ привести его и поставити пред нами и начаша о нѣкоторыхъ вещахъ вопрошати его, яко есть обычай, тогда же онъ мужъ свѣтлымъ и веселым лицемъ (мнился яко пострадавшей за отечество), нималоужаснувся, началъ со дерзновениемъ отвѣщевати нам. Бѣ бо мужь, яко разсмотрихомъегодобрѣ,не токмо мужественный и храбрый, но и словества полонъ,и остръ разумомъ, и добру память имущь. Иные отвѣты к намъ его, разумомъ раствореные, оставлю, но сие точию едино, яже в память ми приходятъ, оплакователное его вѣщание о Лифлянской земли, воспомяну. Сѣдящему ему у нас нѣкогда на обѣде (бо аще и звязнемъ случилося ему быти, но обаче в почести его имѣхомъ, яко достоило свѣтлого рода мужу) и мѣжду иными бѣсѣдованьми, яко обычай бываетъ при столѣхъ, начал вещати нам:[116]

Акогда распорядились мы привести его и поставить перед нами и стали, какзаведено, о некоторых предметах его спрашивать, то, ничуть не испугавшись, сосветлым и спокойным лицом (думал о себе, что страдает за отечество) стал этотмуж смело нам отвечать. Ведь был он человек, насколько мы поняли его, не толькомужественный и храбрый, но красноречивый, умный и с прекрасной памятью. Я опущуего ответы нам, исполненные ума, которые приходят мне на память, напомню лишьэтот один — скорбную речь его о Лифляндии. Сидя однажды у нас за обедом(хоть и был он пленником, тем не менее мы воздавали ему честь, какая подобаетчеловеку блистательного рода), между прочими разговорами, как это обычно застолом, он сказал нам следующее:

«Согласяся всѣ кролевѣ западные вкупѣ съ самымъ папою римскою и з самымъ цесарем християнскимъ, выправивши множество воиновъ крестоносныхъ, — овыхъ земли пустошеные християнские от нахождения срацынскагопомощи ради, овыхъ въ земли варварские посѣдания ради и научения для и познания вѣры, яже во Христа (яко и нынѣ содѣловаемо кролемъ ишпанскимъ и потукгалскимъ во Индии). Тогда оное предреченное войско раздѣлиша по три гетмана и пустишася моремъ — едино къ полудню, а два къ полунощи. И яже къ полудню пловущие приплыша к Родису,[117]спустошенному от предреченныхъсрацынъ несогласия ради безумныхъ греков. Тогда, обрѣтше его въконецъ спустошенъ,обновиша его со прочими грады и мѣсты другими; и укрѣпивъ ихъ и осадя, обладаше тамо со остатными живущими обладати. А яже къ полунощипловущие, приплыша единъ, идѣже бѣ прусы и тамо живущими обладали. А третьи в тую землю, и обрѣтоша тутъ языцы зѣло жестоки и непокорныхъ варваровъ и заложиша град и мѣсто первое Ригу, потомъ Ревль. И бишася много со живущими ту оными предреченными варвары и едва возмогоша ими обладати и наклонити ихъ немалыми лѣты ко познанию християнские вѣры. Егда же усвоиша тую землю ко Христову наречению, тогда обѣщашася возложениеГосподеви и похвалу имяни пречистые его Богоматере. Внегдаже пребывахомъ въ каталицкой[118] вѣрѣ и жителствовахом мѣрне[119] и цѣломудреннѣ, тогда Господь нашъ здѣ живущихъ вездѣ покрывалъ ото враговъ нашихъ и помогалъ намъ во всем яко от руских княжатъ, находящихъ на землю сию, такъ и от литовскихъ. Другие оставя, едину же исповѣм, иже зѣло крепку битву имѣхомъ[120] со великимъ княжатемъ литовским Витовтом, иже у нас во един день шесть маистровъ было поставлено, и един по единому побиты. И такъ крѣпце срожахомся, яже нощь темная розвела битву[121] ту. Такоже и недавными лѣты (яко лутчи, мню, вамъ ведомо есть сие) князь великий Иоанъ Московский, дѣд того настоящего, умыслилъ былъ тую землю взяти и крепце бронихомся, яко и со гетманом его Диниломъ сведохом колко битвъ и две одержахомъ. Но обаче, еликими-нибудь абычеи, ублагахом оных предреченыхъ силныхъ, Богу тогда, яко рѣхомъ, помогающу праотцемъ нашим, и при своих отчинах устояли. Ныне же, егда отступихом от веры церковные и дерзнухом, и опровергохом законы и уставы святые, и прияхом веру новоизообретенную, и за тѣм в невоздержаниеко широкому и пространному пути вдахомся, вводящему в погибель, и явственно ныне обличающу Господу грехи наши и казнящу насъ за безакония наши, предалъ насъ в руки вамъ, врагомъ нашимъ. И яже сооружили были прародители наши намъ: грады высокие и мѣста твердыя, полаты и дворы пресветлы, — вы, о томъ не трудившусь, ни проторов многихъ налагающе, внидоша в нихъ. Садов же и виноградов нашихъ не насадивше, наслаждаетесь, и другихъ таковых устроеней нашихъ домовыхъ ко житию потребныхъ.

«Всезападные короли вместе с самим римским папою и самим христианнейшим императоромпришли к согласию и снарядили множество крестоносцев — одних вопустошенные христианские земли для помощи от набегов сарацин, других вварварские земли для заселения и для научения и внедрения христианской веры(как и сейчас делается королем Испании и Португалии в Индии). Это названноевойско разделилось тогда между трех гетманов и отправились морем — одначасть на юг, а две на север. И те, кто плыл на юг, доплыли до Родоса,опустошенного названными сарацинами из-за раздоров у неразумных греков. Онинашли его совершенно опустошенным и восстановили его наряду с другимикрепостями и городами; а укрепив их и засев в них, владели ими вместе сживущими в них. А из тех, кто плыл на север, одни приплыли туда, где былипруссы, и овладели тамошними жителями, а другие в эту землю, где обнаружиливесьма упорные и непокорные народы варваров и заложили крепость и город —сначала Ригу, потом Ревель. Долго они сражались с живущими тут упомянутымиварварами и лишь через много лет смогли ими овладеть и склонить к познаниюхристианской веры. А когда они сделали эту землю собственностью Христова имени,дали обет предать ее Господу и для прославления имени пречистой его Матери. Ипокуда находились мы в католической вере и жизнь вели в умеренности ицеломудрии, тогда Господь наш всегда защищал здешних жителей от врагов ипомогал во всем как от русских князей, нападающих на эту землю, так и отлитовских. Прочее оставив, одно расскажу, а именно о весьма трудном сражении свеликим князем литовским Витовтом, когда у нас за день шесть магистров былоназначено и один за другим погибли. И так упорно мы сражались, что лишь темнаяночь прервала эту битву. Да и в недавние годы (что лучше, думаю, известно вам)великий князь московский Иван, дед нынешнего, задумал было захватить эту землю,но мы упорно защищались и с гетманом его Даниилом сошлись в несколькихсражениях и два выиграли. Однако справлялись мы с сильными этими, о которыхговорили, не столько какими-либо особыми приемами, а потому что Бог тогда, какуже сказали мы, помогал нашим предкам, так что и остались они при своихвотчинах. Теперь же, когда отступили мы от соборной веры и дерзнулиниспровергнуть святые законы и установления, приняли новопридуманную веру, апотом и вступили на широкий и просторный, ведущий к погибели путьневоздержанности, предал Господь нас вам, врагам нашим, в руки, воочию обличаяныне грехи наши и казня нас за беззакония наши. И все, что создали было нампредки наши: крепости высокие и города крепкие, дворцы и здания светлые, —вы вошли в них, не потрудившись для того, не понеся особых расходов.Наслаждаетесь вы, не насадивши, садами и виноградниками нашими, а также другимиподобными устройствами наших жилищ, нужными для жизни.

А что глаголю о васъ, яже аки бы мните, зане уже вы аки бы мечемъ побрасте? Другие же без меча в наши богатества и стяжание туне внидоша, нимало ни в чесомъже трудившесь, обещевающе намъ помощь и обронение. Се, добра ихъ помощь, иже стоимъ пред враги связаны! О, кол жалосны ми и зело скорбно, но воспоминаю, иже пред очима нашими все сие лютые быша за грехи наши веденны и милое отечество разорено суще! И сего ради не мните, иже вы силою своею намъ таковые сотвориша, но вся сия Богу на нас попущающу за преступление наше, иже предал насъ в руки врагом нашим!»

Дачто говорить о вас, которые вроде бы добыли все это, как вы полагаете, мечом?Другие даже и без меча, за так овладели нашим богатством и имуществом, ничутьни в чем не потрудились, пообещав нам помощь и защиту. Вот как хороша ихпомощь, что стоим связанные перед врагами! Горько мне и весьма скорбно, каквспомню, что на глазах у нас все жестокости эти были посланы за грехи наши, амилая родина в разоренье! А потому не думайте, что сделали вы это нам своейсилой, но предал нас в руки наших врагов Бог, допуская все это за нашипреступления».

И сие ему со текущими слезами к нам глаголющу, яко и нам всѣмъ слезисполнитися, на него зрящимъ и таковая от него слышащим. По семъ же, утерши слезы, радостнымъ лицемъ провеща: «Но обаче благодарю Бога и радуюся, иже связанъ быхъ и стражу за любимое отечество. Аще ми за него и умрети случится, воистину драга ми сия смерть будет и прелюбезна». Сие ему изрекшу, умолчал. Мы же все удивишася разуму мужа и словеству, и держахом в почести его за стражею. Потомъ послахомъ ево до царя нашего и со протчими властелилифлянскими к Москвѣ и молихом царя много чрез епистолию, да не кажетъ, сиирѣчь да не повелит погубити его. И аще бы послушал насъ, моглъ бы всю землю Лифлянскую по нем мѣти, понеже имяху его все лифлянты яко отца. Но егда же приведен былъ пред царя и вопрошаемъ жестоце, отвещал: «Иже, — рѣче, — неправдою и кровопиством отечество наше посядаешь, а не яко достоит царю християнскому». Он же, розгорѣвся гневом, повелѣл абие погубити его, понеже уже лютъ и бѣсчеловеченъ начал быти.

Всеэто сказал он нам, обливаясь слезами, так что и у нас проступили слезы, покаглядели мы на него и слушали это. А после, утерев слезы, сказал он со светлымлицом: «Но все же благодарю я Бога и радуюсь, что попал я в плен и страдаю залюбимое отечество. Хоть придется и умереть мне за него, поистине дорога ижеланна будет мне такая смерть». Сказал он это и замолк. Мы же дивились все умуи красноречию этого человека и в чести содержали его под стражею. Потомотправили мы его с другими владыками Лифляндии в Москву к нашему царю, а впослании очень просили царя, чтобы не распорядился, то есть не велел егоубивать. Если бы послушал он нас, мог бы всю Лифляндию с ним взять, потому чтоглядели на него лифляндцы как на отца. Но когда привели его к царю и суроводопрашивали, он ответил, что, дескать: «Несправедливо и жестоко овладел ты отечествомнашим, а не как подобает христианскому царю». И тот вспыхнул яростью и тотчасвелел умертвить его, поскольку становился уже жесток и бесчеловечен.

И тогда пот тѣмъ Фелиномъ стояхом, памята ми ся, три недѣли и вяще, заточа шанцы и биюще по граду из дѣлъ великих. И яже аз тогда ходихъ к Кеси, имѣх три битвы, и единого поразихъ новаго лелсъморщалка[122] под Волморемъ-градом, на того мѣста избраннаго, и яко прешедши пот Кесь, ротмистры, посланные на насъ от Еранима Хоткевича,[123]пораженни, и яко стояще под Кесю, посылахом к Ризе войну, и яко, слышечи Еронимъ о порожению своих, и ужаснувся, поиде скоро из земли Лифлянские, аже за Двину-рѣку великую от насъ, — сие премину и оставлю по ряду писати, сокращения ради истории, копредреченному же о Фелинскомъ взятью возвращаюся.

Истояли тогда мы под тем Феллином три недели с лишним, вырыв шанцы, обстреливаякрепость из больших пушек. А то, что совершил я тогда поход к Кеси, и дал трисражения, и убил под крепостью Вольмаром нового ландмаршала, избранного вместоэтого, и что командиры, посланные против нас Иеронимом Ходькевичем и пришедшиепод Кесь, были разбиты, и что, стоя под Кесью, совершали мы набеги на Ригу, ичто, узнав о поражении своих, Иероним пришел в ужас и немедленно отступил отнас из Лифляндии за Двину, большую реку, — все это опущу и подробноописывать я не буду ради краткости истории, но возвращусь к начатому о взятииФеллина.

Егда же уже розбихомъ стѣны мѣские, еще крѣпце сопротивляющесянамъ немцы. Тогда в ночи стреляюще огненными кулями, и едина куля упаде в самое яблоко церковное, яже вверху великие церкови их бе, и другие кули инде и инде, и абие загорѣлося мѣсто. Тогда начаша суще во граде и маистръ просити времяни а постоновлению, обещевающе градъ и мѣсто подати и прошаща волнаго проезду со всеми сущими во граде и скарбы своими. Мы же такъ не поволяше, а на томъ стало: желнерей всехъ выпустити волно и жителѣй грацких, елицы хотѣша, а его не выпущали со скарбы, милость ему обещевающе от царя, — яко и даде ему град на Москвѣ до живота его, и скарбы оные его, елицы были взяты, возвращенны ему потомъ. И сице взяша градъ и мѣсто, и огнь в мѣсте угасихом. А ктому тогда взяхомъ два або три грады, в нихже быша намѣсники того маистра Фирштемъберкга.

Ивот, когда разбили мы уже городские стены, немцы упорно еще сопротивлялись нам.Ночью стреляли мы тогда зажигательными бомбами, одна бомба попала в церковнуюлуковицу, что была на кровле у их большой церкви, другие бомбы — тут итам, и тотчас загорелся город. Находящиеся в городе и магистр стали тогдапросить время для переговоров, предлагая сдать крепость и город и испрашиваясвободного выхода с имуществом всем, находящимся в городе. Мы же выбрали неэто, а постановили так: всех солдат и городских жителей, кто хотел, свободнопропустить, а его вместе с имуществом не выпустили, обещая ему помилование отцаря, — тот таки и дал ему пожизненно один из московских городов, аимущество его все, что было взято, потом ему возвращено. Вот так взяли крепостьи город, а пожар в городе погасили. А кроме того, мы взяли тогда две или трикрепости, в которых были наместники этого магистра Фирстенберга.

Егда же внидохом в мѣсто и во градъ Филинъ, тогда узрѣхом от мѣста стояще еще три вышеграды, и такъ крѣпки и от предтвердых каменей сооружени, и рвы глубоки у них, иже вере неподобно, бо и рвы оные зело глубокиекаменми глаткими тесаными выведены. И обретохом в немъ великихъ дѣл стенобитныхъ осмонадесят, и под тѣми великихъ и малыхъ всехъ полпятаста на граде и месте, и запасов и всѣхъ достатков множество. А в самом граде вышнем не токмо церков, или полаты, или самъ град, но и кухня и стани толстыми оловяными тщицами были крысти. И тую всю кровлю абие князь великий повелѣлъ сняти и в то мѣсто кровлю от древа сотворити.

Акогда вошли мы в город и в крепость Феллин, то увидели, что в городе стоят ещетри детинца, — столь крепки, выстроены из прочного камня, около нихглубокие рвы, так что трудно поверить: ведь и эти очень глубокие рвы выложеныгладким тесаным камнем. Нашли мы тут восемьдесят больших стенобитных орудий, асверх того, еще четыреста пятьдесят больших и малых как в городе, так и вкрепости, множество запасов и всякого добра. А в самом верхнем детинце нетолько храм, дворец и сама крепость, но даже поварня и стойла были покрытытолстыми оловянными плитами. Великий князь тотчас тогда распорядился снять этукровлю, а вместо нее сделать кровлю из дерева.

[124]Что же по сем царь нашъ начинает? Егда же уже обронился Божиею помощию, храбрыми своими ото окрѣсных враговъ его, тогда воздаетъ имъ: тогда платитъ презлыми за предобрешие, прелютыми за превозлюбленнѣйшеѣ, лукавствы и хитролествы за прастые и верные ихъ службы. А якоже сие начинаетъ?[125]Сице:первиеотгоняетъ дву мужей оныхъ от себя предреченых, Силивестра, глаголю, пресвитера, и Алексѣя предреченного, Адашева,[126]тунеи нив чемже пред нимъ согрѣшихших, отворивши оба ухи свои презлымъ ласкателѣмъ (над нихже, уже яко многожды рѣхом, ни единъ прыщъ смертны во царствие поветренѣйши быти (...) может), яже ему уже клеветаша и сикованции во уши шептаху заочне на оныхъ святых мужей, паче же шурья его и другие с ними нечестивые губители всего тамошнего царства. А чего же ради сие творяху? Того ради воистину, да не будетъ обличенна злость ихъ и да невозбранно будетъ имъ всеми нами владѣти и, суд превращающе, посулы грабити и другие злости плодити, скверные пожитки свои умножающе. Что же клевещут и шепчютъ во ухо? Тогда цареви жена умре, они же рѣша, аки бы счеравали еѣ оные мужи. Подобно, чему сами искусны и во что вѣруютъ, сие на святыхъ мужей и добрыхъ возлагали. Царь же, буйства исполнився, абие имъ веры ялъ. Услышавше же сие, Силиверстъ и Алексѣй начаша молити, ово епистолиями посылающе, ово чрез митрополита руского, да будетъ очевистное глаголанные с ними. «Не отрицаемся, рече, аще повинни будемъ смерти, но да будет суд явственны пред тобой и предо всемъ сенатом твоим».

Чтоже после этого устраивает наш царь? Когда с Божьей помощью храбрецы защитилиего от враждебных соседей, тогда он и воздал им: тогда самой злобой отплачиваетон за самую доброту, самой жестокостью за самую преданность, коварством ихитростью за добрую и верную их службу. И как он за это принимается? Вот так:во-первых, отдаляет он от себя этих двух вышеназванных мужей, то есть иереяСильвестра и вышеназванного Алексея Адашева, вовсе ни в чем перед ним невиноватых, открыв оба своих уха злобным льстецам (я уже не раз говорил, что ниот одной смертоносной язвы не может быть большего мора в царстве, чем от них),которые уже клеветали ему и за глаза, как сикофанты, нашептывали в уши на этихсвятых мужей, в особенности же его шурины, а с ними другие нечестивые губителивсего того царства. Но ради чего делали они это? Ради того, поистине говоря,чтобы злоба их не была обличена и чтобы могли они беспрепятственногосподствовать над нами и, извращая суды, вымогать посулы, плодить другиескверные преступления и умножать свою собственность. Что же нашептывают они вуши и клевещут? Умерла тогда жена царя, а они сказали, что якобы напустили нанее чары эти мужи. Всегда так: если сами в чем искусны и к чему расположены, топереносят это на святых и добрых. Придя в неистовство, царь тотчас им поверил.Узнав про это, Сильвестр и Алексей стали просить — то направляя послания,то через русского митрополита, — чтобы допустили их на очноесобеседование. «Не отказываемся, дескать, если достойны будем смерти, но пустьсостоится открытый суд при тебе и при всем твоем сенате».

Презлые же к сему что умышляютъ! Епистолей не допущают до царя, епископу старому запрещаютъ и грозят, цареви же глаголют; «Аще, рече, припустишъ ихъ к себѣ на очи, очаруютъ тебя и детѣй твоихъ. А ктому, любяще ихъ все твое воинство и народ нежели тобя самого, побиют тебя и нас камением. Аще ли и сего не будет, обвяжут тя паки и покорят тя аки в неволю себе. Так худые люди и ничемуже годные чаровницы тебя, государя, такъ великого и славного и мудрого, благовѣнчанного царя, держали пред темъ аки во оковахъ, повелѣвающе тебѣ в мѣру ясти и пити и со царицею жити, не дающе тебе ни в чесомже своей воли а ни в малѣ, а не в великомъ, а ни людей своихъ миловати, а ни царством твоим владѣти. И аще бы не они были при тебе, такъ при государемужественном и храбромъ и приселномъ и тебя не держали аки уздою, уже бы еси мало не всею вселѣнною обладал. А что творили они своими чаровствы: аки очи тебѣ закрывающе, не дали ни на что же зрѣти, хотяще сами царствовати и нами всеми владѣти. И аще на очи присътупишъ ихъ, паки тя, очаровавши, осляпятъ. Ныне же, егда отогналъ еси ихъ, воистинну образумился еси, сирѣчь во свой разумъ пришел и отворил еси себе очи, зряще уже свободно на все свое царство яко помазанецъ Божий, и никтоже ин, точию самъ един тое управляюще и имъ владѣюще».

Ночто на это замышляют злодеи? Посланий к царю не пропускают, престареломуепископу препятствуют и угрожают, а царю говорят: «Если, дескать, допустишь ихпред свои очи, околдуют они тебя и твоих детей. Кроме того, все твое войско инарод любят их больше, чем тебя самого, и побьют каменьями и тебя, и нас. Еслидаже и не случится этого, то они опять опутают тебя и приведут тебя впокорность себе, как в рабство. Столь скверные люди и бесполезные колдуны тебя,государя, столь великого, славного, мудрого, увенчанного благом царя, как воковах содержали до сих пор, приказывая тебе есть и пить в меру, жить сцарицей, ни в чем не давая тебе свободы — ни в малом, ни в великом, ни милостилюдям своим даровать, ни царством своим управлять. А если бы не было их притебе, при столь мужественном, храбром и сильном государе, если бы не держалиони тебя как в узде, ты бы уже владел едва ли не всей вселенной. Ведь чтотворили они своим колдовством: желая царствовать сами и господствовать надвсеми нами, они вроде как закрывали тебе глаза и ни на что не давали смотреть.И если допустишь их на глаза, они снова, околдовав, ослепят тебя. А теперь,когда ты удалил их, ты действительно поумнел, то есть обрел собственный ум,раскрыл собственные глаза, свободно озирая свое царство, и никто другой, нотолько сам ты как Божий помазанник им управляешь и им владеешь».

И инымъ таковыми множайшими и бесчесленными лжесчивалцы, соглася со отцемъ своимъ, Дияволом — паче же рещи, воистину языкъ ему и уста самому глаголанию бываютъ на пагубу роду християнскому, — сице подходят ласкательными глаголы мужа, и сице опровергаютъ царя християнского душу, добрѣ живущего и в покоянию сущего, и сице растерзают пленицу оную, Богомъ соплетенную в любовь духовную — яко же сам Господь рече: «Идѣже собрани два или три во имя мое, ту азъ посредѣ ихъ»,[127]— ис посреди Бога отгоняют оные проклятые, и паки реку — сицевыми прелестными глаголы царя християнского губяще, добраго бывшего много лѣт, покоянием украшенного и ко Богу усвоенного, в воздержанию всякомъ и в чистотѣ пребывающа. О злые и всякие презлости и лукавства исполнения, своего отечества губители, — паче же рещи — всего святорускаго царства! Что вамъ принесетъ сие за полѣзное? Вмалѣ узрите над собою дѣломъ исполняемо и над чады своими, и услышитѣ от грядущихъ родов проклятие всегдашное!

Ибесчисленным множеством наветов войдя в соглашение с Дьяволом, своимотцом, — прямо сказать, действительно его язык и уста одними толькословами ведут к гибели христианский род, — так вот они обводят мужальстивыми словами, так вот они ниспровергают христианскую душу царя, живущегопорядочно и в покаянии, так вот они разрывают это соединение, сплетенное Богомв духовную любовь, и — как сказал сам Господь: «Где двое или троесобранных во имя мое, тут и я посреди них», — удаляют Бога проклятые этииз средины, губя — повторю снова — этими лживыми словамихристианского царя, много лет бывшего порядочным, украшенного покаянием,приблизившегося к Богу, находящегося во всяческом воздержании и чистоте. О вы,злодеи, исполненные всякой злобы и коварства, губители своего отечества, алучше сказать — всего царства святорусского! Что вам за пользу принесетэто? Скоро увидите вы, как на деле исполнится это над вами и над детьми вашими,и услышите вечное проклятие грядущих поколений!

Царь же, напився от окоянныхъ со сладостным ласканиемъ смешанногосмертоносного яду и самъ лукавства, паче же глупости, наполнився, похваляет советъи любитъ и усвояетъ ихъ в дружбу и присягами себѣ и ихъ обвязуетъ, вооружающесь на святых неповинныхъ, ктому и на всехъ добрыхъ и добро хотящихъ ему и душу за него полагающихъ, аки на врагов своихъ[128] и собравъ, и учинивъ уже окрестъ себя яко пресилны и великий полкъ сотонински. И что же еще ктому первие начинаетъ и дѣлает? Собираетъ соборище — не токмо весь сенатъ свой мирский, но и духовныхъ всехъ, сирѣчь житрополита и градскихъ епископовъ призывает, и ктому присовокупляетъ прелукавыхъ некоторыхъ мнихов — Мисаила, глаголемаго Сукина, издавна преславного в злостях, и Васьяна Беснаго, поистинне реченного, неистоваго, и другихъ с ними таковыхъ тѣм подобныхъ, исполненыхъ лицемѣрия и всякого безстыдия дияволя и дерзости. И посаждаетъ их близу себя, благодарне послушающе ихъ, вещающихъ и клевещущихъ ложное на святых и глаголющихъ на праведных бѣзакония со премногою гордынею и уничижением. Что же на том соборищепроизводят? Чтут, пописавши, вины оныхъ мужей заочне. Яко и митрополит тогдапредвсемиреклъ:«Подобаетъ, — рече, — приведеным имъ быти здѣ пред насъ, да очевисте на них клеветы будут, и намъ убо слышети воистиннудостоит, что они на то отвещают». И всемъ ему добрымъ согласующе, такоже рекшим, губителнѣйшие еже ласкатели вкупѣ со царемъ возопиша: «Не подобаетъ, рече, о епископѣ! Понеже ведомые сие злодѣи и чаровницы велицы, ачаруют царя и насъ погубятъ, аще придут!» И тако осудиша ихъ зоочне. О смѣху достойное, паче же беды исполненое усуждение прелщенного от ласкателей царя!

Ицарь, напившись от окаянных смертоносного яда, смешанного со сладкой лестью, асам, наполнившись коварством, вернее же глупостью, расхваливает этот совет,любит и принимает их как друзей, связывает себя с ними клятвами, вооружившиськак на своих врагов против святых и невинных, а потом против всех добрых,желающих ему добра и душу за него полагающих, собрав и построив вокруг себясильный и большой прямо сатанинский полк. А что потом начинает он и делает тутже? Собирает он собраньем не только весь свой гражданский сенат, но и всехдуховных, то есть митрополита призывает и епископов, из городов, а послеприбавляет нескольких коварных монахов — Мисаила, по прозванию Сукина,давно прославившегося кознями, и неистового Вассиана Бесного, справедливоназванного так, а с ними и других таких же и подобных, наполненных лицемерием,всяким дьявольским бесстыдством и дерзостью. Усаживает он их близ себя и сблагодарностью прислушивается к ним, когда они клевещут и ложь изрекают насвятых, с великой гордыней и презрением наговаривают на праведниковнесправедливости. Чем же занимаются на этом собрании? Расписав провинности этихмужей, заочно их исчисляют. Ведь и митрополит тогда сказал перед всеми:«Нужно, — сказал, — чтобы они были приведены сюда к нам, чтобыочевидны стали поклепы на них, а нам действительно нужно слышать, как ониответят на них». А когда порядочные все с ним согласились и то же сказали,погубители, то есть льстецы, завопили вместе с царем: «Не нужно, дескать, оепископ! Потому что если придут эти известные злодеи и колдуны, то царяоколдуют и нас погубят!» Так что осудили их заочно. О смеха достойный, нобедствиями исполненный суд царя, обманутого льстецами!

Заточень бывает от него Селивестръ-пресвитеръ, исповедникъ его, аже на острове, яже на Студеномъ море, въ монастырь Соловецкий, край корелска языка, в лопи дикой лежаш. А Олексѣй отгоняется от очей его без суда в нововзятый град от насъ Фелинъ, и тамо антипатъ бываетъ на мало время. Егда же услышели презлые, иже и тамо Богъ помогает ему — понеже немало градовъвифлянскихъ, еще не взятыхъ, хотяще податись ему, его ради доброты, ибо и в беде будуще положенъ, служаше царю своему верне, — они же паки клеветы клеветам,шаптание к шептанию, лжесщивание ко лжесщиванием царевипрелагаютъ на мужа оного и праведного, и доброго. И абие повелѣлъ оттуду свести в Дерптъ[129] и держанъ быти под стражею. И по дву месяцѣхъ потомъ в недуг огненый впаде, исповедався и взявъ святые Христа Бога нашего тайны, к нему отъиде. Егда же о смерти его услышавше, клеветницы возопиша цареви: «Се твой изменикъ самъ себе здалъ ядь смертоносный и умре».[130]

ИерейСильвестр, его духовник, оказывается в заточении в Соловецком монастыре, надальнем острове, что лежит в Ледовитом океане, в земле карел, диких лопарей.Алексей же удаляется без суда с глаз его в только что взятый нами город Феллин,где пребывает некоторое время экзархом. Но когда узнали злодеи, что и тампомогает ему Бог — поскольку немало не взятых еще крепостей в Лифляндиизахотели покориться ему ради порядочности его, ибо, и в опале оказавшись, царюсвоему служил он верно, — то вновь несут они царю клеветы за клеветами,нашептывания за нашептываниями, измышления за измышлениями на этого честного ипорядочного человека. Царь тотчас распорядился отправить его в Дерпт и держатьпод стражей. Через два месяца после этого он заболел горячкой, исповедался и,приняв святые дары Христа, Бога нашего, к нему отошел. А когда клеветникиузнали о его смерти, то с воплями бросились к царю: «Вот изменник твой сампринял смертоносный яд и умер».

А той Селиверстръ-пресвитеръ, еже преже даже не изгнанъ былъ, видѣв его, иже уже не по Бозе всякие вещи начинаетъ, претивъ ему и наказуя много, да во страсѣ Божии пребывает и (...) в воздержанию жительствуетъ, и иными множайшими словесы божествеными поучая и наказуя много. Он же отнютъ того не внимаше и ко ласкателем умъ свой и уши приклонил. Расмотрив же вся сия, пресвитеръ, иже уже лице свое от него отвратил, отшелъ былъ в монастырь, сто милъ от Москвы лежащъ, и тамо во мнишестве будуще, нарочитое и чистое свое жителство препровожал. Клеветницы же, слышавше, иже и тамо в чести имѣют оныя мниси его, сего ради завистию разсѣдаеми, ово завидяще мужу славы, ово боящися, да не услышит царь о семъ и паки да не возвратит его к собе и да не обличатся ихъ неправды и превращение судов, имноговзимателныя, любимыя издавна обыкновения ихъ, посулы и новоначатые пиянства и нечистоты паки не присекутца от оного святого, — и оттудыпохватиша его и завезоша на Соловки, и аже преже рехомъ, идѣже бы и слухъ ево не обрелся, похваляющися, аки бы то соборне осудиша его, мужа нарочитого и готоваго отвещати на клеветы.

Аиерей Сильвестр еще пока не был изгнан, заметив, что царь не по-божески уженачинает некоторые дела, препятствовал ему и часто наставлял, чтобы пребывал онв страхе Божьем, жил в воздержании, и другими многими божественными словамипоучал и часто наставлял. А тот вовсе этого не слушал, но к льстецам склонилсвое сердце и слух. Приняв все это во внимание и то, что царь отвернулся отнего, пресвитер отбыл в монастырь, находящийся в ста милях от Москвы, и там,пребывая в монашестве, продолжал свою отменную и чистую жизнь. Но клеветники,узнав, что и там он окружен почетом от монахов, и потому, разрываясь отзависти, — то завидуя славному мужу, то опасаясь, чтобы не услышал о немцарь и не возвратил снова к себе, и чтобы не стали явны тогда их преступления исамоуправства в судах и издавна любимая их привычка к многочисленным взяткам, ичтобы вновь заведенные попойки и скверности снова не были пресечены этимсвятым, — извлекли они его оттуда и завезли на Соловки, как я уже раньшесказал, откуда бы и слух о нем не доходил, хвастаясь, будто бы на собореосудили его, мужа отменного и готового ответить на клеветы.

Гдѣ таковъ суд слышан под солнцемъ без очевистного вещания? Яко и Златоусты пишет во епистоли своей ко Инокентию,[131]паперимскому, нарекающе на Феофила и на царицу и на все соборище его о неправедном изгнанию своемъ, емуже начало: «Первие, нежели отдани суть епистоли наши, мню, благочестие твое слышавше, яковъ здѣ мятеж творити дерзнула неправда». И паки и при конце в той же: «И аще противники обрели, иже такъ презренисотворили, и еще замышляют ложные клеветы, понеже насъ безвинне изгнали, не давше намъ о ни преписей, а ни книжецъ, о ни объявивша клеветниковъ имѣти и оброняти, и мы сутъ будемъ и покажемъ оных самых, а не нас, быти винными, и что на нас воскладают, понеже неповинны есмя. И сопротив же они сотворили? Сопротивъ всех правилом, сопротивъ всемъ церковнымъ каноном. И что глаголю канономъ церковнымъ? А не в поганских судѣхъ, а ни в варварскихъ престолѣхъ таковые когда случилися, а ни скифы, а ни сармацыи, когда судили суть повелѣти единѣй странѣ заочне (...) оклеветанныхъ», и прочие, тѣмъ подобные, яко в томъ ево посланию лучше, читающе, разсмотрится. Сей соборный царя нашего християнского таковъ суд! Се, декрет[132] знамените произведенъ от вселукаваго сонмища ласкателѣй, грядущим родом на срамоту вечныя памяти и уничежения рускому языку, понеже у нихъ в земли уродилися таковые лукавые, презлые, ехеднины отроды! Уже у матери свое чрево прогрызли, сирѣчь земли святоруские, яже породила ихъ и воспитала, воистину на свою беду и спостошенье!

Слыханоли под солнцем о таком суде без очного говорения? Так и Иоанн Златоуст порицаетФеофила и императрицу и весь собор за несправедливое свое изгнание и пишет всвоем послании к Иннокентию, папе римскому, начало которому следующее: «Думаю,что еще до отправления моих посланий слышало твое благочестие, какую смутуосмелилась здесь затеять неправда». А в конце того послания следующее: «И еслимы оказались перед врагами, которые поступили столь презренно и замышляют новыекозни, поскольку изгнали нас несправедливо, не дав ни записей, ни книг, неназвав доносителей, то мы сами должны защищаться и править суд и докажем, чтосами они виновны в том, что на нас возводят, мы же невинны. А вопреки чему онипоступили? Вопреки всем правилам, вопреки всем церковным канонам. Да что говорюя о церковных канонах? Такого никогда не бывало ни в языческих судах, ни приварварских тронах, и ни скифы, ни сарматы никогда не решались вести суд, еслиодна сторона была заочно оклеветана», и так далее и тому подобное, как этохорошо видно при чтении в этом его послании. Вот каков соборный суд нашегохристианского царя! Вот как замечательно изготовлен декрет коварным сонмомльстецов на вечной памяти позор для грядущих поколений и на унижение русскогонарода, потому что в его земле родились эти коварные, злобные отродья ехидны!Прогрызли они чрево у матери своей, святой русской земли, что породила ивоспитала их поистине на беду свою и запустение!

Что же по сихъ за плод от преславныхъ ласкателей, паче же презлых губителѣй, возрастает? И во что вещи оброщаются? И что царь от нихъпреобретает и получаетъ? Абие с ними Дияволъ умышляет первы вход ко злости, сопротив уского и мѣрного путя Христова, по преславномъ и широкомъ пути свободное хождение.[133]А яко же сие начинаютъ и како царева жития прежнею мѣрность[134] разоряют, еже нарицали неволею обьвязана? Начинаютъ пиры частые со многими пьянствы, от нихже всякие нечистоты родятся. И что еще к тому прилагают? Чашии великия, воистину Дьяволу обещанные! И чаши таковые: наложивши в нихъ зѣло пьяного питья, и совѣтуютъ первую цареви выпити, потомъ всемъ сущимъ пирующи с нимъ. И аще ли тѣми да обоумертвия, паче же до неистовства, не упиются, они другие и третие прилагаютъ и не хотящихъ ихъ пити и таковая беззакония творити заклинают со великимипрещенми, цареви же вопиют: «Се, рече, онсица и онъсица, имя рекше, не хощетъ на твоемъ пиру веселъ быти, подобно тебя и насъ осуждаетъ и насмѣвает, аки пьяницъ, являющъ праведны лицемѣриемъ. И подобно твои сут недоброхоты,ижес тобою не согласуютъи тебя не слушают, и еще Селивестров или и Алексѣевъ духъ, сиирѣчъ обычей, не вышелъ из нихъ!» И иными словесы бѣсовскими множайшеми нежели тѣх, многихъ трезвыхъ мужей и мѣрныхъ в житѣлстве добромъ и во нравех, наругаютъ и посрамощаютъ, льюще на нихъ чашии оные проклятые, имиже не хотяще упиватися, убо отнюдъ не могуще и ктому имъ смерти и различными муками претяще, яко и мало последи многихъ того ради погубиша. О воистину новое идолослужение и обещание, и приношение не балвану Аполонову и прочим, но сомому Сатоне и бѣсомъ его: не жертвы воловъ и козловъ приносяще, влекомые носилием на заколение,но самые души свои и телѣса самовластию волею, сребролюбия ради и славы мира сего ослепше, сия творяще! И сице первие царское чесное и воздержанноежителство разоряютъ, презлые и окоянные!

Какойже после того плод возрастает от знаменитых льстецов, вернее же злобныхгубителей? Какой оборот принимают события? Что царь от этого приобретает иполучает? Тотчас на этом готовит Дьявол прямой вход ко злобе: свободнопередвижение на широком и знаменитом этом пути в отличие от узкого исоразмерного пути Христова. Но как же начинают они это и как разрушают прежнююумеренность жизни царя, о котором говорили, что он повязан рабством? Начинаютони частые пиршества с великим пьянством, от которых рождаются всякиескверности. И что же прибавляют к этому? Чаши — и великие, поистинепосвященные Дьяволу! А чаши таковы: наполняют их особо хмельным напитком ипервую предлагают выпить царю, а потом всем присутствующим на пиру с царем. Иесли этими чашами до полусмерти, вернее же до неистовства, не упьются, онидругую и третью прибавляют, а не желающих пить и творить эти беззакония они свеликими угрозами заставляют и к царю взывают: «Вот, дескать, такой-то итакой-то имярек, не желают они веселы быть на пиру твоем, вроде как тебя и нас осуждаюти насмехаются, как над пьяницами, лицемерно выставляя себя праведниками.Кажется, что они недоброжелатели твои, потому что с тобой не согласны и тебя неслушаются: Сильвестров или Алексеев дух, то есть навык, не вышел еще из них!» Идругими еще более пространными бесовскими речами срамят и ругают многихтрезвых, умеренных в порядочной жизни и обычаях людей, выливают на нихпроклятые эти чаши, которыми не желают, хотя бы и могли, те упиваться, а сверхтого угрожают им смертью и разными муками, так что из-за этого многих вскорепогубили. Поистине новое идолослужение и посвящение и приношение не кумируАполлона и подобным, но самому Сатане и его бесам: приносят в жертву не волов икозлов, насильно влекомых на убиение, но свободной волей души свои и тела, исовершают это в слепоте ради сребролюбия и славы мира сего! И так разрушаютпрежнюю честную и воздержанную жизнь царя, злобные и несчастные!

Се, царю, получилъ еси от шепчющихъ ти во уши любимыхъ твоихласкателей: вмѣсто святаго поста твоего и воздержания прежнего — пиянство губителноесо обещанными Дияволими чашами, и вмѣсто целомудренного и святаго жителства твоего — нечистоты, всяких сквернъ исполненыя, вмѣсто же крѣпости и суда твоего царского — на лютость и бѣсчеловѣчие подвигоша, вмѣсто же молитвъ тихих и кроткихъ, имиже ко Богу твоему бесѣдовалъ еси — лѣности и долгому спанию научиша тя и во сне зиянию, главоболию с похмѣлия и другимъ злостямъ неизмѣримым и несповедимым. А еже восхваляше тя и возношаше, и глаголаше тя царя велика, непобедима и храбра, и воистину таковъ былъ еси, егда во страсѣ Божии жителствовалъ. Егда же надутъ от нихъ и прелщенъ, что получилъ еси? Вмѣсто мужества твоего и храбрасти — бѣгунъ пред врагомъ и храняка: царь велики християнски пред бусурманскимъ волкомъ, яже прежъ пред нами мѣста не нашел и на диком полѣ бегая! А за совѣтомъ любимыхъ твоихъ ласкателей и за молитъвами чюдовского Левки[135] и протчих всехъ лукавыхъ мниховъ, что добраго и полѣзного, и похвалного, и Богу угодного приобрел еси? Разве спустошение земли твоея, ово от тебя самого с кромѣшники твоими, ово от предреченнаго пса бусурманского и ктому злую славу от окрѣсныхъ суседовъ и проклятие, и нарѣкание слезъное ото всего народу. И что еще прегоршего и срамотнѣйшего, и ко слушанию притехчайшего — самое отечество твое, превеликое мѣсто и многонародное, град Москву, во вселѣны славны, созжен и потреблен со бесчислѣными народы християнъскими внезапу. О беда претѣхчайшая и ко слышанию жалостна! Али не часъ было образумитися и покаетися ко Богу, яко Манасия,[136]и отклонити волю естественногосамовластия по естеству ко своему сотворителю, искупившемунасъ надражайшего кровию своею, нежели то самовластие со произволениемъсамоволнымъ покоряти чрез естеством супостату человѣческому и внимати верным слугамъ его, глаголю, презлымъ ласкателемъ его?

Вотчто, царь, получил ты от наушничающих тебе, возлюбленных твоих льстецов: вместопрежнего твоего святого поста и воздержания — губительное пьянство спосвященными Дьяволу чашами, вместо святой и целомудренной жизни —мерзости, наполненные всякими сквернами, вместо твердости и царского твоегосуда — к жесткости и бесчеловечию толкнули, вместо тихих и кротких молитв,с которыми обращался ты к своему Богу, — научили тебя лени и долгому сну,а после сна зевоте, головной боли с похмелья и другим безмерным и несказаннымбедам. А то, что восхваляли тебя, возносили и говорили, что ты великий,непобедимый и храбрый царь, то действительно ты был такой, когда жил в Божьемстрахе. Но, надменный и обольщенный ими, что ты получил? Вместо мужества твоегои храбрости — беглец от врага и трус: великий христианский царь бежит отбасурманского волка, который сам раньше, от него убегая в степь, места себе ненаходил! Что доброго, полезного и похвального и Богу угодного приобрел ты посовету возлюбленных твоих льстецов и по молитвам чудовского Левки и всех другихлукавых монахов? Разве что опустошение земли твоей — как от тебя самого с твоимиопричниками, так и от помянутого пса басурманского, а сверх того, дурную славуу соседних народов, проклятие и слезные укоры от всего народа. А что еще хуже ипостыдней и о чем слышать особенно тяжело — сама отчина твоя, великий имноголюдный город, славный во всей вселенной град Москва нежданно сожжен иистреблен с бесчисленным христианским населением. О самая тяжкая беда, окоторой горько слышать! Уж не пора ль было образумиться и покаяться передБогом, как Манассия, и самому творцу, искупившему нас драгоценной своей кровью,предаться волей врожденной по природе свободы, чем свободу эту по добровольномувыбору отдать вопреки природе в рабство врагу человеческому, внимая верным егослугам, то есть злобным льстецам?

Еще ли ся не расмотришъ, о царю, к чему тя привели человѣкоугодницы и чемъ тя сотворили любимыя маньяки твои, и яковъ опровергли и опроказили преждесвятуюи многоденую, покаяниемъ украшенъную совесть души твоей? И аще намъ не веришъ, нарицающе насъ туне измѣнниками прелукавыми, да прочтетъ величество твое во слове, златовещателнымиустнами изреченному, о Ироде, емуже начало: «Днесь намъ Иоанново преподобие, Иродова лютость егда возвещалася, смутилися внутреные, сердца вострепетали, зракъ помрачился, разумъ притупился». Или что твердо в чювствах человеческих, егдапогубляетъ добродѣтелѣй величество злостѣй множество? И паки мало пониже: «Достойнѣ убо смущалися внутреные, сердца трепетали, понеже Ирод осквернил церковь, иерейство отнял (яко ты: аще не Иоанъна Крѣстителя, но Филиппа архиепископа со другими святыми смутил), чинъ скверно содѣлолъ, царствосокрушилъ. Что было благочестия, что правилъ, что жития, что обычаевъ, что веры, что наказания — погубилъ и смѣсилъ. Ирод, — рече, — мучитель, гражан, воиновъ разбойник (...),друговъ спустошитель». Твоего же величества произобилие злости, иже не токмо друговъ, но и всея святоруские земли с кромѣшники твоими спустошения, домовых грабитель и убийца сыновъ! От сего Боже сохрани тебя и не попусти тому быти, Господи, царю векомъ! Бо уже и то аки на острию сабли виситъ, понеже аще не сыновъ, но соплемянныхъ и ближнихъ в роде братию уже погубилъ еси, наполняюще мѣру кровопицевъ — отца своего и матери твое и дѣда.[137]Якоотецътвойи мати, — иже всемъ ведомо, колико погубили. Такоже и дѣд твой со гречкою, бабою твоею, сына предобраго Иоаннаот первые жены своея, от тверские княжны, святые Марии рожденна, наимужественнешегои преславного в богатырскихъ исправлениях, и от него рожденнаго боговенчанного внука своего, царя Димитрия[138] с материю его святою Еленою, ового смертоноснымъ ядом, а того многолѣтнымъ заключениемъ темничнымъ, послѣди же удавлением погубиша, отрекшись и забывши любови и сродства. И не удовлевся тѣм! Ктому брата единаутробного, Андрѣя Углецкого, мужа зело разумного и мудраго, тяжкими веригами в темнице за малыя дни удавил, и двухъ сыновъ ево (...), от сосецъ матернихъ оторъвашихъ — о умиленно ко услышанию и тяжко ко изречению, человѣческа злость в толикую презлость превозрастаемо, паче жъ от християнскихъ началниковъ! — многолѣтнымъ заключениемъ темничным нещадно поморилъ! Князя Симиона же, глаголемаго Ряполовского, мужа зело пресилного и разумного, влекомого от роду великого Владимера, главным посечениемъ убилъ. И другихъ братию свою, ближних ему в роде, овыхъ розгнал до чюждых земель, яко Верейскаго Михаила и Василия Ярославича, а других, во отроческом веку еще сущих, тамо же темничным заключением, на скверно и проклято заветнойграмоте — о увы, о беда ко слышанию тяжка! — заклинающе сына своего Василия, повелѣлъ неповинных погубити неотрочне.

Всели еще не разумеешь, о царь, к чему привели тебя угождатели и что сделали изтебя возлюбленные твои маниаки, и как низвергли и сделали прокаженной совестьтвоей души, прежде святую и украшенную многодневным покаянием? А если не веришьнам, понапрасну именуя нас коварными изменниками, пусть твое величество прочтетв «Слове о Ироде», произнесенном златовещательными устами, начало которому:«Когда стали нам теперь известны праведность Иоанна, жестокость Ирода,потряслись утробы, вострепетали сердца, померкло зрение, притупился ум». Что изчувств человеческих останется крепким, когда множество пороков губят величиедобродетели? И несколько ниже еще: «И стоило потрястися утробам, вострепетатьсердцам, ибо Ирод осквернил церковь, пресек иерейство (так и ты: если не ИоаннаКрестителя, то архиепископа Филиппа с прочими святителями смутил), осквернилпорядок, сокрушил царство. Все, что касалось благочестия, правил жизни, нравов,веры, учения, — уничтожил и смешал. Ирод, — говорит, — тирангражданам, насильник над воинами, губитель друзей». Но изобилие злобы твоеговеличества таково, что уничтожает не только друзей, но вместе с опричникамитвоими всю святую землю русскую, разграбитель домов и убийца сыновей! Дасохранит тебя Бог от этого и не попустит быть этому Господь, царь веков! Ведьуже и то все как по лезвию ножа идет, потому что если не сыновей, тоединокровных и близких по рождению братьев ты погубил, переполняя мерукровопийцев — отца твоего и матери твоей и деда. Ведь отец твой имать — всем известно, сколько они убили. Точно так и дед твой, с бабкойтвоей гречанкой, отрекшись и забывши любовь и родство, убил своегозамечательного сына Ивана, мужественного и прославленного в геройскихпредприятиях, рожденного от его первой жены святой Марии, княжны тверской, атакже родившегося от него своего боговенчанного внука царя Димитрия вместе сматерью, святой Еленой, — первого смертоносным ядом, а второго многолетнимзаключением в темнице, а потом удушением. Но этим он не удовлетворился! Сверхтого, в малое время удушил он в темнице тяжкими веригами своего единоутробногобрата Андрея Углицкого, человека весьма рассудительного и умного, а двух егосыновей, отнятых от материнской груди, — скорбно об этом слышать и тяжкоговорить, когда до такой степени возрастает человеческая злоба, особенно у христианскоговладыки! — без жалости уморил долголетним тюремным заключением. И князяСимеона, по прозванию Ряполовского, происходящего из рода великого Владимира,человека мужественного и умного, убил через отсечение головы. А других своихбратьев, близких ему по родству, одних разогнал по чужим землям, как МихаилаВерейского и Василия Ярославича, а иных, пребывающих еще в отрочестве, велелбез дальних рассуждений уничтожить неповинных через тюремное заключение, заклявсына своего Василия — увы, беда, и слышать тяжело! — на скверной ипроклятой заветной грамоте.

Такоже сотворили и инымъ многимъ, ихъже долготы ради писания здѣ остовляется. Ко предреченному Златоустову возвращаяся, о Ироде пишущу: «Окрестныхъ, рече, мужеубийца, напояюще землю кровию, в жажде кровесодержался,» — сия Златоусты о Ироде во слове своемъ рече, и прочие.

Тоже самое сделали со многими другими, о которых здесь опущено, потому что долгописать. Возвращаясь к упомянутому Слову Златоуста, о Ироде написанном, —«Мужеубийца близких, напояя землю кровью, испытывал он жажду крови», — таксказал Иоанн Златоуст о Ироде в своей речи, и так далее.

О царю, прежде зѣло любимы от насъ! Не хотѣл бы малыя сея части презлости твоей изрещи, но преодолѣнъ быхъ и принужденъ любовию Христа моего, и ревностию любви распаляхся по мученицехъ, от тебя избиеныхънеповинне братияхъ нашихъ! Яко и от тебя самого не токмо слышехъ, но и видѣхъ и дѣломъ исполняемо. И о семъ еще аки хвалящеся глаголалъ еси: «Азъ, рече, избиеныхъ ото отца и дѣда моего одѣваю гробы ихъ драгоценными оксамиты и украшаю раки неповинне избиеныхъ праведныхъ». Се, Господне слово збылося на тебя, к жидам реченное: «А сего ради, — рече, — согласуете и соблаговоляете, наполняюще мѣру дѣлы презлыми, убивство презлостиотцовъ вашихъ, и показуете сами себѣ, сирѣчь свидѣтелствуете сами о себе, иже есте сынове убицовъ, исповедающеся».[139]А от тебя и от твоих кромѣшниковъ, твоижъ повелѣнием бесчислѣных убиеныхъ мучениковъ кто будетъ украшати гробы и позлощати раки ихъ? О воистину смѣху достойно, со многимъ плачемъ смешеным, и непотребное сие отнюдъ, аще бы было то от сыновъ твоихъ дѣйствуемо, которые бы хотѣли, от чего, Боже, сохрани, мѣру твою сохраняти! Но яко а ни Богъ, а ни тѣ избиеные от человѣкоубийцовъ древнихъ того не жеугали, иже бы неповине избиени были, такъ и от сыновъ, произволением злым согласующих отцемъ своим, не желают сего по смерти, не токмо гробомъ и ракомъ украшаемым и позлащаемым быти, но и самим величаемымъ и похваляемымъ. Но праведные от праведныхъ, мученики от кроткихъ и по закону Божию жителствующихъ похваляеми и почитаеми быти достоят.

Оцарь, любимый прежде нами! Не желал бы я рассказывать и этой малой части твоихпреступлений, но заставила меня и принудила моя любовь к Христу, ревностиюлюбви разгорелся я о мучениках, братьях наших, без вины перебитых тобою! Ведь иот тебя самого не только слышал я, но и видел, как исполнялось это на деле. Иоб этом еще говорил ты с похвальбой: «Я, дескать, — для убитых отцом идедом моим, — облицую их могилы драгоценным аксамитом и украшу гробы безвины убитых праведников». Вот так сбылось на тебе слово Господне, сказанное кевреям: «Потому-то, — сказал он, — злыми делами наполняя меру,показываете вы свое согласие и единодушие с вашими отцами в злобном убийстве, чемсвидетельствуете сами о себе, то есть признаетесь и обнаруживаете сами себя,что вы сыновья убийц». А кто же будет украшать могилы и золотить гробыбесчисленных мучеников, убитых тобою и твоими опричниками по твоему повелению?Вот поистине достойно смеха, смешанного с великим плачем, и весьма непотребно,если бы то же делали и твои сыновья, когда бы они захотели, от чего Божесохрани, придерживаться той же меры! Но поскольку и ни Бог, и ни те, убитыепрежними человекоубийцами, не желали быть убитыми безвинно, точно так не желаютони, чтобы по их смерти сыновья, согласные в злой воле со своими отцами, нетолько украшали и позлащали их могилы и гробы, но и самих их величали ивосхваляли. Ибо праведники праведниками, мученики мучениками, и живущими поБожьему закону должны восхваляться и почитаться.

А сему уже и конецъ положимъ, понеже и сие краткое сего радипроизволихом написати, да не отнюд в забвение предут. Ибо того ради славные и нарочитые исправление великихъ мужей от мудрыхъ человѣковъ историями описавшеся, да ревнуютъ им грядущие роды, а презлых и лукавых пагубные и скверные дѣла того ради написаны, иже бы стреглись и соблюдались от них человѣцы, яко от смертоносныхъ ядовъ или поветрия, не токмо телѣсного, но и душевнаго. Такоже и мы вкратце написахом малую часть, яко прежде многожды рекохом, все оставляюще Божию суду нелицеприятному, хотящемувоздати и «сокрушати главы враговъ своихъ, аже и до влас приходящих во прегрѣшенияхъ своих»,[140]сирѣчь отомстить и намалѣйшую обиду убогихъ своихъ от пресилныхъ. И паки той же: «Озлобления ради нищих и воздыхания убогихъныневоскресну, — глаголетъ Господь, — положуся во спасение и не обинуюся о немъ».[141]Якоиндѣтемже пророком реклъ: «Помыслилъ еси, — рече, — беззакония, аки был бы тебе подобен. Обличю тя и поставлю пред лицемъ твоим грехи твоя»,[142]— аки бы реклъ: «Аще не покаетеся о неправдах своихъи о обидах убогих Закхѣевым покаянием».

Нозакончим уже об этом, поскольку и это немногое решили мы написать только длятого, чтобы не постигло их забвенье. Ведь мудрые люди описывали в историяхславные и знаменитые поступки великих людей для того, чтобы грядущие поколенияим подражали, а преступные и скверные деяния коварных и злодеев описывались длятого, чтобы люди остерегались и береглись их как смертоносного яда или чумы нетолько телесной, но и душевной. Так вот и мы, как прежде не раз говорили,кратко описали малую часть, оставляя все на Божий нелицеприятный суд, которыйвоздаст и «сокрушит головы своих врагов, глубже маковки погрузившихся в своипрегрешения», то есть отмстит он сильным и за самую малую обиду своих убогих. Иеще тот же: «Ради страдания нищих и вздохов убогих восстану ныне, —говорит Господь, — положу себя на спасение и не отступлю от него». Так жеи в другом месте сказал он через этого же пророка: «Понадеялся ты, —сказал, — в беззаконии, что буду я подобен тебе. Обличу тебя и поставлюгрехи твои перед тобою», — как будто он сказал: «Если не покаетесь в своейнеправде и в обидах убогим покаянием Закхея».

А ктому да наилѣпше памяти тамо живущим оставляю, понеже азъ еще во среду беды тое призелные отъидохъ отечества моего. А уже и тогда виденнаго и слышенного о токовыхъ злостях и гонениях не могль бы на целу книгу написати, яко вмалѣ и вкратце воспомянух о семъ в предисловию, от нас написанномъ на книгу словес Златоустовых, глаголемую «Новы Маргаритъ»,[143]емуженачала:«В лѣто осмыя тысечи веку звериного, яко глаголет во святой Апоколепси» и прочие. Но достоит ми убиеныхъ оныхъ бес правды благородныхъи свѣтлых мужей — свѣтлых, глаголю, не токмо в родѣх, но и во обычаехъ, — воспомянути, колико памят ми снесеть, паче же благодать СвятагоДухаподастъ, уже во старости немощным тѣломъ сущу, бывшу ми паче же бѣдами и напастми от ту живущихъ человѣковъ и всякими ненавистьми обьяту.

Крометого, лучше предоставлю я это памяти тех, кто там живет, потому что я покинулмое отечество еще в середине этой ужасной беды. Но уже и тогда виденного ислышанного об этих преступлениях и преследованиях мне хватило бы на то, чтобынаписать целую книгу, как мельком и кратко напомнил я об этом в предисловии,написанном для книги Слов Иоанна Златоуста под названием «Новый Маргарит»,начало которому следующее: «В год восьмой тысячи звериного века, как сказано всвятом Апокалипсисе», и так далее. Однако должно мне вспомнить несправедливоубитых тех благородных и светлых мужей — светлых, я имею в виду не толькопо роду, но и по поступкам, — насколько позволит мне память, а вернее,подаст благодать Святого Духа, потому что тело мое уже немощно от старости, ноособенно потому, что окружен я бедами, напастями и недружелюбием здешнихжителей.

[144]Аще что и забудется, да оставитца ми, молю, от острозрителныхъ в разумѣ и в памяти должайше и неутруждено сущихъ. Се уже, по возможности моей,начнуисчитати имена благородныхъ мужей и юношъ, паче же достоитъ со дерзновениемъ нарицати ихъ страдалцовъ а новых мучениковъ, неповиныхъсущихъ избиеныхъ.

Еслиже я о чем и забуду, то прошу дальнозорких по уму, с крепкой памятью инеугнетенных простить мне за это. Итак, начну по силе моей исчислять именаблагородных мужей и юношей, вернее же, стоит осмелиться и назвать ихстрадальцами и новыми мучениками, безвинно убиенными.

Скоро по Алексѣеве смерти и по Селивестрове изгнанию воскурилосягонение великое и пожаръ лютости в землѣ руской возгорѣлся. И гонение воистинутаковое неслыханное не токмо в русской землѣ никогдаже бывало, а не у древнихъ поганскихъ царей: бо и при нечестивыхъ мучетелѣх християня, исповѣдующие веровати Христу и богом поганскимъ ругающися, имаеми и мучими были, а неисповѣдающихъ и крыемыхъ внутрь себя вѣру, аще и ту стоящихъ, аще и знаемыхъ, аще и братию и сродниковъ не имано, а ни мучено. А нашъ новоявленный зверь первие началъ сродников Алексѣевых и Силивестровых писати имена, и не токмо сродныхъ, но о комъ послышел от тѣхъ же клеветниковъ своих и друзей, и сосѣдовъ знаемыхъ, аще и мало знаемыхъ, многих же отнюдъ и не знаемыхъ, ихъ богатествъ ради и стяжания оклеветаемо от тѣхъ. Многих имати повелѣлъ и мучити различными муками, а другихъ множайшихъ ото именей ихъ и от домовъ изгоняти в далные грады. А про что же тѣхъ мучилъ неповиных? Про то, понеже земля возопияла о тѣхъ праведных в неповином изгнанию, нарѣкающе и кленуще тѣх предреченныхъ ласкателей, соблазнившихъ царя. Он же вкупе с ними, ово аки оправдаяся предо всемя, ово яко стрегущесь чаровста, не вѣмъ якого, мучити повелѣл оныхъ — ни единого, ни дву, но народ цѣлъ, ихъже имянъ тѣхъ неповинныхъ, яже в тѣх мукахъ помроша, множества ради исписати невозможно.

Вскорепо смерти Алексея и по изгнании Сильвестра потянуло дымом великого гонения иразгорелся в земле русской пожар жестокости. И действительно, такогонеслыханного гонения не бывало прежде не только в русской земле, но и у древнихязыческих царей: ведь и при этих нечестивых мучителях хватали христиан и мучилитех, кто исповедовал веру во Христа и нападал на языческих богов, но тех, ктоне исповедовал и скрывал свою веру в себе, не хватали и не мучили, хоть истояли они тут же, хоть и было о них известно, хоть и были схвачены их братья иродственники. Но наш новоявленный зверь тут же начал составлять списки именродственников Алексея и Сильвестра, и не только родственников, но всех, о комслышал от тех же своих клеветников, — и друзей, и знакомых соседей илидаже и малознакомых, а многих и вовсе незнакомых, оклеветанных теми радибогатств их и имущества. Многих велел он хватать и подвергать различныммученьям, но других — таких еще больше — выгонять из домов и имений вдальние города. Но за что же мучил он этих невинных? За то, что земля возопилаоб этих праведниках в их беспричинном изгнании, обличая и кляня названных этихльстецов, соблазнивших царя. А он вместе с ними, то ли оправдываясь передвсеми, то ли оберегаясь от чар, неизвестно каких, велел их мучить — неодного, не двух, но весь народ, и имена этих невинных, что умерли в муках, иперечесть невозможно по множеству их.

Тогда-то убиенна Мария преподобная, нарицаемая Могдалыня, с пятми сынами своими, понеже была родом ляховица, потом исправилася в правовѣрие и была великая и превосходная постница, многажды в годъ единова в седмицувкушающа, и такъ во святом вдовстве провозсиящия, яко на преподобномъ тѣле ея носити ей вериги тяжкие желѣзные, тѣло поробащающе, да духу покорит его. И прочих святыхъ дѣл ея и добродѣтей исписати тамо живущимъ оставляютъ. Оклеветанна же пред царем, аки бо то была черовница и Алексѣева согласница, того ради ее погубити повелѣл и со чады ея, и многихъ другихъ с нею. Понеже той былъ Алексѣй[145] не токмо самъ добродѣтелѣн, но другъ и причастникъ, яко Давыдъ рече, всемъ боящимся Господа и сообщникъ всемъхранящим заповеди его.[146]И колко десят имѣл прокаженных в дому своемъ, тайне питающа и обмывающа ихъ, многожды самъ руками своими гной их отирающа.

Воттогда убита преподобная Мария, по прозвищу Магдалина, с пятью своими сыновьями,потому что была она польского происхождения, потом перешла в православие истала великая и значительная постница, много недель в году по одному разу ела,и так она воссияла в святом вдовстве, что носила на преподобном своем телетяжелые железные вериги, порабощающие тело, чтобы покорить его духу. А другиесвятые дела ее и добродетели пусть остается описать тем, кто живет там. Онабыла оклеветана перед царем в том, что будто бы была колдуньей иединомышленницей Алексея, поэтому велел он убить ее с ее детьми, а с ней имногих других. Ведь Алексей этот был не только добродетелен сам, но друг и сотоварищвсем, боящимся Господа, и сообщник всех, хранящих заповеди его, как сказалДавид. В доме своем держал он несколько десятков прокаженных, питая и омывая ихвтайне, не раз собственными руками своими снимая с них гной.

То тогда же убиенъ в томъ гонению един мужъ Иоанъ, нареченныШишкинъ,[147]со женою и з дѣтками. Сродникъ былъ Алексѣевъ и муж воистину праведныи зело разумны, в роде благороденъ и богатъ. Потом, послѣ тѣх двухъ або трехъ, убиени благородные мужие: Данило, братъ единоутробны Алексѣев и с сыном Тархомъ,[148]яжебылещево младенческомъ вѣку, лѣт аки двунадесять, и тесть Даниловъ оного, Петръ Туровъ, и Федоръ, и Алексѣй, и Андрѣй Сатины, ихже была сестра за Алексѣемъ предреченымъ, и другихъ с ними. А Петру оному аки за мѣсяцъ пред смертию видѣние божественное дивное явилось, проповедающее смерть мученическую, — яже мнѣ самъ исповедал, которые ту, краткости ради писания, оставляютъ.

Итогда же убит был в тех гонениях один человек — Иван, по прозванию Шишкин,с женой и детьми. Был он родственник Алексея и человек поистине праведный,весьма рассудительный, благородного происхождения и богат. Потом, после этихдвух ли, трех, убиты благородные мужи: Данила, единоутробный брат Алексея, ссыном Тархом, который был еще в юном возрасте, лет двенадцати, тесть этогоДанилы Петр Туров, а также Федор, Алексей и Андрей Сатины — их сестра былаза вышеназванным Алексеем, — а с ними и другие. Этому Петру примерно замесяц до смерти было божественное видение, предсказавшее мученическую смерть,которое он сам мне рассказал, но здесь оно ради краткости не излагается.

Паки убитъ от него тогда князь Дмитрей Овчининъ,[149]егожеотецъздѣмноголѣт страдал за него, умре ту. Сие выслужилъ на сына, бо еще во юношескомъ веку, аки лѣт двадесяти или мало боле, закланъ от самаго его руки!

Иеще убит был им тогда князь Дмитрий Овчинин, отец которого много лет здесьмучился за него и умер здесь же. Вот что выслужил для сына, который еще вмолодом возрасте, лет двадцати или чуть больше, убит собственной рукой царя!

Тогда же убиенъ от него князь Михайла, глаголемы Репнинъ,[150]ужев сигклитском сану сущъ. А за что же убиенъ и за якую вину? Началъ пити с нѣкоторыми любимыми ласкатели своими оными предреченными великими, обещаными Дьяволу чашами, идѣже и онъ по прилучаю призванъ былъ: хотяще бо ево тѣмъ аки в дружбу себѣ присвоити. И упившися, началъ искоморохами в машкарахъ[151] плесати, и сущие пирующие с нимъ. Видѣв же сие бесчиние, он муж нарочиты и благородны началъ плакати и глаголати ему, иже нѣ достоитъ ти, о царю християнский, таковыхъ творити. Онъ же начал нудити его, глаголюще: «Веселись и играй с нами», и взявши машкару,[152]кластиначалъна лице его. Он же отверже ю и потопта, и рече: «Не буди ми се безумие и бесчиниесотворити, в советническомъ чину сущу мужу!» Царь же, ярости исполнився, отогналъ его ото очей своихъ, и по неколикихъ днях по томъ, в день недѣлный, на всенощном бъдѣнию стоящу ему въ церкви, в часъ чтения евангелского, повелѣлъ воиномъ бѣсчеловѣчнымъ и лютымъ заклати его, близу самого алтаря стояще, аки агнца Божия неповинного.

Тогдаже убит был им князь Михаил, по прозванию Репнин, бывший уже в достоинствесенатора. Но за что же он убит, за какую вину? Царь с некоторыми возлюбленнымисвоими прихлебателями стал пить из тех помянутых больших чаш, посвященныхДьяволу, куда и тот приглашен был по случаю: хотел было этим того вроде какдругом себе сделать. А упившись, начал царь вместе со скоморохами плясать вмаске, а с ним и бывшие на пиру. Увидев такое бесчинство, этот знатный иблагородный человек стал плакать и говорить ему, что недостойно его,христианского царя, так поступать. А царь стал принуждать его, говоря:«Веселись и резвись с нами» и, взяв маску, стал возлагать тому на лицо. Но тотсорвал ее, растоптал и сказал: «Да не будет мне, человеку в чине советника,совершить это беззаконие и безумие!» И царь, полный ярости, прогнал того сосвоих очей, а через несколько дней после этого, в воскресенье, когда тот стоялна всенощном бдении в церкви, во время чтения Евангелия, велел бесчеловечным ижестоким воинам зарезать его, стоящего близ алтаря — как невинного агнцаБожия.

И тое же нощи убити повелѣл сниглита своего князя Юрья, глаголемаго Кашина, такоже ко церкви грядуща на молитву утреньнюю. И закланъ на самом празе церковном, и наполниша помость церковны весь кровию его святою.

Ив ту же ночь он велел убить своего сенатора князя Юрия, по прозванию Кашина,когда тот также шел в церковь на утреннюю молитву. И зарезан был на самомпороге церкви, и залили весь церковный пол святою кровью.

Потом убиенъ того Юрья братъ, князь Иоан. И сродникъ ихъ князь Дмитрей,[153]глаголимы Шовыревъ, на колко посаженъ. И глаголють его день быти жива и аки не чювши муки тоя лютыя: на колѣ, яко на престолѣ седящъ, воспѣвал кононъ изо устъ Господу нашему Исусу Христу, и други канонъблагодарственный пречистой Богородицы, с ними же вкупе правило немалое, глаголемое акафистъ, еже в немъ замыкается все плотъское Божие смотрение. И по скончанию пѣния оного духъ свой предалъ Господеви.

Потомубит был брат этого Юрия, Иван. А родственник их, князь Дмитрий, по прозваниюШевырев, посажен на кол. Говорят, что он был жив в течение дня и как бы нечувствовал этой жестокой муки: сидя на колу, как на престоле, воспел оннаизусть канон Господу нашему Иисусу Христу и другой благодарственный канонпречистой Богородице, а вместе с ними великое правило, называемое акафист, вкотором заключено все Божественное устроение мира. А по окончании пения предалон Господу святую душу.

И тогда же и другихъ княжат немало того же роду побито. А стрыя тѣх княжат Дмитрия, глаголемаго Курлетева,[154]постричи во мнихи повелѣ, — неслыханное беззаконие! — силою повелѣ, всеродне, сирѣчь со женою и сущими малыми дѣтками, плачющихъ, вопиющихъ. А по коликихъ лѣтех подавлено ихъ всехъ. А сей был князь Дмитрей муж совершенъный и нарочиты в разумѣ синклитъ, избранны в роде.

Перебитотогда немало и других князей из этого рода. А Дмитрия, по прозванию Курлятева,дядю этих князей, повелел — неслыханное беззаконие! — силой постричьв монахи со всей семьей, то есть с женою и малыми детками, — плачущих ирыдающих. А через несколько лет всех их удавили. А был этот князь Дмитрийчеловек совершенный, выдающийся по уму сенатор, лучший в роду.

Потомъ убьенъ от него Петръ Оболенский, глаголеми Сребреный,[155]сниклицкимъ саномъ украшен и муж нарочитъ в воинстве и богатъ. Потом того же роду княжат побиенно Александра Ерославово и князя ВладимераКурлетова,[156]сыновца оного Дмитрия. И были тѣ оба, паче же Александръ, мужие воистину ангелом подобные жителством и разумом, бо были так искусны в книжномъ разуме православных догмат, иже все Священыя Писания во устѣх имѣли. Ктому и в военых дѣлех светлы и нарочиты. По роду влекомы от великого Владимера, от пленицы великого князя МихаилаЧерниговского, яже убиенъ от бѣзбожного Батыя за то, иже боги его насмевал и Христа Бога пред мучителѣм такъ силнымъ и грознымъ со дерзновением проповедалъ. Но и тѣ сродницы его, кровию венчавшеяся, преложени суть, пострадавшия неповинне, к пострадавшему за Христа, и представлени мученики к мученику.

Потомбыл им убит Петр Оболенский, по прозванию Серебряный, украшенный сенаторскимсаном, человек, отличавшийся богатством и своим военным искусством. Потом убитыкнязья этого же рода Александр Ярославов и князь Владимир Курлятев, племянникитого Дмитрия. А были они оба, особенно Александр, поистине люди, подобные ангеламжизнью и умом, ведь так были они искусны в книжном смысле православныхдогматов, наизусть зная все Священное Писание. Сверх того, были они просвещеныи опытны и в военном деле. Род их ведется от великого Владимира, от коленавеликого князя Михаила Черниговского, который был убит безбожным Батыем за то,что насмехался над его богами и дерзновенно исповедовал Бога Христа перед стольсильным и грозным мучителем. А эти его родственники, венчанные кровью,приложены как невинные страдальцы к страдальцу за Христа и прибавлены кмученику мученики.

Тогда же убиенъ от него княжа сусдолское Александръ, глаголемыйГорбаты, со единочадным своимъ сыном Петромъ, в первом цветѣ возвроста, аки в седминадесяти лѣтех. И того жъ дня убиенъ с нимъ шуринъ его Петръ Ховринъ, муж гредцкого роду, зело благородного и богатого, сынъ подскарбия земского,а потомъ и братъ его Михаилъ Петровичь.[157]О томъ-то Александрѣ Горбатомъ воспомянух, пишучи повесть о взятью Казанскомъ. Бо тѣ княжата суздолскиевлекомы от роду великого Владимера, и была на них власть старшая руская между всеми княжаты боле дву сот лет. И владѣлъ от нихъ единъ Андрѣй, княжа суздолское,[158]Волгою-рекою аже до моря Каспиского.[159]От негоже, памята ми ся, и великая княжата тверские изыдоша, яко лутче о семь знаменует в лѣтописной книге руской.[160]Но и то былъ новоубиенны Александръ муж глубокаго разума и искусный зѣло в военыхъ вещахъ, и ктому послѣдователь тшаливо Священых Писани. Яко и при самой смертии ихъ радостны и надежны быша, и неповине от него посечении, яко агнцы Бога живаго. И глаголют о них при томъ бывшия и на то зрящие, егда уже приведены к самому посещению, тогда, глаголютъ, сына его первие со потщанием приклонивша выю к мечю, отецъ же возбранивъ ему и рече: «О чадо превозлюбленый и единородны сыне мой! Да не зрят очи мои отсечения главы твоея!» И первие самъ княжа усечен. Младенецъ же оный храбрьш, взявъ мученическую честную главу отца своего, и поцеловав, и возрѣвъ на небо, рече: «Благодарю тя, о царю векомъ, Иисусе Христе, Боже нашъ, царствующий со Отцемъ и Святымъ Духом, иже сподобилъ еси насъ неповиным убиенным быти, яко и самъ от богоборныхъ жидовъ закланъ еси, неповинный агнче! А сего ради приими души наши в живодателные руце твои, Господи!» И, сие изрекши, приклонився под одскордъ ко усечению главы своя святые. Со таковымъ упованиемъ и со многою верою ко Христу своему отоидоша.

Тогдаже убит им князь Александр Суздальский, по прозванию Горбатый, со своимединственным сыном Петром, бывшим во цвете молодости, лет семнадцати. И в тотже день убит его шурин Петр Ховрин благородного и богатого греческого рода, сынземского подскарбия, а после и брат его, Михаил Петрович. Я вспоминал об этомАлександре Горбатом, когда описывал взятие Казани. А эти князья суздальскиепроисходят по роду от Владимира Великого, более двухсот лет принадлежало имстаршинство между всеми русскими князьями. Один из них, князь АндрейСуздальский, владел рекой Волгой до самого Каспийского моря. От него, насколькоя помню, произошли великие князья тверские, но точнее об этом говорится врусской летописной книге. А тот новоубиенный Александр был человек глубокогоума и весьма искусный в делах войны, сверх того, был он тонкий знатокСвященного Писания. Были они и перед самой смертью радостны, и не оставляла ихнадежда, и без вины были перебиты царем как агнцы Бога живого. Рассказывают оних бывшие тогда и видевшие это, что когда привели их на казнь, то сын,говорят, первый с покорностью склонил шею перед мечом, но отец отстранил его исказал: «О дитя, сын мой любимый и единственный! Да не увидят мои очи отсечениятвоей главы!» И первым был убит князь. А отважный юноша поднял честную головумученика, отца своего, поцеловал и сказал, подняв взор к небу: «Благодарю тебя,царь веков, Иисусе Христе Боже наш, царствующий со Отцом и Духом Святым, чтосподобил нас быть убитыми невинно, как и сам ты, невинный агнец, закланевреями-богоборцами! И сего ради прими души наши в свои живодательные руки,Господи!» И, сказав это, склонился под секиру на усечение святой своей главы. Иотошел к Христу своему с таким упованием и с великой верою.

Тогда, в тѣ же лѣта або пред тѣмъ еще мало, убитъ за повелѣнием сего княжа Ряполовское Дмитрей,[161]мужвъ разумѣ много и зѣло храбръ, искусенъ же и свидѣтелствованъ от младости своей в богатырскихъ вещах, бо немало, яко всемъ тамо ведомо, выиграл битвъ над безбожными измаилтяны, аже на дикое поле за ними далеко ходяще. Се, выслужилъ! Главою заплатил! От жены и дѣтокъ оторвалъ и внезапу смерти предати повелѣл.

Тогда,в те же годы или немного раньше, по его повелению убит князь ДмитрийРяполовский, муж великого разума и большой храбрости, смолоду искусный иопытный в геройских подвигах, ибо немало, как известно там всем, выиграл онбитв у безбожных измаильтян, заходя за ними далеко в самую степь. И вотвыслужил! Головой заплатил! Оторвал его от жены и детей и тотчас велел предатьсмерти.

Паки побиени от него того же лѣта княжата ростовские Сѣмен, Андрѣй и Василѣй,[162]и друзи с ними. Паки потом тѣх же княжат ростовских, иже и здѣсь страдал за него, Василей Темкин и сыном своимъ разсеканы от кромѣшниковъ его, катов[163] изобраных, за повелѣниемъ его.

Ещев тот год убиты им князья ростовские Семен, Андрей, Василий и другие с ними. Апосле из тех же князей ростовских еще Василий Темкин, который здесь за негострадал, с сыном своим по его повелению зарублены опричниками его, отборнымикатами.

Паки убиенъ княжа Петръ, глаголемы Щенятевъ,[164]внукъкняжати литовского Патрикѣя. Муж зѣло благородны былъ и богаты, и оставя все богатство и многое стяжание, мнишествовати былъ произволил и нестяжателное, христоподражателное жителство возлюбилъ. Но и тамо мучитель мучити его повелѣ, на желѣзной сковороде огнемъ разженной жещи и за нохти иглы бити. И в сицевых мукахъ скончался. Такоже и единоколѣныхъ братию его Петра, Иоана,[165]княжатнарочитыхъ погубилъ.

Ещеубит князь Петр, по прозванию Щенятев, внук князя литовского Патрикея. Был ончеловек весьма благородный и богатый, но, оставя все богатство и большоеимущество, избрал монашество и возлюбил бескорыстную жизнь в подражание Христу.Однако и там велел мучитель мучить его, жарить на железной сковороде,раскаленной на огне, и втыкать иглы под ногти. И в таких мучениях тотскончался. Убил он также братьев его из того же рода, известных князей Петра иИвана.

Въ тѣ же лѣты побиты братия мои, княжата ярославские, влекомые от роду княжати смоленского, святаго Феодора Ростиславича, правнука великогоВладимира Мономаха. Имена ихъ были: князь Феодоръ Лвовъ муж зѣло храбры и святого жителства, и от младости своей аже до четыредесятного лѣта служилъ ему верне, многожды над поганскими языки свѣтлыя одолѣния поставлял, крововяще руку свою, паче же освящающе во крови бусурманской сущихъвраговъ креста Христова; другого князя Феодора,[166]внукаславного князя Феодора Романовича, яже прадеду того царя, губителя нашего, в Ордѣ будучи, — даже еще в неволи были княжата руские у ординского царя и от его руки власти приимовали, — помогъ, и за его попечением на государство свое возведенъ быстъ. Се, такъ службы и доброхотствования прародителѣй нашихъ ко своим прародителѣм воспомянул и заплатил! Княжата нашии ярославскиеникогдаже от его прородителей не были отступни в бедах и в напастех, иже яко верные и доброхотные братия сущая, по роду влекомы от единого славного и блаженного Владимера Манамаха. За тѣм-то князем Феодором была сестра его, за двухъ рожденная, тщи князя Михаила Глинского, славного рыцаря, егоже погубила неповине мати его, сущаго стрыя своего, обличающе еѣ за безаконие. Такоже и другихъ тое же пленицы княжат немало погубилъ. Единого от нихъ своею рукою булавою насмерть убилъ на Невле-мѣсте, идучи къ Полотцу, реченного Иоанна Шаховского.[167]И потом Василия, и Александра, и Михаила княжат, глаголемых Прозоровских,[168]и другихъ княжат того же роду, Ушатыхъ нареченныхъ, сродныхъ братий ихъ, сущих тѣх же княжат ярославских роду, погубилъ всеродне, понеже, имѣли отчины великие, мню, негли ис того их погубилъ.

Вэти же годы убиты мои братья князья ярославские, происходящие от князясмоленского святого Федора Ростиславича, правнука великого Владимира Мономаха.Их имена: князь Федор Львов, человек выдающейся храбрости и святой жизни, смолодости и до сорока лет служил он ему верно, не раз одерживал светлые победынад погаными, обагряя руки свои кровью, вернее же, освящая их кровью басурман,истинных врагов креста Христова; другой князь Федор, внук славного князя ФедораРомановича, который помог его (Ивана Грозного) прадеду, находясь в Орде у хана,губителя нашего — были тогда князья русские в рабстве у ордынского хана ивласть получали из его рук, — так что был тот возведен на трон с егопомощью. Вот как вспомнил он и заплатил за службу и доброжелательство нашихпрародителей к его прародителям! Наши князья ярославские никогда не покидали вбедах и несчастьях его прародителей как истинно верные и доброжелательныебратья, происходящие по роду от того же славного и блаженного ВладимираМономаха. За этим князем Федором была его двоюродная сестра, дочь князя МихаилаГлинского, славного рыцаря, которого без вины погубила его (Ивана Грозного)мать: был он ей дядей и обличал ее в беззакониях. Погубил он (Иван Грозный) немалои других князей этого рода. Одного из них, Ивана Шаховского по имени, он убилсобственноручно булавой в городе Невеле на пути в Полоцк. Потом князей Василия,Александра и Михаила Прозоровских по прозванию и других князей этого же рода,прозванных Ушатыми, этого же рода князей ярославских, братьев их родственных,всем родом уничтожил, потому что, думаю, были у них большие вотчины, верно,поэтому и уничтожил.

Потомъ Иоанна, княжа Пронское,[169]от роду великихъ князей резанскихъ мужа престарѣвшагося уже во днехъ и от младости ево служаща не токмо ему, еще и отцу его много лѣт и многожды гетманомъ великимъ бывша и сигклицкимъ саном почтенного. Послѣди же мнишество возлюбилъ и в монастырѣ остриже власы и отрекшеся всеа суеты мира сего, Христа своего ради. Он же такъ мужа престарѣвшаго во днехъ мнозехъ и во старости мастите от чреды спасенныя извлече и в реце утопити повелѣлъ. И другаго княжа Пронское Василий,[170]глаголемого Рыбина, погубилъ.

ПотомИвана, князя Пронского, из рода великих князей рязанских, человека престарелоговозраста, с молодости служившего не только ему, но и отцу его еще много лет, нераз бывшего великим гетманом и удостоенного сенаторского звания. В конце онсклонился к монашеству, постригся в монастыре и отрекся от всей суеты этогомира ради своего Христа. Но царь человека столь престарелого возраста имаститой старости извлек из чреды спасенных и велел утопить его в реке. Идругого князя Пронского, Василия, по прозванию Рыбина, он убил.

Въ той же день и иных немало благородныхъ мужей, нарочитыхъ воинъ, аки двести избиены, а нецы глаголют и вящей.

Втот же день убито немало и других благородных мужей и отменных воинов, пожалуй,двести, другие говорят, что и больше.

Тогда же убилъ Владимера, стрыечного брата своего,[171]с матерью того Ефросиньею,княжною Хаванскою, яже бѣша от роду князя великого литовского Олгерда, отца Ягола, короля полского, и воистину святую испосницувеликую, во святом вдовствѣ и во мнишестве провосиявшую.

Тогдаже убил он двоюродного брата своего Владимира с его матерью Ефросиньей, княжнойХованской, которая была из роду великого князя литовского Ольгерда, отцапольского короля Ягайлы, поистине святая и великая постница, просиявшая всвятом вдовстве и монашестве.

Тогда же растреляти с ручницъ повелѣлъ жену брата своего Евдокию, княжну Одоевскую, такоже воистину святую и зело кроткую, и СвященыхъПисаней искусную, и пѣния божественного всего навыкшую, и дву младенцов, сыновъ брата своего, от тое святые рожденых: единому было имя Василий, аки в десяти лѣтех, а други мнѣйши. Запамятах уже, яко было имя его, но лутчи в книгах животныхъ написан, приснопамянутых на небесех у самого Христа Бога нашего. Иныи мнозии слузи ихъ верныхъ избиены, ни токмо мужи и юноши благородные, но и жены и девицы свѣтлых родовъ и благородныхъ шляхецкихъ.

Тогдаже велел он расстрелять из ручных ружей жену брата своего княжну ОдоевскуюЕвдокию, также поистине святую и весьма кроткую, искусную в Священном Писании,знавшую все божественное пение, и двух мальчиков, сыновей брата своего,рожденных этой святой: одному было имя Василий, лет десяти, а другой поменьше.Забыл я уже, как было имя его, зато в вечной памяти книги жизни на небесах усамого Христа, Бога нашего, он хорошо записан. Убиты и многие другие их верныеслуги, не только благородные мужчины и юноши, но женщины и девицы светлых иблагородных шляхетских родов.

Потомъ убиены славный между княжаты рускими Михаилъ Воротынской и Микита, княжа Одоевской,[172]сродныего,со младенчики и дѣтками своими, единъ аки седми лѣт, а други мнѣйший, и со женою его. Всеродне погубленноихъ,глаголютъ. Его же была сестра, предреченная Евдокия святая, за братомъ царевым Владимеромъ. А что же сему за вина была княжатиВоротынскому? Негли тая точию: егда по сожжению великого славного мѣста Московского многонародного от перекопского царя и по спустошению умиленомъ и жалостномъ ко слышанию руские земли от бѣзбожныхъ варъваровъ, аки год единъ спустя той же царь перекопский, хотяще уже до конца спустошити землю оную и самого того князя великого выгнати из царства его, и поиде яко левъ-кровоядецъ, рыкаетъ, розиня лютую пащену[173] на пожрение християнъ со всеми силами своими бусурманскими. Услышав же сие, наше чюдо забѣжалъ пред нимъ сто и двадесят миль с Москвы аже в Новъгород Великий, а того Михаила Воротынского поставил с войском и, яко могучи, земли оныя спустошения и окоянныя[174] бронити повелѣл. Онъ же, яко муж крѣпки и мужестъвеной, в полкоустроениях зѣло искусны, с тѣм такъ силнымъ зверемъ бусурманскимъбитву великую сведе. Не далъ ему распростертися, а не на мнѣ воевати убогихъ християнъ, но бияшеся крѣпце зѣло с нимъ, и глаголютъ, колко дней бран она пребывала. И поможе Богъ християномъ благоумного мужа полкоустроением, и падоша от воинства християнского бусурманские полки, и самого царя сынове два, глаголютъ, убиени, адин живъ изыманъ на той-то битве, царь же сам едва в Орду утече, а хоругвей великихъ бусурманъскихъ и шатровъ своихъ отбѣжал в нощи. На той же битве и гетмана его, славного кровопийцу християнского, Дивую-мурзу изымано жива. И всехъ тѣхъ, яко гетмана и сына царева, тако и хоруговъ царскую и шатры его послал до нашего хороняки и бѣгуна, храбраго же и прелютаго на своихъ единоплемянныхъ и единоязычныхъ, не противящихся ему.

Потомбыли убиты славный и между русскими князьями Михаил Воротынский и Никита, князьОдоевский, родственник его, с детками-младенцами — один лет семи, а другойпоменьше — и с женой. Говорят, что весь род их погиб. ВышеназваннаяЕвдокия, бывшая за братом царя Владимиром, сестра ему. А какая же была за нимвина, за князем Воротынским? Пожалуй, только эта: когда по сожжении великого,славного и многолюдного города Москвы крымским ханом и по печальном и грустном,когда слышишь, опустошении русской земли безбожными варварами примерно черезгод этот же крымский хан пошел как хищный лев с рычанием и разинутой свирепойпастью на пожрание христиан со всей своей басурманской силой, желая уже вконецопустошить эту землю и изгнать из его царства самого великого князя, то нашечудо, узнав об этом, убежал от него из Москвы за сто двадцать миль, аж вВеликий Новгород, а этого Михаила Воротынского оставил с войском и велелоборонять, как сумеет, опустошенные и несчастные эти земли. И он как твердый имужественный человек, весьма искусный полководец дал сражение этому стольсильному басурманскому зверю. Он не позволил ему развернуться и еще менееразорять беззащитных христиан, он бился с ним со всей твердостью, и говорят,что сражение длилось несколько дней. И помог христианам Бог полководческимдаром благоразумного мужа, и пали басурманские полки перед воинствомхристианским, и говорят, что два ханских сына были убиты, а один взят живым втой битве, сам же хан едва достиг Орды, бросив ночью великие басурманскиехоругви и свои шатры. В той же битве взят живым и славный ханский гетман,христианский кровопийца мурза Диве. Все это — и гетмана, и ханского сына,и ханскую хоругвь, и его шатры отправил он нашему трусу и беглецу, жестокому ихраброму против своих соплеменников и соотечественников, не сопротивляющихсяему.

Что же воздалъ за сию ему службу? Послушай, молю, прилѣжнопригорчайшия тоя и жалостные ко слышанию трагедии.[175]Акилѣто едино потом спустя, оного побѣдоносца и обранителя своего и всеа руские земли изымати и связанна привести и предъ собою поставити повелѣл. И обрѣтши единого раба его, окрадшего того господина своего, — а мню, наученъ от него, бо еще тѣ княжата были на своихъ уделѣхъ и велия отчины под собою имѣли, околико тысящъ с нихъ по чту воинства было слугъ ихъ, имже онъ, зазречи, того ради губилъ ихъ — и рече ему: «Се, на тя свидѣтелствуетъ слуга твой, иже мя еси хотѣлъ счеровати и добывал еси на меня бабъ шепчющихъ». Онъ же, яко княжа от младости своея святы, отвещал: «Не научихся, о царю, и не навыкохъ от прородителѣй своих чароватъ и в бесовство верити, но Бога единого хвалити и в Троице славимаго, и тебѣ, цареви, государю своему, служити верне. А сей клеветъникъ мой есть рабъ и утече от меня, окравши мя. Не подобаетъ ти сему верити и не свидѣтелства от такова принимати, яко от злодѣя и от предателя моего,лжеклевещущаго на мя». Онъ же абие повелѣ связана, положа на древо между двемя огни, жещи мужа в роде по сих же, в разумѣ и в дѣлехъ насвѣтлѣйшего. И притекша глаголютъ самого, яко началного када к катом, мучищамъ победоносца и подгребающе углие горяще жезломъ своимъ проклятым пот тѣло (...) его святое.

Чемже воздал царь ему за эту службу? Прошу, внимательно выслушай эту горькую игрустную, когда слышишь, трагедию. Спустя примерно год велел он схватить,связать, привести и поставить перед собой этого победоносца и защитника своегои всей земли русской. Найдя какого-то раба его, обокравшего своегогосподина, — я же думаю, что был тот подучен им: ведь тогда еще князья этисидели на своих уделах и имели под собой большие вотчины, а с них, почитай, понесколько тысяч воинов было их слугами, а он им, князьям, завидовал и потому ихгубил, — царь сказал князю: «Вот, свидетельствует против тебя твой слуга,что хотел ты меня околдовать и искал для этого баб-ворожеек». Но тот, как князьчистый от молодости своей, отвечал: «Не привык я, царь, и не научился отпредков своих колдовать и верить в бесовство, лишь хвалить Бога единого, вТроице славимого, и тебе, царю и государю моему, служить верой. Этотклеветник — раб мой, он убежал от меня, меня обокрав. Не подобает тебеверить ему и принимать от него свидетельства как от злодея и предателя, ложнона меня клевещущего». Но он тотчас повелел блистательнейшего родом, разумом иделами мужа, положив связанным на дерево, жечь между двух огней. Говорят, что исам он явился как главный палач к палачам, терзающим победоносца, и подгребалпод святое тело горящие угли своим проклятым жезлом.

Такожде и предреченного Одоевского Никиту мучити различне повелѣл, ово срачицу его, пронзанувши в перси его,[176]тамои овамо торгати; той же в таковыхъ абия мученияхъскончался. Оного же преодолѣтеля славного; смучена и изжена огнемъ неповине, наполы мертва и едва дышуща, в темницу на Бѣлое озеро повѣсти повелѣлъ. И отвезенъ аки три мили, с того прелютаго пути на путь прохладны и радостны небесного возхождения — ко Христу своему отиде. О мужу налѣпший и накрѣпчайши и многого разума исполнены! Велия и преславная суть память твоя блаженная! Аще негли недостаточна во оной, глаголю, варварской землѣ, в томъ нашемъ неблагородномъ отечествѣ, но здѣ и вездѣ, мню, в чюждих странахъ паче, нежели тамо, преславнѣшая, не токмо во християнскихъ предѣлехъ, но у главныхъ бусурмановъ, сирѣчь у турковъ, понеже немало от турецкого войска на той-то предреченой битве тогда быша. Наипаче же ат Магмета-паши[177] великого двора мнози быша на помощъ послани перекопскому цареви, и за твоим благоразумиемъ все изчезоша, и не возвратился, глаголютъ, ни единъ в Констянтинополь. И что глаголю о отвоей славѣ, на земли сущей? Но и на небеси, у ангелского царя, преславна быша память твоя, яко сущаго мученика и побѣдоносца, яко за оную пресвѣтлую побѣду надъ бусурманы, еяже произвел еси и поставил мужеством храбрости своея, побѣду, обраняющи християнски род. Но и паче же сподобился еси мзду премногую получити, еже пострадал еси неповиннѣ от оного кровопийцы, и сподобился еси со всѣми оными великими мученики венцовъ от Христа Бога нашего во царьствию его, яже за его овцы, супротив волку бусурманскому, много от младости своей храбровствовал, аже без малы до шездесятого лѣта.

Велелон также подвергнуть разным пыткам и вышеназванного Никиту Одоевского,например, пронзив его грудь, таскать туда и сюда <по ней> его сорочку,так что вскоре тот скончался в этих страданиях. А того прославленногопобедителя, без вины замученного и обгоревшего в огне, полумертвого и едва дышащего,велел он отвезти в темницу на Белоозере. Провезли его мили три, и отошел он сэтого жестокого пути в путь приятный и радостный восхождения на небо к своемуХристу. О самый лучший и твердый муж, исполненный великого разума! Велика ипрославлена твоя блаженная память! Если недостаточна она, пожалуй, в той, можносказать, варварской земле, в том неблагодарном нашем отечестве, то здесь, да идумаю, что везде в чужих странах, прославлена больше, чем там, не только впределах христиан, но и у главных басурман, то есть у турок, потому что немалотурецких воинов было тогда на той вышеупомянутой битве. В особенности многопослано было в помощь крымскому хану от двора Махмета, великого паши, и всепропали по твоему благоусмотрению, ни один, говорят, не возвратился в Константинополь.Но что говорю я о земной твоей славе? Ведь и на небесах у царя ангелов славитсяпамять твоя как истинного мученика и победоносца как раз за ту пресветлуюпобеду над басурманами, победу, которую ты одержал, защищая христиан, иутвердил мужеством своей храбрости. А особо сподобился ты получить великую мздуза то, что безвинно пострадал от этого кровопийцы, сподобился ты венца отХриста нашего Бога в его царствии со всеми великомучениками, потому что многоты геройствовал от молодости твоей до шестидесяти лет без малого за овец егопротив басурманского волка.

Тѣ два сице блиско сродныя между себя от мучителя вкупѣ пострадали, бо и тѣ княжата Воротынские и Одоевские — от роду мученика князя МихаилаЧерниговского, закланного ото внѣшнего врага церковнаго — Батыя безбожного. Такоже и сей Михайло, побѣдоносецъ тезоимениты и оному сродникъ, созженъ ото внутренняго дракона церковного, губителя християнского, боящегося чаровъ. Бо отецъ его Василѣй со оною предреченною законопреступною женою, юною сущею, сам старъ будущи, искалъ черовников презлых отовсюду, да помогут ему ко плодотворению, не хотяще бо властеля быти брата его по нем. Бо имѣлъ брата Юрья зѣло мужественного и добронравного, яко и повѣлел, заповѣдающе женѣ своей и окояным советником своимъ, скоро по смерти своей убити его; яко убиенъ есть. О чаровницах же оных так печашесь, посылашеся по нихъ тамо и овамо, аже до Корѣлы, еже есть Филя (сидит на великихъ горахъ подле Студеного моря), и оттуду провожаху ихъ к нимъ летущихъ оныхъ и презлыхъ совѣтниковъ сатанинскихъ. И за помощию ихъ от прескверныхъсемян, по преизволению презлому, а не по естеству, от Бога вложенному, уродилися ему два сына. Един таковы прелюты и кровопийца, и погубитель отечества, иже не токмо в руской землѣ такова чюда и дива не слыхано, но воистину нигдѣже никогдаже, мню, зане и Нерона презлаго превзыде лютостию и различными нисповедимыми сквернами. Паче же не внѣшни непримирителныврагъ и гонитель церкви Божии бысть, но внутреный змий ядовиты, жруще и разтерзающе рабовъ Божиихъ. А други былъ без ума и бѣс памяти и безсловесенъ, такоже аки дивъ якой родился.

Обаони, близкие родственники друг другу, вместе претерпели страдания, ибо князьяВоротынские и Одоевские — из рода мученика князя Михаила Черниговского,зарезанного Батыем безбожным, внешним врагом церкви. А этот Михаил-победоносец,родственник тому и тезка, пожжен внутренним драконом церкви, губителемхристиан, боящимся чар. Ведь Василий, его отец, будучи стар, с упомянутойпреступной и совсем молодой женой разыскивал повсюду злодейских колдунов, чтобыпомогли ему в деторождении, не желая, чтобы властителем по нем был брат его. Абыл у него брат Юрий, весьма мужественный и доброго нрава, так что он велел изаповедал жене своей и окаянным советникам по своей смерти убить того безпромедления; того и убили. А о колдунах этих так пеклись, рассылали за нимитуда и сюда вплоть до самой Карелии, то есть Финляндии (находится она набольших горах у Ледовитого океана), и оттуда приводили их к нему, лядащих этихи злобных советников сатаны. И с их помощью от скверных семян по зломупроизволу, а не по природе, устроенной Богом, родились у него два сына. Одинтакой жестокий кровопийца и губитель отечества, что не только в русской земле отаком чуде и диве не слыхали, но думаю, что поистине нигде и никогда, потомучто и злобного Нерона превзошел он жестокостью и разными несказаннымимерзостями. Особенно ведь то, что не был он внешний непримиримый враг игонитель церкви Божьей, но внутренний ядовитый змей, который терзал и пожиралрабов Божьих. А другой был безумен, без памяти, бессловесен, как будто родилсядиким зверем.

Ту ми зритѣ и прилѣжно созерцайте християнскии родове, яже держаютъ непреподобне приводити себѣ на помощь и к дѣткам своимъ, мужемъ презлыхъ чаровниковъ и бабъ, смывалей и шептуней, и инымиразличными чары чарующихъ, общующе со Дияволом и призывающе его на помощь, что за полѣзную и якову помощъ от того имѣете в предреченной неслыханой лютости, разсмотрите! Мнози бо, яко слышахом многожды, за мало сие себѣ важетъ,[178]смѣющесь, глаголютъ: «Мал сей грѣхъ и удобне покаяниемисправитца». Аз же глаголю: «Не малъ и воистину превеликъ зѣло». Понеже тѣм Божию заповедь великую во обетованию разоряетъ, бо Господь глаголет: «Да не убоишися никогоже, а не послужишись», сирѣчь: «Ни у когоже помощи не имаши разве меня, а ни небеси горе, а ни на земли низу, а и не под безнами».[179]Пакиаще:«Ктоотвержется мене пред человѣки, отвергусь и азъ его пред Отцемъ моимъ небесным».[180]И вы, забывше таковые страшныезаповеди Господа нашего, течете ко Дияволу, просяще его чрезчаровники! А чары, яко всемъ есть ведомо, без отверъжения Божия и бѣс согласия со Дияволомъ не бываютъ. Воистину, яко мню, и сей неисцелимый грѣхъ есть тѣм, еже внимаютъ имъ и ко покаянию неудобенъ: неисцелный того ради, зане за малы его собѣ мните, неудобен же ко покаянию, понеже без отвержения Июдина, чары и относы, и смывание прежнеѣ ради купели и стирания солью мира ради святого помазания, шептания же скверные, явственыхъ ради обѣщаней ко Христу на святомъ крещение, и относы приношениярадина святомъ жертовнице у пречистаго агнца и бѣс согласия, сирѣчь без обѣщания Дияволу и бѣз отъвержения Христова, яко рѣхомъ, чаровницъ сихъ не могутъ дѣйствовати. Но всяко Дияволом тѣх ради всехъ от предреченыхѣ презлыхъ человѣковъ, согласниковъ дияволихъ, умышлено. Но Господь Богъ нашъ премногия ради благодати своея да избавитъ всехъ правоверныхъот таковых! Аще же кто таковымъ не внимает, тому и боятись не подобаетъ, понеже яко дым от знамения честнаго креста исчезаютъ и от простых людей, верующихъ во Христа, не токмо ото искусныхъ християнъ, доброю совестью живущихъ, у которыхъ бываютъ на сердцахъ скрыжалей плотяныхънаписаны заповедей Христовыхъ евангелские слова. О сем бо и самъ Богъ-Слово свидѣтелствует в молитвѣ оной, еюже научалъ ученики своя молитися, при конце глаголюще: «Яко твое есть царство и сила»[181] и протчие. Блаженны жъ Златустъ ясно толкует в бѣседе 19, еже от Матвѣя Евангелие, иже нѣсть царьство, а ни сила иная, а ни боятись кого достоит християном развѣ единого Бога. Аще и Дияволъ негде на нас возмогаетъ мученми, и сие Богу попущающу. А онъ безъ воли Божии, аще и злорадны и прелюты, инепримиретелны врагъ нашъ, не токмо на насъ, человѣковъ, не возмогаеть, ни на свиниях, ни на воловых стадахъ, а ни на другихъ скотѣх без Божии воли. И вси и свидѣтелствуетъся и во Евангели. А лепей прочитаючи, узрите во ином священом толкованию златого языка.

Вот,внимательно созерцайте и смотрите на таких христиан, что осмеливаютсянеподобающим образом приглашать на подмогу к себе, детям своим, мужьям злобныхколдунов и баб, которые ворожат на воде и нашептывают и другими чарами колдуют,общаются с Дьяволом и призывают его на помощь, — разглядите в этойнеслыханной жестокости, о которой говорилось, какую помощь и какую пользуимеете вы от этого! Мне не раз приходилось слышать, что многие считают это замалость и говорят со смехом: «Этот грех мал, он легко искупается покаянием». Ая говорю: «Не мал, но поистине весьма велик». Потому что нарушает он важнуюБожью заповедь по завету, ибо говорит Господь: «Да не убоишься никого и никомуне послужишь», то есть: «Ни от кого не получишь помощи, кроме меня, — нивверху на небе, ни внизу на земле и ни в безднах». Еще об этом: «Кто предлюдьми откажется от меня, от того и я откажусь пред Отцом моим небесным». А вы,забыв эти непреложные заповеди Господа нашего, спешите к Дьяволу, прося у негочерез колдунов! Но чары, как всем известно, без отвержения от Бога и безсогласия с Дьяволом не бывают. Думаю я также, что в действительности грех этотнеискупим для тех, кто им поддается, и не легок для покаяния: неискупим потому,что малым его воображаете, не легок потому, что без Иудина отступничества, ибез договора, то есть обета, с Дьяволом, и без отступничества от Христа, как мыговорили, этих колдунов чары, и относы, и ворожба на воде вместо начальнойкупели, и натирание солью вместо святого помазания, скверные нашептываниявместо открытого обращения к Христу на святом крещении, относы вместоприношения на святой жертвенник пречистого агнца — не в состояниидействовать. А все это придумано Дьяволом ради дьявольских союзников средивышеназванных преступных людей. Но да избавит всех православных от них ГосподьБог наш по премногой своей благодати! И если кто не прислушивается к ним, томуи бояться нечего, потому что рассеиваются они как дым при знаке честного крестане только от умудренных христиан, но и от простых людей, верующих во Христа и сдоброй совестью живущих, у которых на сердцах плотских скрижалей начертаныевангельские слова Христовых заповедей. Об этом свидетельствует и сам Бог-Словов той молитве, которой в конце научил молиться учеников своих, сказав: «Якотвое есть царство и сила» и так далее. В девятнадцатой беседе на Евангелие отМатфея блаженный Златоуст хорошо объясняет, что не должен христианин бояться ницарства, ни другой силы, никого, кроме одного Бога. Если когда Дьяволпорабощает нас муками, это Бог позволил. А сам он без воли Божьей, хоть излорадный, и лютый, и непримиримый наш враг, не только нас, людей, непоработит, но даже и свиней или стад воловых или других скотов без воли Божьей.Все это засвидетельствовано в Евангелии. А лучше поймете, прочтя в другомсвященном толковании златого языка.

Сихъ, еликихъ памятью моглъ объяти, написахъ о княжецкихъ родѣхъ.

Тех,кого смог удержать в память, я перечислил среди княжеских родов.

О побиении болярскихъ и дворянских родов.[182]

Оизбиении боярских и дворянских родов.

О великихъ же пановъ родѣхъ, а по их о боярских, аще елико Господь памяти подастъ, покушуся написати.

Попробуютеперь написать, насколько даст мне Господь память, о великопанских, апо-ихнему, боярских родах.

Убилъ мужа в роде свѣтла, Иоанна Петровича,[183]ужев совершенномъ вѣку бывша, и жену его Марью, воистину святую, погубилъ, у неяже прежде еще во младости своей единочадного возлюбленного сына, от нѣдръ оторвавши, усекнулъ — Иоанна, княжа Дорогобужского, с роду великихъ князей тверскихъ. Его былъ отецъ от татаръ казанскихъ на битве убитъ, а тот отрочатко осталсяу сосцу единъ у матери. Она жь во святомъ вдовстве своем питала его до осмиинадесяти лѣтъ. О егоже убиению мало прежде воспомянухъ, в кройнице пишучи, иже вкупѣ убиени суть со нарочитым юношею, стрыечным братом своимъ, с князем Феодоромъ Овчининымъ.И такъ на того Иоанна розгнѣвался, иже не токмо слугъ ево, шляхетныхъ мужей, всеродне погубилъ и различными мукамипомучелъ, но и мѣста и села — бо зело много отчины имел — все пожег, самъ ѣздя с коромѣшники своими, елико где обрелись со женами и дѣтками их, ссущихъ от сосцовъ матерних, не пощадилъ, наконецъ, глаголютъ, а ни скота единого, живити повелѣл.

Убилон человека светлого родом Ивана Петровича, бывшего уже в преклонном возрасте,и жену его погубил Марию, действительно святую, у которой прежде, еще будучимолод, единственного возлюбленного сына оторвал от груди и голову емуотрубил — Ивана, князя Дорогобужского из рода великих князей тверских.Отец его был убит в битве с казанскими татарами, а младенец остался один наруках у матери. И она во святом вдовстве воспитала его до восемнадцати лет. Оего смерти я вскользь упомянул, когда писал эту хронику, что убит он вместе сознатным юношей, двоюродным своим братом князем Федором Овчиной. И такразгорелся царь против этого Ивана, что не только слуг его, мужей-шляхтичей,различными пытками пытал и убил с семьями, но и города и села — а тот имелбольшую вотчину — все пожег, сам участвуя в набеге своих опричников, когогде нашел, ни жен, ни детей, сосущих при сосцах материнских, не пощадил, а вконце, говорят, велел ни одной скотины в живых не оставлять.

О Иоанне Шереметѣве.[184]

ОИване Шереметеве.

В началѣ же мучителства своего мудрого совѣтника своего Иоанна, глаголюше Шеремѣтева, о немже многожды в кройнеце воспомянух, мучилъ такою презлою ускою темницею, острымъ помостом приправлену, иже вѣре не подобно. И оковал тяжкими веригами и по вые, по рукомъ и по ногам, и ктому еще и по чреслам обручь толстый желѣзны, и к тому обручю десять пудов желѣза привесити повелѣлъ и в таковой бѣде аки день и нощъ мучилъ. Потом пришелъ глаголати с нимъ, ему же, наполы мертву сущу и едва дышущу, в таковых тяжкихъ оковахъ и на таковом остром помосте лежащу повержену. Началъ между иными вопросы о семъ пытати его: «Где, рече, многи скорбии[185] твои? Скажи ми. Вѣм бо, яко богатъ еси зело, бо не обретохъ ихъ, ихъже надѣялся в сокровищницах твоихъ обрести». Отвѣщалъ Иоанъ: «Цѣлы, рече, сокровены лежат, идѣже уже не можешь достати ихъ». Онъ же рече: «Скажи ми о нихъ, аще ли не, муки к мукам приложутъ». Иоан же отвеща: «Твори, еже хощеши. Уже бо ми близъ пристанище». Царь же рече: «Повѣжд ми, прошу тя, о скарбѣх твоих». Иоанъ отвеща: «Аще бы исповѣдал ти о них, яко уже рѣх, но не можешь ихъ держати: прынесохъ бо ихъ убогихъ руками в небесное сокровище,ко Христу моему». И другие ответы зѣло премудрыя, яко единъ премудрѣйши филосовъ или учитель великий отвещевалъ ему тогда. Онъ же, умилився мало, повелѣлъ от тѣх тяжкихъ узовъ разрѣшити его и отвести в лехчайшую темницу. И обаче того дня повелѣлъ удавити брата его Никиту, уже в сигклитскомъ сану почтенна суща, мужа храбраго и на тѣлеси от варворскихъ рукъ немало ранъ имуща. Иоан же потом — сокрушено же тѣло насилиемъ — колико лѣт поживе при немъ, оставя все послѣдне стяжание свое, паче же во убогихъ и во страныхъ в духовную лихву и мздовоздоятелю Христу Богу вдав. Во единъ от монастырей изыде, во святы и мнишески образъ облечеся.И не вѣм, аще и там не повелѣлъ ли уморяти его.

Мудрогосвоего советника Ивана, по прозванию Шереметева, о котором не раз упоминал я вхронике, еще в начале своих зверств подверг он такой злой пытке в узкой темницес полом в остриях, что и поверить трудно. Сковал он ему тяжкими цепями шею,руки и ноги, а сверх того, толстым железным обручем поясницу, а к обручу велелпривесить десять пудов железа, так что день и ночь мучил его в этом бедственномположении. Потом он пришел разговаривать с ним, а тот уже едва дышит и полумертв,оттого что в таких тяжких оковах лежит повержен на таком полу с остриями. Сталон у него среди других вопросов выпытывать и о следующем: «Где, дескать,великие капиталы твои? Отвечай мне. Знаю я, что очень ты богат, но не нашелтого, что надеялся найти в твоих сокровищницах». Ответил Иван: «Целы, дескать,и скрыто лежат, где уже не достать их тебе». А он сказал: «Расскажи мне обэтом, а если нет, прибавят к пыткам пытки». Ответил Иван: «Делай что хочешь.Близко уже мое избавление». А царь сказал: «Прошу тебя, расскажи мне окапиталах твоих». Ответил Иван: «Если и расскажу я тебе о них, не достать ихтебе, как я сказал: перенес я их руками нищих в небесное хранилище к моемуХристу». Дал он царю тогда и другие весьма мудрые ответы, как если был бы он измудрых философов или великих учителей. И тот, слегка сжалившись, велелосвободить его от тяжких уз и перевести в лучшую темницу. Но как раз в тот деньцарь приказал удушить его брата Никиту, с бесчисленными на теле ранами отварварских рук, человека храброго, удостоенного уже сенаторского звания. А Иванпосле того с телом, разрушенным насилием, несколько лет еще прожил при нем,раздав остатки своей собственности главным образом убогим и странникам, —дав их в духовный рост мздовоздаятелю Христу Богу. Он ушел в один из монастырейи облекся в святой монашеский образ. Уж не знаю, не велел ли и там умертвитьего царь.

Потом убиенъ от него братъ стрыечны жены его, Семенъ Яковлевичъ,[186]мужблагородны и богаты; такоже и сынъ его еще во отроческом веку удавлен.

Потомубил он двоюродного брата своей жены Семена Яковлевича, человека благородного ибогатого; сын его, еще отрок возрастом, также удушен.

Паки убиени от него мужи: грецка рода именем Хозяинъ,[187]наречены Тютинъ, муж зело богаты и еже былъ у него подскарбиемъ земскимъ, и погубленъ всеродно, сирѣчь со женою и з дѣтками, и со другими южики, такоже и другие мужие нарочитые и богатыхъ, ихже именъ невмѣсно писати широкости ради, бо околико тысячъ их не токмо в мѣсте Московском великом, но и во другихъ великихъ мѣстехъ и во градѣх побито.

Ещеже убиты им мужи: по имени Хозяин, по прозванию Тютин, муж греческогопроисхождения и весьма богатый, он был у него подскарбием земским и уничтоженсо всей семьей, то есть с женой, с детьми и другими близкими, а также другиебогатые и известные мужи, имен которых из-за многочисленности невозможнонаписать, ведь несколько тысяч убито их и не только в городе Москве, а и вдругих больших городах и крепостях.

Потомъ розграбилъ синглита своего скарбы великие, от праотецъ его еще собраны. Емуже было имя Иоанъ, по наречению Хабаровъ,[188]родустарожитного, яже нарицалися Добрынские. Онъ же муж мало родяще о тѣхъ своихъсокровищахъ, утешашеся Богомъ, понеже былъ муж наполы в книжном разумѣ искусенъ. По трех же лѣтехъ убити его повелѣл со единочадным сыномъ его из отчизны, понеже великии вотчины имѣлъ во многихъ поветехъ.[189]

Потомразграбил он великое богатство своего сенатора, собранное еще предками того.Имя тому было Иван, по прозванию Хабаров, античного рода, что звалисьДобрынскими. Но этот человек мало заботился о своих сокровищах, утешителемслужил ему Бог, потому как был он отчасти искусен в разумении книг. А через тригода царь велел его убить вместе с единственным сыном ради вотчины, потому чтоимел он во многих поветах великие вотчины.

В тѣх же лѣтѣхъ убилъ свѣтлаго рода мужа Михаила Матвѣевича Лыкова[190] и с нимъ ближняго сродника его, юношу зело прекрасного, в самомъ наусию, яже былъ послан на науку за моря, во Германию. И тамо наукъ добреаляманскому языку и писанию, бо там пребывал, учась, немало лѣтъ и обьездилъ всю землю немѣцкую. И возвратился былъ к нам во отечество, и по коликихъ лѣтехъ смерть вкусил от мучителя неповинне. А той-то Матвей Лыковъ, отецъ Михайловъ, блаженные памяти, созженъ. Пострадал за отечество тогда, когда возвратишася от Стародуба войско ляцъкое и литовское со гетманомъ своимъ, тогда немало градовъ северскихъ разориша. Матвѣй же то видѣлъ, иже не можетъ избавлен быти градъ его, первие выпустилъ жену и дѣтки свои во пленъ, потомъ, не хотяше самъ видѣти взятье града от супостатовъ, и потоль браняше стѣн грацкихъ вкупе съ народомъ, иже произволилъ созженъбытис ними, нежели супостатом град здати. Жена же и дѣти его отведены быша, яко плѣники, до короля Старого Сигизмунда.[191]Кролже,воистину яко сущи святы християнский, повелѣлъ ихъ питати не яко плениковъ, но яко своихъ сущихъ, не токмо питати во своихъ царскихъ полатах, но и доктором своим повелѣлъ ихъ научити шляшетскихъ наукъ и языку римскому. Потом по коликихъ лѣтехъ послы московские великие Василѣй Морозовъ и Федоръ Воронинъ в Кракове упрасиша ихъ у кроля во отечество, глаголювоистину неблагодарное и недостойное ученых мужей, в землю лютых варваровъ, идѣже единъ от нихъ, Иоан именемъ, изыманъ живъ на битве и уморенъ от маистра лифлянского въ прелютой темнице — яко достоило мужу ученному, пострадал за отечество; а други той, предреченны Михаилъ, был остался и былъ воеводою в Ругодиве, там убиенъ, яко рѣхом, от оного мучителя варварского, царя. Такъ убо онъ, грубы и прелюты варваръ, не памятуючи отеческихъ и братскихъ служеб, воздает своимъ, свѣтлыми дѣлы украшеным, верным служащим ему мужем!

Тогдаже убил он человека светлого рода Михаила Матвеевича Лыкова, а с ним ближнегородственника его, очень красивого юношу во цвете младости, который был посланза границу в Германию за наукой. Там он хорошо выучился немецкому языку иписьму, ибо был он там в обучении немало лет и объездил всю немецкую землю.Возвратился он было к нам в отечество, а через несколько лет вкусил без винысмерть от тирана. А тот блаженной памяти Матвей Лыков, отец Михаила, сгорел. Заотечество он пострадал: когда возвратились от Стародуба войска польское илитовское со своим гетманом, немало тогда разорили они северских городов. И тотМатвей видел, что не спасти ему его крепость, и пустил вперед жену с детьми своимив плен, а потом, не желая видеть захват крепости врагами, защищал вместе снародом крепостные стены, потому что предпочел сгореть с ними, но не сдатьгород врагам. Жена и дети его как пленники приведены были к королю СигизмундуСтарому. И король, как истинно настоящий святой христианский, велел кормить ихне как пленников, но как своих, и не только кормить в царских своих покоях, новелел, чтобы доктора его научили их шляхетским наукам и латинскому языку. Потомчерез несколько лет великие послы московские в Кракове Василий Морозов и ФедорВоронин выпросили их у короля на родину, по правде скажу, неблагодарную инедостойную ученых людей, в землю жестоких варваров, где один из них, по имениИван, взят живым на битве и умерщвлен лифляндским магистром в суровойтюрьме — пострадал за отчество, как и подобает ученому человеку; а тотдругой, уже названный Михаил, остался и был воеводой в Ругодиве, где и убит,как мы сказали, этим мучителем, царем-варваром. Вот так он, суровый и жестокийварвар, не помня заслуг отцов и братьев, воздает верным и служащим ему людям,украшенным светлыми своими делами!

Потомъ погубилъ род Колычовых,[192]такожемужейсветлых и нарочитых в роде, единоплемяныхъ сущихъ Шереметевыхъ, бо прародитель их, муж свѣтлый и знаменитый, от немѣцкие земли выехал. Емуже имя было Михалъ, глаголют его быти с роду княжатъ рѣшкихъ. А побилъ ихъ тое ради вины, иже разгнѣвался зѣло на стрыя ихъ, Филиппа архиепископа, обличающа его за презлые безокония, о немже вкратце послѣди повемъ. И бысть тогда знамения не худо от Бога явлено над единым от тѣхъ, емуже имя было Иоанъ БорисовичъКолычевъ. Чюдо же воистину такова, яко слышах (...) от самовитца, при том зрящего.

Потомуничтожил он семейство Колычевых, также просвещенных и выдающихся в своем родулюдей, единокровных Шереметевым, а прародитель этих просвещенных и знаменитыхлюдей приехал из Германии. Имя его было Михаил, говорят, что был он из родаавстрийских князей. А уничтожил он их по той причине, что очень рассвирепел наих дядю, архиепископа Филиппа, обличавшего его в преступных беззакониях, о чемкоротко я расскажу позже. И было тогда знамение явлено от Бога над одним изних, по имени Иван Борисович Колычев. И вот как в действительности случилосьэто чудо, о чем слышал я от одного свидетеля, видевшего его.

Егда зѣло возъярился, паче же рѣщи, неистовился от неприятного врага человѣческого, бесовские сожителницы раждеженъ, яко прежде рекохъ, ѣздилъ, полилъ мѣста и веси, и дворы оного Иоанна Петровича со живущими в нихъ, тогда обрел храмину, глаголютъ, зело высоку, по их же обыкновенномуслову нарицаютъ еѣ повалоша. В самых верхних коморахъ привязати повелѣл крѣпко оного предреченного мужа, и якъ пот тою-то храмину, тако и по-другие, близу тое стоящие, в нихже бяше полно человѣковъ нагнано и затворенно, неколко бочекъ пороховъ повелѣлъ поставити и сам сталъ издалече в полкоустроенияхъ, иже под супостатнымъ градом, ожидающе, егда взорветъ храмину. Егда же уже взорвало и розметало не токмо тую храмину, но и другие близъ стоящие, тогда онъ со всеми кромѣшними своими, яко воистину бѣсной с неистовящимися, со всемъ онымъ полкомъ дияволскимъ, все вѣлѣгласно возопивьше, яко на брани супостатов, и аки пресвѣтлое одолѣние получиша, всеми уздами конскою скоростию расторганыхъ телѣсъ християнскихъ зрѣти поскочиша. Бо бѣ множество в тѣхъ храминах, под нихже порохи подставлены быша, повязаны и затворени быше. Тогда же потом, далече на полѣ, обретено того Иоанна, единою рукою привязана ко великому бревну, на земли цѣла сѣдяша, а ничемже нимало вредима, прославляюще Господа, творяще чюдеса, а тамо былъ ростягнены, связан рукама и ногама. Егда же сие исповѣдано кромѣшникомъ его, тогда единъ бесчеловѣчны и прелюты устремился и прибѣже прутко на конѣ первие к нему и видѣхъ его здрава и псалмы благодарные Господеви поюща, абие отсече ему саблею главу и принесе еѣ, аки даръ многоцены, подобному лютостию цареви своему. Онъ же абие повелѣл в кожаны мѣх зашити и послал еѣ ко стрыю его, архиепископу предреченному, заточенному в темницу, глаголюще: «Се, сродного твоего глава! Не помогли ему твои чары!»

Когдацарь весьма разъярился, вернее же сказать, взбесился через неприятеля и врагачеловеческого, разожженный бесовскими сообщниками, и, как сказал я прежде,сжигал, разъезжая, этого Ивана Петровича городки, села и дворы с живущими вних, тогда наткнулся он, говорят, на очень высокое строение, на их бытовомязыке называют его повалушей. В самых верхних покоях велел привязать онпокрепче названного этого человека и как под это строение, так и под другие,стоявшие близ него, где было нагнано и заперто много людей, велел он поставитьнесколько бочек пороху, а сам стал вдалеке с воинским строем, как будто подвражеской крепостью, ожидая, когда взорвется строение. И когда взорвало иразметало не только эту постройку, но и другие, стоявшие поблизости, он совсеми своими опричниками, поистине как бешеный с неистовыми, со всем этим дьявольскимполком выскочил во всю конскую прыть смотреть разорванные тела христиан, приэтом все громогласно завопили, как при битве с врагами и как если бы самуюсветлую одержали победу. А в строениях этих, под которые заложен был порох,было множество связанных и запертых людей. А после того далеко в поле нашлиэтого Ивана: одна рука привязана к большому бревну, а сам цел сидит на земле, иничуть нигде не поранен, и Господа славит, творящего чудеса, а прежде былраспят и связан по рукам и ногам. Когда это стало известно царским опричникам,то один из них, бесчеловечный и жестокий, пустился и быстро прискакал на конепрямо к нему, увидел, что тот невредим и поет благодарственные псалмы Господу,тотчас отрубил ему саблей голову и как дар драгоценный принес ее столь жежестокому своему царю. И тот велел тут же зашить ее в кожаный мешок и послатьее к дяде Ивана, помянутому архиепископу, заключенному в тюрьме, со словами:«Вот родича твоего голова! Не помогли ему твои чары!»

Тѣх же Колычовых околко десять роду: в нихже бѣша нѣцы мужие храбрые и нарочитые, нѣкоторые же от нихъ и сниглитским саном почтенны, а нѣцы стратилаты быша. А порублени суть всеродне.

ЭтихКолычевых в роду несколько десятков было: были среди них мужи храбрые ивыдающиеся, иные из них удостоены были сенаторского звания, а иные былистратегами. И вырублены они всем родом.

Потом убиенъ от него муж зѣло храбры и разумны, и ктому священныхъ Писаней послѣдователь, Василей, глаголемы Разладинъ,[193]родуславного Иоанна Родионовича, нареченного Квашни. А глаголютъ и матерь его Феодосию пострадавшу, от мучителя многими муками мучиму, вдовицу старую сущую, многолѣтную, неповинне терпящу. Толко три сыны у ней были, мужи зѣло храбры: единъ предреченны Василей, а други Иоаннъ, третий Никифоръ убиени на битвахъ еще во юношескомъ вѣку от германовъ (но всякъ тогда пороженыи суть германи). Мужие зѣло быша храбрые и мужественные, и не токмо телѣсы благолѣпны, но воистину нравы благими и душами преукрашенны быша.

Потомубил он очень храброго и разумного человека, знатока к тому же СвященногоПисания, Василия, по прозванию Разладина, из рода славного Ивана Родионовича,прозванного Квашней. Говорят, что и мать его Федосья, многолетняя престарелаявдова, вытерпела от мучителя многие муки, пострадав без вины. Всего у нее былотрое сыновей; были они очень храбрые; один — помянутый Василий,другой — Иван, третий — Никифор, убитый еще в юности в сражении снемцами (однако немцы тогда были разбиты). Люди были они храбрые очень имужественные, прекрасны не только телом, но поистине украшены были они добрыминравами и душами.

Тогда же убиенъ от него Дмитрей, по нарѣчению Пушкин,[194]такожемуж разумны и храбры, и уже в совершеныхъ лѣтехъ. Единоплемянне же бѣ Челяднымъ.

Итогда же убит им был Дмитрий, называемый Пушкиным, также весьма разумный ихрабрый человек уже зрелого возраста. Был он родственник Челядниных.

Потом убиен от него стратилатъ славный, Крикъ Тыртовъ[195] по наречению, муж не токмо храбры, мужествены и священыхъ Писаней послѣдователь, но воистинѣ и в разумѣ многъ, ктому кротокъ и тих был зѣло, всякими благими нравы преукрашен и обычайми добрыми прелюбезенъ. И ктому — что еще ноилѣпшаго и дивнѣйшего? — от порождения матери своей чистъ и непороченъ. В воинстве християнскомъ знаменитъ и славим, понеже многие раки на телеси имѣл, на многихъ битвах от различныхъ варваровъ. Младу же еще ему сущу, храбре юношествовал в Казанское взятье, и око единого пострадалпрезелного ради и крѣпкого мужества. Но и таковаго мучитель кровопивственнъ не пощадил!

Потомубит им славный стратег Крик, по прозванию Тыртов, человек не только храбрый,мужественный и знаток Священного Писания, но поистине широк разумом, к тому жекроток он был и тих, весьма украшен всяческим благонравием и приятен добрыминавыками. Сверх того — что лучше еще и удивительней? — был он чист инепорочен, как родился от матери своей. Среди воинства христианского знаменитон был и прославлен, ибо много было у него на теле ран от многих сражений сразными варварами. Был он еще юн, когда храбро молодцевал при взятии Казани,где лишился одного глаза по великому и крепкому своему мужеству. И такого непощадил кровопийца-тиран!

Тогда же убо мало пред тѣм убиен от него муж благоверны Андрѣй,[196]внукъславного и силного рыцаря Дмитрия, глаголемого Шеина, с роду Морозовых, яже еще вышли от немцъ вкупѣ с Рюриком, прародитель руских княжат, седмь мужей храбрыхъ и благородных, той-то былъ Мисса Морозовъ, единъ от нихъ. А и Дмитрей онъ[197] венецъ принял мученичиски от казанского царяМагмедеминя, подвизающеся за правовѣрие.

Тогдаже или чуть раньше был им убит муж благоверный Андрей, внук славного и сильногорыцаря Дмитрия, по прозванию Шеина, из рода Морозовых, что прибыли от немцеввместе с Рюриком, пращуром русских князей, — семь храбрых и благородных мужей,среди них-то и был Мисса Морозов. А этот Дмитрий, сражаясь за православие, тожепринял мученический венец от казанского хана Махмет-Аминя.

В тѣ же лѣта убиени от него мужие того же роду Морозовыхъ, сниглитскимъ саном почтены: Владимеръ[198] единому имя было, — много лѣт темницею от него мученъ, а потом и погубилъ его, — а другому имя было Левъ,[199]по наречению Салтыковъ, с четырмя або с пятма сынама, еще во юношескомъ веку цветущими. Нынѣ, послѣди, слышах о Петрѣ Морозовѣ,[200]акиживъесть,такожеи Лвовы дѣти не все погублены, нецыи стали живы, глаголютъ.

Вте же годы убиты им мужи из этого же рода Морозовых, удостоенные сенаторскогозвания: одному было имя Владимир, — много лет он томил его в темнице, апотом и уничтожил, — а другому было имя Лев, по прозванию Салтыков, счетырьмя или пятью сыновьями, цветущими еще цветом юности. Позже потом слышаля, что Петр Морозов жив, что и дети Льва уничтожены не все, некоторые, говорят,остались живы.

Тогда же побиени Игнатей Заболоцки, Богданъ и Федоси,[201]и другия братия их, стратилаты нарочитые и юноши в роде благородны. Глаголютъ, иже и со единоплемянными их всероднѣ погублено.

Тогдаже перебиты Игнатий Заболоцкий, Богдан, Феодосий и другие их братья, выдающиесястратеги и молодцы благородного происхождения. Говорят, что уничтожены они всемродом вместе с родственниками.

И паки побиени Василѣй и другия братния[202] его со единоплемяннымисвоими, Буторлины глаголемые, мужие свѣтли в родѣх своихъ. Сродницы же бяше оному предреченному Иоанну Петровичю.

Иеще перебиты Василий и братья его со своими родственниками, по прозваниюБутурлины, люди, блиставшие в своих родах. Они были в родстве с названнымИваном Петровичем.

Паки убиенъ от него Иоаннъ Воронцовъ,[203]оногоФеодора сынъ. Яже во младости своей еще убилъ отца его Феодора со другими оными мужи, ихже въ кройнице пишуще воспомянух.

Ещеже убит им Иван Воронцов, сын того Федора. То, что в молодости своей убил царьэтого отца Федора вместе с другими мужами, — я об этом упомянул, когдаписал хронику.

Потом убиенъ от него муж велика роду и храбры зѣло со женою и со единочаднымъ сыном своимъ, еще во отроческому веку, аки в пяти или в шести лѣтех, младенческом. А былъ той человѣкъ роду великих Сабуровыхъ,[204]а наречение ему было Замятня. Его-то отца сестра единоутробная была за отцом его, Саломанида, преподобная мученица, о нейже первие в книжице сей воспомянух.

Потомубит им муж знатного рода и весьма храбрый, с женою и единственным своим сыномотроческого еще возраста или детского, лет пяти или шести. А был человек этотиз рода великих Сабуровых, и прозвание было ему Замятня. Единоутробная сестраего отца была за отцом царя — преподобная мученица Соломонида, о которой япрежде всего вспомнил в этой книжке.

Побиени же от него стратилати, або ротмистры, мнози мужие храбрые и искусные в военых вещах: Андрѣй, глаголемы Кашкаровъ, муж славны в знамянитых своихъ заслугахъ, и братъ его, Азарий[205] именемъ, такоже муж разумны и во Священых Писаниях искусный, з дѣтками погубленъ и братиею ихъ, Василей и Григорей, глаголемы Тетерины.[206]И другихъ стрыевъ и братии их немало всеродне погубити повелѣл со женами и з дѣтками их.

Убитыим многие стратеги или командиры, люди храбрые и искусные в военном деле:Андрей, называемый Кашкаров, человек, прославившийся своими значительнымизаслугами, и брат его, по имени Азария, также человек разумный и искусный вСвященном Писании, уничтожен с детишками, а также их братья Василий и Григорий,по прозванию Тетерины. Немало и других дядьев и братьев их с семьями, женами идетьми велел он уничтожить.

Такожде и от резанские шляхты благородныхъ мужей, зацных в родѣхъ, мужественых же и храбрых и славными заслугами украшеных, Данила Чюлкова[207] и другихъ нѣкоторыхъ искусных поляницъ и воеводителѣй, вкратце же рещи пагубниковъ бусурманскихъ а обронителѣй краин христианских, и ротмистра, нарочитова в мужестве Феодора Булгакова со братиями ихъ и со другими многими единоплемянными их всеродне погубленно того жь лѣта и того единого дня в новопоставленомъ граде на самом Танаисе, посланными от него прелютыми кромѣшники. У нихже былъ воевъ дѣмонскихъ воевода, любовникъ его, Федор Басманов, яже последи зарѣзалъ рукою своею отца своего Алексѣя,[208]преславного похлѣбника, а по их языку маняка, и губителя своего и святоруские земли. О Боже праведны, коль праведенъ еси, Господи, и праведны судьбы твои! Что братиям готовал, то воскоре и самъ вкусил.

Такжеи из рязанской шляхты со всеми родами уничтожены благородные мужиаристократического происхождения, мужественные, храбрые, украшенные славнымизаслугами Даниил Чулков, командир выдающегося мужества Федор Булгаков инекоторые другие искусные богатыри и военачальники, короче говоря, разорителибасурманских и защитники христианских пределов, вместе с братьями и многимидругими родственниками — в тот же год и за один день в новой крепости наДону посланными от царя свирепыми опричниками. А воеводой этих демонских воиновбыл любовник царя Федор Басманов, который после собственной рукой зарезал отцасвоего Алексея, знаменитого прихлебателя, маниака на их языке, и губителясвоего и святой земли русской. О праведный Боже, сколь ты праведен, Господи, иправедны судьбы твои! Что приготавливал он братьям, то скоро вкусил и сам!

Тогда же и того дня онъ убилъ предреченного славного в доброте и пресвѣтлаго княжа в родѣ Владимера Курлетева. И тогда же онъ вкупѣ заклал с нимъ Григорея Степанова,[209]сынаСидорова, с роду великихъ сниглитовърезанскихъ. А той-то былъ Степан, отецъ его, муж славны в добродѣтелехъ и в богатырскихъ вещахъ искусенъ. Служаще много лѣт, аже до осмидесяти лѣт, верне и трудолѣпнѣ зѣло империи святоруской. Потом же, аки седмица едина преиде, нападоша на той же новопоставлены град поганы измаилтеские со царевичи своими аки в десяти тысячахъ. Християнския же воини сопрошашася с нимъ крѣпце, бранящася града и убогихъ християн, при том граде живущихъ, от наглаго нахождения поганского. И в том обранению подвизающеся храбре, овы зело уранены, овы же, до смерти подвизающеся, посечени от погановъ. И абие по той битве, аки по трехъ днях — предивно и ужасно не токмо ко изречению, но и ко слышанию! — случилося тяжко и изумѣно нечто: абие внезапу нападаша от того прелютаго зверя и святоруские земли губителя, от того антихристова сына и стаиника предреченные кромѣшники его на оставших християнскихъ воиновъ, которые они непщевани были еще остати от заклания их и ото измаилтеска избиения. Прибѣгших их глаголют во град, вопиющих, яко беснующихся, по домох или станѣх рыщущих или обтекающихъ: «Гдѣ есть онсица князь Андрѣй Мещерски и князь Никита, братъ его, и ГригорейИоановъ, сынъ Сидорова[210] (предреченному стрыечный)?» Слуги же их, показующе им телѣса мученические, ото измаилтян новоизбиеные, они же яко неистовые, уповающе еще их живых, вскочиша в домы их рѣзати с мучителскими орудии уготованымъ. Видѣвше же уже их мертвых, абие поскочиша со позтыдѣнием ко зверю сеунчевати сие.

Тогдаже и в тот же день убил он уже названного прославленного добротой и самогосветлого в роду князя Владимира Курлятева. И тогда же вместе с ним зарезал онГригория Степанова, сына Сидора, из рода великих сенаторов рязанских. А тот-тоСтепан, отец Григория, был муж, прославившийся добродетелями и искусный вбогатырских делах. Служил он много лет — годов до восьмидесяти — весьмаверно и трудолюбиво святорусской империи. Потом прошло лишь около недели,напали на эту новую крепость поганые измаильтяне со своими царевичами, числомтысяч десять. Но христианские воины твердо противустали им, защищая отвнезапного нападения поганых крепость и бедных христиан, живущих при крепости.И при этой обороне, храбро сражаясь, одни тяжело ранены, другие же, сражаясь досмерти, изрублены погаными. И вдруг после этой битвы, дня через три, —ужасно и удивительно не только говорить, но и слышать! — случилось нечтотягостное и бессмысленное: вдруг внезапно от этого свирепого зверя и губителясвятой русской земли, от этого сына и сотоварища антихриста, напаливышеназванные опричники на оставшихся христианских воинов, которых онинадеялись еще захватить после резни и измаильского побоища. Рассказывают, чтоприскакали они в город, вопя как бесноватые, рыская и кружа по домам илиставкам: «Где такой-то князь Андрей Мещерский и князь Никита, брат его, иГригорий Иванов, сын Сидора (двоюродного упомянутому)?» И хотя слуги показывалиим тела мучеников, только что убитых измаильянами, они как безумные, надеясь,что те еще живы, вломились в их дома с приготовленными пыточными орудиями,чтобы резать. И, увидев их мертвыми, помчались тут же, посрамленные, к зверю,чтобы доложить об этом.

Такоже случишася подобно и брату моему единоплемянному, княжатиярославскому, емуже имя было Андрѣй, по нарѣчению Аленкинъ,[211]внукъ предреченного княжати преславного Феодора Романовича. Ибо случилося ему бранити единаго мѣста или града сѣверскихъ градовъ от нахождения наглагосупостатовъ, и застреленъ былъ ис праща огненнаго и умре на завтреѣ. А по третьемъ дни прискойчиша от мучителя кромѣшника заклати и его и обретоша уже его мертва, и поскочиша ко зверю сеунчевати. Зверь же кровоядны и ненасытимы по смерти святого подвижника отчизну того и все стяжание от жены и дѣтков отнялъ, иже преселивше их в дальную землю от их отечества и тамо, глаголютъ, всеродне тоскою погубилъ всех.

Подобноепроизошло и с одним моим братом, из нашего рода, князем ярославским, которомубыло имя Андрей, по прозванию Аленкин, внуком названного славного князя ФедораРомановича. Ему пришлось оборонять один город или крепость из северских крепостейот внезапного нападения врага, и был он застрелен из огненной пращи и на другойдень умер. А на третий день прискакали опричники от тирана, чтобы зарезать его,нашли его уже мертвым и поскакали к зверю докладывать. А кровожадный иненасытный зверь после смерти святого подвижника отнял у жены и детишек вотчинуи все имущество и, переселив их с их родины в дальние земли, там, говорят, всехвсей семьей в притеснениях уничтожил.

Сабуровых же других, глаголемых Долгихъ, а воистину великих в мужестве и храбрости, и другихъ, Сарыхозиныхъ,[212]всеродне погубити повелѣл. Абие ведено их, глаголютъ, вкупѣ осемдесятъ душъ со женами и з дѣтми, яко и младенцы, у сосцовъ сущие, в немотующиим еще вѣку, на матерних руках играющеся, ко посечению носими.

Идругих Сабуровых, по прозванию Долгих, а на деле больших в мужестве и храбрости,и других, Сарыхозиных, приказал уничтожить целыми семьями. Рассказывают, чтовели их сразу восемьдесят душ всего с женами и детьми, также и младенцев,сосущих грудь в бессловесном еще возрасте, играющих на руках матерей, несли наказнь.

В тѣх же лѣтехъ или мало пред тѣм погубил зацного землянина имянемъ Никиту, по наречению Казаринова, и с сыном единородным Феодором, во цвѣтущемъ возврастѣ сущего, служащаго много лѣт верне империи святоруской.[213]А погубилъ его таковымъ образомъ: егда избранных катовъ послал изымати его, онъ же, видѣвъ ихъ, уѣхал былъ пред нимъ во един монастырь, на Оке-рѣке лежащъ, и тамо принял на ся великий ангелский образъ. Егда же посланные от мучителя кромѣшники начаша пытатыся о немъ, он же, послѣдующе Христу своему, уготовався, сирѣчь принявши святые тайны, изыде во сретение симъ и рече со дерзновения: «Аз есми, егоже ищите!» Они же яша и приведоша его связана пред него во кровопиствены градъ, глаголемою Слободу. Зверь же словесны, егда узрѣл его во ангелскомъ чину, абие возопил, яко сущей ругатель тайнамъ християнскимъ: «Онъ, рече, ангелъ: подобаетъ ему на небо возлетѣти!» И абие бочку пороху або две подъ единъ струбецъ повелѣлъ поставити и, привязавши тамо мужа, взорвати. Воистину злым произволениемъ согласяся со отцемъ своимъ, с сотоною, неволею правду провѣщалъ еси прелукавыми усты! Яко древле Коияфа, бесящеся на Христа, неволителнепророчествующе, такоже и ты здѣ, окоянны, реклъ еси о восхождению небесному вѣрующимъ во Христа, паче же мученикомъ, понеже Христосъ страстию своею, излияниемъ надражайшие крови своей небо вернымъ отворилъ ко возлетѣнию или восхождению небесному.

Вте же годы или несколько раньше умертвил он благорожденного жителя по имениНикиту, по прозванию Казаринова, долгие годы верно служившего святорусскойимперии, с единственным сыном Федором, бывшим во цвете лет. А умертвил он еготаким образом: когда послал он за ним отборных палачей, чтобы схватить его,тот, увидев их, уехал было от него в монастырь, стоящий на реке Оке, и принялтам на себя великий ангельский образ. А когда присланные тираном опричникистали допытываться о нем, то, подражая Христу своему и изготовившись, то естьприняв святые дары, вышел он им навстречу и бесстрашно сказал: «Я тот, кого выищете!» Схватили они его и связанного привели к царю в кровопийственный город,называемый Слобода. И когда увидел его во ангельском чине этот зверь,наделенный речью, тотчас вскричал как истинный оскорбитель христианскихтаинств: «Он, дескать, ангел: так следует ему на небо возлететь!» И тотчасвелел поставить под сруб бочку пороха аль две и, привязав там мужа, взорвать. Идействительно, по злой воле войдя в согласие с отцом своим, сатаной, поневолепроизнес ты правду лукавыми устами! Как некогда Кайафа, ярясь на Христа,непроизвольно пророчествовал, так ты, несчастный, изрек здесь верующим воХриста, вернее же мученикам, о восхождении на небо, ибо Христос своим страданиеми пролитием своей драгоценнейшей крови отворил для верных небо к небесномувзлету или восхождению.

И что излишнѣ глаголю? Аще бы писалъ по родом и по имяномъ ихъ, ихже памятую добре, мужей оныхъ храбрыхъ и нарочитыхъ, благородныхъ в родѣхъ, и в книгу пишучи не вмѣстилъ бы. А что реку о тѣх, ихже памятью, немощи ради человѣческие, не бояхся и забвение уже погрузило? Но имяна ихъ в книгахъ животныхъ лутше есть приснопомянуты, а ни намнѣйшие их страдания не забвени пред Богомъ, мздовоздаятелемъ благимъ и сердцевитцемъ, тайныхъ всехъ испытателемъ.

Кчему говорить лишнее? Если бы писал я их по именам и родам, кого хорошо помню,этих храбрых, знаменитых и благородного происхождения мужей, не уложился бы,переписывая их, в книгу. Но что сказать о тех, кого по человеческомунесовершенству не удержал я в памяти и кого поглотило забвение? Их именанавсегда занесены в книги жизни, так что и малое самое их страдание не забыто уБога, благого мздовоздаятеля и сердцеведца, испытателя всего тайного.

По тѣх же всехъ, уже предреченыхъ, убиенъ от него же муж в роде славны, егоже был сниглит избранные ради, Михаилъ Морозовъ[214] с сыномъ Иоанномъ, аки в осмидесяти лѣтех, с младенцом и со другим юнейшимъ, емуже имя забыхъ, и са женою его Евдокиею, яже была дщерь князя Дмитрея Бѣлского, ближняго сродника Ягайла короля. И воистину, глаголют еѣ во святом жителствѣ пребывающе, якоже последи и мученическихъ венцемъ с мужемъ своимъ и со возлюблеными своими вкупе украсилася, понеже вкупѣ пострадаша от мучителя.

Послевсех этих, уже названных, убит был им Михаил Морозов, муж славного рода летвосьмидесяти, был он сенатором избранной рады, со своим сыном Иваном, молодымчеловеком, и еще одним юношей, имя которого я забыл, и со своей женой Евдокией,была она дочь князя Дмитрия Бельского, близкого родича короля Ягайлы.Справедливо говорят, что вела она святую жизнь, потому что напоследок вместе смужем своим и со своими возлюбленными украсилась мученическим венцом, ведь вместепретерпели они страдания от тирана.

О страдании священномученика Филиппа, митрополита московскаго.

Острадании священномученика Филиппа, митрополита московского.

Не небезбѣдно же ми, мню, умолчати о священомученикахъ, от негопострадавшихъ, но достоит, яко возможно вкратце притещи, оставляюще паче тамо живущимъ, сведомшим и ближайшимъ, паче же мудрѣйшимъ и разумнѣйшимъ, рекше моего недостаткагрубство наполнити, елика достоитъисправлению от нас написанныхъо страдалцехъ, исправити и мученическия подвиги преукрасити и облаголѣпити, нежели от насъ в гонениикрыющихся въ дальныхъ землях сущих[215] В недостатцехъ или в погрешеныхмолимся просити.

Думаю,что нельзя мне умолчать о священномучениках, пострадавших от царя, хотякоснуться этого нужно по возможности кратко, оставив лучше тем, кто живет там,кто ближе и лучше осведомлен, в особенности кто мудрее и разумнее, наскольковозможно подвергнуть восполнению невежество и несовершенство, так сказать,написанного нами о страдальцах, исправить, раскрасить и сделать благолепнымиподвиги мучеников сравнительно с тем, как это сделано у нас, скрывшихся отпогони и находящихся в далеких странах. Просим извинить за недостатки илипогрешности.

По умертви митрополита московского Афонасия,[216]илипо исшествию его волею от престола, возведенъ бысть Филиппъ, с Соловецкова острова игуменъ на архиепископский престолъ руские митрополыы. Муж, яко рѣхом, славна и велика рода и от младости своея волною мнишескою нищетою и священолѣпным жителствомъ украшенъ, в разуме жъ крѣпокъ и мужественнѣйшъ. Егда же уже епископъ поставленъ, тогда епископскими дѣлы начатъ украшатися,пачеже апостолско и по Бозе ревновати. Видѣв оного царя не по Бозе ходяща, всяческими кровми христианскими невинными обливаемы, всякие неподобные и скверные дѣла исполняюще, началъ первие молити благовременне, яко апостолъ великий рече, и бѣзвременне налѣжати,[217]потомъ претити страшнымъ судомъ Христовымъ, заклинающе по данной ему от Богаепископской власти, и глаголати не стыдяся о свидѣнихъ Господнихъ такъ прегордому и прелютому, бесчеловѣчному царю. Онъ же многу с нимъ брань воздвиже и на потварии[218] презлыя и сикованцы абие устремился. О неслыханныя вещи, ко изглаголанию тяжки! Посылаетъ по своей тамо Руской землѣ ласкателей своихъ скверных, тамо и овамо рещуще и обтичюще, аки волцы-разтерзатели от прелютѣйшаго зверя послани, ищуще и набывающе на святогоепископа измѣтных вещей, лжесвидѣтелей же многими дарми и с великихъ властейобѣщанми гдѣ бы обрести могли, тамо и овамо обзирающе, со прилѣжанием изыскуютъ.

Посмерти ли митрополита московского Афанасия, по добровольном ли оставлении импрестола на архиепископский престол русской митрополии был возведен Филипп,игумен с Соловецкого острова. Как мы говорили, был он муж славного и великогорода, от молодости своей украшен добровольной монашеской нищетой и благолепнойжизнью иерея, духом тверд и мужествен. Когда поставили его епископом, стал онукрашаться епископскими делами, прежде всего по-апостольски ревновать о Боге.Видя, что царь поступает не по-божески, обливаясь невинной христианской кровьюи совершая всякие неподобающие и скверные поступки, стал он вначале обращаться,в подходящее время, с просьбами, как сказал великий из апостолов, и настаиватьво всякое время, потом угрожать страшным судом Христовым, препятствуя даннойему от Бога епископской властью, и говорить без стеснения о Господней волестоль гордому, свирепому и бесчеловечному царю. Царь же повел против негобольшую войну и тотчас пустился на злобные поклепы и сикофантии. Делонеслыханное и нелегкое, чтобы о нем рассказать! Рассылает он по тамошним своимрусским пределам скверных своих прихлебателей: рыщут и пробегают они тут и там,как кровожадные волки, посланные свирепейшим зверем, ищут они и добываютподложные сведения против святого епископа, старательно разыскивают, зыркая тути там, где только найти можно лжесвидетелей за большие подарки и поддержкувысшей власти.

О бѣды привеликия от неслыханные и претяжчайшие дерзности бесовские! О замышления человѣческая, безстудиемъ дияволимъ поджигаеми! Кто слыхалъ гдѣ епископа от мирскихъ судима и испытуема? Яко пишетъ Григори Богослов во Слове о похвалѣ Афонасия Великого, нарекающе на соборъ безбожных агирян: «Иже, рече, посаждаху мирскихъ людей и привождаху прет тѣхъ на испытаныя епископов и презвитеровъ, имже а ни края уха не достоило таковых послушати» и прочее. Гдѣ законы священые? Гдѣ правилыседмостолпные? Гдѣ уложения и уставы апостолские? Все попранны и наруганны от пресквернейшаго кровоятца-зверя и от пребезумнѣшихъ человѣковъ-угодников его, пагубниковъ отечества.

О,велика беда от неслыханной и тягчайшей бесовской дерзости! О, человеческиекозни, разжигаемые дьявольским бесстыдством! Кто и где слыхал, чтобы епископадопрашивали и судили миряне? Как пишет Григорий Богослов в Слове о похвалеАфанасия Великого, имея в виду собор безбожных агарян: «Которые сажали,дескать, мирских людей и приводили на испытание к ним епископов и пресвитеров,а ведь тем мирянам и краем уха не следовало таковых слушать», и так далее. Гдесвященные законы? Где семистолпные правила? Где апостольские уложения и уставы?Все они попраны и поруганы самым скверным зверем-кровопийцей и безмозглымилюдьми, угождателями ему, губителями отечества!

Что же по сихъ начинаетъ? На святителя дерзающе, не посылаетъ до потриарха констянтинаполского, под егожь судом руские митрополиты, аще бы были оклеветани от кого в чемъ, нигдеже инде, точию пред нимъ достойны о собе отвѣт дати. А ни спрошаетъ от престола патриаршеского егзарха во испытание епископъское. И воистину, бесясь на святаго архиепископа, негли забывъ еси повесть свежую или не зѣло давную, устнама твоима частопроизносимую, о святомъ Петрѣ сущую, рускомъ митрополитѣ, на приключшуюся ему лжеклевету отверскихъ епископа прегордаго? Тогда, услышавше, вси велицы княжата руские не дерзнули разсмотряти между епископов или судити священиковъ.Бо абие послали ко патриарху костянтинополскомуо ексарха, да росмотрит или расъсудитъ о семъ, яко пространѣйшие пишетъ в лѣтописней книзе руской о семь. Або тебѣ не образъ сие былъ, о зверю кровопивствѣний, аще ли еси християнъ хотѣлъ быти?

Чтоже он делает потом? Восставая против святителя, он не посылает, однако, кконстантинопольскому патриарху, перед судом которого русские митрополиты, еслибы оказались кем в чем обвинены, — только перед ним обязаны давать о себепоказания. Он не просит у патриаршего престола наместника, чтобы допроситьепископа. И действительно, бесясь на святого архиепископа, забыл ты развесвежую или недавнюю историю, которую сам часто рассказывал, о святом Петре,митрополите русском, как был на него ложный донос от заносчивого тверскогоепископа? Ни один из русских князей, узнав об этом, не осмелился чинить разбормежду епископами, то есть судить священников. Ведь они тотчас послали кконстантинопольскому патриарху за наместником, чтобы он разобрался и рассудилэто, как подробно об этом написано в русской летописной книге. Иль не было тебеэто за образец, о зверь-кровопийца, если бы хотел ты быть христианином?

Но собираетъ на святителя скверные свои соборища ереевъ Велзавелинихъ и проклятае сонмище согласниковъ Каияфиныхъ, и мируетъ с ними, яко Ирод со Пилатом. И приходят вкупѣ со зверемъ въ великую церковь, и садятся на мѣсте святѣ — мерзость запустѣния со главою окружения ихъ и со трудомъ устенъ ихъ! — и повѣлеваютъ от смрадящие и проклятые власти привести пред ся епископа преподобнаго, во освященыхъ одеждахъ оболчена. И поставляютъ лжеклеветателѣй, мужей скверных, предателѣй своего спасения — о коль тяжко и умиленно ко изречению! — и абие обдираютъспасителские одежды с него и катомъ[219] отдаютъ в руки святого мужа, от младости в добродѣтелѣхъ превозсиявшего. И нага влекут изъ церкви и посаждаютъ на вола опоко — окоянны и скверны! — и биютъ лютѣ, нещадно тѣло, многими лѣты удрученъное от поста, ведяще по позорищам града и мѣста. Он же, боритель храбрый, вся сия терпяще, яко не имуща тѣла, хвалами и песнми в таковыхъ мучениях Бога благодаряще, безчисленых же народовъ, плачющихъ горце и рыдающихъ, священномученическою десницею своею благословяще.

Исозывает он против святителя свои скверные соборища иереев Вельзевула ипроклятый сонм союзников Кайафы, и вступает с ними в соглашение, как Ирод сПилатом. И приходят они вместе со зверем в большую церковь и садятся на святоеместо — о мерзость запустения с главой окружения их и с трудом устих! — и приказывают от зловонной и проклятой власти привести к себепреподобного епископа, облеченного в освященные одежды. И выставляют онискверных людей: лжесвидетелей, предателей своего спасения — тяжко игорестно говорить об этом! — и тотчас сдирают с него спасительские одежды,и в руки палачам отдают святого человека, смладу воссиявшего добродетелями. Иобнаженного волокут его из церкви и сажают на быка задом наперед —окаянные и скверные! — и свирепо без пощады бьют его тело, утомленноемноголетними постами, и возят по площадям крепости и города. А он, храбрыйборец, терпит все это так, как если бы не было у него тела, среди этих мученийблагодарит Бога в хвалах и песнях, священномученической десницей своейблагословляет бесчисленные толпы горько плачущих и рыдающих.

Согласующи же во всемъ злостию прелютый зверь прелютѣйшему древнему дракану,[220]губителю рода человѣческого, еще не насытился крови священномученика, а ни удовился неслыханнымъ от вѣкомъ бѣсчестием онымъ надпреподобнымъ епископом. Ктому повѣлеваетъ его по рукам и ногамъ и по чресломъ претяжчайшими веригами оковати и воврещи во ускую и мрачную темницу мужа смученного, престарѣвшегося, во трудѣхъ мнозѣхъ удрученного и немощнаго уже тѣла суща, и темницу оную повелѣл твердыми заклепы и замки заключити, и согласниковъ своихъ в злости к темнице стражей приставилъ. Потомъ, аки день или два спустя, совѣтниковъ своихъ неякихъ посылаетъ к темнице видети, аще ужъ умеръ. И глаголютъ их нѣцы вшедшихъ в темницу, аки бы обрели епископа от тѣхъ тяжкихъ оковъ избавлена, на псалмопѣнияхъ божественыхъ воздѣвша руки стоявща; а оковы все кромѣ лежаще. Видѣвше же сие, посланые снигхлитове плачюще, рыдающе и припадающе х колѣномъ его, возвратившися же скоро к жестокой и непокоривой оной прегордой власти, и паче же ко прелютому и ненасытимому кровоядцу оному зверю, вся подрядъ ему возвещая. Его же абие возопивша глаголют: «Чары, рече, чары онъ сотворилъ, неприятель мой и измѣникъ!» Тѣх же совѣтниковъ, видевши умилившихся о семъ, начатъ им претити и грозити различными муками и смертми. Потомъ медведя лютого, заморивши гладомъ, повелѣлъ ко епископу оному в темницу пустити и затворити — сие воистину слышахъ от достоверного самовитца, на то зрящего. Потомъ на утрие самъ приде и повелѣл отомкнути темницу, уповающе сьѣденна его быти от зверя, епископа. И паки обрѣтоша его, благодати ради Божия, цела, а нимало чемъ врежденна, такоже, якоже и прежде на молитвѣ стояща, зверя же в кротость овчю преложившася, во едином угле темничномъ лежаща.Олечюдо!Звѣрие, естеством люте бывше, чрезъ естество в кротость прелагаются,[221]человѣцы же, по естеству от Бога кротцы сотворены, от кротости в лютость и бѣзчеловѣчие самовласно волею измѣняются! Его же глаголютъ абие отходяща, глаголюща: «Чары, рече, творить епископъ». Воистину, нѣкогда тое жъ древни о творящих чюдеса мученицы же глаголали.

Уподобившисьво зле самому первому и самому лютому дракону, губителю рода человеческого,этот лютый зверь не сыт еще кровью священномученика и не доволен этимнеслыханным от века бесчестьем над преподобным епископом. Велит он затемоковать его тягчайшими цепями по рукам и ногам и по бедрам, ввергнутьпрестарелого и измученного человека, утомленного великими трудами и с немощнымуже телом, в тесную и мрачную темницу, темницу велит он закрыть крепкимизатворами и замками и стражу ставит к темнице — своих единомышленников возле. Потом, день-другой спустя, посылает он в тюрьму кого-то из своихсоветников посмотреть, не умер ли уже. Говорят, что когда вошли в темницу, тобудто обнаружили, что епископ освобожден от тяжких оков и, воздев руки, занятбожественным псалмопением, а оковы лежат рядом. Увидев это, восплакали,возрыдали и припали к коленям его посланные сенаторы, а вернувшись споспешностью к жестокой, сумоуправной и надменной этой власти, вернее жесказать, к лютому и ненасытному хищному зверю, все подробно возвестили.Говорят, что он тут же вскричал: «Чары, дескать, чары он пустил, враг мой иизменник!» А советников, которые умилились увиденному, стал притеснять изапугивать разными смертными муками. Потом, изморив голодом свирепого медведя,велел впустить его к епископу в темницу и затворить, — это я действительнослышал от достоверного свидетеля, видевшего это. После того сам он наутропришел и велел открыть темницу, полагая, что зверь сожрал епископа. Однакоопять нашли его по Божьей благодати цела и ничуть не поранена, стоящего, как ипрежде, на молитве, зверь же, сделавшись кротким, как овца, лежал в углутемницы. О чудо! Звери, свирепые по природе, изменяются вопреки природе укротких, люди же, созданные Богом кроткими по природе, собственной волей изкротости в свирепость и бесчеловечность переходят! Рассказывают, что царь тутже вышел и сказал: «Чары, дескать, пускает епископ». Поистине то же самоеговорили в древности мучители о творивших чудеса мучениках.

Потом, глаголютъ, епископа от мучителя заведенна[222] во единъ монастырь, глаголемы Отрочь, во Тверской землѣ лежащий и тамъ глаголютъ его нѣцы пребывша мало не годъ цѣлы и аки бы посылалъ до него и просилъблагословения его, да простит его, такоже и о возвращению на престолъ его. Он же, яко слышахомъ, отвещал ему: «Аще, рече, обѣщаешися покаятися о своихъ гресехъ и отгнати от себя оный полкъ сатанинский, собранны тобою на пагубу христианскую, сиречь кромѣшниковъ, або апришнилцовъ нарицаемых, аз, рече, благословлю тя и прощу, и на престол мой, послушав тебе, возвращуся. Аще ли же ни, да будеши проклетъ в сем вице и в будущемъ и с кромѣшники твоими кровоядными, и со всеми согласущими тебѣ во злостяхъ!» И овыи глаголютъ его в томъ монастырѣ удавлена быти за повелѣниемъ его от единого прелютагои бѣсчеловѣчного кромѣшника, а друзии поведаютъ, аки бо во единомъ любимомъ его граду, глаголемъ Слободе,[223]ежекровмихристианскими исполненъ, созжена быти на горящемъ углию. Аще ли же сице или сице, всякосвященомученическимъ от Христа венцемъ венчанъ, егоже измлада возлюбилъ, за негоже и на страсть пострадалъ.

Рассказывают,что потом отвел мучитель епископа в один монастырь под названием Отрочий,находящийся в Тверской земле, и там пробыл он чуть не целый год, как утверждаютнекоторые, а царь якобы посылал к нему и благословения просил, чтобы простилего, а также о возвращении на престол. Но тот, как мы слышали, отвечал ему:«Если, дескать, обещаешь покаяться в своих грехах и удалить от себя этотдьявольский полк, собранный тобою на гибель христианам, то есть опричников, илитак называемых кромешников, я благословлю, дескать, тебя и прощу, и на престолсвой, послушавшись тебя, вернусь. Если же нет, да будешь ты проклят в этом векеи в будущем вместе со своими хищными опричниками и со всеми единомышленникамитвоими по злу!» И одни рассказывают, что по повелению царя был он задушен в томмонастыре свирепым и бесчеловечным опричником, а другие передают, что был онсожжен на горящих углях в одной из любимых крепостей царя, называемой Слободой,что наполнена христианской кровью. Так или иначе, но во всяком случае был онувенчан священномученическим венцом от Христа, которого он возлюбил смолоду иза которого претерпел страдания.

По убиении же митрополита не токмо многих кририковъ, но и нехиротонисанныхъ мужей благородныхъ околко сотъ помучено различными муками и погублено. Бо тамъ есть в той землѣ мнози мужие благородные, свѣтлых родовъ имѣния маютъ, во время мирное архиепископом служат, а егда брань належитъ от супостатовъ окрестныхъ, тогда и в войску християнскомъ бывают. Которые не хиротонисанны.[224]

Послеубийства митрополита разными пытками замучено и уничтожено несколько сот клириков,а также нехиротонисанных благородных мужей. Ибо там, в той стране, многиеблагородные светлого рода мужи имеют собственность и в мирное время служатархиепископам, а когда случается война с соседними врагами, тогда входят они вхристианское войско. Они не хиротонисаны.

И прежде, даже оному Филиппу на митрополию еще не возведенну, умоленъ былъ от князя великого епископ казански именемъ Германъ, да будетъархиепископомъ руские митрополии. Онъ же, аще и много возбраняшесь от тое вещи, такъ от него, яко и соборне, принужденъ к сему. И уже аки два дни в полатахъ церковных на митрополичье дворѣ бывша его глаголютъ, но абаче еще воспрещающася от оные тяготы великого пресвитерства, но и паче же пот такъ лютымъ и неразсудным царемъ быти в томъ сану не хотяше. Вдался с нимъ, глаголютъ, в бѣседования, тихими и кроткими словесы его наказующе, воспоминающе ему он Страшный судъ Божий и стязания нелицеприятное кождаго человѣка о дѣлехъ, такъ царей, яко и простыхъ. По бѣседовании же оном отоиде царь от него во свои полаты, и абие советъ той духовны любимым своимъ ласкателѣмъ изъявил: уже бо слѣтѣшася к нему отовсюду вмѣсто оные добрые избранные ради не токмо навѣтники презлые и поразиты[225] прелукавыя, и блазни,[226]но и татие воистину, и разбойницы, и всякихъ сквернъ нечистых исполненычеловѣцы. Они жъ, боящеся, аще бы епископа послушал совѣта, абие бы паки были отогнаны от лица его и изчезли в свои пропасти и норы, егда услышавше сие от царя, отвещали яко едиными усты: «Боже, рече, сохрани тебя от таковаго совѣта! Паки ли и хощеши, о царю, быти в неволѣ у того епископа, аще горшей, нежели у Алексѣя и у Силивестра былъ еси пред тѣмъ много лѣтъ?» И моляще его со слезами, х колѣномъ его припадающе, паче же единъ от нихъ, глаголемьш Алексѣй Басмановъ, с сыномъ своим. Онъ же, послушавъ ихъ, абие епископа съ полатъ церковныхъ изгнати повелѣлъ глаголюще: «Еще, рече, и на митрополию не возведенъ еси, а уже мя неволею обвязуешъ!» И по дву днехъ обретенъ во дворѣ своемъ мертвъ епископъ онъ казанский. Овы глаголютъ удушенна его тайнѣ за повелѣниемъ его, овы же ядомъ смертоноснымъ уморенна. А былъ той Германъ[227] свѣтла рода человѣкъ, яже Полевы нарицаются та шляхта по отчине. И бѣ он яко тѣла великого мужъ, такъ и разума многа, и мужъ чистого и воистину святаго жителства, и Священных Писаний послѣдователь, и ревнитель по Бозе, и во отрудѣхъ духовныхъ многъ. Ктому и Максима Философа мало нѣчто отчасти ученияпричастенъ былъ. Аще же и от осифлянскихъ мнихов четы произыде, но отнють обычая лукаваго и обыкновенного ихъ лицемѣрия не причастенъ былъ, но человѣкъ простый, истиный и непоколебим в разумѣ, и великъ помошникъ былъ в напастѣх и в бедах объятым, такоже и ко убогимъ милостивъ зело.

Нораньше еще, чем этот Филипп был возведен на митрополию, великий князь упросилепископа казанского, по имени Герман, быть архиепископом русской митрополии. Ихоть тот усиленно отказывался от этого дела, но как великий князь, так и соборпринудили его к этому. Говорят, что дня два был он уже в церковных палатах намитрополичьем дворе, но все еще отказывался от тягот великого пресвитерства,особенно потому, что не хотел быть в этом сане при столь свирепом ибезрассудном царе. Говорят, что пустился он с царем в беседы, поучая его тихимии кроткими словами, напоминая ему о Страшном суде Божьем и нелицеприятномиспытании каждого человека в его делах — как царей, так и частных лиц.После этих бесед царь отправился в свои покои и тотчас передал своим любимымприхлебателям это духовное наставление: ведь уже слетелись к нему отовсюду этидоброй избранной рады не только злобные клеветники, лукавые паразиты и болтуны,но и настоящие воры и разбойники, люди, полные всех бесчестных мерзостей. И они,испугавшись, что если послушается он епископского наставления, тотчас прогонитих с глаз долой и сгинут они в своих пропастях и норах, как услышали про это отцаря, ответили ему в один голос: «Боже сохрани тебя, дескать, от этогонаставления! Разве, царь, желаешь ты снова быть в рабстве у этого епископа, ещеболее горьком, чем был ты прежде много лет у Алексея и Сильвестра?» И сослезами умоляли его, припадая к его ногам, особенно же один из них, по имениАлексей Басманов, со своим сыном. Послушал он их и тотчас велел изгнатьепископа из церковных палат, сказав: «Еще ты, дескать, и на митрополию невозведен, а уже в рабство обращаешь меня!» А через два дня нашли мертвым этогоказанского епископа у себя на дворе. Одни говорят, что тайно удавили его по повелениюцаря, другие же, что умертвили смертельным ядом. А принадлежал Герман квысокому роду Полевых, как называется эта шляхта по своей вотчине. Был ончеловек как крупного сложения, так и великого ума, человек чистой и поистинесвятой жизни, знаток Священного Писания, ревнитель о Боге и плодовит в духовныхтрудах. К тому же был он знаком отчасти с учением Максима Философа. Хоть ипроисходил он из среды монахов-иосифлян, но вовсе не были ему свойственны ихлукавый нрав и обычное лицемерие, а был он человек добрый, справедливый,твердого духа, великий помощник тем, кто объят напастями и бедами, очень щедртакже и к нищим.

Потомъ убилъ архиепископа Великого Новаграда Пимина.[228]Тот-то былъ Пиминъ чистаго и зело жестокого жителства, но в дивныхъ былъ обычаяхъ, бо глаголютъ его похлѣбовати мучителю и гонити вкупѣ на Филиппа митрополита.А мало последи и самъ смертную чашу испилъ от него: бо приѣхал самъ в Новъград Великий, в реце его утопити повелѣлъ.

Потомубил он Пимена, архиепископа Великого Новгорода. Этот Пимен вел чистую и оченьсуровую жизнь, но нравом был странный: говорят, что он прислуживался к тирану ивместе с ним участвовал в гонениях на митрополита Филиппа. Но чуть позже и самиспил он от царя смертную чашу: когда тот приехал в Великий Новгород, топриказал утопить его в реке.

И тогда же таковое гонение воздвигъ во ономъ мѣсте великомъ, иже, глаголютъ, единого дня посещи и потопити, и пожещи, и другими различнымимуками помучити болши пятинадесяти тысячъ мужей единыхъ, кромѣ женъ и детѣй, повелѣлъ. В том же тогда прелютомъ пожаре убиен от него Андрѣй, глаголемы Тулуповъ,[229]с роду княжатъ Стародубскихъ, муж кротокъ и благонравенъ, в доволныхъ лѣтехъ былъ. И други муж, Цыплетевъ, наречены Неудача, с роду княжат бѣлозерскихъ, со женою и со дѣтками погубленъ. Такоже былъ благонравенъи искусенъ, и богатъ зело. А были тые даны на послужение великияцерквиСофии,сирѣчь Премудрости Божия. И другие с ними благородные шляхетные мужи и юноши различные помучени и побиени.

Атогда царь такие преследования учинил в этом большом городе, что, говорят, заодин день приказал изрубить, утопить, сжечь и замучить другими муками большепятнадцати тысяч мужчин, не считая женщин и детей. И в этом свирепом пожареубил он тогда Андрея, называемого Тулуповым, из рода князей Стародубских,человека кроткого и благонравного, пожилого возраста. А другой муж, Цыплятев,прозванный Неудачей, из рода князей белозерских, убит с женой и детишками. Былон тоже благонравен, опытен и очень богат. Были они оба поставлены на службувеликому храму Софии, то есть Премудрости Божьей. С ними же замучены и убитыразные другие благородные шляхетные мужи и юноши.

И слышахомъ, иже великия, проклятые, кровавые богатства тогда приобрѣл, бо в томъ великомъ в старожителномъ мѣсте, в Новеграде, род живетъ куплелюбенъ. Бо маютъ от самого мѣста портъ[230] к морю, сего ради и богати зело бываютъ. Подобенъ, яко мню, великихъ ради богатствъ губилъ ихъ.

Слышалимы, что приобрел он тогда великие кровавые и проклятые богатства, ибо встаринном этом и большом городе, в Новгороде, живет торговое население. В самомгороде у них морской порт, потому и очень богаты. Похоже на то, как мнекажется, что ради этих великих богатств он и уничтожил их.

Потомъ поставлена другаго архиепископа[231] в того мѣста, мужа, яко слышахом, нарочита и кротка. Но аки по дву летех и того повелѣлъ убити со двема опаты, сирѣчь игумены великими, або архимендриты.

Послепоставили другого архиепископа на место того, как я слышал, человека кроткого изамечательного. Но года через два приказал он и этого убить с двумя аббатами,то есть большими игуменами, или архимандритами.

И к тому же в то время множество презвитеровъ и мниховъ различнѣ помучено и погублено. Тогда же убиенъ от него Корнили-игумен,[232]Печерского монастыря началникъ, мужъ святъ и во преподобию многъ и славенъ. Бо от младости своей во мнишескихъ трудѣх провозсиялъ, и монастырь онъ предречены воздвиже и его многими труды и молитвами к Богу. Идѣже и бесчисленныечюдеса прежде истекали благодатию Христа Бога нашего и пречистыя его Матери молитвами, поколь было именей ко монастырю тому не взято и нестяжателно мниси пребывали. Егда же мниси стяжания почели любити, паче же недвижимыя вещи, сирѣчь села и веси, тогда угасоша божественыя чюдеса. И тогда вкупе убиенъ с нимъ другий мнихъ, ученикъ того Корнилия, Васьян именемъ,[233]по наречению Муромцов. Муж былъ ученый и искусный, и во Священыхъ Писанияхъ прослѣдователь. И глаголютъ их вкупѣ во един день орудием мучителскимъ нѣкаким раздавленных. Вкупѣ и телеса ихъ преподобномученическия погребены.

Сверхтого, за это же время замучено им так или иначе и убито много священников имонахов. Убит им тогда игумен Корнилий, настоятель Печерского монастыря, человексвятой, великий и прославленный своей добродетелью. Смолоду просиял онмонашескими подвигами, воздвиг он названный монастырь великими трудами имолитвами к Богу. Там прежде, пока не было у монастыря имений и монахипребывали в нестяжании, по благодати Христа, Бога нашего, и молитвами егопречистой Матери происходили бесчисленные чудеса. Но когда возлюбили монахисобственность, особенно же недвижимую, то есть деревни и села, померклибожественные чудеса. Вместе с ним убит был тогда другой монах, ученик этогоКорнилия по имени Вассиан, по прозванию Муромцев. Был он ученый и сведущийчеловек, знаток Священного Писания. Говорят, что их вместе в один день задавиликаким-то орудием пыток. Вместе погребены и преподобномученические их тела.

Потомъ мѣсто навеликое Иваняграда, яже близу моря стоит рѣцѣ Нарви, выграбивъ все, сожещи повелѣл. Такоже и во Пскове великомъ и во иных многихъ градѣхъ многие безчислѣные беды и тщеты, и кровопролитиятогда быша, ихже по ряду исписати невозможно.

Потомон разграбил и приказал сжечь большой город Ивангород, что стоит вблизи моря нареке Нарве. Также и в Великом Пскове и в других многих городах былибесчисленные несчастья, опустошения и кровопролития, которые подробно описатьневозможно.

А всемъ тѣмъ служители быша ласкатели его со оным прелютымъварваром полкъ, нарицаемыхъ кромѣшников, яко и претъ тѣмъ уже многожды о нихъ рѣхом. Вмѣсто нарочитых, доброю совестию украшеных мужей, собралъ себѣ со всея тамошния Руские земли человеков скверныхъ и всякими злостми исполненыхъ.И ктому еще обвязалъ их клятвами страшными и принудилъ окоянныхне знатися не токмо со друзи и братиями, а ни с самыми родители, но точию во всемъ ему угождати и скверное его и кровоядное повелѣние исполняти, и на таковыхъ и паче тѣх прелютых ко крестному целованиюпринуждаще окоянныхъ и бѣзумныхъ.

Вовсем этом служили ему его прихлебатели со свирепым полком варваров, называемыхопричниками, я и прежде не раз говорил о них. На место выдающихся и украшенныхдоброй совестью мужей собрал он со всех своих русских земель людей скверных,наполненных всяким злом. Сверх того, еще связал он их страшными клятвами ипринудил несчастных не водиться не только с друзьями и братьями, но даже и сродителями, а только во всем ему угождать и исполнять скверные и кровожадныеего приказы, так что крестным целованием понуждал он этих несчастных и безрассудныхна такие и еще более жестокие дела.

О вселукаваго супостата человѣческого умышление! О неслыханые презлости и бѣды, паче всехъ преступлений человѣков в пропость поревающе! Кто слыхал от века таковые, иже Христовымъ знамением кленущесь на том, да Христосъ гонимъ будет и мучимъ?[234]И на том крестное знамение целовати, да церковь Христова растерзается различными муками? И клятись клятвами страшнымина томъ, да любовь естественая, от сотворителя нашего в насъ всажденная,к родителѣмъ и ближнимъ, и другомъ, расторгнетца? Здѣ ми зри беды неслыханные! Здѣ заслѣпление человѣковъ оных, яко Дияволъ навел ихъ хитролеснѣ Христа отрещись, первие прелстив царя, потомъ уже вкупе со царемъ тѣхъ окоянныхъ вь якую пропость опроверглъ и навел от оныхъ обѣтовъ священыхъ, яже бывают самому Христу на святомъ крещению, отоврещись сице:ежеХристовымъ именем кленущесь, евангелскихъ заповедей отрицатись.[235]А что глаголю: евангелскихъ? И естественых, яко рѣхъ: которые в поганскихязыцех соблюдаеми и сохраняеми, и сохранятися будут, и соблюдатися по впоенному в нас прирождению от Бога.[236]Бо Евангелие учитъ враговъ любити и гонящих благословляти[237] и прочие естественые внутрь всех человѣковъ без гласа вопиютъ и бѣзъ языка учатъ к родителемъ покорениемъ, а ко сродным и другом любовь имѣти. А Диявол с клевретомъ своим полкъ кромѣшниковъ сопротивъ всехъ тѣх вооружил и клятвами очаровалъ. И воистину чары, всех чаров проклятие и сквернейшее, над человѣческим бѣдънымъ родомъ стали от чаров зачатого царя. Господь заповедует не приимати имени своего туне, а ни малѣйшими отнють клятвами обвязаватись свободному естеству сущему, сирѣчь а ни небомъ, ни землею, а ни главою своею, и протчими не клятись.[238]А тѣ предреченные кромѣшники, аки забыши, отрекши всех тѣхъ, сопротивные пострадаше.

О,умыслы лукавого врага людей! О неслыханное зло и скверны, толкающие людей впропасть сильнее, чем любые преступления! Слыхал ли кто когда, чтобы знакомХриста клялись в том, что будут преследовать и мучить Христа? И в том целоватьзнак креста, чтобы церковь Христову терзать различными муками? И страшнымиклятвами клясться в том, что будет расторгнута естественная любовь к родителям,родственникам и друзьям, всеянная в нас создателем? Здесь усматривай неслыханнуюскверну! Здесь ослепление этих людей, так как Дьявол хитростью заставил ихотречься от Христа, сначала обольстив царя, потом уже вместе с царем в этупропасть сверг и этих несчастных и так заставил отвратиться от тех священныхобетов, которые при святом крещении даются самому Христу, чтобы клястьсяХристовым именем и отрекаться от евангельских заповедей. Но что говорю я:евангельских? И естественных, как я сказал: тех, что и у языческих народовхранятся и соблюдаются по воспитанному в нас Богом природному дару. ВедьЕвангелие учит любить врагов и благословлять преследователей и так далее,внутренняя природа всех людей без голоса кричит и без языка научает иметь кродителям покорность, а к родственникам и друзьям любовь. Но Дьявол противвсего этого вооружил со своим клевретом полк опричников и околдовал ихклятвами. И действительно, чары, самые проклятые и скверные изо всех чар,простерлись над бедным человеческим родом от чарами зачатого царя. Господьзаповедует не поминать имени своего всуе и, являясь свободными по природе, несвязывать себя какими бы то ни было клятвами, то есть ни небом, ни землей, ниголовой своей, ничем другим не клясться. Но эти упомянутые опричники как взабытьи отреклись от всего этого и исполнили обратное.

На что дивитеся, здѣ живущие издавна под свободами християнскихъкролей, аки вере неподобны бѣды наши оные предреченые мняще? Воистину, паче вере неподобны бы обрелися, аще бы все по ряду исписал.Асиеписал,к сокращению трагедии тое жалостные зряще, понеже и такъ едва от великие жалости сердце ми не росторглося.

Чемувы удивляетесь, живя здесь от века в свободе под христианскими королями исчитая, что нельзя верить этим названным нашим бедам? Действительно, нельзя бы,казалось, верить, если бы изложил я все подробно. А это написал я, стремясьсократить горестную эту трагедию, потому что и так едва не разрывается моесердце от великой горести.

О преподобномъ Феодоритѣ священномученике.

Опреподобном священномученике Феодорите.

В тѣхъ же лѣтехъ мужа погубилъ славного во преподобии и воистиннусвятого и премудраго, архимандрита саном, Феодорита именемъ. О немже и о жителстве его священом вкратце достоит воспомянути. Былъ он муж родом от мѣста Ростова славного, отнюду же и святы Сергий провозрасте. И исшел такъ Феодорьит в третьеенадесять лѣто возрасту своего от дому родитель своихъ и поиде аже на Соловецки остров, в монастырь, иже лежитъ на Ледовомъ[239] море. И тамъ пребыл аки лѣто едино, в четвертое-же-надесять лѣто возрасту своего приял на ся мнишеский образ и вдался во святое послушание, яко есть обычай мнихом юным, единому презвитеру святу, премудру и многолѣтну сущу, Зосиме именемъ, тезоименитому ученику самого святого Зосимы Соловецкого. И послуживъ ему в послушанию духовному неотступно пятнадесят лѣт, там же навыче всякой духовной премудрости и взыде ко преподобию по степенем добродѣтелей. Потом хиротонисанъ былъ от архиепископа новгороцкого дияконом и потомъ, пребывше аки лѣто едино у старца своего, изыде ис того монастыря за благословением его, на созерцание ко славному и великому мужу, чюдотворцу сущу, Александру Свирскому, и пребывъ у него яко чисты у чистаго и непорочный у непорочного. Он же приялъ его со провидѣнием вне монастыря, во стретение его изшедше, ибо никогдаже знаяше его, а ни слышав о нем, рече ему: «Сынъ Аврамль приде к нам, Феодорит диякон». И зело любяше его, покол поживе в монастырѣ ономъ.

Вте же годы погубил он прославленного добродетелями мужа, поистине святого имудрого, архимандрита саном, именем Феодорит. О нем и о священной его жизнинеобходимо коротко вспомнить. Происходил он из славного города Ростова, откудавышел и святой Сергий. На тринадцатом году жизни Феодорит ушел из родительскогодома и добрался до самого Соловецкого острова, в монастырь, который расположенна Ледовитом океане. Пробыл он там один год, а на четырнадцатом году жизнипринял монашеский образ и поступил в святое послушание, как это обычно у юныхмонахов, к одному святому, мудрому и престарелому иерею, по имени Зосима, тезкеи ученику самого святого Зосимы Соловецкого. Послужив ему в непрерывномдуховном послушании пятнадцать лет, приобрел он там всякую духовную премудростьи по ступеням добродетели взошел к преподобию. Был он потом рукоположенновгородским архиепископом во дьякона, а после, пробыв с год у своего старца, вышелиз этого монастыря с его благословением, чтобы узреть славного и великого мужа,истинного чудотворца, Александра Свирского, и пребывал у него как чистый учистого и непорочный у непорочного. А принял тот его по прозрению внемонастыря, выйдя ему навстречу, хотя никогда не знал его и не слыхал о нем, носказал: «Сын Авраама пришел к нам, дьякон Феодорит». И пока жил он в этоммонастыре, очень любил его.

Потом от Александра иде аже за Волгу-реку, в тамо сущие великиемонастыри, и ищуще храбрыхъ воинов Христовых, яже воюютъ сопротивъ началъвластей темных, миродержцовъ вѣка сего. И обходит тѣ все обители, вселился в Кириловъ великий монастырь, понеже обрелъ там духовных мнихов — Сергия, глаголемаго Климина, и другихъ святых мужей. И тамо пребывъ аки два лѣта, ревнующи ихъ жестокому и святому жителству, умучая и покоряя плоть свою в порабащение и в послушание духа. И оттуду изыде в пустынитамошние и обретѣ тамо блаженного Парфирия, исповедника и первамученика, бывша уже игумена Сергиевы обители, много страдавша мученми и тяжкими оковами от князя великого, отца того. А что тому страданию святаго Парфирия за вина была, достоитъ вкратце воспомянути.

Потомпошел он от Александра за реку Волгу в находящиеся там большие монастыри,отыскивая храбрых воинов Христовых, которые воюют против темного начала властиземных владык века сего. Обошел он там все обители и поселился в большомКирилловом монастыре, потому что нашел там духовных монахов — Сергия, попрозванию Климина, и других святых мужей. Пробыл он там года два, подражая ихсуровой и святой жизни, изнуряя и покоряя плоть свою в рабство и повиновениедуху. Оттуда он пошел в тамошние пустыни, а там встретил блаженного Порфирия,исповедника и первомученика, бывшего игумена Сергиевой обители, в тяжких оковахперенесшего много мук от великого князя, отца нынешнего. Стоит коротковспомнить, что за причина была страданиям этим святого Порфирия.

Был той Парфири привлечен от пустыни насилиемъ за повелѣниемъ князя великого московского Василия на игуменство Сергиева монастыря. И случилася вещь в то время такова: сродника своего ближняго той-то прелюты князь Василѣй — яко обычай есть московскимъ князем издавна желати братей своихъ крови и губити ихъ убогихъ ради и окояныхъ отчизнъ, несытства ради своего — изымалъ тогда брата своего, во крови ближняго, княжа сѣверскогоВасилия, нареченного Шамятича, мужа славного и зело храбраго, и искусного в богатырских вещах, и поистинѣ рещи, пагубу бусурмановъ, яже не токмо отчину свою Сиверу от частого нахождения бѣзбожныхъ измаилтян оборонялъ, порожающе их многожды зело часто, но и на дикое поле под самую орду Перекопскуюхотящемногожды и тамо пресвѣтлыя одолѣния над ординскими цари поставляюще. Се, толь преславного мужа, воистину побѣдоносца, той-то князь Василѣй предреченны, отъ чародѣицы греческие рожденъ, заточил в темницу и тяжкими оковами вскорѣ уморити повелѣл.

Поповелению великого князя московского Василия был Порфирий силой выведен изпустыни на игуменство в Сергиевом монастыре. А в это время произошло вот что:этот свирепый князь Василий — как это издавна принято у князей московскихжаждать крови братьев своих и по алчности своей губить их из-за жалких инесчастных вотчин — захватил тогда близкого своего родственника, братасвоего самого близкого по крови, Василия, князя северского, прозванногоШемячичем, человека прославленного и очень храброго, искусного в богатырскихпредприятиях, справедливо будет сказать — грозу басурман, который нетолько защищал свою вотчину Сиверу от частых набегов безбожных измаильтян,очень часто нанося им значительные поражения, но неоднократно углублялся встепь до самой Крымской орды и там одерживал над ханами Орды блистательныепобеды. И вот этот-то названный князь Василий, рожденный кудесницей-гречанкой,заключил в темницу столь славного мужа, поистине победоносца, и велел немедляумертвить его в тяжких оковах.

В то время случилося ему во оны Сергиевъ монастырь приехати, на свято великого Пянтикостия (яко тамъ есть обычай московским князем на кождое лѣто того празника в томъ монастырѣ торжествовати: аки бы то духовнѣ). Святый же игуменъ Парфири, яко муж обычаевъ простыхъ и во пустынѣ воспитанъ, началъ просити его и молити о предреченном же Шемятиче, да свободитъ брата от темницы и от такъ тяжкихъ оков. Мучитель же начал, дыхающе аки огнемъ, претити ему, старецъ же тихо отвещевавше и моляше: «Аще, рече, приехалъ еси ко храму бѣзначалные Троицы от трисиянногоБожества милости грехов своих просити, сам буди милосердъ над гонимыми от тебя бес правды. Аще ли, яко глаголеши, сромотяще нас, аки бы повинны были тобѣ и согрѣшили пред тобою, остави им долги малых динари, по Христову словеси,якоже и самъ от него желаешъ прощения многихъ талантов».[240]Мучитель же абие изгнати его из монастыря повелѣлъ, о немже молил — его удавити вскоре. Старец же, абие с радостию совлекшеся со одеждъ игуменских и отрясши прахъ от ногъ своихъ во свидѣтелство Божие на него,[241]и приявши свои пустыные одежды худые и раздранные, пѣш аже во оную пустыню потече, от младости ему возжелѣнные. Мучитель же, не престая потом на святого яростию неиставатся, за оклеветанием нѣкоторых любостяжателныхъи вселукавых мнихов, сущих человѣкоугодниковъ прескверныхъ, паки святого мужа ис такъ далние пустыни, аже до Москвы привлещи повелѣлъ и, катом предавши, различными муками мучити.

Атут пришлось ему приехать в этот Сергиев монастырь на празднество великойПятидесятницы (потому как существует там у князей московских обыкновениесправлять этот праздник ежегодно в этом монастыре: это якобы одухотворенно). Иначал святой игумен Порфирий, как человек простого нрава, выросший в уединении,просить и молить за названного Шемячича, чтобы избавил он брата от темницы истоль тяжких оков. Стал мучитель возражать ему, как будто изрыгая пламя, астарец смиренно в ответ умолял: «Если, дескать, прибыл ты в храм безначальнойТроицы просить у пресветлого Бога милости за грехи свои, будь сам милосердным кнесправедливо преследуемым тобою. Если же, как говоришь ты, устыжая нас,виноваты они якобы перед тобой, прости им долг немногих динариев, по словуХриста, потому что ты сам ждешь от него прощения многих талантов». И тут жевелел мучитель выгнать его из монастыря и того, за кого он молил, поскорейудушить. Немедля и с радостью освободившись от игуменских одежд, отрясши прахот ног своих по заповеди Божьей и приняв свою худую и рваную пустынническуюодежду, отправился старец пешком в ту пустыню, что была с молодости вожделеннадля него. Но тиран и после не переставая горел яростью против святого и подоносам некоторых корыстолюбивых и лукавых монахов, истинно скверныхугождателей, велел снова приволочь святого человека из столь далекой пустыни всамую Москву и, отдав палачам, пытать различными пытками.

Аз же, беды его и мучения все оставя, вкратце едино воспомяну, концу истории тое поспѣшающе, яже дивного сего мужа равноапостольское незлобие в память ми приходит. Егда же уже тогда святый зело был муками удрученъ, едва живъ отдан под стражу Пашку нѣкоему, по-их истопнику или отвернику, еже мучителю был верной катъ или спекулаторь над полачи. Его же оковал он веригами тяжкими и ктому змученного мужа гладомъ удручаша, угождающи и веренъ показующися мучителю, хотящему вскоре смерть навести. Христос же, нашъ царь премилосерды, не оставляше раба своего в бедах, женою оногоспекулатаря посещаще, яже к нему немалое человѣколюбие показывала, тайне питаше и раны исцелеваше. И по немалых днех сохранила его на единомъ мѣсте, хотяще его от уз свободити, яко да избегнути возможетъ от мучителских рукъ юзник Христовъ. И пришедша того глаголют мужа еѣ, и вопросилъ жены своей о узнику, порученному ему под стражу от мучителя, она же отвещала: «Избѣгнул, рече, вчера еще, и не вѣмъ». Мужъ же ея, убоявся князя прелютаго, яже поручилъ ему под стражу, извлече ножъ и хотяще сам себя абие заклати. Святы же и сокровенного мѣста, яко Повел апостол древле стражу темничному, велѣгласно возопил: «Не убивай себя, о господине Павле (тако бо оному спекулаторюимябыло)!Здѣбо есмь цел, и твори со мною, еже хощешъ!»[242] Егда же прииде сия повесть к мучителю во уши, и устыдѣвся преподобномученика, разрѣшивши от узъ, и отпустити его повелѣлъ. Святы же паки с радостию, яко Христовъ побѣдоносецъ, раны мученические, яко язвы Христовы, вмѣсто цветовъ прекрасныхъ на телесии святѣмъ носяще, паки в пустыню свою отиде и тамо водворяяся, по пророку Давиду глаголющему: «Удаляясь от мирскихъмятежей, ждуще Бога спосающего его».[243]

Спешаокончить эту историю, я опущу все беды его и муки и вспомню кратко лишь одно,что приходит мне на память, — апостольскую доброту этого удивительногочеловека. Когда святой был сильно истерзан пытками, то отдали его, едва живого,под надзор некоему Пашке, комнатному, или привратнику по-ихнему, который был утирана верным катом и надзирателем при палачах. Заковал он того в тяжкие оковы,а сверх того, морил измученного человека голодом, чтобы угодить и проявитьпреданность тирану, желающему, чтоб поскорей наступила смерть. Но нашмилосердный царь Христос не оставлял раба своего в беде, направляя свою заботучерез жену надзирателя, которая проявила к нему великое человеколюбие, втайнеснабжая его пищей и залечивая раны. А через какое-то время она спрятала его водном месте и хотела освободить от уз, чтобы узник Христов смог избежать руктирана. Говорят, что когда пришел ее муж и спросил у жены своей об узнике,отданном ему под надзор тираном, она ответила: «Еще вчера, дескать, сбежал он, ине знаю я о нем ничего». И муж ее, боясь свирепого князя, поручившего емунадзор, вынул нож, чтобы тотчас заколоться. А святой из тайного своего убежища,как некогда апостол Павел тюремному стражу, воскликнул громогласно: «Не убивайсебя, господин Павел (таково было имя этого надзирателя)! Здесь я, в целости,делай со мной что хочешь!» Когда история эта достигла слуха тирана, онустыдился преподобномученика и велел, освободив от уз, отпустить его. И вновьсвятой с радостью отправился в свою пустыню как победоносец Христов, нося насвятом своем теле вместо прекрасных цветов мученические раны, как язвыХристовы, и водворился там, по слову пророка Давида, «удаляясь от волненийсвета, ожидая спасителя своего, Бога».

Яко рѣх, оставя другия страдания его тамо живущимъ о жити его и о преставлени писати, а мы, яко здѣ странны и пришелцы, ко предреченнойкраткой повести о преподобномъ Феодорите возвратимся.

Мыже, иностранцы и пришельцы здесь, оставив, как я уже говорил, тем, кто живеттам, описать прочие страдания, жизнь его и кончину, вернемся к начатомукраткому рассказу о преподобном Феодорите.

И в той же пустынѣ живъшу ему с Порфирием, обрелъ Артемия, премудраго Иоасафа, глаголемого Бѣлобаева, и другихъ немало пустыников, мужей святых нѣкоторых и престарѣвшихся уже во днехъ. И там с ними и во трудѣх духовных подвизающеся вкупе, поживе аки четыре лѣта. Тогда же старецъ его, провидев свое отшествие к Богу, шлетъ к нему епистолию, просяще, да возвратится к нему. Он же с радостию, яко елень, потече пѣшъ, шествуя такъ должайший путь, вящей нежели о-триста миль, по великим и непроходимым пустыням, и прииде болѣзнеными ногами с таковым тщанием и с охотою. Ни во что же вмѣняше многих трудовъ и жестокого и долгого пути сопротив умышленному усердъному желанию. И возвращается, творя послушание, яко Тимофѣй к Павлу,[244]и объемлетъ многолѣтного святаго старца, и лобызающе и целующе пречестнѣйшие седины презвитерские, и пребываетъ при нем, служаще ему в немощахъ и в недузех его, аже до смерти старца, аки лѣто едино или мнѣе. По разлучению же от тѣла святые души его, тѣло прозвитера погребаетъ.

Когдажил он в той же пустыни с Порфирием, встретил он Артемия и премудрого Иоасафа,Белобаева по прозванию, и немало других пустынников, святых мужей, некоторыхуже в престарелом возрасте. Подвизаясь вместе с ними в духовных трудах, прожилон там около четырех лет. Но тут старец его, предвидя свое отшествие к Богу,посылает к нему послание с просьбой вернуться к нему. И он с готовностью, каколень, отправился пешком, пройдя столь долгий путь, больше трехсот миль, побольшим и непроходимым безлюдным местам, и прибыл с разбитыми от усердия истарания ногами. Но ни во что он не ставил великие труды, суровый и долгий путьв сравнении с возвышенным желанием сердца. Возвращается он, проявляяпокорность, как Тимофей перед Павлом, обнимает древнего святого старца, целуя илобзая честные священнические седины, и находится при нем с год или меньше досамой смерти старца, служа ему в немощах и недугах его. И после разлучения стелом святой души погребает он тело иерея.

И вкусилъ и напился оные сладости пустынные, яко же глаголетъпремудры Метофрастъ,[245]пишучиисторию и о святом Николаю, понеже пустыня покоя и ума почивание, наилутчая родителница и воспитателница, а клеврет и тишина мисли, и божественного зрѣния плодовиты корень, истиная содружебница з Богом сопряжения духовного. А сего ради розжегся желанием пустынного безмолвного жителства, отходит в далѣчайшую пустыню, въ языкъ глубокихъ варваров, лопарей диких, пловуще великою Колою-рекою, яже впадает своимъ устве в Ледоватое море. И тамо исходит ис короблеца и восходит на горы высокие, ихже наречет Святое Писание ребра северовы,[246]и вселяетца в тѣх лесех пустых оныхъ непроходимых. По коликих же мѣсяцех обретает тамо единого старца-пустыника — памята ми ся, Митрофань бѣ имя ему, — пришедшего во оную пустыню пред нимъ аки за пять лѣтъ. И пребывают вкупѣ в прегорчайшей пустыне, Богомъ храними, питающеся от жестокихъ зелѣй и корение, ихже тамо преизводит пустыня оная. Пребыв тамо со онымъ предреченым старцомъ аки двадесят лѣт во святом и непорочномъ жителстве, потомъ оба возвращаютца во вселѣную и приходят до великого мѣста Новаграда, и поставляется от Макария архиепископа Феодоритъ презвитером. Потом бывает и самому архиепископу духовником и приводит тамо немало светлых и богатых гражданък пути спасенному и, не бывше епископом, воистину свѣтлого епископа дѣла исправляет. И вкратце рекше, целит недужных, очищает прокаженых, не телесы, но душами, возвращает заблудших, подъемлюще на рамена и приводяща ко Христу, первому пастырю, уловивши воистину от сетей дияволских.И исчистивъ покаянием, усвояет и приводит чистых к церкви Бога живаго.

Вкусилон и напился сладости пустыни, как говорит мудрейший Метафраст, описываяисторию святого Николая, потому что пустынь — это отдохновение ума ипокоя, лучшая родительница и воспитательница, соратник и безмолвие мысли,плодоносный корень божественного прозрения, истинная подруга духовного единенияс Богом. И вот почему, зажегшись желанием безмолвного пустынножительства,отправляется он в самую удаленную пустынь — к диким лопарям, совершенноварварскому народу, и плывет по большой реке Коле, что устьем своим впадает вЛедовитый океан. Там выходит он из ладьи и восходит на высокие горы, которыеСвященное Писание называет ребрами севера, поселяется в диких и непроходимыхлесах. А через несколько месяцев встречает он там одного старца — помнитсямне, что имя ему было Митрофан, — пришедшего в эту пустынь лет за пять дотого. И пребывают они вместе, хранимые Богом, в суровой пустыни, питаясьскудными травами и кореньями, которые произрастают в этой пустыни. Проведя тамс этим названным старцем в святой и непорочной жизни около двадцати лет, онизатем оба возвращаются к людям и приходят в большой город Новгород, гдеархиепископ Макарий возводит Феодорита во священника. Потом он оказываетсядуховником самого архиепископа, выводит на путь спасения немало знатных ибогатых горожан и, не будучи епископом, дела совершает, по сути дела,просвещенного епископа. Коротко говоря, он исцеляет больных, очищает не телом,но душой прокаженных, выводит заблудших, поднимая их на плечи и приводя кХристу, главному пастырю, на деле спасая их от дьявольских сетей. Очистив ихчерез покаяние, он присоединяет их и чистых вводит в церковь Бога живого.

Паки по дву лѣтех потом, приемлетъ от богатых нѣкоторыхъ немало сребра в возложение Господеви и возвращается ко оной пустыни, уже с нѣкоторыми другими. И тамо, на устию предреченые Колы-реки, созидаетмонастырь и в нем поставляет церковь во имя пребезначалные Троицы. Собирает там среду мнишескую и правило им священное уставляет, заповедающе имъ обще и отнютъ нестежателно жителствовати, сирѣчь бѣзъименно, своими руками пищу набывающе, яко рече великий апостолъ: «Аще кто не дѣлаетъ, да не ястъ»,[247]и паки: «Руце мои послужиша ми и сущим со мною».[248]Потомъ приходящих к нему оныхъ глубокихъ варваровъ наказуетъ помалу и нудит на веру Христову, понеже искусенъ уже былъ языку ихъ. Произволившихъ же нѣкоторых оглашаетъ к пути спасенному и потом присвещает святым крещением. Яко сам онъ поведал ми, иже той языкъ лопский, которые просветѣся с святым крещениемъ, людие зѣло просты и кротцы и отнюдь всякого лукавстванеискусны, ко спасенному же пути тщаливы и охочи зѣло, яко последи множестваот нихъ мнишеское житие возлюбили за благодатию Христа нашего и за того священыми учени, понеже, науча ихъ писанию и молитвы нѣкоторые привелъ им от словенъска въ их языкъ.

Адва года спустя он получает от некоторых богачей много денег для возложенияГосподу и возвращается в ту пустынь, но уже не один. Там, в устье названнойреки Колы, он создает монастырь и в нем возводит церковь во имя безначальнойТроицы. Там он собирает общество монахов и устанавливает для них священныйзакон, предписывая им общую и вполне нестяжательскую жизнь, то есть без имений,своими руками добывая себе пропитание, как сказал великий из апостолов: «Есликто не работает, тот не ест», и еще: «Руки мои послужили мне и тем, кто сомною». Затем он понемногу обучает приходящих к нему диких варваров и подводитих к вере Христовой, ведь тогда он уже знал их язык. Некоторых пожелавших оноглашает для пути спасения, а затем просвещает через святое крещение. Какрассказывал он мне сам, этот народ лопарей, просветившихся в святом крещении,люди очень добрые и кроткие; они не способны ни на какое лукавство, норасположены и склонны к пути спасения, так что впоследствии многие из нихвозлюбили монашескую жизнь по благодати нашего Христа и по священной наукеФеодорита, потому что он научил их письму и перевел с церковно-славянского наих язык некоторые молитвы.

Потом же по лѣтех немалѣхъ, егда распространяшеся в том языце проповед евангелская и явленны бысть чюдеса и знамения нѣкоторыя, — яко глаголетъ божествены Повелъ, знамение, рече, не вѣрующимъ, но бѣзверников ради,[249]— тогда наученых от него и оглашеных лопянъ единаго дня крестишася яко две тысячи и со женами, и детми. Сице он блаженый, апостолом подобны мужъ, исправилъ во глубокихъ варварех за благодатию Христовою, труды своими!

Многолет спустя, когда в этом народе распространилась евангельская проповедь и былиявлены чудеса и знамения, — как говорит божественный Павел, что, дескать,знамение не для верующих, но для неверующих, — тогда за один денькрестилось тысячи две обученных им и оглашенных лопарей с женами и детьми. Вотчто совершил своими трудами для диких варваров этот блаженный, подобныйапостолу человек!

Что же по сих начинаеца? Не терпит древни супостат человѣческого рода, очима завистными зряще благочестие возрастаемо, разсядашася ненавистию. И что же творит? Подущаетъ на него новособраных монастырямнихов, шепчюще невидимо во уши и глаголюще имъ во сердце: «Тяжекъ, рече, вамъ и неподъемъ. И никтоже можетъ от человѣков претерпѣти уставом, вамъ преданнымъ от него. Како можете безъ именей жити, своими руками хлѣба добывающе?» Понеже другую заповедь отецъ был Феодорит предал имъ уставу Соловецких Зосимы и Соватѣя: «Ктому не токмо женамъ, а ни скота единого отнюдъ женского полу не имѣти тамо», сего ради сложившеся со Дияволом, мниси оные взнеистовишася: имаютъ старца святого и биютъ нещадно, и не токмо из монастыря извлечают, но и от страны тое изгоняютъ, аки врага нѣкоего. Он же поиде от тѣх пустынь по неволѣ во вселѣную, и бываетъ игуменъ во едином маломъ монастырѣ в Новогратцкой землѣ лежащим и тамо аки два лѣта пребылъ. Потом возвестил о нем Артеми премудры[250] цареви, ибо тогда былъ игумен великим Сергиевамонастыря. Царь же абие призывает к себѣ его и поставляется от архиепископа архимандритом Еуфимиеву монастырю, яже близу великого мѣста Суздоля лежитъ. Там оное достоинство того великого монастыря управляет лѣтъ четыре або пят. Понеже и тамъ обрелъ зело необнузданных мнихов и своеволно, не по уставом и святым правилом живущих, ихже уздает и востязает страхом Божиим, наказующим по Великому Василиеву уставу жителствовати.Ктомуне токмо мнихов, но и самого епископа суждалского за сребролюбие и пиянство напоминает и обличает, понеже былъ мужъ не токмо в разумѣ и премудрости мног, но и от рождения своего чистъ и непороченъ, ктому и трезвость во вся дни живота своего храняще. И сихъ ради, яко глаголетъ Златоусты, сопротився правда неправде, милосердию лютость,воздержанию невоздержание, трезвости пьянство и прочие. Того ради, ненавидяще его яко мниси и такъ епископъ гратский.

Ночто же случается после этого? Не может вытерпеть исконный враг родачеловеческого, глядя завистливыми глазами на возрастание благочестия, иразрывается от ненависти. И что же он устраивает? Он натравливает на негособранных заново монахов монастыря, незримо нашептывая им в уши и говоря им всердце: «Тяжек, дескать, он для вас и нестерпим. Никто из людей не в состояниистерпеть устав, назначенный им для вас. Как можете жить вы без собственности,добывая хлеб своими руками?» А поскольку Феодорит ввел у них по уставусоловецких отцов Зосимы и Савватия еще одну заповедь: «Сверх того, не толькоженщин не допускать туда, но и скота женского пола», соединившись с Дьяволом,эти монахи впали в неистовство: хватают они святого старца, нещадно бьют и нетолько выволакивают из монастыря, но изгоняют из края, как какого-нибудь врага.И пошел он против воли из той пустыни к людям и оказался игуменом в одномнебольшом монастыре, находящемся в Новгородской земле, и пробыл там года два.Затем премудрый Артемий, который был тогда великим игуменом Сергиева монастыря,сообщил о нем царю. И тотчас царь призывает его к себе, а архиепископ ставитего архимандритом Евфимиева монастыря, что находится поблизости от большогогорода Суздаля. Четыре или пять лет управлял он там достоянием этого большогомонастыря. А так как и тут нашел он весьма необузданных монахов, живущихсвоевольно, не по уставу и святым правилам, он обуздывает их и усмиряет Божьимстрахом, обучая их жить по уставу Василия Великого. Кроме того, он не толькомонахов, но и самого епископа суздальского вразумляет и обличает за сребролюбиеи пьянство, потому что был он человек не только великого ума и мудрости, ночист и непорочен с самого рождения, соблюдая при этом трезвенность в течениевсей жизни. Вот почему, как говорит Златоуст, восстала неправда на правду,жестокость на милосердие, невоздержанность на воздержание, пьянство натрезвость и так далее. Вот почему ненавидели его и монахи, и епископ города.

В тѣх же тогда лѣтех возврастоша плевелы между чистою пшеницею спания ради и опилства многаго пастырей нашихъ, сирѣчь отроды ересей люторскихъ: явишася лясфиму[251] на церковныя догматы. Митрополитъ же росиский за повелѣнием царевым повелѣл оных ругателей вездѣ имати, хотяще истязати ихъ о расколѣхъ ихъ, имиже церковь возмущали, и гдѣ елико аще обретенно их, вездѣ иманно и привожено до мѣста главного Московского, паче же от пустыньзаволскихъ, бо и там прозябоша оная ругания. И началось было сие дѣло исперва добрѣ, но в конецъ злыи проиде, сего ради, иже восторгающе плевелы[252] исторгали с ними и святую пшеницу, по Господню словеси. Ктому и тѣхъ расколниковъ, яже были достойни исправлению пастырскому, сотвориша над ними немилосердие и прелютое мучение сице, яко мало напреди нами слово изъявит.

Вте годы по лени и по великому пьянству наших пастырей между чистой пшеницейвозросли тогда плевелы, то есть отпрыски лютеранских ересей, и обратились сбласфимией на догматы церкви. По царскому распоряжению митрополит российскийвелел хватать повсюду таких хулителей, желая извлечь их из их ересей, которымисмущали они церковь, и где только ни находили их, повсюду хватали и приводили вглавный город Москву, особо из заволжских пустыней, потому что и там пророслиэти хулы. Сперва началось было это дело хорошо, но конец получило плохой,потому что, исторгая плевелы, исторгали вместе с ними, по слову Господню,святую пшеницу. А кроме того, тех из еретиков, кого можно было по-пастырскиисправить, подвергли немилосердной и жестокой муке, — чуть позже об этомпойдет речь.

Егда видѣвше любостяжательные, всякого лукавства исполненыя мнихи приводимых от заволскихъ предреченыхъ пустынь и от инуды расколниковъ, тогда оклеветают преподобного и премудрого Артемия, — бывшего игумена Сергиева монастыря, иже бо онъ отшелъ в пустыню, и царя не послушав, от того великого монастыря, многого ради мятежу и любостяжателныхъ, издавна законопреступныхъ мниховъ, аки бы онъ причастенъ и согласникъ былъ в некоторыхъ люторскихъ расколохъ. Такожъ и на другихъ мниховъ, по Великого Василия уставу живущихъ нестяжателно, неповине лжеклевещут. Тогда абие царь нашъ и с преуродивыми епископы, отнют неискусными, уверилъ имъ и собралъ соборище, отовсюду совлече духовного чину тамошнихъ и повелѣлъ привести ис пустыни, оковавши, преподобного мужа Артемия, тако честного и премудрости исполненного, не поставя очевистя, а ни на суде еще бывша, и другого старца нарочита, в жителстве нестяжателномъ провозсиявша и Писаниемъ Священымъ искусного, Саву именемъ, по наречению Шахъ. Егда же собрано соборище оно и поставлены и истязаны расколницы о руганию ихъ на церковные догматы, тогда между ими Артемия истязано и вопрошенно. Онъ же, яко неповины, со всякою кротостию отвещеваша о своемъ правоверию. Лжеклеветников же, паче же реку сикованцовъ, вопрошено о доводе: они же подали свидетелей мужей скверных и презлых. Старецъ же Артемий отвещал, иже не суть достойны свидѣтелствовати. Они же паки подоли ФедоритаСоловецкого, архимандрита суща суздолского, и другаго старца славного во преподобию, Иоасафа Белобаева, аки бы тѣ слыхали хулные словеса от Артемия. Егда же тѣ нарочитые мужие на свидѣтелство поставлены, тогда обличиуш наветника главного Нектария, мниха ложне клевещущаго; Артемия же оправдаше, яко отнюдъ неповиного, паче же во всякомъ преподобию провозсиявшаго. Тогда епископъ суздолский онъ, пияны и сребролюбны, по ненависти первой, глагола: «Феодорит, рече, давны согласникъ и товарищъАртемиевъ, негли и сам еретникъ есть, понеже с нимъ во единой пустыне немало лѣт пребылъ». Царь же нашъ, напамятуючи, иже Артемий зѣло похваляет Феодорита пред нимъ, абие уверивъ, яко пияный пияному и вредоумный вредоумному, понеже ктому и ненависть на него имѣлъ, иже не послушал его и не хотил болши быти на игуменстве в монастыре Сергиеве. Нѣцыи же епископи оправдавша его, вѣдуще его быти мужа нарочита. Тогда же царь с митрополитом своим, угождающе ему во всемъ, и со другами, яко рѣхъ, неискусными и пияными епископы, вмѣсто исправления и духа кротости (...) оныхъ расколниковъ не наказуютъ любезно, но со всякою яростию и лютостиюзверьскою в заточение, далнеѣ грады, уские и темные темницы отсылаютъ окованыхъ.Такожде и преподобного, оковавши веригами желѣзными, биютънеповинного святога мужа, отсылаютъ аже на Солевецкий остров в вечное заточениеажедо смерти. И того предреченного мниха Саву такоже в заточение на смерть отсылают к ростовскому владыце Никандру, въ пиянстве пограженному. И запровадивъши Артемия на Соловки, и вмѣщут зѣло в ускую кѣлью, не повелѣвающе ему дати и ни малого утешения отнютъ. Гоняще бо на того епископа богатые и миролюбивые, такъ и оные вселукавые и любытяжателные мниси, иже бы не токмо не былъ в Руской землѣ онъ мужъ, но иже бы и имя его не именовалось. А то сего ради: прежде бо его царь зѣло любяше и многожды бѣседовавше, поучаяся от него, они жъ боящеся, да не паки в любовь ко царю приидетъ и укажетъ цареви, иже яко епископи, такъ и мниси с началникисвоими законопреступно и любостяжателно, не по правиломъ апостолскимъ и святыхъ отецъ живутъ. Сего ради всякия творяху, дерзающе и сполняюще такъ презлыя дѣла свои на святыхъ, да покроютъ злость свою и законопреступления.Понежетогдаи другихъ неповиныхъ мужей помучиша различными муками, научающе на Артемия клеветами, иже доброволне не возмогаша навести ихъ, негли и мукъ не претерпевши, нѣчто произнесут. Таковъ въ нынешнем веце, паче же во оной землѣ, презлый и любостяжателный,лукавства исполненъ мнишеский родъ! Воистину всяких катовъ[253] горши, понеже к лютости вселукавъ зѣло. Но ко предреченной повести о Феодорите возратимся.

Когдамонахи-стяжатели, исполненные лукавства, увидели еретиков, приводимых изупомянутых заволжских пустыней и из других мест, тогда возводят они клевету напреподобного и мудрого Артемия — бывшего игумена Сергиева монастыря,который, не послушав царя, ушел в пустынь из этого большого монастыря из-зараздоров и корыстолюбивых, закоренелых в законопреступлениях монахов, —что будто бы он был участник и сторонник некоторых лютеранских ересей. Возводятони неосновательную клевету также и на других монахов, живущих безсобственности по уставу Василия Великого. А наш царь с совершенноневежественными и юродивыми епископами, не выставив свидетеля и еще до суда,поверил им и тотчас тогда созвал собор, собрав отовсюду тамошних лиц духовногозвания, и велел привести из пустыни в оковах преподобного мужа Артемия, стольчестного и исполненного премудрости, и другого знаменитого старца, блиставшегосвоей бескорыстной жизнью и познаниями в Священном Писании, по имени Савва, попрозванию Шах. Когда собрали этот собор и когда представили и испытали еретиковв связи с хулой на догматы церкви, то среди них был испытан и допрошен Артемий.Ни в чем не виновный, вполне кротко изложил он свою правую веру. Спросилидоказательств у доносчиков, а вернее сказать сикофантов, и они выставилисвидетелями скверных и злобных людей. Но старец Артемий возразил, что они неспособны быть свидетелями. Тогда они выставили Феодорита Соловецкого, бывшегосуздальским архимандритом, и другого старца, известного своейдобродетельностью, Иоасафа Белобаева, якобы те слыхали хулительные речиАртемия. И когда эти знаменитые мужи дали свое свидетельство, то обличили ониглавного наговорщика монаха Нектария за ложный донос, а Артемия оправдали какни в чем не повинного, но напротив — воссиявшего всеми добродетелями.Тогда тот пьяный и корыстолюбивый епископ суздальский сказал из прежнейненависти: «Феодорит, дескать, старый союзник и товарищ Артемия, может, он исам еретик, потому что пробыл с ним в одной пустыни много лет». А наш царь,помня, что Артемий очень расхваливал ему Феодорита, тотчас поверил, как пьяныйпьяному и злонамеренный злонамеренному, к тому же была у него к Артемиюненависть, что не подчинился ему и не захотел больше быть на игуменстве вСергиевом монастыре. Однако другие епископы оправдывали его, зная его какзнаменитого человека. Тогда царь со своим митрополитом, угождающим ему во всем,и с другими невежественными и пьяными, как я уже говорил, епископами не поучаетс любовью еретиков, но вместо исправления и духа кротости с яростью и зверскойжестокостью ссылает их скованных в заключение в отдаленные крепости, в тесные итемные тюрьмы. Также и преподобного невинного святого мужа, сковав железнымиузами, бьют и ссылают на вечное до самой смерти заключение на Соловецкийостров. А упомянутого монаха Савву тоже ссылают в заключение до смерти кростовскому владыке Никандру, погруженному в пьянство. И, доставив Артемия наСоловки, бросают его в очень тесную келью, не позволяя сделать ему ни малейшегооблегчения. Преследовали его как богатые и любящие мирское епископы, так и этилукавые и корыстолюбивые монахи, чтобы не только не было в русской земле этогочеловека, но даже бы и имя его не называлось. И вот почему это: раньшеочень любил его царь и часто беседовал с ним, поучаясь от него, и они боялись,чтобы опять не полюбил его царь, а он не указал бы царю, что как епископы, таки монахи со своими настоятелями живут не по правилам апостолов и святых отцов,нарушают закон и любят имущество. Вот почему они творят все это, осмеливаясьсовершать злобные действия против святых, чтобы скрыть свою злобу и преступления.Тогда ведь они и других невинных людей замучили разными муками, напуская их склеветой на Артемия: может быть, тот, кто добровольно не захотел повторить ее,произнесет, не вытерпев мук. Таков-то в наше время в этой стране злобный,корыстолюбивый, исполненный коварства род монахов! Поистине хуже он всякихпалачей, потому что сверх свирепости еще и очень лукав. Однако возвратимся кначатому рассказу о Феодорите.

Тогда же онъ блаженны мужъ неповинне пострадалъ ото лжесшивателѣй, наипаче же от того-то епископа суздолского, пьяного и сребролюбиваго, яже клеветаше вкупе на нь со мнихи монастыря Евфимиева, яко имуще на нь ненависти, предреченныя ради вины. Но аще и многия замыкаяху на нь сикованицы,[254]но не можаху ни единого приткнути, но абаче, яко они вселукавые мниси искусны тому, в неволю отослаша его в монастырь Кириловъ,в немже той епископъ сузъдолский прежде игуменомъ былъ до тѣхъ, и ученицы его отомстятъ его прежнюю ненависть епископа. Онъ же егда тамъ завезенъ былъ, и видяще его тамо живущии мнисии, нарочитые и доброжителныя мужие, яже не суть вѣдомы о лукавомъ советѣ и о презломъ дѣле ихъ, вседушне ради ему бывше, видеще бо его мужа издавна во преподобию и святыни многа. И о семъ паче лукавыя мнихи и завестию разъседаеми были, видѣвше мужа от налѣпшихъ и святыхъ мниховъ почитаема, и вяща прилагаху ему ругание и бѣсчестие. И пребыль святый у нихъ аки полтора лѣта, в таковыхъ бедах притерпѣвающе.

Этотблаженный человек без вины пострадал тогда от сочинителей лжи, в особенности оттого пьяного и корыстолюбивого суздальского епископа, который клеветал на неговместе с монахами Евфимиева монастыря, потому что относился к нему с ненавистьюпо названной уже причине. Но хоть и набрасывали на него много сикофантий, немогли ни одной зацепить, и все же, поскольку лукавые эти монахи в этом мастера,сослали его в заключение в Кириллов монастырь, в котором игуменом был раньшеэтот суздальский епископ, чтобы ученики того мстили ему по старой ненавистиепископа. Но когда привезли его туда и увидели его жившие там порядочныемонахи, мужи образцовой жизни, не знавшие о коварном умысле и о злобныхпроисках лукавых монахов, они от всей души обрадовались ему, зная, что этотчеловек издавна велик добродетелями и святостью. Из-за этого лукавые монахи ещебольше лопались от зависти, видя, что человека этого почитают самые лучшие исвятые монахи, и еще больше надругивались над ним и бесчестили его. Терпя такиебедствия, пробыл у них святой года полтора.

Потомъ пишетъ к намъ, сыновомъ своимъ духовнымъ, изъявляющинамъ от тѣхъ вселукавыхъ мниховъ нестерпимую скорбь свою. Мы жъ, колико насъ собравшеся, сниглитскимъ саномъ почтенныхъ, приходимъ с тѣмъ ко архиепископу Макарию, сказующе ему сие по ряду. Онъ же, услышавъ и устыдѣвся яко нашего сана, такъ и мужа святости, понеже и ему (...) былъ онъ духовникъ, и даетъ скоро епистолии свои во онъ монастырь, повелѣвающе отпустити мужа и жителствовати ему свободне идѣже хощетъ. Онъ же, изъ Кирилова изъшед, вселися в мѣсте въ Ярославле, в монастыре великомъ, идѣже лежитъ во своемъ мѣсте князь Феодоръ Ростиславичъ Смоленский,[255]и тамо пребывъ аки лѣто едино или два.

Наконецпишет он нам, своим духовным сыновьям, и рассказывает о нестерпимыхоскорблениях от лукавых монахов. А мы, сколько собралось нас, удостоенныхсенаторского звания, приходим с этим к архиепископу Макарию и все подробнорассказываем ему. Услышав и устыдившись как нашего звания, так и святого мужа,который и ему был духовником, он немедля отправляет в этот монастырь своипослания, приказывая отпустить его, чтобы жил он свободно, где пожелает. И тотушел из Кириллова и поселился в городе Ярославле, в большом монастыре, гдележит на месте своем князь Федор Ростиславич Смоленский, и пробыл там год илидва.

И призываетъ его царь к себѣ яко мужа искусного и мудрого, посылающи его посломъ ко потриаръху констянтинополскому, просяще благословения о коронацию, и о таковомъ благословению и о величанию,[256]имжеи яковым чиномъ цесари римские сущие христианские от папы и патриархов венчаеми были. Онъ же, повелѣния царева послушавъ, уже во старости и в немошномъ тѣле, обаче поиде с радостию на таковое посолство. И ходилъ тамо и сѣмо вяще нежели годъ, многи на пути беды и труды подъялъ, тамо же и огненымъ недугомъв Констянтинополю аки два мѣсяца обьятъ былъ, но и ото всехъ сихъ благодатию Божиею изъбавленъ, возвратився здравъ и принесе со благословением соборнымъ послание от патриарха ко царского сана возведению великому князю нашему. А потомъ и книгу вскорѣ царского вѣнчания всю патриархъ прислалък нему со своими послы до Москвы — с митрополитомъ единымъ и со мнихомъ-презвитерожъ противъпсаломъ,[257]яженынемитрополитомъ Андрѣянополскимъ есть. Но ктому, глаголют, святому мужу оному самъ патриархъудивлялся, яко преслухался речения и бѣседования его премудрого, такъ и жителства его умиренного и съвященнолѣпного.

Ивот как искусного и мудрого человека призывает его к себе царь и отправляетпослом к константинопольскому патриарху просить благословения накоронацию — такого благословения и венчания, которым и каким порядком истиннохристианские императоры венчались папой и патриархами. И он, подчинившисьцарскому распоряжению, хотя и стар, и телом немощен, а с радостью отправился вэто посольство. Более года ездил он туда и сюда, претерпел в пути многие беды итрудности, там, в Константинополе, месяца два был болен лихорадкой, но Божьейблагодатью был спасен от всего этого, возвратился в здравии и доставил отпатриарха нашему великому князю послание с соборным благословением навозведение его в царский сан. И вскоре после этого патриарх прислал ему вМоскву со своими послами — митрополитом и иеромонахом противпсалом,который теперь митрополит адрианопольский, — книгу царского венчания. Акроме того, сам патриарх, говорят, удивлялся святому мужу, когда наслушалсямудрых высказываний и речей его и услышал о смиренной и святой его жизни.

Князь же великий, обрадовавшеся патриаршеского послания благословению, даритъ Феодорита тремяста сребреники великими и кожухомъ драгихъ соболей пот аксамитом и ктому якою властию духовною, аще бы он хотѣлъ. Он же, мало усмѣхнувся, рече: «Аз, царю, повелѣния твоего послушахъ и исполних, еже заповедал ми еси, не вмѣняя нимало во старостии моей трудовъ о семъ. Но доволство ми и се за мздовоздаяние, иже бо апостолского намѣстника, великого архиепископа, сирѣчь патриарха вселѣнского, благословенияприях. А яко даровъ, такъ и власти не потребую о-твоего величества: даруй ихъ тѣмъ, яже проситъ от тебе и потребуетъ. Азъ яко сребреникъ, такъ и драгоцеными одеждамии не обыкох наслаждатися, а ни ими украшатися. Паче же отрѣкохся всехъ таковыхъ в началѣ постражения власовъ моихъ. Но доброту душевную,благодати духа внутрь украшати тщуся. Но точию сего прошу, да с покоемъ и со бѣзмолвиемъ в келье до изшествия моего да пребуду». Царь же нача молити его, да не обѣсчестит сану царского и да возметъ сие. Он же, повинувся мало, взял от трехъсотъ сребреникъ точию двадесять и пять, и поклонився по обычаю, и изыде от лица царева. Царь же повелѣлъ и кожухъ онъ послати за нимъ и положити во храминѣ, идѣже он обиталъ тогда. Феодоритъ же кожухъ той продавъ, яко и пенези нищимъ абие разда. Потомъполюбивъ жити в монастырѣ, яже близу великого града Вологды, егоже создалъ святый Димитри Прилуцкий.[258]А то мѣсто Вологда от Москвы лежит сто миль, на пути ѣдучи ко Лѣдовому морю, на порту.

Обрадовавшисьблагословению патриаршего послания, великий князь одарил Феодорита тремясотнями больших серебреников и шубой из дорогих соболей под аксамитом, а сверхтого, такой духовной властью, какую только он пожелает. А он, усмехнувшисьслегка, сказал: «Послушал я и исполнил твое повеление, царь, что отдал ты мне,ничуть не считаясь в моем возрасте с трудностями по нему. Достаточно мне и тогов награду, что принял я благословение апостольского наместника, великогоархиепископа, то есть вселенского патриарха. Но ни в дарах, ни во власти оттвоего величества я не нуждаюсь: даруй их тем, кто просит у тебя и нуждается.Не привык я ни серебрениками, ни дорогими одеяниями наслаждаться или жеукрашаться. Более того, я отрекся от всего этого еще при пострижении моихволос. А стараюсь я украшаться изнутри душевной добротой и благодатьюдуховною. Одного я только прошу, чтобы до отшествия моего пребывать мне в кельев покое и безмолвии». Но царь стал просить его, чтобы не бесчестил он царскогосана и принял это. И, повиновавшись отчасти, он взял из трехсот серебрениковтолько двадцать пять и, по обычаю поклонившись, вышел от царя. Но царь велелотправить следом и шубу и положить ее в покое, где он тогда жил. Феодорит жепродал шубу и тут же раздал монеты нищим. После того он предпочел поселиться вмонастыре у большого города Вологды, который основал святой Димитрий Прилуцкий.А город этот Вологда лежит в ста милях от Москвы в направлении как ехать кЛедовитому океану, на водном пути.

И забывши ненависть оныхъ нечеловѣколюбных мнихов, с Вологды, такъ дални путь, не ленився посещати их в монастырю, от него созданному. Аже до дикие лопи два кротъ ѣздяше при мнѣ, от Вологды до Колъмогор реками плавающе, а двесте миль (...) от Колмогор Двиною-рекою великою до моря, а моремъ до Печенги другою двести миль, яже нарицаются Мурманская земля, идѣже живетъ лопски языкъ. Тамо же и Кола-река великая в море впадает, на еяже устье монастырь онъ созданъ от него.

Забыво ненависти бесчеловечных монахов, он не ленился посещать их в основанном иммонастыре — столь дальний от Вологды путь. При мне он дважды ездил вглухую Лапландию, плывя от Вологды до Холмогор двести миль по рекам, а отХолмогор до моря по Великой Двине и еще двести миль по морю до Печенги, которуюзовут Мурманская земля, где и живет народ лопарей. Там же впадает в моребольшая река Кола, в устье которой основан им тот монастырь.

Воистину сие удивлению достойно: в такой старости и такие неудобные и жестокие пути претерпѣл, лѣтомъ плавающу ему по морю, зимою же напруткошествелныхъ еленехъ ѣздяще по непроходнымъ пустыням, посещающе детѣй своих духовныхъ, яко мнихов оных, такъ и лопанов, наученых и крещенныхъ от него, пекущеся о спасению душъ их, в нѣверныхъ сеюще проповѣть евангелскую и размножающе благочестиѣ, врученны ему от Христа Бога талантъ, во языце оном глубоких и грубыхъ варваровъ, не щадяще ни старости и нѣмощнаго тѣла, сокрушенного многими лѣты и великими труды. Здѣ ми зри, полуверне, лицемерный христианине, умягченны, раздрочены различными наслажденми, яко храбри еще обретаются старцы в православной християнской землѣ,во правоверныхъ догматех воспитаные: чемъ престарѣются и изнемогутъ тѣлом, тѣмъ храброство ревностию по благочестию полагают и острозрителнейшиеи приятнѣйшие ко Богу бывают.

Поистинеэто достойно удивления: в таком возрасте переносил он столь трудный и суровыйпуть, летом плавая по морю, зимою же скача по непроходимым дебрям набыстроногих оленях, не щадя ни старости своей, ни немощного тела, сокрушенногодолгими годами и великими трудами, чтобы посещать своих духовных детей, какэтих монахов, так и лопарей, просвещенных и крещенных им, чтобы печься оспасении их душ, сеять евангельскую проповедь среди неверных, размножатьблагочестие — врученный ему от Бога талант — в этом народе диких игрубых варваров. Заметь себе это, полуверок, лицемерный христианин,размягченный, разнеженный различными наслаждениями, сколь храбрые есть ещестарцы в православной стране, вскормленные на догматах правоверия: чем большестареют и изнемогают телом, тем больше направляют храбрость в ревность поблагочестию, тем больше взоры их обращены к Богу, тем ближе они к нему.

А яковое было бы о том предреченномъ святомъ Феодорите удивлѣние, аще бы вся по ряду исписал добродѣтелныя его дѣла и предивные, ихже аз единъ елико могу памятати! Что возглаголю о том, яковые он имѣлъ дарования от Бога, сирѣчь дары Духа: и силы исцелѣния, даръ пророчествия, даръ мудрости, яко грѣшники и уловляти от презлыхъ дѣлъ дияволихъ, и наводити на путь покаяния, и приводити от нечистия и многолѣтного древняго неверия въ веру Христовупоганские народы? А что бы реклъ и яко бы изъглаголал о восхищению его в самые обители небесныя, и о видѣнияхъ его незреченныхъ, имъже Богъ посѣтил его? Понеже еще в телесии тленном суща, безтелѣсными и невесчествеными почтенъ достоинствы и аероплаветелными хождении. А яковую той мужъ тихость и кротость многою имѣлъ, и яковые наказания премудрыя, и в гоненияхъпредивные и насладчайшия бѣседования и полъзавателныя апостолоподобныя вещания, егда случилося ему беседовати сыновомъ духовнымъ! Ихъже нѣкогда и азъ, недостойный, многожды причастенъ былъ, тѣхъ священыхъ учений! Еще ктому немало ко удивлению, яко умѣлъ онъ, искусенъ былъ целити согънившиянеисцелныя раны, сиречь презлыя дѣла в человѣцехъ обыкновеныя многими лѣты! Яко все мудрыя глаголютъ, иже многолѣтныя обыкновения, от младости утвердившися во человѣческихъ душахъ, во естество обращаются и плохо, или неудоб заглажаеми бываютъ. Таковые онъ умѣлъ веткие гнусности и нечистыя злости расторгати и искореняти от душъ человѣческихъ и нечистыхъ и скверныхъ сущихъ очищати и просвѣщати, и ко Господу усвояти и многимъ покояниемъ, и слезами, и самымъ Дияволомъ запрещати силою Святаго Духа по даной ему от Бога власти презвитерской, да ктому ни наступитъ, а ни дерзнетъ паки и осквернитъ покаявихся душъ человѣческихъ. Сие воистинно не токмо от достоверныхъ мужей слышахъ, но и очима видѣхъ и над самимъ собою искусивъ бывшее и приключившися мнѣ благодѣяние многое от его святыни, понеже исповѣдникъ мнѣ былъ и премногу зѣло любовь ко мнѣ имѣлъ. Такоже и азъ к нему, многогрѣшный, по силе моей любовию и службою простирался. О мужу налѣпши и накрѣпчайши, мнѣ превозлюбленѣйший и пренадсладчайши, отче мой и родителю духовный, кол ми люто и скорбно от зрѣния наичестнѣйшихъ сединъ твоихъ разлученну бывшу!

Какбы удивлялись этому названному святому Феодориту, если бы я описал подробно всеего добродетельные и чудесные дела, из которых только один я сколько помню! Чтосказать мне о том, какие были у него от Бога дарования, то есть дары Духа: силаисцелять, пророческий дар, дар мудрости, как уловлять грешников из дьявольскихпроисков и выводить их на путь покаяния и приводить народы язычников отнечестивости и застарелого исконного безверия к вере Христовой? А что мнесказать и как поведать о том, как был он взят в обители неба, о несказанных еговидениях, которыми одарил его Бог? Ведь хоть и пребывал он во бренном теле, ноданы были ему бесплотные и нематериальные свойства и способность к воздухоплаванию.А как был тих и кроток этот человек, как мудро поучал, чудесно и сладко велбеседы, с пользой, подобно апостолу, говорил, когда приходилось ему беседоватьс духовными детьми! Когда-то и я, недостойный, зачастую прикасался к нему,этому священному учению! Сверх того, весьма удивительно еще, как умел он иискусен был исцелять гниющие неисцелимые раны, вернее сказать, человеческиепороки, сделавшиеся привычными за долгие годы! Как утверждают все мудрые,долголетние привычки, смолоду укрепившись в человеческой душе, становятсяприродой и плохо, и с трудом поддаются исправлению. Он мог вырывать иискоренять из человеческих душ закоренелые мерзости и пороки, а нечистых иоскверненных очищать и просвещать и к Господу приводить через великое покаяниеи слезы, а силой Святого Духа по данной ему Богом иерейской власти запрещатьсамому Дьяволу приступать к таковым и не сметь вновь осквернять покаявшиесячеловеческие души. Поистине об этом я не только слышал от надежных людей, новидел своими глазами и сам на себе испытал великую благодать, сходившую на меняот его святости, потому что был он моим духовником и питал ко мне большуюлюбовь. Точно так и я, многогрешный, по мере сил своих любовь и преданностьприносил к нему. О муж, самый лучший и самый твердый, самый любимый мой и самыйсладкий, отец мой и духовный родитель, как тяжко и скорбно не видеть мнечестнейших твоих седин!

Что же таковы превосходны мужъ получилъ во отечестве своемънеблагодарномъ от того лютого и безчеловѣчного царя? Той, нецы глаголютъ, аки бы воспомянул нѣчто о мнѣ ему, онъ же, глаголютъ, восклехъталъ, яко дивий вепрь, и воскрежеталъ неистово зубами своими и абие повелѣл таковаго святогомужав реце утопити. И сице приялъ мученичества венецъ и получилъ второе крещение, егоже и Господь нашъ Иисусъ Христос по крещению Иоаннове возжелѣлъ, яко самъ рче: «Коль, рече, желаю чашу сию пити и крещениемъ сим креститись!»[259] А нецы глаголютъ о скончанию его, приходящие ото оные земли, аки бы тихою и спокойною смертию о Господѣ почилъ онъ святы мужъ. Аз же истинне не мог достаточнее выведатися о смерти его, аще и со прилѣжаниемъ о томъ выведахся. Яко слышах от нѣкоторыхъ, тако и написахъ, въ странстве будучи и долгимъ растояниемъ отлученны и тунѣ отогнанъ ото оные земли любимаго отечества моего.

Чтоже получил этот превосходный человек в своем неблагодарном отечестве от этогосвирепого и бесчеловечного царя? Кое-кто говорит, что он как будто упомянултому как-то обо мне, и тот, говорят, захрипел как дикий вепрь и заскрежеталнеистово зубами и тотчас велел этого святого человека утопить в реке. И так онпринял мученический венец и прошел через второе крещение, которого пожелал иГосподь наш Иисус Христос после крещения от Иоанна Предтечи, как сам он сказал:«Как, дескать, желаю я испить эту чашу и крещением этим креститься!» Но другие,придя из той страны, говорят о кончине его, что якобы тихой и спокойной смертьюпочил этот святой человек. И поистине не мог я подробней сведать о его смерти,хоть и старательно об этом разведывал. Что слышал я от людей, то и написал,находясь на чужбине, громадным пространством разлученный и без вины изгнанныйиз той земли любимого моего отечества.

А еже тѣхъ по ряду не написахъ о нем, яко выше рекохъ, ово ко краткости истории зряще, ово здѣ живущихъ в грубыхъ и в духовныхъ отнютьнеискусныхъ, ктому и маловѣрныхъ ради человѣков. И аще Богъ поможетъ, и обрящемъ нѣкоторыхъ духовных мужей, желающих сего, тогда мало нѣчто воспомянем о предивных видѣниях его, и о пророчествияхъ, и о чюдесех нѣкоторыхъ, яко духовные духовным на ползу поведающе. Тѣлесные бо, яко рече апостолъ, не приемлютъ еже от Духа,[260]понежене вмѣщаютъ, затворяюще волеюутробысвои.Глупство видѣтся имъ, еже о духовныхъ глаголемое, понеже в телѣсныхъ вещахъ со прилѣжанием обращаются, а о духовныхъ не родятъ, паче же а ни разумѣти хотятъ.

Ато, что всего подробно не написал я о нем, как сказал выше, так это как длякраткости рассказа, так и из-за грубости, неопытности в духовных вопросах и ктому же малой религиозности живущих здесь людей. Но если поможет Бог и встретиммы людей духовных интересов, стремящихся к этому, тогда вспомним кое-что о егочудесных видениях, о некоторых чудесах, поведав как духовные на пользудуховным. Как сказал апостол, те, кто из плоти, не приемлют того, что от Духа,потому что не вмещают, добровольно закрывая свое нутро. Им кажется глупостьюто, что говорится о духовных вещах, потому что они целиком обращены к плотскимделам, а о духовных не заботятся и даже помыслить не желают.

И нынѣ, скончавающе и историю, новоизбиеныхъ мучеников да похвалимъ по силе нашей, елико можем. И кто бы, умъ здрав имѣюще, возбранял ихъ похвалити? Развие бы кто гнусного, и лениваго, и лютого, и неистоваго ума был! Речет кто негли: «Мученики, царей нечестивых не послушав, и идолом не послужили, и пред лютымии мучители единого Бога исповедали, и сего ради различные муки претерпѣли и смерти срогие[261] подъяли, радующеся за Христа Бога». Сие воистину и аз вем, но и тѣ новоизбиеные от лютаго и безчеловѣчного царя. Аще он Богу мнится и вѣровати и служити в Троице славиму, и крещениемъ просвещен былъ. Но Бога единого и Дияволи вѣдятъ, в Троице же славимого, и икономахи,[262]и други мучители исповѣдали. Но такоже и тѣ множество мучеников, исповѣдников прелютыми мученьими получили за Христа. Бо былъ крещенъ и Фока-мучитель, и цесаремъ римскимъ и грецкимъ, но абаче, безъчеловѣчия его ради и мучитель нареченъ есть. Азъ же реку нѣчто поистиннѣ деръзостнѣйши: положил бы нѣкто два драконы ядовиитыхъ и видѣлъ ихъ единого внѣ, а другаго внутрь. Которого жъ бы удобнѣе было устрещися, внѣшнего или внутренняго? Кто прелъ, иже внѣшняго? Тако царие быша прежнии мучители и нечестивые идолослужители, болваномъ глухимъ и немымъ жертву приносящие и боящесь тѣхъ боговъ новых, ихъже не подобаше боятися— по реченому: «Убояшася страха, идѣже не бѣ страха»,[263]— и быша оные церкви Христовы явственыя и вниешние неприятелии. Но новый нашъ не внѣшной, но воистину внутренный драконъ, не болваномъ служити повелѣлъ, аки жертвы приносити имъ, но первие самъ самого Диявола волю исполнилъ, возненавидѣлъ уский и прискорбный путь, покаяниемъ ко спасению приводящъ, и потекъ с радостию по широкому и пространному пути, водящимъ в погибель. Яко и самымъ намъ многожды слышащимъ ото устъ его, егда уже былъ развратился, тогда во слухъ всемъ глаголал: «Едино, рече, пред себя взяти: или здѣшное, или тамошное», сиирѣчь или Христовъ прискорбный путь, или Сатанинъ широкий.

Ивот, заканчивая историю, восхвалим по мере сил, как сможем, новоубиенных мучеников.И кто бы, имея здравый смысл, не позволил восхвалить их? Разве что был бы онгнусного, ленивого, жестокого и неистового рассудка! Может, кто-нибудь скажет:«Не покорившись нечестивым царям, мученики и идолам не служили, и переджестокими мучителями единого Бога исповедали, и за это различные мукипретерпели, и лютую приняли смерть, радуясь о Христе Боге». Я и сам это знаю,но и эти недавно убиты царем жестоким и бесчеловечным. Пусть кажется, что онверует и служит Богу, в Троице славимому, и крещением просвещен. Но единогоБога, в Троице славимого, и Дьяволы знают, и икономахи, и другие мучителиисповедали. Однако и они множество мучеников и исповедников жестокими мукамизамучили за Христа. Ведь и мучитель Фока крещен и был римский и греческийимператор, а все же назван мучителем за свое бесчеловечие. Но я, пожалуй, скажуеще смелее: пусть бы взял кто двух ядовитых драконов и увидел, что один из нихснаружи, а другой внутри. Какого же скорее надо стеречься, внешнего иливнутреннего? Кто будет доказывать, что внешнего? Таковы были прежниецари-мучители, нечестивые идолослужители, приносившие жертвы глухим и немымидолам и боявшиеся тех новых богов, которых не следовало бояться, — каксказано: «Боялся страха, где не было страха», — и были они церкви Христовойоткрытые и внешние враги. А новый наш дракон, не внешний, а поистиневнутренний, идолам служить — вроде как жертвы проносить им — невелел, но вначале сам исполнил волю самого Дьявола, возненавидел тесный итрудный путь, ведущий к спасению через покаяние, и радостно пустился широким ипросторным путем, ведущим к погибели. Ведь и мы сами не раз слыхали из его уст,как всем говорил он вслух, когда уже развратился: «Одно, дескать, можнополучить: или здешнее, или тамошнее», то есть или трудный путь Христа, илиширокий Сатаны.

О безумный и окаяный! Забыл еси прежде тебя царей царствовавшихъ, и в Новомъ, и в Ветхомъ завете, паче же прародителѣй твоихъ, княжат рускихъ святыхъ, ходящихъ по Христову ускому пути, сирѣчь мѣрне и воздержнеживущихъ, но абаче царствующихъ блаженнѣ, яко и ты самъ в покаянию был немало лѣтъ и добре царствовалъ. А нынѣ, егда развратился еси и прелстился от ласкателей, тогда таковые словеса отрыгнулъ еси, избравши себѣ пространны Антихристовъ путь, и отринул от себя всехъ предобрыхъ и разумныхъ мужей,и собравший войско дияволе, сиирѣчь похлебников, и отовсюды злодѣев, по всемъ согласующимъ злостем своим, нарицающесь церковником, погнал церковъ Божию. И яко погналъ! И коль страшно и прелюто, иже рещи и выписати невозможно! Яко напреди мало рѣхом, но абаче мало нѣчто и отчасти и о томъ гонению в предреченныхъ изъявлено.

Обезумный и несчастный! Забыл ты о царях Нового и Ветхого завета, царствовавшихраньше тебя, да и о предках твоих, святых князьях русских, шедших тесным путемХриста, то есть живших в умеренности и воздержании, а царствовавших при этомдобродетельно, как и сам ты царствовал хорошо, пока немало лет пребывал впокаянии. Но теперь, когда развращен ты и соблазнен льстецами, такие ты словаизрыгнул, избрав себе широкий путь Антихриста, отбросил от себя всех порядочныхи разумных людей и, собрав отовсюду дьявольское войско, то есть прихлебателей излодеев, во всем поддерживающих твои преступления, и, назвавшись церковником,стал преследовать Божью церковь. А как преследуешь! Так страшно и свирепо, чтонельзя ни сказать, ни написать! Говорили мы немного об этом выше, но лишьотчасти и немного сказано выше об этих преследованиях.

Не нудил жертвы приности болваном, но Дияволом вкупѣ с собоюсогласовати повелѣвалъ. Трезвымъ во пиянстве погружатися нудилъ, от негоже все злые возрастают. Не Крону жрети и дѣти закалати, но атрекшися естества, сирѣчь отца и матери, и братии, резати человѣков по составом повелѣлъ, яко и Басманова Феодора принудилъ отца убити, и Никиту безумного Прозоровского — Василия, брата своего, и другихъ многихъ. Не пред Афродитевым болваномъ блудотворения и нечистоты плодити, но на яственнѣйшихъ своихъскверныхъ пированиях присквернѣйшие глаголы со восклицаниемъ и со вопиянием отрыгати, а что потом послѣдовали дѣлы, исполняемые скверности и нечистоты, сие совести ихъ пущую лучше вѣдати. Не в Бахусову[264] звездупоставленному болвану пиянствующе и бесчинствующе, ни празникъ его во едино время и в год сие творя, но весь целый вѣкъ свой, егда возненавидѣлъ воздержанное житие, тысячю кратъ горший, нежели и оные поганыи, Бахуса почитающе,пиянствующе и безчинъствующе, крови христианские на проклятыхъ пированияхъ проливающе, не хотящихъ согласовати ему в таковыхъ. Яко единъ мужъ храбры посредии пиру обличилъ его предо всеми, емуже было наречение Молчанъ Митковъ: егда нудимъ былъ от него предречеными и оными великими, Дияволу обещанными чашами пити, тогда велѣгласно возопившаглаголютъ его и рекша: «О царю, воистину яко самъ пиешъ, такъ и насъ принуждаешъокоянымедъ,кровиюсмешанный братии нашихъ, правоверныхъхристиянъ, пити!» Он же абие возгорѣвся гнѣвом великимъ, копьемъ, яже во проклятом жезлѣ своемъ носяще, абие рукою своею пробилъ его и вънѣ храмины лютымъ крѣмешником повелѣлъ изъвлещи его, едва дышуща, и добити. И сице исполнилъ помостъ полаты кровии посреди проклятого пиру. Едва ли сей муж не мученикъ воистину, свѣтлы и знамениты победоносецъ?

Незаставлял ты приносить жертвы идолам, но вместе с собой приказывал входить всогласие с Дьяволом. Трезвых заставлял ты утопать в пьянстве, из котороговырастает все зло. Не Крону жертвы приносить и закалывать детей, но, отрекшисьот природы, то есть отца и матери, и братьев, приказал резать людей на части,как и Федора Басманова заставил отца убить и безумного НикитуПрозоровского — брата своего Василия и многих других. Не пред идоломАфродиты творить мерзости и блудодеяния, но на своих открытых скверных пирахизрыгать сквернословия с криками и воплями, а что потом следовали поступки,исполненные скверны и мерзости, пусть лучше о том ведает их совесть. Непьянствовать и бесчинствовать у поставленного идола, когда зажжется звездаБахуса, не праздновать его праздник в одно и то же время и час, но весь свойвек целиком в тысячу раз хуже, чем те язычники, что почитают Бахуса,пьянствовать и бесчинствовать, возненавидев воздержанную жизнь, проливая напроклятых пирах кровь христиан, не желающих поддерживать его в этом. Это одинхрабрый человек по имени Молчан Митнев обличил его на пиру пред всеми: когдапринуждали его пить из тех упомянутых больших чаш, посвященных Дьяволу, тогда,говорят, вскричал он громогласно и сказал: «О царь, поистине и сам ты пьешь, инас принуждаешь пить проклятый мед, замешанный на крови братьев наших,правоверных христиан!» А тот великим гневом тут же вспыхнул и тут же своейрукой проткнул его копьем, которое было у него в проклятом его посохе, асвирепым опричникам своим приказал вытащить его, едва дышащего, из покоя идобить. И так среди проклятого пира залил кровью полы в палате. Разве несветлый мученик по существу, не знаменитый победоносец этот человек?

Християнский, речешь, царь? И еще православный, — отвещаю ти: християновъ губилъ и от православныхъ человѣков рожденыхъ и сосущихъмладенцовъ не пощадилъ! Обѣщалъ, рече, Христу на крещение отрекшеся Дияволаи всех дѣлъ и всехъ ангелъ его? Реку ти паки: поправши заповеди Христа своего и отвергшися законаположения евангелского, егда не явствено обѣщался Дияволу и ангеломъ его, собравши воинъство полковъ дияволскихъ и учинившии над ними стратилаты окояных своихъ лоскателѣй, и ведый волю Царя Небесного, произвел дѣломъ всю волю Сатанинскую, показующе лютость неслыханную,никогдаже бывшую в Русии, над церковью живаго Бога? Не боится, а ни ужасается новыхъ богов? Глаголю ти: аще не боится новыхъ, но боится чаровъ, сирѣчь стараго и древняго Велиара, научившися и ведуще, и иже знамением честнаго креста всеужасие попирающе и изгоняется. Ктому не яко ли у мучителей древних различнаго орудия мученей, такоже и у нашего новаго: не скаврады ли и пещи, не бичевания ли жестокое и ногти острые, не клещи ли раждеженые, торгания ради тѣлесъ человѣческихъ, не игол ли за ногти биение и резание по составомъ, не претрения ли вервми наполы не токмо муж, но и женъ благородныхъ, и другие бѣсчисленые и неслыханные роды мукъ, на неповиных произведенные от него? Еще ли не мучитель прелютый?

Скажешь,что христианский царь? Еще и православный, добавлю я: христиан губил и грудныхмладенцев, рожденных православными людьми, не пощадил. Обещал, скажешь, Христупри крещении отречься от Дьявола и всех дел его и всех слуг его? Снова добавлюя: поправ заповеди Христа своего и отвергнув законоположения Евангелия, развене открыто посвятил он себя Дьяволу и слугам его, когда собрал воинстводьявольских полков и назначил над ними полководцами несчастных своихприхлебателей, когда, зная волю Царя Небесного, на деле исполнил во всем волюСатаны, проявив над церковью Бога живого неслыханную свирепость, не бывавшуюникогда на Руси? Не боится и не пугается новых богов? Скажу на это тебе: еслине боится новых, то боится чар, то есть прежнего и древнего Велиара, хотявыучил и знает, что знамением честного креста попирают и изгоняют все ужасное.Кроме того, не так ли у нашего нового разные орудия пыток, как у древнихмучителей: не сковороды ли и печи, не бичеванье ли жестокое и когти острые, нераскаленные ли клещи, чтобы рвать человеческое тело, не втыкание ли игл подногти и рассечение по суставам, не перетирание ли веревками пополам не толькомужчин, но и благородных женщин и другие бесчисленные и неслыханныевиды пыток, произведенные им над невинными? Все ли еще он не свирепыймучитель?

О окоянныи и вселукавые пагубники отечества и телесоядцы, и кровопицы сродницъ своихъ и единоязычных! Поколь маете[265] бестудствовати и оправдати такова человѣкарастерзателя? О преблаженны и достохвальныесвятые мученники, новоизъбиенные от внутреннего змия! За добрую совесть вашу пострадастѣ. И мало здѣ претерпѣвше и очистившеся прехвалнымъ симъ крѣщением, чисти к пречистейшему Христу отоидосте мзъды трудовъ восприяти! Еда ли тѣ много не потрудишася? Еда ли тѣ не добрые страдаша? Не токмо християнъ убогихъ от варваров в землѣ своей оброняюще, но и царства кровопивственые бусурманские целые мужеством храбрости своея разориша и самими цари ихъ бѣзверными, и предѣлы разширяша царства христианскогоаже до Скапиского моря и окрѣстъ. И грады тамо христианские поставиша, и святые олтари воздвигоша, и многихъ неверныхъ к верѣ приведоша. И что возглаголю о разпространению границъ и на другие страны? Служащи царевии своему и общей вещии християнской вѣрне, и яковую мзду здѣ получиша и от того лютого и безчеловѣчного царя! Еда ли Христосъ не воздастъ им и не украситъ венцы мученическими таковых, яже обѣщал и за чашу студеные воды отдати мзду? А сего ради, воистину, будут ездити или плавоти на облацех в стретение Господне в первом воскресению, яко рече Богослов во Апоколипсисе: «Блажен, рече, иже получить часть в первом воскресению»,[266]и Павел: «Яко бо о Адаме всѣ умираютъ, тако и о Христе всѣ оживутъ, кождо во своем чину. Начатокъ Христосъ»,[267]сирѣчь пострадавших: воскресе первый в нетлѣнномъ телеси, началник воскресению за него пострадавшихъ. «Потом Христу вѣровавшие во пришествие его», сирѣчь во второе, егда со ангелы явитца. «Потом кончина»,сирѣчь антихристово убиение и общее всѣхъ воскресение. «Тогда, — рече Соломанъ, — станетъ во дерзновении мнозѣ праведникъ пред лицемъ мучителя»,рекшеочевисте, с мучавшимъ его, або со обидѣвшим. Тогда, глаголю, и тѣ послѣдние мученики со древними страстотерпцы и победоносцывстрѣтятъ Христа своего, посреди аера от превыспреннихъ небесъ грядущаго со всѣми ангелы своими на избавление ихъ. Они же от земли многими и великими полки, яко небопарный Павел глаголетъ, «восхищенныи будутъ на облацѣхъ во стрѣтение Господне на воздусѣхъ, и тако всегда з Господемъбудутъ».[268]Ихъже и насъ да сподобитъ премногой благодати своей, а не по нашимъ дѣломъ, Господь нашъ Иисусъ Христосъ, истинный Богъ, емуже слава со безначалнымъ Отцемъ и со пресвятымъ, благимъ и животворящимъ Святымъ Духомъ, нынѣ и присно и во вѣки вѣковъ. Аминь.

Онесчастные и лукавые губители отечества, плотоядцы и кровопийцы родственниковсвоих и соотечественников! До каких пор намерены вы бесстыдно оправдывать этогочеловекотерзателя? О блаженные и достойные похвал святые мученики, новоубиенныевнутренним змеем! Приняли вы страдания за вашу добрую совесть. Немногопретерпев здесь и очистившись этим похвальным крещением, чистыми отошли вы кчистейшему Христу, чтобы принять мзду за труды. Разве мало они потрудились?Разве не достаточно они страдали? Не только на своей земле защищая от варваровубогих христиан, мужеством и храбростью своей они разгромили целые басурманскиекровопийственные царства с неверными их царями и расширили пределыхристианского царства до самого Каспийского моря и вокруг него. Они построилитам христианские крепости, воздвигли святые алтари и многих неверных обратили вверу. А что сказать мне о расширении границ на другие стороны? Верой служасвоему царю и христианскому обществу, какую плату получили они здесь отсвирепого и бесчеловечного царя? Разве не воздаст им Христос, не украсит ихмученическими венцами, когда обещал он заплатить и за чашу студеной воды? Апотому, без сомнения, поедут они или поплывут на облаках навстречу Господу впервом воскресении, как сказал Иоанн Богослов в Апокалипсисе: «Блажен, дескать,тот, кто получит свою часть в первом воскресении», и Павел: «Как все в Адамеумирают, так все во Христе оживут, каждый в своем звании. Начало Христос», тоесть пострадавшим: он первый воскрес в нетленном теле, он начало воскресенияпострадавших за него. «Потом поверившие Христу в его пришествие», то есть вовторое, когда он с ангелами явится. «Потом конец», то есть убиение Антихриста ивсеобщее воскресение. «Тогда, — сказал Соломон, — встанет с великойсмелостью праведник перед мучителем», то есть лицом к лицу с мучившим его илиобидевшим. Тогда, думаю, и эти последние мученики с первыми страстотерпцами ипобедоносцами встретят своего Христа, идущего по воздуху с высочайших небес совсеми своими ангелами, чтобы спасти их. А они великими бесчисленными полками,как говорит парящий в небесах Павел, с земли «на облака подхвачены будут, чтобыв воздухе встретить Господа, и так всегда с Господом будут». Да сподобит и их,и нас по премногой благодати своей, а не за дела наши, Господь наш ИисусХристос, истинный Бог, которому слава со безначальным Отцом и с пресвятым,благим и животворящим Святым Духом ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

[1]...женами ихъ... от иноплеменниковъ. — Намек на вторую жену Ивана III, племянницу византийского императора Константина XI Софью Палеолог и жену Василия III, мать Ивана Грозного литвинку Елену Глинскую.

[2]...Соломаниею... — Первой женой Василия III, отца Ивана Грозного, была СоломонияЮрьевна Сабурова, представительницакрупного московского боярского рода. Она была пострижена по приказу Василия III в 1525 г. по причине бесплодия. Брак их длился 20, а не 26 лет, как утверждает Курбский.

[3]...Васьян-постынник... — Вассиан (в миру Василий) Патрикеев происходил из старого литовского княжеского рода. Его прадед, князь Патрикей Наримунтович, перешел на службу к Василию I в 1408 г. Василий Патрикеев попал в немилость к Ивану III, которому долго до этого служил, был обвинен в измене и сослан в Кирилло-Белозерский монастырь. Курбский сравнивает его с Антонием Великим, основателем монашества.

[4]...Семен, реченный Курбский... — Семен Курбский был братом деда АндреяКурбского.

[5]...Герберштейн... — Барон Сигизмунд фон Герберштейн дважды (в 1517 г., когда был послом императора Максимилиана, и в 1526 г. — послом императора Карла и эрцгерцога Фердинанда) посетил Москву, где вел переговоры с Василием III об установлении мира с Польшей. Его одно из подробнейших описание Московии под названием Rerum Moscoviticarum Commentarii появилось в Вене в 1549 г. Неизвестно, о каком миланском издании говорит Курбский, так как ни одно из изданий, которым он мог бы воспользоваться, не было напечатано в Милане (Медиолане). Любопытно, что Курбский называет Commentarii «Кроникой» — термин, который он многократноупотребляет и для обозначения собственного сочинения.

[6]Наполе: Той Герберштейн приходил два кратъ к Москве послом великим от славного цесаря християнского Карлуса о великихъ дѣлех, или паче постановляющий миръ вѣчный между царствы християнскими и вооружающий ихъ и подвизающе сопротив поганом. И аще муж был искусный в шляхетныхъ науках и дѣлехъ, но в варварских языцех (глубокихъ ради ихъ и жестоких обычаев) не возмогъ сего достохвалного дѣла до конца исправити.

[7]...в злости презлыхъ осифляном... — Любопытно, что Курбский здесь и в других местаходнозначно определяет свое отношение к иосифлянству, считая, что влияние советов иосифлян и определяло политику, проводимую Иваном IV. Вместе с тем и в «Истории», и в других сочинениях Курбского заметны многочисленные следы влияния антиеретического сочинения главного идеологаиосифлянства — «Просветителя» Иосифа Волоцкого.

[8]...Максимъ Философ... — Максима Грека (ок. 1475—1566 гг.) Курбский не раз вспоминает в своих писаниях как учителя. Вероятно, антииосифлянские взгляды Курбского сложились не без влияния взглядов ученого грека, так же как и его взгляды на просвещение. Впрочем, единственная засвидетельствованная встреча обоих деятелей произошла весной 1553 г. в Троице-Сергиевом монастыре, когда Курбский сопровождал царя с семьей на богомолье в Кирилло-Белозерскиймонастырь. Максим Грек, обвиненный иосифлянским руководством церкви в еретичестве, с 1551 по 1556 г. содержался в Троице-Сергиевом монастыре.

[9]...яко рече Иоаннъ Златоустый во Словѣ о женѣ злой... — Цитируемое здесь Слово о жене злой представляет собой начало беседы Иоанна Златоуста «На усекновение Иоанна Крестителя», которая входит в состав сборника переводов сочинений Златоуста, выполненных Курбским и объединенных им под названием Новый Маргарит (см. Предисловие к Новому Маргариту).

[10]...«Мудрый... нещадно»... — Ср. Притч. 12, 10.

[11]Иван Бельский — праправнук великого князя литовского Ольгерда, отца Ягайла, короляпольского. В соответствии с данными официальных летописей был сослан в 1542 г. в Кирилло-Белозерский монастырь без ведома великого князя и без его же ведома казнен. В это время Ивану было 11, а не 17 лет, как утверждает Курбский.

[12]...княжа именем Андрѣя Шуйского ... князя Иоанна Кубенского...Феодоръ и ВасилийВоронцовы... княжатъ рѣшских. — Участники политической борьбы после смерти Василия III. Андрей Михайлович Шуйский был казнен в 1543 г., Иван Иванович Кубенский, Федор Семенович и Василий Михайлович Воронцовы — в 1546 г. Предки Воронцовых, согласно генеалогической легенде, происходили из Скандинавии. Рѣшских — имперских (от нем. Reich,пол.rzesza).

[13]...возмущение великое всему народу... — После опустошительного московского пожара летом 1547 г. Глинские, вызывавшие глубокое недовольство у населения, были обвинены в поджигательстве. Брат Елены Глинской, Юрий Васильевич, был отдан на расправу толпе. Князь Михаил Васильевич Глинский пытался бежать в Литву, но по дороге был схвачен и по настоянию бояр лишен титула конюшего.

[14]...презвитеръ чином, именем Селивестръ... юноша... имянем Алексѣй Адашев... —Придворный священник Сильвестр и государственный казначей боярин Алексей Адашев возглавили партиюреформ,которыми был отмечен начальный период правления Ивана Грозного. Они стремились примирить противоположные устремления дворянства и крупной земельной аристократии. Они имели значительное влияние на молодого царя и стояли во главе правительства 50-х гг., названногоКурбским «избранной радой». Курбский неоднократно оценивал «избранную раду» как идеальную государственную систему.

[15]Наполе: и лютѣ.

[16]«Царь...утвержены»; «Любяй... изчезнетъ». — Ср. Притч. 25, 29.

[17]Наполе: дума.

[18]Наполе: Танаис по-римски, а по-роску Дон, яже Еуропу дѣлит со Асиею, яко космографииописуют в землемерителной книзѣ; Куала же исмаилтским языком глаголется, а словенским Медведица. ...и Куалы... — Вероятно, тюркское название р. Медведицы, левого притока Дона. Берет свое начало недалеко от Саратова. Это название обращает на себя внимание в связи с названием реки «Каяла», упоминаемой в «Слове о полку Игореве».

[19]Единова в лютую зиму... — Имеется в виду первый, неудачный поход на Казань зимой 1547 г. После безуспешных попыток взять город русские войска отступили, но по приказу царя недалеко от места впадения р. Свияги в Волгу была выстроена крепость Свияжск, база русских войск в будущей Казанской кампании.

[20]Наполе: О взятии казанском.

[21]Наполе: истинно надѣяшеся.

[22]Наполе: град великий каменный.

[23]Наполе: заимствующе.

[24]...черемиса горняя... — Черемисой обычно называли представителей марийской народности. Горняя черемиса занимала пространство вдоль правого высокого берега Волги. Луговая черемиса обитала на восток и на север от Казани, на низком левом берегу.

[25]²На поле: напоевъ.

[26]Наполе: полков.

[27]Наполе: препортили.

[28]...Казань-река... Булакъ-рѣчка... ѣзера, Кабана глаголемаго... езерка, реченнаго Поганога... — Естественные водные преграды, входившие в оборонительную систему казанского кремля.

[29]Наполе: башню.

[30]Наполе: высокая.

[31]Наполе: устроя.

[32]Наполе: случися.

[33]...царь Шигалей... — Шах-Али, казанский хан и главнокомандующий казанскими войсками во время войны 1552 г.

[34]Наполе: левентов.

[35]...no Галицкой дороге... — Дорога, ведущая на запад от Казани.

[36]Наполе: с великим полком.

[37]...карачи... — Особо значительные княжеские роды в Казани. Русские летописи переводят это название как «слуги, князья казанских князей». Обычно существовало четыре рода карачиев, их представители были непременными членами правительства, во главе которого стоял царь.

[38]Наполе: князь.

[39]Наполе: полковые.

[40]...ясакъ... — В русском языке обычно употреблялось в значении «дань». Здесь употреблено в значении «сигнал».

[41]...княжа Суждалского Александра... Горбатого... — Александр БорисовичГорбатый из рода князей суздальских принимал участие в первом казанском походе 1549 г. После падения Казани был назначен первым ее наместником.

[42]Наполе: дешево.

[43]...аспръ... — Аспра, мелкая серебряная монета, бывшая в XVI в. в обращении на мусульманском Востоке, в Болгарии, Сербии. Была известна и в России.

[44]Наполе: дождество.

[45]Наполе: со службами.

[46]Наполе: башню.

[47]...в лѣтописной руской книзе... — Имеется в виду, скорее всего, «Летописецначала царства» (1553—1555), посвященный событиям похода на Казань. Заканчивался описанием торжествпо поводу взятия Казани.

[48]Наполе: к приступу.

[49]...братъ мой родный... — Роман Курбский, также прославившийся своим мужеством под Казанью.

[50]...сеиты... — Сеид — глава духовенства.

[51]Наполе: на розговор.

[52]Наполе: советником.

[53]Наполе: мамичи, яже бывают питаеми единым сосцом с царскимъ отрочатемъ.

[54]Наполе: Конецъ взятью Казанскому.

[55]...шурьи своихъ... — Братья царицы Анастасии Даниил и Никита Романовичи Юрьевы-Захарьины.

[56]...Приѣхавъ же ... надѣялся. — Этот отрывок в рукописи испорчен и не читается. Восстанавливается по изданию Кунцевича.

[57]Сейне воздремлет... Исраиля. — Пс. 120, 4.

[58]Унегоже ... свѣтлѣйше. — Сирах. 23, 27.

[59]Наполе: О епископе Васяне.

[60]...презвитер Андрѣй Протопоповъ... — Пресвитер кремлевского Благовещенского собора. Позже постригся и под именем Афанасий наследовал митрополичью кафедру после Макария.

[61]Алексей Адашев — Курбский называет его здесь ложничим, т. е. постельничим. Этот факт не подтверждается никакими другими источниками. Известно только, что Адашев и Мстиславский были спальниками Ивана Грозного.

[62]...реченнаго «на Песочне»... — Никольский Песношский монастырь, основан в 1361 г. учеником Сергия Радонежского Мефодием. Назван по имени речки Песноши, левого притока Яхромы, на которой он расположен.

[63]...мних от осифлянские оные лукавые четы... — Епископ Коломенский Вассиан Топорков, соратник митрополита Даниила и советник Василия III. Был сторонником сильной монархической власти. Как далее будет видно, предостережения старца Вассиана в разговоре с царем касались не одной только знати, поскольку сразу же по возвращении царя из Кириллова последовалижестокие гонения на нестяжателей и на еретиков.

[64]...Силвана преподобнаго... — Ученик Максима Грека инок Силуан принимал участие в переводе и в исправлении церковных книг. Перевел, в частности, беседы Иоанна Златоуста на Евангелия от Иоанна и от Матфея, но не полностью. Непереведенными им оказались 45-я беседа на Евангелие от Матфея и беседы 22—23, 44—47 на Евангелие от Иоанна. Эти беседы перевелКурбский и включил их в свой сборник переводов из Иоанна Златоуста Новый Маргарит. (См. Предисловие к Новому Маргариту). Вместе с Максимом Греком Силуан был заключен в Иосифо-Волоколамский монастырь и позже казнен.

[65]Наполе: лжещивание.

[66]Наполе: слогию, или стих.

[67]...Офорос... — В христианской традиции обозначают Сатану. Ср. Апок. 12, 7—9; Исход. 14, 12—14; Лк. 10, 18.

[68]...Ровоаму безумному... — Ср. 2 Цар. 24; 3 Цар. 12. Здесь Курбский проводит параллель между внуком царя Давида Ровоамом, чье небрежение советами старших послужило источникоммногочисленных нестроений в государстве, и Иваном Грозным, которого он упрекает в отказе от традиционных форм правления совместно с боярской думой. Самовластие царя и возведение на высшие должности «ласкателей», стремящихся во всем угодить своеволию царя, представляются Курбскому источником всех бед.

[69]Вчера от насъ, любимицы... — Беседа Иоанна Златоуста «О святом и прехвальномДуху». Также была переведена Курбским и вошла в состав его Нового Маргарита как 30-я глава (л. 118 об. Вольфенбюттельскогосписка).

[70]Обличили... нѣкоторые. — Это 9-я похвала Иоанна Златоуста апостолу Павлу. Переведена Курбским и под названием «О подъятию обличеней и о обращению Павлове» включена в Новый Маргарит (л. 390 Вольфенбюттельского списка).

[71]Наполе: Такоже зри о добром совѣте в Златоустаго толковании Втораго посланиякоринфскаго Павловых словес во нравоучении от бесѣды 18.

[72]Дионисий Ареопагит — Епископ афинский (I в. н. э.), которому традицияприписывает авторство значительного по объему корпуса философских сочинений, пользовавшегося огромным авторитетом в христианском средневековье. И Курбский, и Иван Грозный использовали этого автора для аргументации своих антагонистических взглядов, высказываемыхими в их полемической переписке. Здесь Курбский ссылается на сочинение «О небесной иерархии», гл. IV, 1.

[73]...«Любяй... душу»... — Ср. Притч. 15, 32.

[74]Наполе: Зри сопротивнаго и надхненнаго от Сатаны повѣтреннаго совѣту, тысящу крат горша совѣта Ахитофелова, от негоже храбрый и непобѣдимый преодолѣтель страшных и ужасных гигантовѣ, богоотецѣ Давыдѣ вострепетал. Не царя юно и всего исраилтескаговойска бояся, но от совѣта лукаваго оного мужа ужасается, якъ писано въ Книгах царствѣ вторых. Но лучше бы тому прелукавому епископу таковѣ конец был. Но лучше Богъ вѣсть, еже попусти сему быти за грѣхи наша по неизреченным праведнымѣ судбамѣ своим.

[75]На поле: посѣклъ еси.

[76]...сынъ ему... умре. — Никоновская летопись сообщает, что сын Ивана умер в июне 1553 г. в Москве, после возвращения царя с богомолья.

[77]...за Уржумъ и Мѣть-рѣку... — Реки Уржумка и Мета в верховьях Камы.

[78]Ивозратихомся... — Экспедиция под началом Шереметева, Микулинского и самогоКурбского была отправлена в сентябре 1553 г., а вернулась в Казань после успешного похода в марте 1554 г.

[79]...«на Изюмъ-курганъ»...; ...«на Великий перевоз»... — Изюм-Курган и Великий перевоз находятся недалеко от слияния Северного Донца с Осколом.

[80]...хотяще... на земли... — Ср. Исход. 5, 8.

[81]Наполе: совѣт.

[82]Наполе: Гистория о войнѣ Лифлянтской.

[83]...премирие минуло... — В 1503 г., после победы в войне с Литвой, Иван III заключил договор с союзником Литвы магистром фон Плеттенбергом, по которому тот обязалсявыплачивать дань. Условие это не выполнялось в течение пятидесяти лет, и после окончания действиядоговора Иван Грозный потребовал выплаты всех долгов в три года.

[84]...послалъ тогда насъ... — Среди командующих войском, выступившим в поход в ноябре 1557 г., были Михаил Васильевич Глинский, Иван Васильевич Шереметев и сам Курбский.

[85]...разрушили тое премирье... — Первоначальный ход войны был благоприятным для русской армии, но по настоянию Адашева наступление было приостановлено, а ордену былопредоставлено перемирие с мая по ноябрь 1559 г. В это же время правительство снарядило очереднуюэкспедицию против крымских татар. Используя перемирие и то, что русские войска были отвлечены войной с татарами, магистр Кеттлер подписал договор с литовцами, и орден перешел под протекторат Литвы. Конфликт с Ливонией перерос, таким образом, в войну с Литвой и Польшей. Ливонские войска, значительно подкрепленные за время перемирия, нарушили это перемирие и нанесли поражение русским войскам в окрестностях Дерпта. Бои под Нарвой, о которых упоминаетКурбский, происходили уже после этого поражения.

[86]Наполе: Ругодивъ.

[87]Наполе: германи (ругаяся пишетъ).

[88]Наполе: Тогда маистръ былъ имянем Фурстембергъ, о том Стриковской, лист 769. ...Стриковской... — Здесь Курбский ссылается на один из важнейших польских источников по истории XVI в., в том числе и Ливонской войны, «Хронику» Стрыйковского.

[89]Наполе: Вильянского. ...антипата фелинскаго... — Антипат — т. е. проконсул. В данном случае — правитель. Феллин — одна из наиболее укрепленных ливонскихкрепостей. Современное название Вильянди, город в Эстонии южнее Тарту.

[90]Наполе: с Колывани.

[91]Сѣчивомъ...Божие. — Ср. Пс. 73, 5—7.

[92]...яко при халдѣйской пещи... — Имеется в виду библейская история из книги пророка Даниила о трех отроках, сохранивших веру отцов. По приказу царя Навуходоносора они были брошены в раскаленную печь, но остались невредимыми благодаря силе своей веры и заступничествуБога. Ср. Дан. 3, 1—25.

[93]Наполе: борцомъ.

[94]Наполе: Юрьева.

[95]Наполе: постоновляти.

[96]...до кляштора... миля велика отъ мѣста... — В рукописи испорчено, восстанавливается по изданию Кунцевича.

[97]...no иговскому языку... — Традиционно понималось как «их языку». Но латыши называют эстонцев igonni, отсюда «игонский», а затем «иговский».

[98]Наполе: островѣ.

[99]Наполе: О взятии Астаранскомъ и о полякахъ.

[100]Наполе: постельничего.

[101]«Болши... своя». — Иоан. 15, 13.

[102]...с Вишневецким Дмитромъ... з Даниломъ Адашевымъ... — Князь Дмитрий ИвановичВишневецкий перешел в 1557 г. из Литвы на службу к русскому царю. Вместе с братом Алексея Адашева Даниилом отражал набеги татар на южные области русского государства.

[103]Наполе: личины.

[104]Наполе: бодры.

[105]Наполе: воистину.

[106]Наполе: басни.

[107]...въ крайникахъ мужество их описуется... — Волынский полк, которымпредводительствовал князь Константин Константинович Острожский, действительно прославился своиммужеством, отражая набеги крымских татар на Волынь. Хроника, на которую ссылаетсяКурбский, это, скорее всего, «Хроника» Стрыйковского, в которой описываются и эти события.

[108]«Идѣже ... посреди ихъ». — Ср. Матф. 18, 20.

[109]Наполе: немецкие.

[110]Бѣлый Камень — нем. Weissenstein, город Пайде на севере Эстонии.

[111]Наполе: недѣлю.

[112]...власы... изочтени суть... — Ср. Лк. 12, 7; Матф. 10, 30.

[113]...Гупсалъ... — Ныне г. Хаапсалу в Эстонии.

[114]Наполе: слуга.

[115]Наполе: старостъ.

[116]Наполе: о началѣ лифлянтов.

[117]Наполе: Егда же той Родис взя турецкий царь Сулиман, долго самъ в себѣ царствовавшу, и тогда тому родискому опату, сирѣчь архимандриту, дали паки вси царие западнийостровъ, глаголемый Малегу, сирѣчь Мелетий, егоже Лука въ плавании Пауловом въ «Дѣяниихъ» поминаетъ, в немже сотвориша грады тверды зѣло, яко и недавно войско от того же Сулимана посланное поразиша под нимъ и 2 пашей великихъ убили ковалери опатовы,помогающи ему кралеви гишпанскому и папе. ...въ «Дѣянияхъ» поминаетъ... — Ср. Деян. 22, 15—17.

[118]Наполе: церковной.

[119]Наполе: воздержне.

[120]...битву имѣхомъ... — Имеется в виду Грюнвальдская битва в 1410 г., когда объединенные польские и литовские войска под предводительством короля Ягелло и великого князя Витовтаразгромили войска ордена крестоносцев, который после этой битвы уже никогда не смог оправиться.

[121]Наполе: брань.

[122]...новаго лелсъморщалка... — Прежний магистр (ландмаршал) ордена Фюрстенберг был замещен в 1559 г. Кеттлером. Год спустя Феллин был взят русскими.

[123]...от Еранима Хоткевича... — Иероним (Ян) Ходкевич, гетман Великого княжестваЛитовского, прославился как талантливый полководец.

[124]Наполе: Начало злому.

[125]Наполе: О Селиверстѣ и Олексие Адашеве.

[126]...Сильвестра... и Алѣксея... Адашева... — На Алексея Адашева, которыйкомандовал русской армией в Ливонии, была возложена вина за промедление в начале кампании. Назначив Адашева сначала управляющим Феллинским замком и тем самым отстранив его от общего руководствавоенными действиями в Ливонии, Иван IV затем перевел его в Юрьев в подчинениетамошнему воеводе. Его земельные владения были конфискованы. Сильвестр в это время пытался в Москве предотвратить отставку Адашева, но безуспешно, после чего объявил царю об уходе в Кириллов монастырь. Последовавшая за этим смерть царицы Анастасии 7 августа 1560 г. была использованапротивниками Сильвестра и Адашева для их полной дискредитации. Сильвестраперевели в Соловецкий монастырь на вечное заточение, а Адашев, оставаясь в Юрьеве, был взят под стражу. Там же он вскоре и умер.

[127]«Идѣже... посредѣ ихъ». — Ср. Матф. 18, 20.

[128]Наполе: Зѣло достойно здѣ вкратце рещи римскую древнюю пословицу о презлом и прелукавом Котелине, реченную их языком, — понеже такова царя нашего учинилиласкатели и таков стался, — сиирѣчь в рускую бѣседу рѣкше: вѣчный и вегдашний врагѣ или неприятельприятелей своихъ. ...неприятель приятелей своихъ. — В рукописи испорчено. Восстанавливается по изданию Кунцевича.

[129]Наполе: в Юрьев.

[130]Наполе: Зри здѣ Златоустомъ реченное исполнено, яко онъ нѣгдѣ глаголетъ, иже всѣ страсти и злости человѣческия житиемъ разрушаются, а ненависть и по смерти не угаснетъ; яко и на самаго Христа нашего от богоборных иудеов, вѣдущихъ волеюлжесшивано по премногому лукавству их, учаше воинов лгати: «Рцыте, рече, яко нам спящим украдоша его ученицы» и прочее. И промчеся то слово между ими и доселѣ, такожде и между тѣми нечестивыми промчеся лгабство ихъ, аки бы муж святый и святою смертию отшедший сам себѣ ядь задалъ.

[131]...во епистоли своей ко Инокентию... — Это послание Иоанна Златоуста также было переведено Курбским и под названием «Епистолия Иоана Златаустаго ко Инокентию, епископу римскому» вошло как 96-я глава в состав Нового Маргарита (лл. 426—431 по Вольфенбюттельскому списку).

[132]Наполе: осуждение.

[133]Наполе: О началѣ пьянства.

[134]Наполе: цѣломудрие.

[135]...чюдовского Левки... —Архимандрит кремлевского Чудова монастыря.

[136]...яко Манасия... — Ср. 2 Пар. 32.

[137]Наполе: О побиени единокровных братии.

[138]...царя Димитрия... — На самом деле причины смерти сына Ивана III от первого брака, Ивана Ивановича, неясны. Трудно предположить, что сам Иван III был причастен к его смерти. Скорее всего, в этом деле была замешана его вторая жена, Софья Палеолог, поскольку врач, лечивший царевича, был прислан в Москву братом Софьи. Внук Ивана III, Дмитрий Иванович, провозглашенный в 1498 г. великим князем Московским, Владимирским и всея Руси, был в 1502 г. заточен в тюрьму, где семью годами позже умер или был убит.

[139]Асего ради... исповедающеся. — Ср. Матф. 23, 31—32.

[140]«...сокрушати...своих». — Пс. 67, 22.

[141]«Озлобления... о немъ». — Пс. 11, 6.

[142]«Помыслил... твоя». — Пс. 49, 21.

[143]...«Новы Маргаритъ»... — См. Предисловие к Новому Маргариту.

[144]Наполе: О побиении княжеских родов.

[145]Наполе: о Одашевѣ глаголетъ.

[146]...но другъ... заповеди его. — Ср. Пс. 118, 63.

[147]...Иоанъ... Шишкинъ... — Иван Шишкин-Ольгов в марте 1563 г. был обвинен в намеренииперейти к польскому королю и арестован, а позже казнен.

[148]...Данило... с сыном Тархомъ... Петръ Туровъ, и Федоръ, и Алексѣй, и Андрѣй Сатины... — Родственники и близкие Алексея Адашева, которые были подвергнуты репрессиям в первую очередь.

[149]Дмитрей Овчининъ — князь Дмитрий Федорович Телепнев-Овчина-Оболенский был убит около 1564 г. Его отец, Федор Федорович, известный в свое время полководец, был взят в плен во время войны с Литвой при Елене Глинской. После заключения перемирия в 1537 г. вернулся в Москву и умер там, а не в Литве, как сообщает Курбский.

[150]...Михайла... Репнинъ... — Князь Михаил Репнин-Оболенский был убит вместе с Юрием Ивановичем Кашиным-Оболенским в январе 1564 г.

[151]Наполе: в рожахъ.

[152]Наполе: скурату або личину.

[153]...князь Иоан... князь Дмитрей... — Князь Иван Иванович Кашин и князь ДмитрийАндреевич Шевырев были обвинены в измене и казнены в феврале 1565 г.

[154]...Дмитрия... Курлетева... — Князь Дмитрий Иванович Курлетев-Оболенский также обвинен в измене и казнен в 1562 г.

[155]...Петръ Оболенский, глаголеми Сребреный... — Князь Петр Семенович Оболенский-Серебряный казнен в 1571 г.

[156]...Александра Ерославово... Владимера Курлетова... — Князь Александр ИвановичЯрославов в последний раз упоминается источниками как живой в 1567 г. Князь Владимир Константинович Курлятев, занимая пост наместника захваченного русскими войсками Полоцка, был казнен, вероятно, в 1568 г. или немного позже. Оба происходили из князей Оболенских.

[157]...княжа сусдолское Александръ... Петръ Ховринъ... и братъ его МихаилъПетровичъ... — Князь Александр Борисович Горбатый-Суздальский, его сын Петр, братья Петр и Михаил Петрович Ховрины-Головниныказнены вместе с Кашиным и Шевыревым в феврале 1565 г. Предок Ховриных-ГоловниныхСтефан Комнин был выходцем из Кафы, прибыл в Россию в 1399 г.

[158]...единъ Андрѣй, княжа суздолское... — Имеется в виду Андрей Юрьевич Боголюбский, великий князь Суздальский и Владимирский, второй сын Юрия Владимировича Долгорукого от половецкой княжны (род. ок. 1110 г. — убит в 1174 г.). Андрей Боголюбский возглавил объединение и возвышение северо-восточных русских земель, заложив таким образом основы будущей централизации русского государства.

[159]Наполе: Хвалискаго.

[160]Наполе: Тѣх же то былъ княжатъ суждальских сродичь Нижнаго Новаграда отчичь, славный богатырь в земляхъ руских, князь Ян Тугой-Лукъ. Аще бы о нем по рядувоспомянути, была бы цѣлая повѣсть рьцерства его. ...князь Ян Тугой-Лукъ... — Князь Иван Тугой Лук упоминается среди князей суздальских.

[161]...княжа Ряполовское Дмитрей... — Князь Дмитрий Иванович Ряполовский, участник оппозиции, руководимой Челядниным-Федоровым. Казнен вместе с ним в сентябре 1568 г.

[162]...княжата ростовские Сѣмен, Андрѣй и Василѣй... — Князь СеменВасильевич Лобанов-Ростовский был одним из лидеров боярской оппозиции в 1553 г. После неудачногопобегав Литву был казнен. К этой же оппозиции примыкал князь Андрей Иванович Катырев-Ростовский, казненный вместе с князем Семеном Васильевичем. Князь Василий Иванович Темкин-Ростовский был вначале членом опричного двора, но затем впал в немилость у царя и был казнен в 1571 г.

[163]Наполе: мучителей.

[164]...Петръ, глаголемы Щенятевъ... — Князь Петр Михайлович Щенятев без ведома царя постригся в монахи, что послужило причиной царской немилости. Умер под пытками в 1566 г. Во время взятия Казани он вместе с Курбским возглавлял полк правой руки.

[165]...братию его Петра, Иоана... — Петр Андреевич и Иван Андреевич Куракины былиродственниками Щенятева.

[166]...Феодоръ Лвовъ... другого князя Феодора... — Кто такие Федор Романович и Федор Львов ярославские — неизвестно.

[167]...Иоанна Шаховского. — Иван Шаховской был казнен, скорее всего, в январе 1563 г. в Невеле. Также происходил из рода князей ярославских.

[168]...Василия и Александра, и Михаила княжат... Прозоровских, и Ушатыхъ нареченныхъ... — Прозоровские и Ушатые происходили из рода князей ярославских. Василий Иванович, его брат Александр и двоюродный брат Михаил Федорович Прозоровские были казнены, вероятно, около 1567 г.

[169]...Иоанна, княжа Пронское... — Князь Иван Иванович Пронский-Турунтай, казнен ок. 1569 г.

[170]...княжа Пронское Василий... —Князь Василий Федорович Пронский-Рыбин выступил против политики Ивана IV на Земском соборе 1566 г. Казнен в конце этого же года.

[171]...Владимера, стрыечного брата своего... — Двоюродный брат царя князь ВладимирАндреевич играл важную роль в политических интригах и дважды был кандидатом на престол в планах противников Ивана Грозного. Казнен в 1569 г.

[172]...Михаилъ Воротынской и Микита, княжа Одоевской... — Князь Михаил ИвановичВоротынский одним из первых попал в опалу и был сослан в 1562 г. в Кирилло-Белозерский монастырь. Получив прощение, он был возвращен в Москву в 1565 г. и избран в Думу. Когда в 1572 г. войска крымского хана Девлет-Гирея под командованием мурзы Диве (Дивей-мирзы) вторглись в русские земли, он был назначен главнокомандующим русских войск и одержалрешительную победу над татарами. Был обвинен в измене и казнен 12 июня 1573 г. Вместе с ним был казнен князь Никита Романович Одоевский, также участвовавший в походе против войск Девлет-Гирея,командуя полком правой руки. Оба они последние по времени жертвы репрессий царя, упоминаемые в «Истории».

[173]Наполе: злые челюсти.

[174]Наполе: и оплаканныя.

[175]Наполе: Трогедиа есть игра плачевная, яже радостию починается и зѣло многими бѣдами и скорбми скончевается.

[176]Наполе: провлекши сквозѣ перси его.

[177]...am Магмета-паши... — Махмет-паша был великим визирем турецким в 1565—1579 гг. Его войска также участвовали в качестве подкрепления в походе Девлет-Гирея.

[178]Наполе: вмѣняютъ.

[179]«Дане убоишися... не noд безнами».—Ср.Исход.20, 4—5.

[180]«Кто отвержется... небесным». — Матф. 10, 33.

[181]«Яко твое... сила». — Матф. 6, 13.

[182]Наполе: Глава.

[183]...Иоанна Петровича... — Имеется в виду Иван Петрович Челяднин-Федоров, предводитель оппозиционной группировки, раскрытой в 1567 г. Точная дата его смерти неизвестна. Он был женат на вдове Ивана Осиповича Дорогобужского, погибшего в казанскомпоходе 1530 г. Курбский имеет в виду приемного сына Ивана Петровича Челяднина — Ивана Ивановича Дорогобужского.

[184]ОИоанне Шереметѣве. — Иван Васильевич Большой-Шереметев — один из выдающихся политических и военных деятелей 50-х гг. В 1564 г., подозреваемый в измене, был арестован, a затем пострижен в Кирилло-Белозерский монастырь. Казнен ок. 1573 г.

[185]Наполе: сокровище.

[186]Семенъ Яковлевичъ... — О ком идет речь, неизвестно.

[187]...именем Хозяинъ... — Хозяин Юрьевич Тютин. Казнен по неизвестным причинам ок. 1568 г. Курбский называет его подскарбием. Подскарбием в Польше и в Великом княжествеЛитовском назывались казначеи.

[188]...Хаборовъ... — Иван Иванович Хаборов, боярин и смоленский наместник, вероятно, ок. 1558 г. В 1573 г. он был еще жив, что видно из писем Ивана Грозного в Кирилло-Белозерскиймонастырь. По некоторым данным, он умер в 1581 г. Хронология Курбского таким образом и в данном случае несколько отлична от сведений других источников.

[189]Наполе: уѣздѣхъ.

[190]...Михаила Матвѣевича Лыкова... — Казнен в 1571 г. по неизвестным причинам.

[191]...Старого Сигизмунда... — Король Сигизмунд I Старый, отец Сигизмунда II Августа, на службу к которому перешел Курбский.

[192]...род Колычовых... — Неясно, кого из представителей рода КолычевыхКурбский имеет в виду. Известно, что после низложения митрополита Филиппа страшные гонения обрушилисьна его близких. Было казнено около десяти человек из рода Колычевых. См. также коммент. к Предисловию к Новому Маргариту.

[193]Василей, глаголемы Разладинъ... — Причина и дата смерти Василия Васильевича Квашнина неизвестны.

[194]...Дмитрей, no нарѣчению Пушкин...—КтотакойДмитрий Пушкин, неизвестно.

[195]...Крикъ Тыртовъ... — Казнен в конце 1572-го — начале 1573 г.

[196]...муж благоверны Андрей... — Андрей Иванович Шеин, казнен ок. 1568 г.

[197]...Дмитрей онъ... — Дмитрий Васильевич Шеин был взят в плен во время Казанскогопохода Ивана III в 1514 г. и убит.

[198]...Владимеръ... — Владимир Васильевич Морозов попал в заключение ок. 1563 г. и казнен ок. 1568 г.

[199]...Левъ... — Лев Андреевич Салтыков присоединился к опричному двору между 1567 и 1570 гг. В 1571 г. был насильно пострижен в Троице-Сергиев монастырь и затем казнен.

[200]...О Петрѣ Морозовѣ... — В октябре 1580 г. Петр Васильевич Морозов еще упоминаетсядругими источниками как живой. Вероятно, сведение о его смерти было помещено в «Истории» позже,о чем свидетельствуют и слова «ныне», «послѣди».

[201]...Игнатей Заболоцки, Богданъ и Федоси... — О их смерти ничего неизвестно.

[202]...Василѣй и другия братния... — В Синодике Ивана Грозного упоминается несколькоБутурлиных, в том числе Василий Андреевич и Дмитрий Андреевич. Неизвестно, их ли имел в виду Курбский.

[203]...Иоаннъ Воронцовъ... — В 1567 г. Иван Федорович Воронцов уже был опричником. Казнен в 1571 г. или немного позже.

[204]...роду великих Сабуровых... — Тимофей Иванович Сабуров, сын Ивана ЮрьевичаСабурова, брата Соломонии Сабуровой.

[205]...Андрѣй... и братъ его, Азарий... — Андрей Федорович и Азарий Федорович Кашкаровы были казнены, вероятно, в 1566 г. Андрей Федорович помогал Тимофею Тетерину совершить побег в Литву, что, возможно, и послужило причиной его смерти.

[206]...Василей и Григорей, глаголемы Тетерины... — Вероятно, родственники бежавшего в Литву Тимофея Тетерина.

[207]...Данила Чюлкова... Феодора Булгакова... — Кто такие Даниил Чулков и Федор Булгаков, точно неизвестно.

[208]...Федор Басманов, яже последи зарѣзалъ рукою своею отца своего Алексѣя... —Семейство Басмановых играло значительную роль в опричнине. Когда произошло убийство АлексеяБасманова его сыном Федором, одним из наиболее приближенных к царю опричников, неизвестно.

[209]...Григорея Степанова... — Григорий Степанович Сидоров еще упоминается как живой между 1563 и 1567 гг. В это время он нес службу в рязанских городах Пронске и Михайлове.

[210]...Андрѣй Мещерски и князь Никита, брат его, и Григорей Иоановъ, сынъСидорова... — Кто такие Андрей и Никита Мещерские, Григорий Иванович Сидоров, неизвестно.

[211]...Андрѣй, no наречѣнию Аленкинъ...—Сообщение Курбского о смерти князя АндреяФедоровича Аленкина не подтверждается другими источниками.

[212]... Сабуровых... Сарыхозиныхъ... — О родах Долгово-Сабуровых и Сарыхозиных известно очень немногое. Известен Марк Сарыхозин, бежавший с Курбским в Литву (см. ПосланиеКурбского Марку Сарыхозину).

[213]Наполе: области.

[214]...Михаилъ Морозовъ... — Михаил Яковлевич Морозов был казнен летом 1573 г. Скорее всего, «История» была дополнена сообщением о его смерти позже ее написания.

[215]...рекше... землях сущих. — В рукописи пропущено. Восстанавливается по изданиюКунцевича.

[216]...Афонасия... — Афанасий оставил митрополичью кафедру в мае 1566 г. и удалился в Чудов монастырь.

[217]...благовременне... налѣжати... — Ср. 2 Тим. 4, 2.

[218]Наполе: на лжесловия.

[219]Наполе: мучителемъ.

[220]Наполе: змию превеликому.

[221]Наполе: Яко святый Герасим аргументует или свидѣтелствуетъ о святой первомученицѣ Феклѣ тому подобно, иже ея ѣсть и медвѣди устыдѣшася и почиташа ее, чрез естество в кротость преложишися, и прочее.

[222]Наполе: точена.

[223]...глаголемомъ Слободе... — Александровская Слобода, ныне г. Александровск под Москвой, центр опричнинного правления и резиденция Ивана Грозного после оставления им Москвы.

[224]Наполе: не рукоположени.

[225]Наполе: тунеядцы.

[226]Наполе: шуты.

[227]...Германъ... — Герман Полев был архиепископом Казанским с марта 1564 по ноябрь 1567 г. Никаких сведений о том, что он был митрополитом, а затем убит, не сохранилось.

[228]...Пимина. — Во время похода на Новгород Иван Грозный обвинил новгородскогоархиепископа Пимена в предательстве и в подготовке города к сдаче его полякам. Пимен был отправлен в Москву и умер в 1571 г. Здесь, как и в некоторых других случаях, когда речь идет о событиях, которые произошли после бегства Курбского в Литву, его информация бывает не всегда точной.

[229]...Андрѣй, глаголѣмы Тулуповъ... — Князь Андрей Васильевич Тулупов-Стародубскийбыл казнен в Новгороде в 1570 г.

[230]Наполе: пут водный.

[231]...другаго архиепископа... — Имеется в виду преемник Пимена Леонид. Разные источники дают противоречивые сведения о времени возведения его в сан и о его смерти.

[232]...Корнили-игумен... — Настоятель Псково-Печерского монастыря. Корнилий был послан жителями Пскова встречать Ивана Грозного на подступах к городу с просьбой не разорять его подобно Новгороду. Был казнен в феврале 1570 г. одновременно со старцем Вассианом Муромцевым.

[233]...мнихъ... Васьян именемъ... — Старец Псково-Печерского монастыря Вассиан Муромцев. Курбский познакомился с ним, вероятнее всего, в ходе Ливонской войны и состоял с ним в переписке (см. три Послания Курбского Вассиану Муромцеву).

[234]Наполе: Како Христа, сѣдяща одесную Отца, здѣ мучима быти, глаголешь? Тако воистинну: егда церковь от мучителей гонимо бываетъ, тогда Христосъ, приемлющи сам терпѣти, исповѣдуется: «Сауле, рече, Сауле, почто мя гониши?»

[235]Наполе: Разсмотряй здѣ прилѣжнѣе и читай златыми усты толкованы Пауловы словеси. К коринфом в Первомъ послании о том бѣсѣдуетъ, во нравоучении 33-м бесѣды пространнѣйше о вложенномъ в нас от Бога естественнаго закона любви соблюдении, яко к родителемъ и ближним сродником и ко южикомъ простиратися сродною любовию подобает. И тамо узришь, читателнику, и вѣру имѣшь не туне мя плачущи и рыдающи о семъ.

[236]Наполе: В яковый ров человѣческий род Дияволъ вверже со своим таинникомъ, зри здѣ. Се маньяков или похлѣбников плоды полѣзны таковы.

[237]...враговъ... благословляти... — Ср. Матф. 5, 44; Лк. 6, 27.

[238]...а ни небомъ... не клятись. — Ср. Исход. 20, 7; Матф. 5, 34—36; Иак. 5, 12.

[239]Наполе: на Студеномъ.

[240]«Аще... талантов». — Матф. 18, 23—25.

[241]...прахъ... на него... — Ср. Матф. 10, 14; Мр. 6, 11; Лк. 9, 5.

[242]«He убивай... еже хощешъ!» — Ср. Деян. 16, 27.

[243]«Удаляясь... его». — Пс. 54, 8—9.

[244]...яко Тимофей к Павлу... — Ср. I Солун. 3, 6.

[245]...Метофрастъ... — Симеон Метафраст — византийский агиограф IX в., прославившийся своей работой по сбору и переработке житий святых. Курбский не раз вспоминает этого писателя в своих сочинениях и цитирует их в собственном переводе. Им был составлен сборник житий из выполненных им же переводов из Симеона Метафраста (см. Предисловие к СимеонуМетафрасту).

[246]...ребра северовы... — Ср. Пс. 47, 3.

[247]«Аще кто... не ястъ»... — 2 Солун. 3, 10.

[248]«Руце... со мною». — Деян. 20, 34.

[249]...бѣзверников ради... — Ср. I Кор. 14, 22.

[250]...Артеми премудры... — См. Послание Курбского Марку Сарыхозину.

[251]Наполе: хуление.

[252]...восторгающе... плевелы... — Ср. Мф. 13, 25.

[253]Наполе: мучителей.

[254]Наполе: лжещиваний.

[255]...Феодоръ Ростиславичъ Смоленский... — Родоначальник князей ярославских и смоленских, похоронен в Спасском монастыре в Ярославле.

[256]Наполе: О вѣнчанию царском.

[257]...противъпсаломъ... — Искаженная форма слова «протопсалтис» — цер-ковная должность.

[258]Наполе: Той святый Димитрий, яже князя Константина от многолѣтныхъ его веригъсвободилъ, имиже был связан по рукамъ и ногам, и иссохшие ему руцѣ прикосновением своим исцѣлилъ, яко и здѣ уже князь, ехал уже во свое отечество, зѣло святаго о семъпрославлялъ и почесть и любовь к нему велию имел даже до преставления своего.

[259]«Коль... креститись!» — Ср. Мф. 20, 22; Мр. 10, 39.

[260]Тѣлесные...от Духа... — Ср. Рим. 8, 5.

[261]Наполе: жестокие.

[262]Наполе: иконоборцы.

[263]«Убояшася... страха». — Ср. Пс. 8, 5.

[264]Наполе: не в Дионисову.

[265]Наполе: имѣете.

[266]«Блажен... воскресению». — Апок. 20, 6.

[267]«Яко бо... Христосъ». — Ср. Прем. 5, 1.

[268]...«восхищенныи... будутъ». — Ср. I Сол. 4, 17.

«История о великом князе Московском» — один из значительнейших памятников русскойпублицистики второй половины XVI в., а также важнейший источник для русской историографииэпохи царствования Ивана Грозного.

В жанровом отношении «История» неоднородна. В ее составе можно выделить несколькостилистически отличных друг от друга частей — прежде всего единое сюжетное повествование об Иване Грозном, которое сам Курбский назвал «кроникой», и мартиролог погибших от рук тирана мучеников.Внутриже этих двух основных частей обнаруживаются еще более мелкие повести (например о взятии Казани, о Ливонской войне, о Феодорите Кольском и др.). Жанрово-стилистическая неоднородность сочинения, скорее всего, свидетельствует о том, что в окончательном виде оно сложилось из написанных в разное время, фактически не зависимых друг от друга отдельных частей.Впрочем, объединяются эти части одной темой — царствованием Ивана Грозного, и одной задачей — развенчать царя-злодея. «Кроника» была написана, вероятно, вскоре после полученияКурбским Первого послания Ивана Грозного. В ней заметно стремление автора обосновать необходимость и оправдать свой отъезд из Московского государства. Объясняя эту необходимость с рациональной точки зрения, Курбский одновременно объясняет рационально (или старается объяснить) происходящие в стране события. Вторая часть произведения, в которой повествуется «о побиении боярских родов», в сущности, представляет собой мартиролог «новоизбиенных мучеников». Стиль повествования Курбского в этой второй части становится более экспрессивным, a характеристики царя более резкими и однозначными. В первой части он старался ограничитьсяконстатированием фактов, а если и позволял себе оценки, то уравновешенные и в какой-то мере объективные;во второй же части он обрушивается на царя с суровыми упреками и обвинениями, называет его «сыном Сатаны», «дивом», апокалиптическим«зверем». Такое резкое изменениеотношения к царю можно объяснить, вероятно, тем, что вторая часть «Истории» была написана уже в разгар опричного террора и отразила реакцию Курбского на политику царя. В окончательном виде «История» сложилась, скорее всего, в первой половине 70-х гг. и, по мнению некоторых исследователей, имела целью дискредитироватьИванаГрозного как претендента на польский престол во время бескоролевья в Речи Посполитой в 1573 г.

Создавая свое сочинение, Курбский обнаруживает великолепное знание СвященногоПисания, сочинений древних отцов церкви (что особенно будет заметно в его переписке с многочисленнымикорреспондентами). Текст сочинения свидетельствует также о знакомстве Курбского с такими источниками, как «русские летописные книги» (имеется в виду, скорее всего, «Летописец начала царства»), космографии, «Хроника» Сигизмунда Герберштейна.

«История» является важным этапом в развитии русской историографии. Она одной из первых знаменует собой ее переход к тематическому принципу разделения повествования в отличие от традиционного погодного. Отказ от погодного разделения повествования был характерен и для других сочинений того времени (например тот же «Летописец начала царства», «Казанскаяистория»), но «История о великом князе Московском» отличается от других сочинений тем, что она подчиняется единой цели. Курбский не столько писал историю царствования Ивана Грозного, сколько стремился объяснить превращение Ивана в кровожадного тирана.

«История о великом князе Московском» написана на московском варианте церковно-славянского языка и включает в себя при этом большое число полонизмов и западнорусизмов, известных в обиходе жителей западнорусских областей. Многие из них не были знакомывеликорусскому читателю, так что, возможно, уже сам автор снабдил их переводами-синонимами в самом тексте или на полях рукописи (глоссами). Часть таких пояснений добавлена переписчиками «Истории».

Церковнославянский язык избегал всяких иноязычных заимствований, ограничиваясьтеми грецизмами, какие попали в него в первоначальную эпоху славянской письменности при переводе с греческого основной массы христианских сочинений. Поэтому обильное включениеполонизмов в текст «Истории», вызванное известными историческими обстоятельствами,придает стилю произведения несколько макаронический характер. В этом отношении «История» напоминает и как бы предсказывает сходные по стилистике произведения Петровской эпохи.

Стилистическое своеобразие «Истории» было учтено и в какой-то мере воспроизведенона современном русском литературном языке. Именно поэтому слово «скарбии» (пол. skarb) переведено не «богатство», а «капитал»; слово «старожитный» (пол. starozythy) переведено не «древний», а «античный»; слово «зацный» (пол. zacny) переведено не «благородный», а «аристократический» и т. п. Подобным же образом пришлось перевести некоторые вычурные грецизмы, почти не известные другим литературным произведениям эпохи: так, слово «стратилатъ» в языке XVI в. занимает такое же возвышенное положение, как слово «стратег» в современномязыке.

Однако для многих подобных слов не удалось подобрать в современном литературномязыке такие семантические соответствия, которые бы обладали при этом особой стилистическойхарактеристикой, так что слово «печенегъ» из пол. pieczeniarz (от глагола ріес — печь, стряпать) переведено «прихлебатель» («клиент» в данном случае было бы слишком большой натяжкой), «мѣсто» из пол. miasto переведено нейтрально «город» и т. п.

Известно более 70 списков «Истории», существующих в четырех редакциях: Полной, Сокращенной, Краткой и Компилятивной. Более половины всех известных списков относится к Полной, наиболее близкой архетипу редакции. Самые ранние списки датируются первой половиной XVII в. Текст «Истории» публикуется по списку Полной редакции первой трети XVII в. (ГПБ, собр. Погодина, 1494) с исправлением нескольких испорченных или явно ошибочных мест по изданию Г. 3. Кунцевича (Сочинения князя Курбского. Т. I. Сочинения оригинальные (РИБ. Т. XXXI). СПб., 1914). Глоссы, помещенные на полях рукописи, издаются в древнерусском тексте и в переводе в подстрочных примечаниях. Соответствующие места текста имеют цифровые обозначения.